Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Русскоязычная фантастика
      Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Хождение за три мира -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -
? - спросила Галя. Я молчал. - Я сейчас видела Ольгу. Она поехала домой и ждет тебя к ужину. Говорила, что вы собираетесь на ленинградский балет. Я молчал. - Что это за штучки? Ленку разыгрываешь. Зачем? Я не мог найти слов для ответа. Все рухнуло. Какие об®яснения могли бы удовлетворить их? Правда? Но кто в моем положении отважился бы на это? - Лена говорит, что ты болен, - продолжала она, пытливо меня разглядывая. - Может быть, правда болен? - Может быть, правда болен, - повторил я. Я не узнал своего голоса - таким чужим и далеким он мне показался. - Ну что ж, - прибавил я, - извините. Я, пожалуй, пошел. - Куда? - встрепенулась Галя. - Одного не пустим. Я отвезу тебя домой. - Она выглянула в окно. - Вон и такси мое стоит. Ленка, добеги. Может быть, успеешь задержать. Мы остались одни. - Что все это значит, Сергей? Я ничего не понимаю. - Я тоже, - сказал я. - А все-таки? - Ты, кажется, физик, Галя? - бросил я наудачу. Она насторожилась: - А что? - Ты имеешь представление о множественности миров? Сосуществующих рядом миров? Одновременно загадочно далеких и удивительно близких? - Допустим. Есть такие гипотезы. - Тогда допустим, что один из смежных с нами миров подобен нашему. Что в нем тоже есть Москва, только чуть-чуть другая. Может быть, те же улицы, только иначе орнаментированные. Иногда те же дома, только с другим номерным знаком. Что там есть и ты, и я, и Лена, только в других отношениях... Она все еще не понимала. Но мне уже давно надоел мой предшествовавший душевный маскарад. Я отважился: - Допустим, что в той, другой Москве тебя зовут не Галя Новосельцева, а Галя Громова. Что вот из этой комнаты шесть лет назад мы с тобой пошли в загс. А сейчас произошло чудо: я переменил оболочку... заглянул в ваш мир. Вот тебе и дьявольщина для наших ограниченных умишек. Она глядела на меня уже с испугом. Вероятно, думала, как и Ленка: внезапное помешательство, бред. - Ладно, покончим с этим, - скривился я. - Вези куда хочешь, мне все равно. И не пугайся: ни душить, ни целовать тебя не буду. Вон уже Ленка рукой машет. Пошли. КТО ДЖЕКИЛЬ И КТО ГАЙД? Галя, должно быть, и в этом мире обладала той же выдержкой. Минуту спустя она уже успокоилась. - Надеюсь, мы не будем при шофере заниматься научной фантастикой? - спросила она, подходя к машине. - А ты считаешь, что научной? - не утерпел я. - Кто знает! На лице ее я не читал ничего особенного. Обычное поведение умной женщины, Галино поведение с чужими, но небезынтересными ей людьми. Внимательные глаза, уважительный интерес к собеседнику, бессознательное кокетство, насмешливость. - Почему у вас памятник Пушкину посреди площади? - спросил я, когда мы проезжали мимо. - А у вас где? - На бульваре. - Врешь ты все. И о загсе соврал. И почему шесть лет назад? - Судьба, - засмеялся я. - Где я была шесть лет назад? - задумчиво проговорила она. - Весной - в Одессе. - И я. - Что ты врешь? Ты же не поехал с нами. - Это я у вас не поехал, а у нас - наоборот. - Стран-но, - по слогам сказала она и прибавила, критически посмотрев на меня: - А ты не производишь впечатления больного. "Приятно слышать", - хотел сказать я, но не сказал. Черный шквал ударил мне прямо в лицо. Все потемнело. - Что с тобой? - услышал я испуганный крик Гали и ее же торопливые, взволнованные слова: - Голубчик, остановите где-нибудь у тротуара. Ему плохо... ...Я открыл глаза. Колдовской туман все еще клубился в машине. Из тумана глядело на меня лицо женщины. - Кто это? - хрипло спросил я. - Тебе плохо, Сережа? - Галя? - удивился я. - Как ты здесь очутилась? Она не ответила. - Что-нибудь со мной случилось там... на бульваре? - спросил я и оглянулся. - Случилось, - сказала Галя. - Поговорим потом. Можешь ехать домой или нужен врач? Я потянулся, тряхнул головой, выпрямился. Можно было явно обойтись без врача. Пока мы ехали, я рассказал Гале, как я шел по Тверскому бульвару, как закружилась у меня голова и как я в лиловом тумане пытался разговаривать сам с собой. - А потом, - неожиданно заинтересовалась Галя - до этого она слушала меня не то недоверчиво, не то равнодушно, - что было потом? Я недоуменно пожал плечами. - Не помнишь? - Не помню. Я действительно ничего не помнил и только по возвращении узнал от Гали о том, что произошло у нее дома. - Бред, - сказал я. Галя, с ее любовью к точным формулировкам, сейчас же поправила: - Если бред, то очень последовательный. Как хорошо отрепетированная роль. Так не бредят. И потом, бред - это симптом болезни, а ты не производил впечатления больного. - А обморок на бульваре? - вмешалась Ольга. - И в такси? Она как врач искала медицинских об®яснений. Но Галя по-прежнему сомневалась: - А что же между обмороками? - Какое-то сомнамбулическое состояние. - Что я, лунатик? - обиделся я. - Если это сон, то наяву, - насмешливо уточнила Галя. - И потом, мы видели этот сон, а не он. Кстати, о снах: ты все еще видишь их? - При чем здесь сны? - буркнул я. - Я был в обмороке и никаких снов не видел. Я хорошо понимал, что Галина никого не мистифицирует. Поэтому ее рассказ о моих похождениях в сомнамбулическом состоянии - пришлось все-таки прибегнуть к такой оценке моего поведения - меня сильно встревожил. Я никогда не падал в обморок, не гулял по карнизам в лунные ночи и не терял памяти. Но разумных об®яснений случившегося найти не мог. - Может быть, гипноз? - предположил я. - А кто это тебя загипнотизировал? - поморщилась Ольга. - И где? В редакции? На бульваре? Чушь! - Чушь, - согласился я. - А ты, случайно, не пишешь фантастической повести или романа? - вдруг спросила Галина. - Твое довольно толковое сообщение о множественности миров меня даже заинтересовало... Понимаешь, Ольга, - засмеялась она, - два смежных мира в пространстве, как подобные треугольники. И там, и здесь - Москва; и там, и здесь - Сергей Громов. Только тебя нет. Там он на мне женат. - Так тайное становится явным, - пошутила Ольга. - И сомнамбула, конечно, это гость из другого мира в Сережкином обличье? - Он мне так и об®яснил. Москва, говорит, такая же, только немножко другая. Памятник Пушкину у нас на площади, а у них на бульваре. Я чуть не расхохоталась. Ольга почему-то задумалась. - А знаешь, что можно предположить? - оживилась она: ей все-таки очень хотелось найти разумное об®яснение, как и мне. - Сережка ведь знал, что памятник когда-то перенесли? Знал. Так, может быть, такая записанная в мозгу информация и определила этот бред? Возбуждение, сигнал - и пожалуйте: миф о смежном и подобном мире. У меня эти рассуждения вызвали только досаду. - Слушаю вас, и уши вянут. Какой-то новый вариант стивенсоновской сказки. Прямо доктор Джекиль и мистер Гайд. Только кто Джекиль и кто Гайд? - Ясно кто, - отпарировала Галя, - себя-то ты не обидишь. Ольга не поняла: - Вы о ком? - Оленька, - сказал я, - это агенты международного империализма, переброшенные к нам на самолете без опознавательных знаков. - Я серьезно. - И я серьезно. Есть такой английский писатель, по фамилии Стивенсон. Читают его обычно в юности. Даже медики. Для них, кстати, этот рассказ почти пособие по курсу психиатрии, ибо Джекиль и Гайд - это, по сути дела, один человек, вернее, квинтэссенция добра и зла в одном человеке. С помощью открытого им эликсира, или, на языке медиков, некоей смеси сульфаниламидных препаратов и антибиотиков, благородный Джекиль превращается по ходу действия в подлеца Гайда. Изложил точно? - спросил я Галю. - Вполне. Поищи в карманах - может быть, Гайд оставил какие-нибудь следы своего превращения? Я порылся в карманах и выбросил на стол пакетик с таблетками от головной боли. - Должно быть, вот это. Я тройчатки не покупал. - Может быть, это ты ему положила? - Галя спросила Ольгу. - Нет. Наверно, это купил он по дороге домой. - Ничего я не покупал, - рассердился я, - и вообще я не был в аптеке. - Значит, это был Гайд. А других следов он не оставил? Я машинально провел рукой по нагрудному карману. - Погоди. Блокнот не на месте. - Я вынул блокнот и раскрыл его. - Тут что-то написано. Где мои очки? - Дай сюда. - Галя вырвала блокнот и прочла вслух: - "Если со мной что случится, дайте знать жене, Галине Громовой. Грибоедова, 43. Сообщите также в Институт мозга профессорам Заргарьяну и Никодимову. Очень важно". Даже подчеркнул, что очень важно, - засмеялась она. - А Галя, конечно, Громова. Я же говорю, что бред последовательный. Только почему Грибоедова? Старо-Пименовский - это улица Медведева. - А есть ли у нас улица Грибоедова? - спросила Ольга. - Я что-то не слышала. - Есть, - вмешался я. - Это бывший Малый Харитоньевский. Только такого дома там нет. Видимо, Гайд имел в виду какой-то проспект, а не улицу. - А кто это Заргарьян? - заинтересовалась Галя. - Никодимова я знаю. Это физик, и, между прочим, довольно крупный. Только он не в Институте мозга, а в Институте новых физических проблем. А кто такой Заргарьян, не знаю. - А ведь это не Сережка писал! - вдруг воскликнула Ольга. - Не его почерк... хотя у "в" такая же закорючка и палочка у "т" такая же. Посмотри. Я нашел очки и прочел запись. - Почерк-то похож. Я студентом так писал. А газетная писанина почерк испортила. Сейчас я так не напишу. Я повторил в блокноте запись. Она сильно отличалась от первой. - Да-а, - протянула Галя, - графологической экспертизы не потребуется. А может быть, почерк меняется в сомнамбулическом-состоянии? - Не знаю. Это - область психиатрии. Какое-то молниеносное психическое расстройство. Иначе я об®яснить не могу. И мне все это очень не нравится, - сказала Ольга. - Мне тоже, - подтвердила Галя. Она читала и перечитывала обе записи в моем блокноте. На лице ее отражалась не только сосредоточенная работа мысли, но и сдержанная тревога: ясный, логический ум Гали не хотел отступать перед необ®яснимым. - Ну просто об®яснить не могу. Хотя бы не научно, а только логически, житейски так сказать. Совершенно здоровый психически человек - и вдруг какая-то сомнамбула! Ну, обмороки - это понятно, врач найдет об®яснение. А бред о множественности миров - это какая-то цитата из фантастического романа. И эти просьбы о ночлеге, о крыше над головой, когда у человека собственная отдельная квартира. - Очевидно, мой Гайд искал убежища, - засмеялся я. - Не мог же он пойти в гостиницу. - Вот это мне и не нравится. Гипотеза о Гайде об®ясняет все. Но я предпочитаю иметь дело с наукой, а не с фантастикой. Хотя... здесь все фантастично. Ну, почему ты напросился к Лене? Ты же не знал, что она живет у меня. - Я и сейчас этого не знаю. Я Ленку десять лет не видал. Даже не представляю себе, как она выглядит. Моя авантюра в Галином рассказе удивила меня больше всего. Мы с Леной не встречались, не переписывались; вероятно, даже забыли о существовании друг друга. - Это его пассия? - спросила Ольга. - Мы все вместе учились еще в школе, до войны. Вместе собирались на медфак. Да не вышло: Сережка с Олегом ушли на фронт, а я предпочла физику. Только Ленка поступила на медицинский. Кажется, она действительно была влюблена в тебя. - В Олега, - сказал я. - Все девчонки за ним бегали, - вздохнула Галя, - а я самая несчастная. Выиграла и потеряла. - Она поднялась. - Мир дому сему, а мне пора. Совет детективов окончен. Шерлок Холмс предлагает экскурсию в область физики. - Психики - ты хочешь сказать. - Нет, именно физики. Я бы поинтересовалась Заргарьяном и Никодимовым и тем, что они делают в Институте новых физических проблем. - Зачем? - удивилась Ольга. - Я бы обратилась к психиатру. - А я бы к Заргарьяну. Кто такой Заргарьян? Чем он занимается? Связан ли с Никодимовым? И если связан, то в какой именно области? Ты когда-нибудь слыхал эти фамилии? - обратилась Галя ко мне. - Никогда. - Может быть, читал где-нибудь и забыл? - И не читал, и не забывал. - Вот это и есть самое интересное в твоей сомнамбулической истории. Физика, милый, физика. Институт новых физических проблем. Новых, учти! Знаешь что? - обратилась она к Ольге. - Позвони Зойке и узнай о Заргарьяне. Она всех знает. Зойке мы решили позвонить утром. ЛИСТОК ИЗ БЛОКНОТА Я сразу заснул и проспал всю ночь до утра. А сны, можно сказать, моя особенность, отличающая меня от других смертных. Галя не случайно спросила, вижу ли я сны по-прежнему. Вижу. Навязчиво повторяющиеся, почти неизменные по содержанию, странно похожие на куски видовой кинохроники. Конечно, мне снятся и обыкновенные сны, в которых все сумбурно и смутно, а пропорции и отношения искажены, как в кривом зеркале. Воспоминание о них зыбко и недолговечно, потому их всегда трудно представить я записать. Но сны, о которых я говорю, помнятся всю жизнь, и я могу описать их с такой же точностью, как обстановку своей квартиры. Они всегда цветные, и краски в них естественны и гармоничны, как в природе. Весенний луг, возникающий из ночной тьмы, цветет с такой же силой, как в жизни; а на ситцевом платье девушки, мелькнувшей в солнечном сне, запоминается даже рисунок. Ничего особенного не происходит в этих снах, они не пугают и не тревожат, но таят в себе что-то недосказанное, как частицы чужой, нечаянно подсмотренной жизни. Чаще всего это уголок незнакомого города, перспектива улицы, которую никогда не видел в действительности, но в которой все запомнилось до мелочей: балконы, витрины, липы на тротуарах и чугунные решетки я могу представить себе так же ясно, как будто видел их только вчера. Я вспоминал и прохожих, всегда одних и тех же, даже кошку, черную с белыми пятнами, перебегавшую дорогу. Она всегда перебегала ее на одном и том же углу, у одного и того же дома. Иногда я вижу себя в пассаже, крытой торговой галерее, похожей на ГУМ. Но это не ГУМ. Пассаж одноэтажен и разветвляется на множество боковых продольных и поперечных магистралей. Я всегда кого-то жду у писчебумажного магазина или медленно прохаживаюсь мимо выставки тканей, причудливо подсвеченных каким-то странным переливчатым светом. Я никогда не видел этого пассажа в действительности, но помню не только его витрины, но даже образцы товаров, высокие стеклянные своды и цветную мозаику на полу. Бывает, что сон преподносит мне интерьер городской квартиры, в которой я никогда не бывал в жизни, или идиллический сельский пейзаж. Чаще всего это дорога между голых земляных откосов, скупо поросших кое-где кустиками пыльной травы. Дорога сбегает вниз к сизой полоске воды, пестреющей золотыми кувшинками. Иногда впереди идет женщина в белом, иногда старик с удочкой, но оба они никогда не оборачиваются, и я никогда не обгоняю их. Я вижу только полоску воды, прошитую ряской и кувшинками, по почему-то знаю, что это пруд, и дорога сейчас свернет направо по берегу, и что именно здесь я бегал еще мальчишкой, хотя в реальном детстве моем не было ни этого пруда, ни этой дороги. Именно эти сны и побуждали Ольгу усомниться в моем психическом равновесии и так решительно настаивать на консультации с психиатром. Но я все же склонялся последовать совету Галины. Злополучный листок из блокнота с фамилиями Заргарьяна и Никодимова не давал мне покоя, потому что я твердо знал, что никогда, ни при каких обстоятельствах я не слыхал о них. В подсознательное же восприятие услышанного где-нибудь в метро или на улице я, понятно, не верил. Нормальная память хранит услышанное в сознании, а не в подсознании. - Хорошо, я позвоню Зойке, - согласилась Ольга. Зойка работала в Институте научной информации и, по ее словам, знала всех "крупначей". Если Никодимов и Заргарьян принадлежали к этой высоко аттестуемой категории, я в одну минуту мог получить добрый десяток анекдотов об их образе жизни. Но мне были нужны не анекдоты, а точная информация о специальности и работах ученых. Мне нужно было убедиться, что это мои Никодимов и Заргарьян. Я решил позвонить сначала Кленову, заведующему отделом науки у нас в редакции. Кленова я знал еще с фронта. - Нужна справка, старик. Точные координаты двух мамонтов: Никодимова и Заргарьяна. В трубке захохотали. - Я еще вчера подумал, что ты малость спятил. - Когда вчера? - удивился я. - Когда я тебя у Пушкина застукал. Часов в шесть. Когда о Мишке рассказал. Я облизал пересохшие губы. Значит, Кленов видел Гайда и с ним разговаривал. И ничего не заметил. Очень интересно. - Не помню, - сказал я. - Не разыгрывай. И о том, что Мишка остался, не помнишь? - Где остался? - В Стамбуле. Я же тебе рассказывал. Попросил политического убежища в американском посольстве. - С ума сошел! - Он в полном рассудке, гад. Проморгали. Говорят, чужая душа - потемки. А надо было просветить вовремя. Теперь коллективное письмо писать будем, чтобы назад не пускали, когда он на брюхе к нам поползет. Да ты что, серьезно не помнишь? - Серьезно. Вчера примерно с пяти вечера часов до десяти полный вакуум в голове. Сначала обморок, потом - что говорил, что делал - ничего не помню. Очнулся, уже когда домой привезли. Должно быть, памятка все той же контузии. Под Дунафельдваром, помнишь? Еще бы Кленову не помнить, когда мы вместе форсировали Дунай! С ним и с Олегом. А Мишка Сычук, между прочим, тоже там был, только заранее смылся в тыл: откомандировался в редакцию фронтовой газеты. Минуту, должно быть, мы оба молчали. Пережитое на Дунае не забывается. Потом Кленов сказал: - А ты бы с профессором посоветовался. Могу устроить консультацию: кой-кого знаю. - Не надо, - вздохнул я. - Ты лучше скажи, что делают в науке Никодимов и Заргарьян. - На очерк надеешься? Не выйдет. Никодимов отвечает на эти попытки по методу конан-дойлевского профессора Челленджера. Репортера "Науки и жизни" он в мусоропровод спустил. - Пусть тебя не тревожит мое ближайшее будущее. Поделись всеведением. Кто такой Никодимов? И без шуток: мне это действительно очень нужно. - Видишь ли, это физик с большим диапазоном интересов. Есть работы по физике поля. Интересовался электромагнитными процессами в сложных средах. Одно время с Жемличкой выдвинул идею нейтринного генератора. - С кем? - С Жемличкой. Чешский биофизик. - А идея? - Я профан, конечно, и слышал от профанов, но, в общем, что-то вроде нейтринного лазера, пробивающего окно в антимир. - Ты серьезно? - А что? Попахивает авантюркой? Так к этому и отнеслись, между прочим. - А Заргарьян? - Что - Заргарьян? - Идет сейчас в пристяжке с Никодимовым? - Тебе и это известно? Поздравляю. - Он тоже физик? - Нейрофизиолог или что-то вроде. В общем, телепат. - Что, что?! - закричал я. - Те-ле-пат, - назидательно повторил Кленов. - Есть такая наука - телепатия. - Сомневаюсь. Средневековьем отдает. Нет такой науки. - Ты отстал. Это уже наука. Конденсаторы биотоков и все такое прочее. Удовлетворен? - Почти, - вздохнул я. - Если пойдешь в атаку, поддерживаю духом и телом. Все, что выудишь, печатаем. А начинать советую с Заргарьяна. Он и попроще, и доступнее

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору