о не называя  имен.  Газета
обещала назвать имена и представить документальные доказательства подкупа,
если потребуют обстоятельства. Она выражала  надежду,  что  обе  сенатские
партии учтут  все  это  в  предстоящей  избирательной  кампании  и  сумеют
обойтись без мошенничества.
   Настораживало само обещание "назвать имена и представить документальные
доказательства". Какие цели  преследовал  такой  выпад?  Скомпрометировать
популистов и "джентльменов"? Зачем? Ведь у Мердока  еще  не  было  партии.
Только популистов? Это имело бы смысл, если бы он  рассчитывал  на  победу
правых: судя по осторожному выступлению "джентльменской"  газеты,  у  него
были  связи  и  в  их  лагере.  Но   почему   обещание   скомпрометировать
адресовалось деятелям обеих партий? Может быть,  это  -  угроза  возможным
соперникам, чтобы побудить их к принятию  билля  о  создании  политических
ассоциаций? Или Мердок заранее знал о  "джентльменской"  статье,  и  билль
этот уже кем-то придуман, отредактирован, и кто-то предложит его на  одном
из заседаний сената?..
   Кое-что я узнал чуточку позже.
   В комнату ко мне постучался лифт-бой и пригласил спуститься к  телефону
у стойки портье.
   - Говорит Мердок, - услышал я знакомый любезный  голос.  -  У  под®езда
гостиницы ждет фиакр. Через четверть  часа  вы  будете  в  моей  городской
"берлоге". Я угощу вас нежнейшим вудвилльским полусухим и отпущу с тем  же
кучером. Потеряете час,  не  больше.  Удружите,  мсье  Ано.  Не  огорчайте
отказом.
   Я не отказал и поехал.
   "Берлога"  оказалась  уютным  каменным  особняком  в  глубине  розового
цветника,  окруженного  декоративной  жимолостью.  Мердок,  в   элегантном
домашнем халате, встретил меня на крыльце и провел в кабинет.
   - Садитесь, Ано, - сказал он, поставив передо мной бокал вина.  -  Есть
дело.
   - Догадываюсь.
   - Едва ли. Сегодня вы вместе с  письмом  от  сенатора  получили  чистый
гербовый лист с его подписью и печатью. Туда можно вписать что угодно.
   - Вы отлично информированы, Мердок.
   Я вспомнил тихого старичка-управляющего с вкрадчивыми манерами.  Только
он один знал о нашем с Мартином от®езде и знал все: и по какой  дороге  мы
должны были ехать, и то, что мы поедем верхом. И только  через  него  Стил
мог отправить свое письмо с бланком.
   - Мы можем лишить вас этого источника информации, Мердок, - добавил я.
   - Охотно им пожертвую, - отмахнулся Мердок. - Слишком стар и не  всегда
расторопен. Но у меня есть свои люди и в отеле "Омон". Скрывать от вас это
я не собираюсь - лишний раз убедитесь в моих возможностях. И, как вы  сами
понимаете, я распорядился после вашего от®езда заглянуть к вам в комнату и
достать для меня этот чистый лист. Он мне понадобится скорее, чем вам.  Но
не пугайтесь - другие документы я приказал не трогать.  Все  останется  на
месте.
   - Чистого листа больше нет, - сказал я.
   Это было правдой. Прочитав статью "Брэд энд баттер", я вписал в него от
имени Стила просьбу к директору избирательных кампаний  партии  популистов
допустить  молодого  научного   работника   Питера   Селби   к   партийной
документации по прошлым выборам: Селби, мол, пишет  книги  о  популистской
партии и нуждается в изучении ее архивов. Ни один из документов  не  будет
вынесен из канцелярии директора, молодой ученый все просмотрит у  него  на
глазах.
   - Та-ак, - протянул Мердок. - Вы переиграли меня, Ано. Что-нибудь вроде
доверенности на ведение дел во время от®езда сенатора?
   - Допустим, - ответил я уклончиво.
   - Зря вы не взяли пять тысяч, Ано, - как бы мимоходом заметил он.
   - Почему зря?
   - Вы могли бы информировать меня о покупке голосов популистами.
   Я вспомнил статьи, опубликованные в "Джентльмене" и "Брэд энд  баттер",
и  понял,  куда  он  клонит:  скомпрометировать  популистов   и   получить
необходимые кресла в сенате - вот что нужно Мердоку.
   -  Не  будем  хитрить,  Мердок.  Не  вами  ли  инспирирована  статья  в
"джентльменской" газете?
   - Я не столь влиятелен, Ано, - усмехнулся он, -  но  соглашусь:  статья
работает на меня. Да и вам будет легче убедить Стила в поддержке  билля  о
политических  ассоциациях,  чем  о  легализации  моей   партии.   Пусть-ка
потягается с церковниками из своего лагеря!
   Я встал.
   - А ответ? - спросил Мердок.
   - Убедить сенатора в поддержке билля попытаюсь. Учтите:  не  обещаю,  а
попытаюсь. Но об агентурной информации забудьте. Я привык работать честно.
   - Учтите и вы, Ано: я человек опасный, - сказал он.
   - Я тоже, Мердок. И если  повторите  что-нибудь  вроде  обыска  в  моей
комнате, я приму свои меры.
   - Предложение принимаю.
   Мердок улыбнулся скорее сочувственно, чем враждебно.
   Простившись с хозяином, я вернулся в отель в экипаже,  который  ждал  у
под®езда.
   В  номере  сразу  же  обнаружил  следы  обыска.  Газеты  были  небрежно
отодвинуты в сторону, одна из  них  валялась  на  полу.  Заполненный  мной
гербовый лист с подписью Стила лежал поверх других  бумаг,  прочитанных  и
брошенных за ненадобностью.
   Я спустился к портье.
   - Кто-то был в моей комнате и копался в моих бумагах.
   - Это невозможно, мсье, - ледяным тоном ответил тот. - Ключ  все  время
находился у меня.
   - Поэтому я и обвиняю вас и вынужден обратиться к полиции.
   - Дежурный полицейский здесь, мсье. - Портье был по-прежнему холоден  и
невозмутим.
   Как и следовало ожидать, ничего из этой затеи не  вышло.  Портье  сумел
доказать, что в течение часа, пока меня не было в  отеле,  он  не  покидал
своего места за стойкой. Да и я  сам  не  очень-то  рассчитывал  на  успех
следствия. Серебро Мердока действовало и в отеле, и в полиции.
   Потом ко мне пришел Питер Селби, я передал ему рекомендательное  письмо
сенатора и об®яснил, что с ним делать.
   - Запомните, Пит, - сказал я, - вы  -  молодой  ученый.  Работаете  над
историей  партии  популистов  с  момента  ее  основания  -  после   победы
Сопротивления в десятом году. Большая часть книги уже написана. Сейчас  вы
подходите к истории избирательных кампаний партии,  но  изучать  документы
будете не с начала, а с конца, с последней предвыборной  кампании  -  пять
лет назад. Просматривайте все, что вам покажут, но  отбирайте  только  то,
что говорит о мошенничестве, шантаже или подкупе избирателей.
   Через день Селби принес мне первые сведения.  Оказывается,  с  текущего
счета  партии  дважды  снимались  крупные  суммы.  И  каждый  раз  -   без
вразумительных об®яснений. Только  в  одном  случае  в  ведомости  сделана
краткая пометка: "для использования в  привокзальном  районе".  Подозрения
Мартина подтверждались.
   Но что знал Стил? Об этом я и собирался спросить его во время  ужина  в
сенатском клубе...
   Клуб старомоден, как и "Омон", только все  здесь  роскошнее  и  дороже.
Если в "Омоне" бронза и медь, то в клубе серебро, если в "Омоне" плюш -  в
клубе ковры редкой ручной работы, если в "Омоне" свиная кожа на диванах  и
креслах - в клубе шелк, сукно и цветной сафьян. Камины топят не дровами, а
углем.
   В  ресторанном  зале  почти  храмовая,  величавая  тишина.  Метрдотель,
похожий на памятник, вынужденный  сойти  с  пьедестала,  подводит  меня  к
столику Стила. Стил в табачного  цвета  сюртуке,  сидит  не  один,  с  ним
элегантный господин лет сорока пяти, в начинающей входить  в  моду  черной
тройке с высоким, почти до горла, жилетом.
   - Знакомьтесь, Ано, - говорит Стил, - это мистер Уэнделл, мой партийный
и сенатский коллега, от него у меня нет секретов.
   Мы вежливо раскланиваемся.
   - Много слышал о вас, - говорит Уэнделл. - Сенатор считает, что лучшего
советника ему не найти.
   - Готов дать первый совет по службе. - Я решительно вступаю в  игру.  -
Увольте вашего управляющего имением, сенатор Стил.
   - Шуаля? - удивляется Стил. - За что?
   - Слишком многое, что он видит и знает, становится сейчас  же  известно
Мердоку.
   Стил поражен.
   - Не понимаю, Ано.
   - Кто знал о чистом гербовом листе с вашей подписью?
   - Только Шуаль.
   - Так вот, в воскресенье утром, когда я получил от вас  гербовый  лист,
меня пригласил к себе  Мердок.  По  некоторым  причинам  я  согласился  на
встречу. За час отсутствия в моей комнате произвели обыск - искали  именно
этот лист. Мердок мне сам откровенно признался.
   - Лист украли? - вскакивает Стил.
   - К счастью, нет. Чистого листа уже не было. Я вписал в  него  то,  что
никак не интересовало Мердока.
   - Какая  удача,  -  облегченно  вздыхает  сенатор.  -  Вы  спасли  меня
буквально от катастрофы. Такая бумага в руках Мердока! А  что  вы  вписали
туда?
   - Пустяк,  сенатор.  Рекомендацию  одному  молодому  ученому,  пишущему
историю популистской партии.
   - А что вам предложил Мердок?
   - Работать на него вторым Шуалем.
   - Не сомневаюсь в вашем ответе. А Шуаля уволю.
   - Может быть, и не только Шуаля, Ано? - прищуривается Уэнделл.
   - Я только приглядываюсь к людям, мистер Уэнделл.
   - Тогда приглядывайтесь поскорее, - говорит  Стил.  -  До  вудвилльской
конференции остается менее месяца. А там мы будем выдвигать  нового  главу
партии. Вист стар и ждет не дождется смены.
   - Кем вы его замените? - спрашиваю я.
   - С кандидатом вы уже знакомы,  Ано.  -  Стил  кивает  на  Уэнделла.  -
Молодой и дельный. Единственное препятствие  -  не  аграрий,  а  заводчик.
Фермеры могут не поддержать.
   - Препятствие почти устранено, Стил. Я купил половину  виноградников  у
Веррье и молочную ферму Скрентона, - смеется Уэнделл.  -  А  хозяин  везде
хозяин.
   Мимо нас  проходит  затянутый  в  черный  сюртук  старик.  Проходит  не
сгибаясь, высокий и тонкий, как трость.
   - Вист, - шепчет Стил. - Пойду  порадую  старика,  а  вы  уж  без  меня
поужинайте.
   Мы остаемся вдвоем с Уэнделлом.
   - Почему вы  заинтересовались  предвыборными  кампаниями,  советник?  -
вдруг спрашивает он.
   - Хотелось лично проверить намеки Мердока.
   - Вы им верите?
   У Стила от Уэнделла нет секретов - сенатор сам сказал.  Так  почему  бы
мне не открыть Уэнделлу то, что я узнал от Селби и Мартина? Рассказываю.
   - Стилу вы еще не говорили об этом? - задумчиво произносит Уэнделл.
   - Пока нет.
   - Так воздержитесь. Не стоит огорчать старика. А о  снятии  с  текущего
счета партии крупных сумм Мердок знать не может. Но несомненно, что у него
свои люди и в директорской канцелярии. Мердок - человек опасный.
   - Он сам этим хвастает, - говорю я.  -  И  станет  куда  опаснее,  если
пройдет билль о политических ассоциациях.
   - Вы еще новичок, советник. Но у вас хороший  политический  нюх.  Билль
пройдет, не пройдет Мердок.
   - У него есть шансы.
   - Он погрязнет в том, в чем сейчас обвиняет популистов. Начнет  скупать
голоса. И неизбежно будет скомпрометирован.
   - А до этого скомпрометирует нашу партию.
   - Сомневаюсь. Он только  пугает  нас  в  преддверии  билля.  Билль  ему
нужнее.
   - Но у него есть и непродажные голоса.
   - Сколько? Десяток тысяч "профессионалов" с большой дороги?  Сколько-то
лавочников. Сколько-то моих друзей, фабрикантов. Ну, проведет он  в  сенат
горсточку реставраторов. А у нас  одних  фермеров  более  полумиллиона.  А
ремесленники? А батраки? А издольщики? А  часть  рабочих,  которая  всегда
идет с нами? Правда, уйдут от нас католики и евангелисты.  Но  почему  они
будут блокироваться  не  с  нами,  а  с  "джентльменами"?  Не  убежден.  И
трудовики  охотно  отдадут  нам  свои  голоса,  если  мы  станем   чуточку
прогрессивнее наших соперников. Придется в чем-то уступить левым. Расширяя
промышленность, нельзя забывать и о рабочих руках.
   - Значит, вы думаете о расширении промышленности?
   - И я не одинок в этом намерении... - Уэнделл встает. - Жаль,  что  мне
надо идти.  Хотелось  бы  поговорить.  И  не  раз.  Не  возражаете?  Тогда
инициативу беру на себя.  А  сейчас  взгляните  вон  на  того  невзрачного
блондина в черном свитере у стойки бара.  Единственный  человек,  которого
пускают в клуб в рабочей куртке и  без  галстука.  Видите?  Если  вы  даже
только поверхностно заинтересовались политикой, я вас с ним познакомлю.
   Так состоялось мое знакомство с Донованом, бывшим литейщиком, позднее -
старостой цеха металлургов, а теперь - сенатором,  депутатом  от  восьмого
кантона Города.



        9. БИЛЛЬ

   Прошел месяц со дня нашего последнего разговора с Мартином:  он  был  в
длительной командировке от  редакции,  раз®езжал  по  городам  и  поселкам
периферии.  Сейчас  он,  задрав  ноги,  лежит  у  меня  на  диване.  Ночь.
Электричества ночью в отеле нет, светят лишь пылающие  дрова  в  камине  и
свечи в канделябрах. Мартин встает, берет один  из  них  в  руки,  и  свет
падает на его похудевшее, небритое лицо.
   - Древняя штучка, - говорит  он,  ставя  канделябр  на  камин.  -  Чур,
рассказывать тебе первому.
   Мне действительно рассказывать первому  -  так  мы  условились  еще  до
от®езда Мартина.  А  рассказать  есть  о  чем.  Например,  о  популистской
конференции в Вудвилле, сменившей главу партии. Прошел  Уэнделл  -  как  и
предполагалось,  не  очень  охотно  поддержанный  фермерами.  Но  все-таки
прошел: сказалось влияние Стила в партийных верхах и тактика "Сити  ньюс",
купленной Уэнделлом у ее владельцев. Предвыборная кампания уже началась, и
хотя в сенате все пока еще оставалось по-прежнему, но повсюду  говорили  о
билле, который вот-вот будет принят сенатом.
   - А как относится к биллю Стил? - спрашивает Мартин. - И кстати, что ты
у него делаешь?
   - Ничего. Должность фиктивная. Знакомлюсь  с  окружающими  его  людьми.
Именно то, что мне  и  нужно.  А  к  биллю  он  относится  отрицательно  -
вероятно, будет голосовать против. Я передал ему  слова  Уэнделла,  но  он
промолчал. В правительстве, думаю, единого мнения нет.
   - Скажи мне, наконец, где сенат и где правительство? И что есть что?
   - "Что есть что" просто и схематично. В сенате  шестьдесят  два  места.
Победившая партия образует кабинет министров,  по-здешнему  -  секретарей.
Глава   партии   -   он   же   премьер-министр,   одновременно    ведающий
государственной собственностью - казной,  железными  дорогами,  рудниками.
Четверо остальных секретарей представляют кто - администрацию Города,  кто
- промышленность и торговлю, кто - сельское хозяйство,  а  кто  -  цеховые
организации, по-нашему профсоюзы. В сенате они голосуют,  в  правительстве
действуют. Сущность капиталистической системы везде одинакова.
   - А что изменит билль?
   - Только внесет разлад в систему управления.
   - Значит, комми отколются?
   - Оставь свой жаргон, Мартин. Противно  слушать.  И  повторяю:  не  ищи
земных аналогий.  Коммунистической  партии  здесь  нет.  Рабочее  движение
только  еще  приобретает  организованный   характер   -   мешают   цеховая
раздробленность и промышленная отсталость. Но уже нарождается что-то вроде
социал-демократии марксистского типа.
   - Донован? - улыбается Мартин. - Нашел-таки?
   Я раздумываю, говорить или  не  говорить  Мартину  о  моих  встречах  с
Донованом. Первая была, пожалуй, наиболее примечательной...
   Мы стояли у стойки бара, уже без Уэнделла, критически рассматривая друг
друга.
   - Интересно, чем это я мог заинтересовать вас? -  спросил  Донован.  Он
был серьезен и холоден.
   - Мне нравятся ваши выступления в сенате, - ответил я.
   - И мой билль против цеховой раздробленности за всецеховое  об®единение
с единой экономической программой?
   - Иначе, за единый профессиональный союз?
   - Несколько  непривычно  звучит,  но  можно  назвать  и  так.  За  него
голосовали шесть депутатов из шестидесяти.
   - Будь я в сенате - я был бы седьмым.
   - Интересно, - сказал Донован. - Вы и газету нашу читаете?
   - Конечно.
   - И точку зрения ее разделяете?
   - Вполне.
   - Тогда почему вы работаете у Стила?
   - Потому что отцы наши были  друзьями  и  участниками  Сопротивления  в
десятом году. Со Стилом мы случайно встретились. Его поразило мое сходство
с отцом. Предложил работу. Я согласился,  предупредив,  что  я  новичок  в
политике и только пытаюсь ее осмыслить.
   - Ну и как - осмыслили?
   - Кое-что. Уэнделл, например, прогрессивнее Стила, так как  стимулирует
развитие производительных сил, а Стил тормозит его.
   Если  я  и  хотел  удивить  Донована,  как  удивил   Мердока,   земными
политическими формулировками, то мне  это  явно  не  удалось.  Донован  не
удивился, только заметил:
   - Вы обманули Стила, Ано, сказав ему, что  вы  новичок  в  политике.  Я
думаю, вы знаете даже больше меня.
   На другой день за завтраком в том же сенатском клубе он мне сказал:
   - Не экзаменуйте меня, Ано. Все, что вы говорите  о  классовой  борьбе,
мне уже давно ясно. Но второй революции может и не быть. Не исключено, что
мы придем к власти парламентским путем, когда  большинство  народа  поймет
наконец необходимость социалистических преобразований.
   Так рассказывать обо всем этом Мартину или нет? Решаю не  рассказывать.
Наверняка скажет: пропаганда. А интересует его только  билль,  открывающий
Мердоку двери в сенат.
   - Пройдет или не пройдет?  -  гадает  он.  -  Мердок  не  только  будет
покупать голоса - он немало получит даром. Подсчитай избирательные ресурсы
Мердока. Я об®ездил по крайней мере два десятка поместий, не считая мелких
ферм. Это уже не десятки голосов, а тысячи - вместе с хозяевами за Мердока
будут голосовать и все от них зависящие. А ведь раньше они  голосовали  за
популистов. Откуда же перемены? От страха. Все чем-то напуганы, подавлены,
взвинчены.  И  все  молчат.  "За  кого  голосуете?  -  спрашиваю.   -   За
популистов?" Мнутся. "Есть еще время подумать", - мямлит один.  "А  может,
попробую хлеба с маслом", - намекает другой, да не дерзко намекает, а явно
с испугом. Только одна вдова, владелица нескольких тысяч акров земли, была
достаточно откровенной. "Я всегда голосовала за Стила, но сейчас  это  мне
будет стоить не меньше миллиона  франков".  Оказывается,  к  ней  заявился
бородатый верзила с пистолетом за поясом и об®явил в присутствии слуг, что
на этот раз не только ей и ее  семье,  но  и  всем  арендаторам  и  слугам
придется проголосовать не за Стила, а за реставраторов. Нет такой  партии?
Нет - так будет. А если она не послушается,  так  ей  запросто  спалят  на
полях всю пшеницу. "Вы, конечно, не напечатаете  это  в  своей  газете,  -
сказала мне мадам помещица, - я-то знаю, кому она принадлежит.  И  верзилу
знаю, и то, что он спалит мне урожай - тоже знаю. Вы, вероятно,  встретите
его по дороге и поймете, что с таким джентльменом  обычно  не  спорят".  Я
действительно его встретил. Догадываешься, кто это? Наш друг Чек Пасква.
   - Паскву придется взять под наблюдение. Найди кого-нибудь.
   - Уже нашел.
   - Кого?
   - Луи Ренье.
   Находка Мартина меня отнюдь не радует. Рискуем мы жизнью мальчишки. Луи
даже стрелять не умеет.
   - Что я мог сделать? - оправдывается Мартин. - Отыскал он Паскву где-то
в кабаке и нанялся в банду, со мной не посоветовался. А  Пасква  почему-то
согласился, хотя и видел, что это жеребенок. Оставил его при себе -  якобы
для поручений. Луи считает, что он нужен Чеку для наблюдений за нами.
   - Маневр Мердока. Значит, он нам не верит.
   - А мы - ему.  Обоюдно.  Кстати,  серебро  до  сих  пор  в  его  лесной
"берлоге".
   - Ты уверен?
   - Почти. Слитки в больших количествах не появлялись ни на рынке,  ни  в
ювелирных лавках. Может, пустить по следу полицию?
   Я рассуждаю. Бойль, начальник полиции Города, -  популист.  Честный.  В
какой-то мере  принципиальный.  Но  в  подчинении  у  него  слишком  много
подонков, купленных Мердоком. Да и не  только  Мердоком.  Мартин  прав:  в
Городе нарождается что-то вроде мафии. Появляются капиталы, неизвестно  на
чем взращенные. Возникают капиталисты, неизвестно что производящие. А  это
на руку Мердоку. Можно, конечно, из®ять серебро из  его  "берлоги",  Бойль
это охотно и даже умело сделает. Но не рано ли? Не лучше ли выбрать  более
под