Евгений Бенилов. "Тысяча девятьсот восемьдесят пятый" (конкурсный вариант)

Нижеследующий текст является сокращенным ва- риантом повести, подготовленным для конкурса "Тенета". Полный текст расположен здесь.



 © Copyright Евгений Бенилов
 Email: Eugene.Benilov@ul.ie
 Оригинал этого файла расположен на домашней странице автора
 Оригинал этого файла расположен на домашней странице автора



27 декабря

     Он появлялся всегда в одном и том же обличье: учтивый человек средних
лет в сером костюме и белой рубашке с галстуком. Дверь, через которую он
входил, непременно открывалась внутрь. Он всегда начинал беседу пожеланием
доброго утра -- даже если была полночь. Затем делал паузу для ответного
пожелания и вдруг, указав на книгу в руках Эрика, произносил: "Что это у вас
такое?"
     И Эрик замечал, что на обложке книги стоит дата 1971! Или, может, 1953!
А Человек В Сером Костюме доставал из серого кармана серую рацию и шептал в
нее серые невыразимые слова, делавшие возможным (и даже вероятным), что
через несколько минут придут сотрудники Комитета Политической Гигиены.
Придут и скажут Эрику: "Вы арестованы." Скажут без выражения, не вкладывая в
свои слова эмоций. Или наоборот -- трясясь от ненависти к стоящему перед
ними врагу людей. А может -- с чувстом удовлетворения от хорошо выполненной
работы. Или -- со смехом радости по поводу нежданно подвалившей удачи.
     Люди из КПГ и их слова всегда бывали разными.
     Лишь Человек В Сером Костюме и его серый костюм всегда оставались
одинаковыми. 

* * *


     Вздрогнув, Эрик раскрыл глаза и перевернулся на спину. Пружины в недрах
кровати отозвались болезненным звоном. В комнате было холодно и душно --
сочетание, означавшее, что в кондиционере нужно менять фильтр. Ветер и снег
стучались в стекло окна, светать еще не начинало. На дальнем конце постели
неясной тенью возник Кот и негромко мяукнул. "Один ты меня любишь." --
ответил Эрик. Сверкнув бездонно-зелеными глазами, зверек свернулся на одеяле в
клубок и замурлыкал. С Садовой ровным потоком просачивался гул машин.
     Эрик нашарил под подушкой будильник и поднес к глазам. Фосфоресцирующие
стрелки тускло светились в темноте -- до звонка оставалось десять минут. Он
положил будильник на кровать, медленно сел и спустил ноги на пол. Холодно ...
Гнусно ... Куда подевались очки? А-а, вот они ... Заранее зажмурившись, он
зажег бра над кроватью. Сделав щелочки в веках, встал. Где одежда?... Эрик
поежился от холода и побрел к стулу у окна ... рваная рубашка, рваные
тренировочные брюки ... Теперь что?... Он пошел на кухню и переключил
кондиционер на рециркуляцию воздуха. Поставил чайник на плиту и зажег под
ним конфорку. Намазал последний кусок хлеба последними крохами масла и
положил  сверху последний ломтик сыра. Не дожидаясь чая, стал есть. Не забыть
бы купить хлеб, масло и сыр в обеденный перерыв ... и заодно мясо, овощи и
фрукты ... и рыбу для Кота ... и новые носки ... и запасной фильтр для
кондиционера ... ха-ха-ха ... а еще сандалии на лето ...
     Засвистел чайник. Эрик выключил газ.
     Если он доживет до лета. А то ведь можно и не дожить. Ха. Ха. Ха.
     Не до конца задушенное радио шептало сводку о состоянии
Романова-старшего и здоровье Романова-младшего. Эрик плеснул сегодняшнего
кипятку во вчерашнюю заварку и налил чай -- в воздухе запахло веником.
Потрескавшийся линолеум пола неприятно холодил правую ступню сквозь дырку в
носке. Радио на стене перешло к самочувствию Романова-внука и настроению
Романова-правнука. Неслышно ступая подушечками лап, в кухню вошел Кот. Снег
и ветер кружились за окном в тщетном желании проникнуть внутрь. Чаинки
кружились в желтой металлической кружке с обколотой эмалью. Кот печально
смотрел в свою пустую миску. "Тебе утром не полагается, серый. -- напомнил
Эрик, -- Да и рыбы все равно нет." Выражение лица у зверька стало
укоризненным, но он промолчал. Негромко гудел кондиционер, воздух в
квартире стал чище и теплее. Было слышно, как в спальне надрывается оживший
будильник. Радио на стене перешло к прогнозу загрязнения атмосферы в столице
и пригородах. Вытащив из сумки вчерашний номер "Коммунистического Спорта",
Эрик пошел в туалет. Затем в душ.
     Горячие струи били в плечи. Громко гудел кран холодной воды. Мыло
выскальзывало из мокрых пальцев. Зеркало над умывальником покрылось туманом.
     Эрик вылез из-под душа и надел махровый халат. Вытер полотенцем волосы.
Побрился. Бросил трусы в стиральную машину, а рваные носки -- в мусорный бак под
кухонной раковиной. Радио на стене шептало программу телевидения на сегодня, 27
декабря 1985 года.
     Теперь что? Убрать постель. Одеться. Отнести халат в ванную. Собрать
черновики вычислений, принесенные вчера с работы, и положить в сумку.
Вставить свежий фильтр в респиратор. Что еще?
     Выбросить мусор.
     Эрик вытащил из под раковины бак -- Кот увидал его приготовления и
подошел поближе. Эрик завязал узлом горловину мусорного мешка -- зверь принял
охотничью позу: лапы полусогнуты, шерсть дыбом, хвост трубой. "Готов?" --
спросил Эрик и, резко открыв дверцу мусоропровода, бросил мешок внутрь. Бух
... бух ... бух ... -- было слышно, как мешок ударяется о стенки ... бух-х-х!
-- эхо пробежало по всем двенадцати этажам дома от подвала до чердака. Пока
Кот расправлялся с двумя успевшими выскочить тараканами, Эрик
загерметизировал мусоропровод липкой лентой. Потом замел на совок тараканьи
трупы, отнес в туалет и бросил в унитаз. "Не забудь помыть лапы." -- напомнил
он Коту, и тот послушно начал вылизываться.
     Утренние дела закончены -- можно уходить на работу.
     Эрик надел ботинки и шубу. Переключил кондиционер на малый забор
внешнего воздуха и приоткрыл дверь в туалет (для Кота). Взял, но не надел,
респиратор (в под®ездах их дома имелись кондиционеры) и вышел на лестничную
клетку. Кабина лифта пришла почти сразу -- он вошел внутрь, нажал кнопку
первого этажа и стал читать последний антиникотинный плакат старика Бромберга
из квартиры номер 5:

            Дым отечества нам сладок и приятен,
            А дым курильщика -- нет, НЕ сладок, НЕ приятен. 

Скрепя больным механизмом, кабина остановилась. "Пожалуйста, не хлопайте
дверью лифта." -- попросила вахтерша, когда Эрик хлопнул дверью лифта;
"Хорошо, не буду." -- легко согласился Эрик. Он достал из почтового
ящика свежий номер "Коммунистического Спорта", надел респиратор,
поправил на голове шапку и вышел на улицу.
     Декабрьская вьюга гуляла по пустынному двору. Вдоль тротуаров высились
сугробы. Сквозь пелену бледно-зеленого снега тускло светили желтые фонари.
Раздувшиеся от пассажиров троллейбусы с усилием ползли по заснеженной
Садовой. Верхушка четырехсотметровой башни, пристроенной в прошлом году к
Лефортовской тюрьме, терялась в мутных небесах.
     Через три минуты Эрик входил в метро. Очки немедленно запотели.
Натыкаясь на прохожих, он спустился по лестнице. Достал жетон и опустил в
турникет. На середине эскалатора сдвинул респиратор под подбородок --
дефицитные фильтры следовало экономить. На рукаве шубы таяли зеленые
снежинки. Очки постепенно распотевали.
     Станция блистала металлическими панелями и мозаиками ранней
докоммунистической эпохи. Эрик отсчитал шестнадцатую колонну, дождался поезда
и втиснулся в четвертую дверь четвертого вагона. До начала обязательной
Утренней Программы оставалось одиннадцать минут -- телевизоры, подвешенные
под потолком, смотрели на пассажиров слепо отсвечивавшими экранами. Эрик
достал из висевшей через плечо сумки "Коммунистический Спорт" и, толкая
соседей локтями, стал искать отчет о вчерашнем матче ЦСКА -- Спартак. Справа
от него пожилой дядя в очках читал "Утреннюю Правду", слева от него хихикали
две девчонки старшего школьного возраста. "Осторожно, двери закрываются. --
сказала механическая женщина из репродуктора, -- Следующая станция --
Горьковская." "Болельщики Спартака ждали этого матча с нетерпением." --
прочитал Эрик. "Не толкайся." -- недовольно пробурчал дядя в очках. "А он
что?" -- спросила одна девчонка у другой. "Следующая станция --
Площадь Свердлова." -- настаивала женщина. "Отвечай, баран, когда тебе
делает замечание пожилой и заслуженный человек." -- настаивал дядя.
"Свенсон открыл счет на тринадцатой минуте." -- настаивал Эрик.
"А я ему говорю (хи-хи-хи!), что с дураками не танцую ..." --
настаивала девчонка. "Когда ты, сукин сын, еще в мамины пеленки срал, то я
уже в Афганистане сражался и кровь за Родину проливал ..." "Осторожно,
двери закрываются. Следующая станция Новокузнецкая." "Второй период
обе команды начали в неполных составах ..." "Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
Хи-хи-хи-хи-хи-хи!"
     Пересадка.
     Поднявшись с толпой по ступеням и спустившись по эскалатору, Эрик
оказался на Калужско-Рижской линии. Поезд подошел сразу -- он втиснулся в
последнюю дверь последнего вагона. До начала обязательной Утренней
Программы оставались считанные секунды -- Эрик торопливо сложил "Спорт"
отчетом о хоккейном матче вверх. И вовремя: экраны телевизоров под потолком
вагона озарились ярко-голубой заставкой телестудии "Останкино": часы с
секундной стрелкой, подползающей к числу 12. Три, два, один ... фанфары. Все
пассажиры, включая Эрика, подняли глаза. Раздалась воодушевляющая музыка и
замелькали ободряющие кадры: крестьяне, сеящие хлеб; рабочие, кующие метал;
ученые, доказывающие теорему; врачи, анализирующие анализ. "Здравствуйте,
товарищи! -- сказал лощеный диктор, источая твердую убежденность в успехе
идей, -- Мы начинаем передачу репортажем из реанимационного оделения
Кремлевской больницы. Последними новостями о состоянии Генерального Секретаря
ЦК КПЕС, товарища Григория Васильевича Романова поделится Родион Свинарчук." В
левой половине экрана появился молодой человек в черном костюме и розовом
лице, стоявший в фойе Кремлевки. "Что нового, Родион?" -- спросил диктор,
сместившийся на правую половину. "Хорошие новости! -- лучился Свинарчук, --
Лавинное отмирание нейронов в центральной зоне левого полушария удалось
остановить!" "А ослабление деятельности гипофиза?" "Гипофизом занимается
группа академика Ватикяна -- результат обещают не позже послезавтра."
"Отлично! -- обрадовался диктор, снова появляясь во весь кадр. -- А теперь
-- новости из геронтологического отделения Кремлевки, где наблюдается Первый
Заместитель Генерального Секретаря ЦК КПЕС, товарищ Василий Григорьевич
Романов."
     Украдкой скосив глаза, Эрик опустил взгляд на зажатую в руке газету:
"На четвертой минуте второго периода спартаковцы, наконец, вышли вперед и
под сводами Дворца Спорта раздался клич ..."
     "... Молодцы геронтологи! А теперь -- краткий обзор почечной
недостаточности Второго и вялотекущей шизофрении Третьего Заместителей
Генерального Секретаря ЦК КПЕС, товарищей Григория Васильевича и Василия
Григорьевича Романовых."
     "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция -- Шаболовская."
     "... наш спецкор в Кабуле Мулдыкхан Размулдыев ознакомит нас с
достижениями Афганского Республиканского Комитета Политической Гигиены.
Раскрыт крупный антикоммунистический заговор!... Арестованы шестнадцать лиц
голландской национальности!... Из®яты десятки книг, изданных до 1985
года!... Обнаружены сотни листовок, прославляющих великодержавный
нидерландизм!..."
     "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция -- Ленинский
Проспект."
     "Что ж, молодцы гигиенисты ... Передаю слово спортивному комментатору
Владимиру Тараторину ... Здравствуйте товарищи. Болельщики Спартака ждали
этого матча с нетерпением ..."
     "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция -- Академическая."
     "... и заменили вратаря шестым полевым игроком, однако счет остался
прежним."
     "... и заменили вратаря шестым полевым игроком, однако счет остался
прежним." -- дочитав отчет, Эрик поднял глаза и стал слушать.
     "В заключение, погода. Кислотность снега 0.5%, диоксин в Москве-реке --
0.2%. Нервно-паралитическая компонента воздуха варьируется от 0.03% внутри
Садового Кольца до 0.01% в районе Измайловского Парка. Аммиак -- 0.5%.
Жителям северо-западных районов столицы синоптики рекомендуют сегодня носить
защитные очки из-за повышенной концентрации в воздухе летучих цианидов. --
диктор испустил прощальную улыбку, -- Желаю вам хорошо поработать, дорогие
товарищи."
     "Следующая станция -- Профсоюзная." -- вмешалась механическая женщина.
     Сунув газету в карман, Эрик стал пробираться к выходу. Над дверью вагона
висел плакат No 4 из серии "Товарищ, бди! Антипартиец может
оказаться твоим папой!" (пухлый румяный мальчик в клетчатых шортах
указывает пальцем на худого мужчину с подлым извилистым лицом).
     Двери с шипением раздвинулись, Эрик вышел на платформу. В ноздри ему
ударил резкий запах аммиака -- он надвинул на лицо респиратор (дышать
незащищенными легкими на неглубоко расположенных станциях не стоило). Он
поднялся по лестнице, прошел по подземному переходу и вышел на поверхность.
По Профсоюзной улице мела поземка. Угрюмые люди в тяжелых шубах роились около
автобусных остановок. Утопая по щиколотку в снегу, Эрик свернул на улицу
имени античного революционера Красикова и поплелся в направлении маячившего
вдали серого куба института п/я 534ц. Стало чуть светлее. Москва задыхалась
в зловонии собственного дыхания -- низкая пелена туч душила ее, как подушка
на лице. По извилистым кишкам города протискивались стада заляпанных грязью
машин. Через четыре минуты Эрик вошел, преодолевая встречный поток воздуха, в
фойе института. Снял шубу и повесил на вешалку в гардеробе (шапка, шарф и
респиратор засунуты в рукав). Переложил черновики с вычислениями из сумки во
внутренний карман пиджака и встал в очередь на проходную. Сзади пристроились
два сотрудника отдела обеспечения.
     "Товарищу Товсторукову -- пламенный привет!" -- "Здорово,Разгребаев."
     "Следующий!" 
     "Как дела?"- "Не жалуюсь." -- "Про Кеонджанишвили слыхал?" -- "Нет." 
     "Следующий!" 
     "Говорят, сняли его." -- "За что?" -- "Не знаю. Я думал ... 
     "Следующий!" 
     ... ты знаешь." -- "Не знаю." 
     "Следующий!" 
     Подойдя к перегородке, отделявшей вахтерскую от остального мира, Эрик
нажал кнопку против своего номера. Бамс! -- было слышно, как его пропуск,
вытолкнутый из ячейки, упал по ту сторону перегородки на стол. Из окошка,
звеня медалями за победу в Афганистане, высунулось обрюзгшее тело Ивана
Ильича. "Товарищ Иванов Э.К., -- с гнусной ухмылкой сказал вахтер, --
позвольте сумочку вашу проверить -- не несете ли опять секретных бумаг без
разрешения Первого Отдела!" Эрик молча раскрыл пустую сумку -- на лице
вахтера отразилось сначала недоумение, потом мышление и наконец прорыв. "В
карман переложил! -- догадался Иван Ильич, -- А ну, покажь карманы,
тебе говорят!" "Не имеете права. -- скучным голосом отвечал Эрик, -- Согласно
приказу No 778 от 15-го августа 1985-го года, только в присутствии
замдиректора по режиму." Лицо вахтера искривилось от ненависти: "Ишь
грамотный какой ... все крючки-закорючки знает! Спасу от вашей нации нет!... --
Эрик молча ждал. -- Тебя как по батюшке-то величать -- Клаасович?" "Вы будете
звать замдиректора, или я могу идти?" Ощерившись, вахтер сунул ему пропуск. 
     "Следующий!" 
     Эрик поднялся на 68 ступенек по пыльной боковой лестнице, прошагал 26
шагов по коридору и отпер дверь комнаты номер 452. Внутри было темно и душно
-- он включил свет и кондиционер. Сел за свой стол у окна (оказавшись к
остальной части комнаты спиной), выложил из кармана черновики и разложил их
по порядку. Позади хлопала дверь, шаркали ноги и звучали утренние
приветствия. Карандаш и резинка лежали там, где были оставлены, -- в правом
углу стола. "Кто будет пить желудин? -- раздался пискливый голос Оли
Рюмкиной, -- Поднимите руки ... раз, два, три, четыре ..." Эрик подточил
карандаш, придвинул к себе последний лист вычислений и приписал в самом
конце уравнение, следовавшее из предыдущего уравнения (следовавшего, в свою
очередь, из предыдущего уравнения; следовавшего, в свою очередь, из
предыдущего уравнения ...). "А я тебе говорил, что Спартак выиграет! --
голос Коли Хренова источал жизнеутверждающую силу, -- Не могли они не
выиграть при такой ситуации в турнирной таблице." Эрик приписал еще одно
уравнение, но, не удовлетворившись тем, как написана альфа в первом и
третьем членах (хвостик загнулся), стер все резинкой. "А если б Мотовилов
на последний минуте забил? -- возразил Толя Редькин, -- Что бы ты тогда
сказал?" Эрик переписал уравнение наново и стал обдумывать следующую
строчку. "Куда ему забить ... -- отвечал Коля Толе, -- когда у него
забивалка такая маленькая! Ха-ха-ха! Пусть он ее маленько поддрочит!...
Ха-ха-ха-ха-ха!" Эрик стал каллиграфически выводить очередную формулу.
"Мальчики, не пошлите!" -- кокетливо сказала армянская красавица
Марина, временно носившая девичью фамилию Погосян (по первому мужу --
Морозова, по второму -- Жарова).
     Время шло.

     Звонок на обеденный перерыв застал Эрика в конце четвертого листа
вычислений. С сожалением вырвавшись из потока мыслей, он встал и вышел из
комнаты. Сбежал бегом по лестнице, отстоял очередь на сдачу пропусков (Иван
Ильич наградил его обжигающим взглядом), торопливо оделся. На улице ярилась
метель, низкое серое небо прижимало город к заснеженным тротуарам.
Продуктовый магазин располагался рядом с институтом, и через три минуты Эрик
уже стоял в очереди в рыбный отдел, притиснутый чьей-то бабушкой к чьей-то
жене. Толпы людей -- прижатых друг к другу, как кильки в банке, и столь же
покорных -- одетых в тяжелую, неудобную, темных тонов одежду -- вдыхали
сквозь респираторы затхлый холодный воздух. Под закоптевшим потолком висела
угрюмая тишина, нарушаемая лишь криками продавщиц -- микрофоны, вделанные в
их респираторы, делали голоса резкими, как пение павлина. Эрик постоял минут
пять, потом отпросился у стоявшей позади бабушки сходить в молочный отдел
(плюс литр молока, плюс полкило сыра, плюс полкило масла, минус четыре
молочно-колбасных талона). Вьюга ударяла в широкие окна пригоршнями
нежно-зеленого снега. Разводы грязи на оконном стекле переплетались в
сложный геометрический узор. Оценив опытным глазом длину очереди, Эрик успел
сбегать за хлебом. И наконец, рыба: спинки минтая -- на два рыбных талона,
тушки кальмара -- на три. Помимо даров моря, в рыбном отделе почему-то
продавалось шампанское (три ликеро-водочных талона) -- что позволяло
сэкономить время на винном магазине.
     Эрик вернулся в институт за шесть минут до официального окончания
перерыва. Разгрузил добычу в стоявший в 452-ой комнате холодильник.
Спустился в кафетерий и встал в очередь. Очередь была короткая: не ходившие
за продуктами, уже пообедали, а ходившие, в большинстве своем, приносили на
работу домашнюю еду. Через двадцать минут Эрик вышел из кафетерия, унося в
желудке тяжелый, как гиря, комплексный обед.
     Не поднимаясь к себе на четвертый этаж, он прошел по тускло освещенному
грязному коридору и постучал в дверь с надписью "Лаборатория No
6". За дверью раздался голос: "Сейчас!", и стало слышно, как
кто-то возится с замком. Замок не отпирался. "Вы когда почините этот ебаный
замок?" -- громко спросил Эрик; "Ты об этом профессора Попова
спроси." -- огрызнулся голос, и дверь наконец отворилась. "Так не
запирайтесь тогда, -- сварливо сказал Эрик, заходя внутрь, -- если не можете
потом открыть!" "У тебя что -- смерть мозга наступила, как у
Романова-старшего? -- отвечал его друг Мишка Бабошин, -- Знаешь ведь, что нас
на секретность второй категории перевели." Препираясь, они проследовали
сквозь внутренний коридор мимо обитой дермантином двери с табличкой "Зав.
лаб. д.ф.-м.н. Попов З.С." и зашли в мишкину клетушку, где все было готово
для чая. "Эрька, привет! -- приветствовала Эрика их бывшая однокашница и
общая подруга Лялька Макаронова, сидевшая с чашкой в руке, -- Где тебя
носит?" На столе стоял давно обещанный Лялькой домашний пирог. "Спинку мин