- Откуда такой пессимизм, барон?
     - Сердце что-то не по-хорошему давит последние  недели,  -  признался
Гинкер. - Все уговариваю себя, что покойная бабушка тут ни  при  чем,  что
это не предчувствие, а самовнушение, да щемит по-прежнему...
     ...Дождь лил до самого вечера. Стало темнеть, пришла ночь,  а  ливень
все хлестал по крышам и кронам деревьев, по мостовой  и  дорожкам.  Сварог
долго стоял у высокого окна и смотрел, как на фоне Юпитера, размытым  алым
пятном мерцавшего сквозь облака, покачиваются черные верхушки  каштанов  в
парке. Неподалеку, в беседке, горела яркая лампа, оттуда доносились  лихие
песни - прихлебатели отыскали выброшенный Сварогом перстень, и, узнав, что
могут оставить его себе, моментально нашли дорогой безделушке  применение,
обменяв на соседний кабачок с винным погребом (хозяин коего не прогадал, а
вот  потертая  братия  совершенно  не  подумала,  что  погреб   непременно
опустеет, и очень быстро).
     В воротах маячили две закутанные в плащи фигуры - приехавшие  сегодня
дворяне встали на стражу.
     Ливень этот весьма Сварогу не нравился. Потому что ничуть не походил,
как он  выведал,  на  традиционные  зимние  дожди  -  долгие,  но  мелкие,
моросливые. Поневоле наворачивались нехорошие догадки. В такую  погоду  от
полицейских не дождешься рьяной работы,  как  ни  погоняй,  попрячутся  по
трактирам и кофейням - а стагарцы,  сказала  Мара,  обожают  смываться  от
погони с помощью подобных фокусов...
     Не зажигая лампы, Сварог  побросал  одежду  на  кресло  и  залез  под
одеяло, натянув его до горла. Заноза в сердце  ныла  по-прежнему,  тупо  и
назойливо. Никто больше, кроме него, не комплексовал и  не  печалился,  он
тоже старательно пытался махнуть на все рукой и забыть,  но  что-то  плохо
получалось. А две  его  боевых  подруги,  чтоб  им  провалиться,  смешливо
переглядывались за ужином и о чем-то шушукались весь вечер.  Подыскать  бы
вместо них еще парочку капралов... Он уже видел  в  наплывавшей  полудреме
двух немногословных, видавших виды мужиков, одного  в  кирасе,  другого  в
кольчуге...
     Вздрогнул и открыл глаза.  За  приоткрытым  окном  шумела,  плескала,
хлюпала вода, а в полумраке к нему подступали две смутно белевших  фигуры.
Сварог дернулся было, но фигуры с визгом и хохотом с размаху бросились  на
постель, одеяло улетело куда-то, и тут же выяснилось,  что  ночные  гостьи
вполне материальны. Он и без  того  давно  убедился,  сколь  решительны  и
напористы эти особы в достижении  поставленной  цели  -  но  это  уж  было
чересчур...
     - Как это все понимать? - Он изо всех сил старался держаться сурово и
серьезно, но трудно оставаться суровым, когда тебя  бесцеремонно  щекочут,
вольничая невероятно рискованно и беззастенчиво.
     - Как обдуманное нападение, - промурлыкала ему на ухо  графиня.  -  В
нашем маленьком войске наметилась глупая напряженность, и я спешу погасить
ее в зародыше - так решил военный совет из двух крайне расположенных к вам
и совершенно не ревнивых красавиц. Другого способа вернуть вам  утраченное
душевное равновесие мы просто не видим. Разумеется,  вы  вправе  орать  на
весь особняк, что вас насилуют...
     И   за   него   принялись   обстоятельно,   нежно,   целеустремленно.
Действительно, глупо было бы созывать  воплями  лакеев,  однако  советское
воспитание - вещь упрямая, и он какое-то время отстранялся, чувствуя  себя
конфузливой невестой во  время  энергично  протекавшей  брачной  ночи,  но
вскоре мужское начало взяло верх. Когда нежные женские губы ласкают шею, а
другие, щекоча кожу быстрыми поцелуями, решительно  продвигаются  вниз  по
незащищенному кольчугой животу, советским человеком  остаться  невозможно.
Тем более - лихому барону из Пограничья.
     Словом, настоящим мужиком себя чувствуешь, когда сумасшествие схлынет
и к тебе прильнут  две  умиротворенные  и  довольные  тобой  женщины.  Все
сложности улетают за окно, в мокрый сумрак.
     - По-моему, душевное спокойствие в  армии  восстановлено,  -  сказала
графиня. - Как ты думаешь, Мара?
     - Мне тоже так кажется.
     Сварог и сам так считал, но помалкивал из скромности. К тому  же  ему
стало казаться, что в стороне двери что-то начинает светиться...
     Графиня отчаянно завизжала. Спрыгнула с высокой кровати и  притаилась
за ней, стоя на  коленях.  Мара  тоже  встрепенулась  сначала,  но  быстро
овладела собой, вскочила и выставила вперед кинжал.
     Сварог сунул руку под подушку, на ощупь отыскал пистолет.
     От  двери  к  ним  медленно  скользил  призрак  герцога   Сенгала   с
зеленовато-бледным лицом, в распахнутой на груди белой  рубашке,  покрытой
пятнами крови.
     Слышно было, как серебряная пуля с сухим  треском  ударила  в  дверь.
Призрак плыл к постели.
     - Это не обычное привидение, - сказала Мара.
     Сварог уже и сам это видел...
     Графиня тихонько застонала.
     - Верни книгу, - сказал призрак замогильным, конечно же, голосом.
     - Успокойся,  -  сказал  Маргилене  Сварог.  -  Это  одна  видимость,
иллюзия, никакой магии...
     - Отнеси книгу ко мне домой, - сказал призрак.
     Сварог выбрался из постели и поднял графиню с колен, уже  не  обращая
внимания на диковинного гостя:
     - Успокойся. Это вроде телевизора,  только  без  всякого  телевизора,
понятно?
     Из сада донеслись крики и бряцанье оружия. Прошлепав босыми ногами по
полу, Сварог распахнул створку и крикнул:
     - Что там такое?
     Сквозь пелену дождя к  окну  подбежала  темная  фигура  с  обнаженным
мечом:
     - В саду полно призраков, барон!
     - Марш в дом, и черт с ними! - рявкнул Сварог.  -  Ничего  страшного,
просто  пугают!  -  Погладил  графиню  по  плечу.  -  Одевайся,  нужно  же
что-нибудь придумать...
     - Ой!
     - Маргилена, ничего страшного...
     - Да нет, я ногу уколола. Что ты здесь разбросал?
     Пройдя прямо сквозь призрака, Сварог натянул  штаны,  взял  со  стола
лампу и снял с нее стеклянную крышку. Моментально  стало  светло.  Призрак
немного поблек, но не исчез, расхаживал по комнате  и  стращал  всяческими
карами, если ему немедленно не  принесут  домой  украденную  книгу.  Очень
быстро Сварог обнаружил и поднял с пола шарик размером  с  лесной  орех  -
похоже, стеклянный, мутно-зеленый, с тупыми толстыми выростами.
     - Это тебе знакомо? - спросил он графиню.
     - Первый раз вижу.
     Сварог в сопровождении неотвязного призрака прошел к столу, примостил
шарик меж выпуклых узоров резьбы и обрушил на него рукоять кинжала.  Шарик
мерзко хрустнул, но уцелел. Раскололся лишь после страшного  удара  обухом
Доран-ан-Тега. И моментально исчез призрак.
     - Что за пакость? - поежилась графиня.
     - Подарок от неизвестного изобретателя, - сказал Сварог. -  Дружеское
напоминание о том, что книги красть нехорошо.
     Выглянул в сад. Меж деревьев плавали светящиеся силуэты, призывая  на
голову  убийцы  проклятье  всех  богов  и  требуя  вернуть  книгу.  Кто-то
пробрался в сад и, без сомнения, раскидал там эти шарики, а один ухитрился
запулить в окно спальни, благо было приотворено. Это не магия, а  создание
пытливого человеческого ума - значит, нужно быть осторожным вдвойне.
     - Орлы! - крикнул Сварог за окно.  -  Перстень  пропили?  Извольте-ка
отработать! Зажечь факелы и искать  маленькие  стеклянные  шарики.  Найдя,
разбивать. Шевелись!
     Милое  предупреждение,  но  за  ним  может   последовать   что-нибудь
посерьезнее. Бабка-гусятница была кругом  права...  Он  сердито  захлопнул
окно. В саду вспыхивали факелы - графинины дворяне уже поняли,  кто  нынче
здесь командует. Маргилена, завернувшись  в  атласное  одеяло,  сидела  на
постели,  рассматривая  ступню,  ухитрившись  и  в  этой   позе   остаться
грациозной.  Мара  же,  не  озаботясь   одеванием,   сердито   расхаживала
взад-вперед, похлопывая по ладони лезвием кинжала.
     - Знать бы, кого следует убить... - бросила она.
     - У меня такое впечатление, что никто никого не убьет, пока не  будет
найдена принцесса, - сказал Сварог. - Но, как  пишут  в  романах,  интрига
завязывается... Маргилена, переводи  дом  на  режим  осажденной  крепости.
Охрану днем и ночью, собак привязать...
     Ему казалось, что он стоит голым  посреди  людной  площади:  все  его
видят, стерегут и высмеивают каждое движение, а он,  стыдливо  прикрывшись
обеими руками, лишен даже удовольствия треснуть по ближайшей  ухмыляющейся
морде. Условия для работы самые антисанитарные. Если  так  пойдет  дальше,
наводнившие город шпики станут вежливо раскланиваться с ним  на  улицах  и
подносить зажженные спички. А ничего еще не сделано, если честно...



        10. ЦИТАДЕЛЬ УЧЕНЫХ ПОЗНАНИЙ

     Никто посторонний с ним утром не  раскланивался,  понятное  дело.  Но
едва коляска, в которой сидел он с Марой, выехала из ворот, следом поехала
другая. Очень скоро сзади, на почтительном  расстоянии,  обнаружились  три
всадника - каждый держался сам по себе, словно бы не замечая  ни  Сварога,
ни конкурентов. Процессия получилась самая сюрреалистическая.
     - Отравить бы их как-нибудь, - мечтательно сказал  Сварог.  -  Только
ведь не получится. Ну-ну! - перехватил он  выразительный  взгляд  Мары.  -
Если мы их перережем, появятся и другие,  всего  и  результатов...  Ну-ка,
кошка, сосредоточились...
     И  они  выпрыгнули  из  неспешно  тащившейся   коляски   -   но   для
непосвященного наблюдателя все выглядело  так,  словно  они  остались  там
сидеть. Именно так посчитали шпик в экипаже и двое всадников,  проследовав
мимо стоявших у края тротуара Сварога с Марой и не видя их.
     А вот третий всадник задержался.  Бросив  поводья  на  шею  коню,  он
возился с застежкой перчатки - и Сварог не сомневался, что _э_т_о_т_  шпик
их видит. Либо владеет должной магией и столь  примитивными  штучками  ему
глаз не отведешь, либо призвал себе на помощь  некие  достижения  науки  -
похоже, не только на небесах магия и наука определенным образом связаны...
Судя по  густым  и  темным,  подстриженным  в  кружок  волосам  и  вислым,
нафабренным, с острыми кончиками усам, всадник был чистокровным горротцем.
     - Пойдем, - сказал Сварог и взял Мару за руку. - Чуть погод я  и  его
стряхнем с хвоста. А пока представь, что мы мирно гуляем по городу, и я за
тобой ухаживаю, как за самой обыкновенной девушкой.
     - А как ухаживают за обыкновенными девушками?
     Сварог вдруг вспомнил, что начисто почти  забыл,  как  это  делается.
Очень уж давно не доводилось ухаживать романтично.
     - С ними гуляют по городу, покупают цветы... Целуют в под®ездах...
     - Но ведь целоваться гораздо удобнее в постели.
     - Действительно,  -  сказал  Сварог.  -  Да  вот  заведено  так...  -
Романтический настрой улетучился, и он махнул рукой. - Лучше  отделайся-ка
от хвоста, только незаметно, и чтобы остался  жив.  Ты  хвасталась,  будто
что-то такое можешь...
     - Запросто, - сказала Мара, достала из кармана горсть монет,  выбрала
два медных тяжелых грошика. Один тут же сунула в рот, повернулась и  пошла
навстречу всаднику.
     Сварог смотрел во все глаза, но  не  уловил  момента.  Всадник  вдруг
схватился за глаз обеими руками, а мигом позже его конь, получивший в глаз
вторым медяком, мотнул головой,  дико  заржал,  вздыбился,  исполнил  пару
пируэтов и опрометью понесся вдоль улицы.  Шпик  едва  держался  в  седле,
уцепившись одной рукой за гриву, а другой все еще зажимая глаз. Со стороны
все выглядело невинно и буднично  -  норовистая  лошадь  вдруг  испугалась
чего-то и понесла.  Прохожие  привычно  шарахались  к  стенам,  а  уличные
мальчишки с дикими воплями понеслись следом, выкрикивая обидную дразнилку.
     Они быстрым шагом завернули за угол и оказались на рыночной  площади.
Сварог остановился.
     - Почему встали? - недоуменно воззрилась Мара.
     - Из хитрости, - сказал Сварог. - Любой нормальный человек  на  нашем
месте сейчас несся бы во все лопатки, путая след. Так наш преследователь и
решит. А мы люди ненормальные, потому останемся на месте, пока он  носится
по соседним улицам. Клянусь своим баронством, непременно собьется со следа
и забредет черт-те куда...
     Однажды, в курсантские годы, именно  эта  тактика  и  спасла  его  от
патруля, свято верившего, что беглец никак не должен стоять  на  месте.  А
Сварог, свернув бегом за угол, тихонько укрылся меж гаражами - и  патруль,
азартно грохоча сапогами, промчался мимо в неизвестные дали.
     Они стали бродить меж прилавков, не привлекая ничьего внимания: скука
- исконно дворянская привилегия,  и,  маясь  от  таковой,  дворянин  может
забрести куда угодно. Никто и не удивится,  лишь  бы  благородный  лаур  и
вправду  выглядел  ходячим  воплощением  ипохондрии.  И  Сварог  старался,
отрешенно  вороша  кончиком  пальца  кукурузные   початки,   обозревая   с
брезгливой миной кочаны капусты и связки лука, словно  диковинных  зверей.
Торговцы облегченно вздыхали, когда он проходил, - благородные дворяне еще
и обожали чудить, славясь в сей области неистощимой фантазией.
     Господские кухарки старательно наполняли  снедью  свои  вместительные
корзины, не особенно трясясь  над  хозяйскими  денежками.  Народ  победнее
увлеченно  торговался.  Шныряли  подозрительные  суб®екты  с  беспокойными
глазами, и кто-то  уже  вопил,  хватаясь  за  карман,  откуда  только  что
испарился кошелек, и в  ту  сторону  недовольно  трусил  рысцой  городской
стражник в лиловом мундире с городским  гербом  на  груди,  придерживая  у
бедра неточенный отроду меч.  Меж  рядами  расхаживали  фигляры,  скучными
голосами распевая скверно зарифмованные песни, расхваливавшие  достоинства
окрестных лавок и тамошних товаров - старинный рекламный трюк,  ничуть  не
увядший и с появлением газет  (а  сочинением  этих  сомнительных  шедевров
подрабатывали студенты Ремиденума).
     Внезапно резкие аккорды виолона перекрыли этот  ленивый,  устоявшийся
гомон. Сварог оглянулся в ту сторону. На пузатой  бочке  с  неразборчивыми
синими клеймами стоял юноша в  поношенном  коричневом  костюме  с  золотым
дворянским поясом и бадагаре без пера. Он бил по  струнам,  и  кое-кто  из
окружавших  бочку  пятился,  словно  от  знакомой  неприятности,   кое-кто
проворно скрылся за лотками, а один, юркий, неприметный,  бегом  припустил
за угол.

                        День назывался четвергом,
                        рассвет был алым.
                        Змея вползала в тихий дом,
                        змея вползала...
                        Рассвет будил грядущих вдов
                        тревожной нотой.
                        Змея ползла среди холмов,
                        змея пехоты...
                        Коварный лев тянулся вновь
                        к чужой короне,
                        и, чуя будущую кровь,
                        храпели кони...

     Юный дворянин пел с бледным, отчаянным  лицом,  и  площадь  затихала,
только на  прилегавших  улицах  слышался  стук  колес.  Определенно  здесь
случилось  нечто  из  рада  вон  выходящее,  плохо  вязавшееся  с  мирными
торговыми буднями, достаточно  взглянуть  на  лица  стоящих  поблизости  -
испуганные, напряженные, злые. И отнюдь не удивленные.

                        Свистела первая стрела
                        холодной былью.
                        На стебли лилий тень легла,
                        на стебли лилий.
                        Друг другу мстя за прошлый гнев,
                        за все разбои,
                        готовы лилия и лев,
                        готовы к бою...

     И вдруг пожилой пузатенький оружейник подхватил - столь же вызывающе,
зло:

                        Войну зовем своей судьбой,
                        но - вот наука! -
                        закончить внукам этот бой,
                        закончить внукам...

     И еще несколько голосов вплелись:

                        Король, куда же вы ушли?
                        Бароны, где вы?
                        Ведь тот костер, что вы зажгли,
                        погасит дева...

     Неподалеку от Сварога появился давешний брюхатый стражник - и  с  ним
еще один, пощуплее. У этого из поместительного  кармана  торчал  аппетитно
пахнущий коричневый хвост копченой рыбины. Сварог слышал, как  тощий  тихо
спросил:
     - Может, посвистеть, кум?
     - Убери ты свисток, медальку все равно не  заработаешь,  -  пропыхтел
толстый. - Тут политика. И золотой пояс. Пусть коронные мозоли набивают. И
пошли-ка отсюда, кум, так оно для жизни спокойнее...
     И оба, стараясь  не  спешить,  стали  удаляться.  Чтобы  не  влипнуть
неизвестно во что, да еще, как оказалось, политическое,  Сварог  подхватил
Мару под локоть и  показал  взглядом  на  одну  из  улочек.  По  брусчатке
лязгнули подкованные копыта - подскакали трое в красно-черном,  патрульная
полиция протектора. Прежде чем скрыться в  тихом  переулочке,  Сварог  еще
успел увидеть, как на пути у всадников загадочным образом возникла  пивная
бочка на высоких колесах, а юношу слушатели сдернули с бочки и,  прикрывая
спинами,   бегом   выпроваживали   в   сторону   проходного   двора.   Они
переглянулись, и Мара молча пожала плечами. Молодой фонарщик,  переждавший
события за этим же углом, пояснил:
     -  Нездешние,  ваша  милость?  Это,  извольте  знать,  баллада  графа
Асверуса [Шеллон, граф Асверус (3553-3581 Х.Э.) - один из наиболее  видных
поэтов так наз. Кагинарского кружка, автор баллад,  сатир  и  эпиграмм  на
темы политической  и  дворцовой  жизни;  был  смертельно  ранен  на  улице
неизвестным убийцей; в 3602 г. в Равене ему поставлен памятник]  "Лилия  и
лев", высочайше запрещенная  к  распеванию  и  печатному  распространению.
Поскольку сейчас у нас со Снольдером нежная  дружба,  Сорокалетней  войны,
надо полагать, и не было вовсе...
     Коснулся шляпы, тряхнул кудрями и зашагал прочь,  дерзко  насвистывая
на мотив только что прозвучавшей песни.
     ...Они еще немного попетляли по улицам, и Сварог,  пропустив  парочку
свободных извозчиков, махнул третьему.
     Ремиденум, цитадель знаний и учености, внушал уважение. Попасть  туда
можно было только через широкие ворота (пусть  и  лишившиеся  к  нынешнему
времени створок). Над воротами красовался древний, выщербленный и оплывший
от старости герб - три совы в дроглоре. Тут же развевался флаг: фиолетовый
с золотой каймой и теми же тремя совами -  белыми,  опять-таки  с  золотой
каймой. На низком бочонке сидел  стражник  в  наряде  времен  Троецарствия
[Троецарствие - период с 1231 по 1246 Х.Э.], пьяный, судя по виду,  еще  с
прошлого года. Завидев Сварога с Марой, он оживился, вытащил из-за бочонка
подержанную алебарду и заорал:
     - Стойте, благородные господа! Поклянитесь, что не состоите в родстве
с презренным Тиморусом!
     - Клянусь, -  сказал  Сварог.  Подумал  и  достал  серебряный  аурей,
каковой стражник принял как ни в чем не бывало. - Любезный, а почему  совы
у вас на флаге таких колеров?
     Стражник заученно отчеканил:
     - Потому что ученые познания, ваша милость, приносят  и  процветание,
символизируемое   цветом   золота,   но   частенько   влекут   и   смерть,
символизируемую белым, и забывать об этом не след.
     За  воротами  начинался  целый  городок  -  кривые  узенькие  улочки,
старинные здания со стрельчатыми крышами, причудливыми флюгерами, тяжелыми
окованными ставнями и водосточными  трубами,  заканчивавшимися  драконьими
мордами из позеленевшей  меди.  Архаические  фонари  в  виде  перевернутых
пирамид помнили, пожалуй, не то что Троецарствие,  а  еще  и  Сандоварскую
[Сандоварская битва состоялась в 1189 Х.Э.] битву. Повсюду виднелись бюсты
и статуи  ученых  мужей,  державшие  в  руках  разнообразные  атрибуты  их
учености. Компаниями прогуливались студенты в коротких фиолетовых плащах и
такого же цвета четырехугольных беретов,  напоминавших  пухлые  подушечки.
Кое-кто из них и в самом  деле