жется, мы  с  тобой...  -  Он  даже  не мог
договорить.
     Они стали вдвоем греть куб, вместе дышали на него. И так увлеклись, что
не заметили, как поцеловались.
     Далька выскочил из лаборатории как ошпаренный и помчался по коридору. У
Тани  кружилась голова.  Наверное,  думала она, Далька ощущает то  же самое.
Увы!  Он,  оказывается,   бегал  к  вахтерше  за  спичками.   Таня  обиженно
отвернулась к окну.
     -  Эй, цыпленок цапли! - позвал  ее Далька. - Давай гляди на  этот куб:
увидишь что - крикни.
     И Даль стал жечь спички одну за другой, нагревая  куб,  сблизивший их с
Таней.
     - Вижу, - перехваченным от волнения голосом вдруг выговорила Таня.
     - Чего видишь?
     - Человека.
     -  Какого  там человека? Что еще выдумала? А ну,  пожги  спички, я  сам
полюбуюсь.
     Девушка послушно поменялась с Далькой местами.
     Потому ли,  что она более аккуратно нагревала спичками куб или он успел
нагреться,  как  того   требовалось,  но   в  лаборатории  послышался  тихий
прерывающийся, но явственный звук.
     Далька огляделся по сторонам и увидел на  соседнем столе древнюю маску.
Такие  делали  когда-то сибиряки для  вторичного  захоронения умершего  (его
останки  переносили из леса,  где он покоился на дереве, в родовую  могилу).
Далю показалось, что маска что-то говорит ему...
     На самом деле "заговорил? аппарат из кубов  и  конусов. Звук становился
все  отчетливее, ритмично  повторяясь,  а  на  стороне куба  все  отчетливее
становилось изображение... человека! И тут в лабораторию, задыхаясь от гнева
и бега, ворвались Галактион Александрович и Эльга Сергеевна.
     - Что вы тут делаете?
     - Что за безобразие!
     Таня уронила спички и растерянно пролепетала:
     - Что делали? Ничего... Честное слово, целовались, и только...
     -  А  это?  - крикнул Галактион  Александрович, указывая на  обгоревшие
спички и закоптившийся куб.
     -  Целовались? Выбрано замечательное  время и  место  для  поцелуев!  -
процедила  сквозь   зубы  Эльга,  презрительно  посмотрев  на  Дальку.  (Еще
осмеливался писать ей сумасшедшие письма. А она-то их хранила!)
     -  Прощу простить, - хриплым,  сразу  осевшим  (и  потому  напоминавшим
космонавта Крутогорова) голосом произнес Даль. -  Прошу  простить.  Тут дело
хитрое.   Посмотрите-ка  сюда,   на  этот  экранчик  на  кубике.   Не   хуже
телевизионного. Дай мне свою знаменитую газовую зажигалку, Галь.
     - Нечего портить об®ект, - отступил Галактион Александрович.
     - Не портить, а исследовать. Не бойся, не пожалеешь. Это же эксперимент
в твоей лаборатории. Ты ведь  даже резать  собирался, не только греть. Отчет
напишешь. Статью в "Доклады".
     Галактион Александрович  возмущенно пожал плечами, вынул зажигалку, но,
прежде чем отдать ее брату, раскурил свою неизменную трубку, которая, как он
считал, украшала его. Он  старался  сдержать себя,  как  подобало  солидному
ученому,  но не мог устоять  на месте, расхаживал около  стола  с об®ектом и
сердито извергал клубы дыма. Даль поднес вспыхнувшее пламя к заветному кубу,
который они вместе с Таней отогревали.
     Профессор, резко повернувшись от двери к столу, воскликнул:
     - Ве-ли-ко-лепно!
     Ничто не могло так поразить  Эльгу Сергеевну, как  это признание всегда
непоколебимого шефа. Но она плохо знала его.
     - Великолепное подтверждение моей правоты!
     - Что ты узрел, Галь? - поинтересовался Далька.
     -   Ми-сти-фи-ка-цию!  Заумную  и  неумную  мистификацию,   которую  не
поленились подготовить те, кто решил ввести в заблуждение весь мир.
     - Что ж, по-твоему, "Черный Принц" не творение разума?
     - Напротив.  Несомненное творение разума,  но только земного,  что я  и
постараюсь доказать самым доскональным исследованием.
     - Ты так уверен, что земного?
     - Бесспорно, ибо у науки пока нет никаких оснований полагать, что разум
существует еще где-либо, кроме Земли.
     Даль, опустив  руки,  с  немым укором  смотрел  на брата,  самоуверенно
дымившего трубкой и вещавшего непреложные истины.
     Эльга  Сергеевна, воспитанная в почитании авторитетов, в  числе которых
был и профессор  Петров,  преданно смотрела на него, стараясь, чтобы  Далька
заметил это.
     Таня  отвернулась.  Ей   вдруг  стало  так  обидно,  что  она   боялась
расплакаться.



        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. МИСТИФИКАЦИЯ

     Когда  поздно  ночью  братья вернулись домой, Галактион  Александрович,
сердито пыхтя трубкой, расхаживал по кабинету и отчитывал Дальку:
     - Мало того, что ты  легкомыслен и упрям,  только этим я могу об®яснить
твою бездумную выходку с ключом и спичками,  вдобавок ты еще и лишен  всякой
политической прозорливости. Не  хочешь видеть  пружин, движущих политическую
жизнь на Западе.
     - Какие уж там пружины, - усмехнулся Далька. - Здесь механизмы  хитрее.
Нашим специалистам по полупроводникам стоит разобраться.
     - Прежде  всего  разберемся мы, археологи. Археология  ныне  включает в
себя  все науки!  Ты правильно вспомнил о полупроводниках. Уже  в наше время
нет  ничего  невозможного в  создании звучащего и показывающего под влиянием
местного  нагрева устройства.  Прискорбно, что  зарубежные достижения в этой
области опять-таки были использованы для дезинформации.
     - А тебе не  кажется, Галь, что аппарат с нагреваемым кубом нечто вроде
фонетического  словаря?  Каждому  изображению  должен  соответствовать  звук
неведомого языка?
     - Пока что мы слышали один прерывистый свист и видели одно изображение.
Притом  не  какого-нибудь  неведомого  существа, а человека.  Мистификаторов
прежде  всего  должно  упрекнуть в  отсутствии  фантазии. Неужели  не  могли
нарисовать вместо банального человека какое-нибудь чудовище?
     -  Я все  время  думаю: надо  найти такое  переключение, чтобы появился
другой звук и другое, соответствующее ему изображение.
     -  Мне  уже   доводилось   говорить   тебе   о  воображении  и   мнимой
действительности.
     - А  я  все-таки...  -  начал  было  Даль,  но  рассерженный  Галактион
Александрович  об®явил, что настало наконец  время и для сна, и ушел в  свою
комнату.
     Утром Галактион Александрович был удивлен, что Далька не увязался с ним
в лабораторию. Профессор зашел за Эльгой Сергеевной, жившей в соседнем доме,
чтобы вместе с нею пойти в научный центр. Ключ от лаборатории был у нее.
     Смущенная Таня на мгновение выскочила в  переднюю,  где, не раздеваясь,
дожидался  со шляпой в  руке Галактион Александрович. Она  простилась с ним,
потому  что  сегодня уезжала  в Томск, и извинилась  за вчерашнее.  Ей очень
хотелось спросить о Дальке, но она так и не решилась.
     ...  Даль   вышел  из   дома   раньше  брата  и  отправился   прямо   в
Кибернетический центр к академику Леониду Сергеевичу Песцову.
     Леонид Сергеевич Песцов  был замечательный человек, ученый нового типа.
Еще не  старый, статный, высокий, спортивного склада, прекрасный теннисист и
шахматист,  великолепно знающий художественную  литературу - так  говорили о
нем.  Шестнадцати  лет  он  поступил  в  университет,  в двадцать  лет  стал
кандидатом  наук,  а  двадцати восьми - избран академиком.  Ныне же  он  был
удостоен множества научных премий и наград.
     Академик Песцов был прост и доступен для всех. Ничего не стоило попасть
к  нему  в кабинет.  Не было  ни  секретаря, ни  вахтера.  Он  радушно встал
навстречу Дальке, оказавшись едва ли не на голову выше его.
     -  Петров? Петровых на свете много. Уж  не  брат  ли нашего  профессора
Петрова Галактиона Александровича?
     - Брат, - усмехнулся Даль, - в порядке полной противоположности.
     - Полной противоположности?  - переспросил  академик, усаживая гостя. -
Это уже интересно. Тоже археолог? Историк?
     - Пока все еще студент - томский политехник.
     - Томский политехнический? Прекрасный вуз!  Кузница выдающихся людей, в
частности, в области кибернетики и математики.
     - Вот насчет кибернетики я к вам и пришел.
     - Будущая специальность? - испытующе посмотрел Песцов.
     -  Совсем нет. Сам еще не знаю, что буду сооружать. Мечтаю переделывать
Землю. На слой вечной мерзлоты, покушаюсь.
     - Славно. В глобальном, значит, масштабе? А кибернетика тут при чем?
     -  Я  хотел  спросить,  Леонид  Сергеевич,  можно   ли  создать   такой
кибернетический словарь, чтобы он произносил слово и воспроизводил на экране
его понятие?
     - Отчего же нельзя? Можно. Только зачем?
     - Это другой разговор. Скажем,  для  того,  чтобы ввести в  заблуждение
весь  мир.  Придумать неведомый  язык  и  изобразить  его  слова  на  экране
электронного словаря. Или...  если такой словарь имеется,  то может  ли ваша
кибернетическая машина, пользуясь этим  словарем, перевести  на русский язык
рассказ, произнесенный чужой машиной на чужом языке?
     - Что-то я  вас  не пойму, дорогой глобальный  преобразователь.  Вообще
машинные переводы возможны, но...
     - Вы  знаете,  конечно,  что  к вам  сюда прислали найденные  в "Черном
Принце" муляжи, оставленные там для дезинформации.
     - Ну, ну, допустим.
     -  Мне  вчера  случайно удалось выяснить,  что дезинформация зашла  так
далеко,  что мистификаторы, как говорит мой брат,  профессор Петров, сделали
не картонные, а кибернетические муляжи, даже говорящие и показывающие.
     - Любопытственно.  Предание  свеженькое, но... с  душком. Не  так давно
привелось мне  видеть  фотографии  современного "неандертальца",  снятого на
кинопленку на севере Калифорнии,  так называемого бигфута - "большеногого" в
русском  переводе.   Его  след  вдвое   больше   нормального  человеческого.
Восьмидесятый  размер!  Экспертам из  Голливуда был задан вопрос:  можно  ли
сделать комбинированные с®емки, чтобы получить на кинопленке  существо в два
с половиной метра ростом, первобытную  такую девицу в шерсти, идущую по лесу
легкой  походкой с  раскачиванием  быстрее олимпийских бегунов? Голливудские
эксперты ответили,  что  сделать  такой  кинотрюк  можно... за два  миллиона
долларов. Недурно? И  что же? Американцев, в  том числе и многих ученых, это
вполне  удовлетворило.  Они   рассудили,  что  не  найдется   безумца   (или
бизнесмена), который  решился бы  ухлопать  такую  уйму денег, чтобы сделать
кинотрюк во имя легкой мистификации. Вы тоже упомянули о мистификации...
     - Это не я. Это брат Галактион.
     -  Сомнительно,  чтобы кому-то, даже  генералам  Пентагона,  взбрело  в
голову  пускать  деньги  в данном  случае уже  "на солнечный  ветер",  чтобы
пощекотать  любопытство  тех, кто доберется в космосе  до  труднодостижимого
аппарата.
     - Я тоже так думаю. Потому и пришел к вам. Заберите, Леонид  Сергеевич,
космическую находку от археологов к себе. Ведь ваша кибернетика все может!
     Академик улыбнулся хитроватой  мальчишеской улыбкой  и,  соединив руки,
стал крутить большими пальцами.
     -  Кибернетика,  конечно,  многое  может, в  отличие  от  тех,  кто  ею
повелевает. В шахматы машина может сыграть. Руководитель машины тоже, притом
не лучше ее. Музыку машина сочиняет. Приходилось слышать?
     - Не нравится. Нечто средневековое.
     - Простенькое, хотите сказать. Так это от программы  зависит. Что в нее
заложить,  то  и  прозвучит после чисто  математического комбинирования. Вот
стихи могу прочесть. Недавно "наша" сочинила (по нашей указке).
     Первая зелень пробилась до сроков,
     Бухли стволы, наливались соком.
     В воздухе пахло промокшей корою,
     Где-то весна брела стороною.
     Академик встал, прошелся к окну и обратно.
     -  Каково?  Знаю,  знаю.  Скажете,  что  здесь  информации больше,  чем
поэтических  чувств. Я  согласен с  вами.  Думаю,  что  я  сам, руководитель
машины,  стихи  лучше  напишу, в  особенности для прекрасных дам, если снова
увлекусь.   Бывает.  Одно  такое  увлечение  у   меня   печально  кончилось.
Кибернетика подвела.  Влюбился я на старости лет  в молодую даму, сочинявшую
пьесы. Чехова  помните? Принесла она мне, как знатоку  научных  кругов, свою
новую драму из научной жизни. А я  возьми да и передай эту пьесу для анализа
своей   электронно-вычислительной,    той    самой,   которая   расшифровала
письменность  майя за сорок восемь  часов. И дал я  ей всего-навсего  только
список  действующих  лиц.  Думаю,  догадается или нет,  шельма  (это  я  про
машину!), каков  будет сюжет,  какими  окажутся герои?  И  что бы вы думали?
Точно   указала,  кто  будет  хорошим,  кто  плохим,  когда  доцент  обманет
студентку,   когда   благородный   профессор   вмешается  и   все   кончится
благополучно.  Сами понимаете,  что для  меня это благополучно не кончилось.
Так в холостяках и хожу. Есть случаи,  когда у машин возможности больше, чем
у  их  руководителей.  Вот  и  теперь...  Никак  нельзя  мне  вмешиваться  в
археологические дела. Научная этика! Не поддается математическому анализу. А
вот машина не задумалась бы...
     - А если Галактион к вам обратится?
     - Тогда  другое  дело. Так как  говорите? Первому звуку соответствовало
изображение человека?
     - Похоже на человечка, - подтвердил Даль.
     - Думаю, что  это был не человек, хотя и похож. И  звук  означал совсем
другое слово.
     - А какое?
     - Фаэт, например.
     -   Фаэт?  -   изумился  Далька,  подозревая  очередную  озорную  шутку
академика.
     Но тот говорил вполне серьезно:
     -  Была, говорят, такая планета  Фаэтон миллион  лет назад, а может,  и
больше.  На  месте  ее  орбиты  теперь  остались  в  виде  сплошного  кольца
астероиды, малые космические  тела осколочной  формы.  Некоторые считают  их
обломками погибшей планеты. Меня  всегда занимала  проблема этой катастрофы.
Чтобы об®яснить  все  ее особенности,  в частности,  почему  осколки планеты
остались на  ее  прежней  орбите, а  не разлетелись,  как полагалось  бы при
взрыве или столкновении  с посторонним телом, пришлось допустить возможность
взрыва водной оболочки планеты. Кстати,  есть  физики,  которые в отличие от
других своих  коллег это допускают. И допускал это  даже  такой корифей, как
Нильс Бор.  А если  это могло быть так, то  свести  концы с концами возможно
лишь  при  помощи  вмешательства  разума  (или  безумия!).   Словом,  нельзя
исключить развитие  и  гибель цивилизации на  Фаэтоне  в ядерной катастрофе,
вызванной войной.  Математически,  если  говорить о теории вероятности,  это
возможно. Очевидно,  не  все цивилизации Вселенной  способны  пройти ядерный
порог развития. И  тогда  появление около  Земли искусственного  спутника  -
аппарата фаэтов,  названного  у  нас  "Черным  Принцем",  с  посланием  нам,
землянам, не может удивить подлинного ученого.
     - Тогда как же вы можете сидеть  спокойно, если  аппарат фаэтов, как вы
сказали, находится рядом с вами?
     Академик развел руками и улыбнулся.
     - Слабы мы, человеки, опутаны сетью условностей.
     - А если брат все-таки обратится к вам? Я добьюсь этого.
     -  Вот тогда будет настоящее дело. Но не простое. Хватит работы и  нам,
кибернетикам,  и  лингвистам. Перевести отвлеченные  понятия,  неведомо  как
изображенные на экране вашего  "кибернетического словаря",  как вы себе  его
представили, будет труднее всего. Лингвисты, может быть, отступят, но только
не мы, математики. Хотя и нам есть перед чем спасовать.
     - Перед чем?
     - Чтобы расшифровать  изображение, сопоставляя его со звуками, надо эти
звуки слышать. А машины наши хоть и грамотные, зрячие,  но пока еще  глухие.
Мы только еще начинаем учить их пользоваться слухом, принимать информацию на
слух. А у вас, вернее, у всех нас, как я понимаю, дело не терпит.
     - Значит,  нужен  энтузиаст, который  отдаст свой слух  машине, который
вместе  с  ней, при  ее  помощи,  изучит чужой язык  и  потом  прослушает  и
переведет для людей чужепланетное послание.
     -  Вот тут вы правы. Даль Александрович.  Такой человек  нужен.  Будь я
помоложе и не так загружен...
     - Я моложе. И я не так загружен.
     Академик внимательно посмотрел на лохматого юношу, словно приценивался.
     - А как же институт?
     - Я возьму академический отпуск на год, на два...
     Раздался телефонный звонок.
     Песцов  снял трубку.  Далька  было вскочил, но академик движением  руки
усадил его на место:
     -  Да,  Галактион Александрович,  здравствуйте!  Рад  вас слышать, ждал
вашего  звонка.  Почему ждал?  Ну как вам сказать. Хоть  возможности  вашего
центра огромны и всесторонни,  все же  всем нам не  терпится  прикоснуться к
вашему  сокровищу...   Конечно,   конечно,  можете  рассчитывать.  Вся  наша
электроника включится. И не только техника... Хорошо, я приду к вам.
     Песцов откинулся в кресле:
     - Ну, дорогой  мой  Даль Александрович, брат ваш прежде всего ученый. А
вы  оформляйте свой академический отпуск. Я напишу  ходатайство. Сколько вам
времени для  этого понадобится?  Имейте в виду,  что у нас, у  кибернетиков,
время  исчисляется  не  неделями,  не  днями,  а  часами  и минутами, а чаще
секундами.
     - Я только на вокзал сбегаю. Девушку провожу. Она и отвезет в Томск мое
заявление.
     - Девушку? Это хорошо. А я пойду к археологам. Не терпится, признаться.
     Узнав  о  том, что брат не намерен  возвращаться  в институт, Галактион
Александрович был вне себя от возмущения.
     Когда же выяснилось, что Даль решил с помощью кибернетиков изучить язык
фаэтов, (какое невиданное легкомыслие, мнимость действительности!) профессор
просто рассердился на  брата, он интуитивно почувствовал  в нем  противника,
решающегося  противостоять  ему  на пути ортодоксальной  науки,  подменяя ее
спекулятивными сенсациями!
     Даль  мужественно  вынес разнос, но твердо остался  при  своем  мнении.
Академика Песцова и его фаэтов он не выдал.
     В сердцах брат даже отказал брату в гостеприимстве.
     Узнав об этом, Леонид Сергеевич, которому Далька приглянулся, предложил
ему  жить  у  себя.  Однако Галактион  Александрович  спохватился  и  такого
скандала не допустил. Он слишком высоко ценил приличия.
     Себя он успокоил  тем, что язык  фаэтов и есть тот язык мистификаторов,
которые заложили его в свое нелепое сооружение в космосе.  По-своему он тоже
был человеком убежденным и принципиальным.


        ГЛАВА ПЯТАЯ. СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК

     - Не Обь, а  сибирская Амазонка!  -  сказал академик  Песцов, берясь за
весла. - Нет в Европе таких рек, как великие сибирские! Это  про них  Гоголь
должен  был  сказать: редкая  птица  долетит до середины, крылья  устанут. А
пловцу переплыть этакую ширь - подвиг зрелости!
     Далька, тоже сидя на веслах, оглянулся через плечо: берег чуть ли не на
самом горизонте.
     -  Еще чуть подальше -  и была бы не река, а море, -  словно угадав его
мысли, сказала с кормы Таня.
     Леонид Сергеевич, смеясь, назвал ее кормщиком-надсмотрщиком, на счастье
гребцам, утопившим свой бич.
     Потом гикнул по-разбойничьи, и  они  вместе с Далькой налегли на весла.
Лодка ходко  пошла  от  берега,  забирая против  течения. Она  была украшена
цветами  и  кедровыми ветками, которые  привезли  с таежной заимки  родители
Галактиона Александровича и Эльги Сергеевны. Сами они плыли во второй лодке,
в  "челне  предков",  по определению  того  же  Песцова.  Челном  управляла,
подгребая  кормовым веслом, бабка Анисья, не признававшая руля.  Она  уже не
работала  вахтершей у профессора Петрова, ушла на пенсию, но привязанность к
"Ольге Сергеевне" сохранила. Называла она себя пельменных дел  мастерицей, и
в ногах у  нее  стоял огромный термос-камера  ведра на  два  с замороженными
пельменями, которые по ее рецепту все скопом готовили два дня.
     Ее  внук  Ваня  Крутых сидел за  рулем третьей  лодки, где разместились
научные сотрудники археологического и кибернетического центров.
     Галактион Александрович и Эльга Сергеевна, как и подобало молодоженам в
такой  день,  сидели  рядом  в первой  лодке на носовой скамейке,  смотря на
отодвигавшийся городской берег.
     Чтобы "слушать р