Я схватился за пистолет, но  кобура была крепко
застегнута,  и мне не  сразу  удалось его вытащить. Под ногами у меня словно
закачался  пол,  точно  так  же,  как  в  спальне  маленького  уютного  дома
начальника  тюрьмы. Я, конечно, в этом не  уверен, но знаю, что одна из ламп
на потолке взорвалась. Осколки стекла  посыпались на пол. Харри вскрикнул от
удивления.
     Наконец мне  удалось сдвинуть предохранитель у моего пистолета тридцать
восьмого калибра, но прежде чем я выхватил пистолет из кобуры, Джон отпустил
Перси  и  отошел  назад в  свою  камеру.  Джон кривился и  тер губы,  словно
попробовал что-то нехорошее.
     - Что он сделал? - закричал Брут. - Что он сделал, Пол?
     - То, что он вытянул из Мелли, теперь внутри Перси.
     Перси  стоял, прислонившись  спиной  к решетке камеры Делакруа.  Широко
открытые глаза его не видели - два ноля. Я осторожно подошел к нему, ожидая,
что он  начнет кашлять  и  задыхаться,  как тогда Джон, но Перси не  кашлял.
Сначала он просто стоял. Я помахал пальцами перед его лицом:
     - Перси! Перси, ау! Проснись!
     Никакого эффекта. Брут подошел и протянул руки к лицу Перси.
     - Не помогает, - сказал я.
     Не обращая на меня внимания, Брут хлопнул в ладоши два раза перед самым
носом Перси. И  это  помогло, или так нам показалось. Его веки вздрогнули, и
он стал ошарашенно смотреть по  сторонам словно его стукнули по голове  и он
пытается  вернуться в сознание.  Перси  перевел взгляд с  Брута на меня. Все
годы позднее  я  был  уверен, что  он не  видел нас, но тогда решил,  что он
приходит в сознание.
     Он отошел от решетки, слегка шатаясь. Брут поддер-жал его.
     - Расслабься, парень, с тобой все нормально?
     Перси не  ответил, просто обошел Брута  и направился к столу дежурного.
Не скажу, что он пошатывался, вовсе нет, но осанка его как-то покривилась.
     Брут протянул за ним руку. Я эту руку оттолкнул.
     - Оставь его.
     Произнес  бы  я  эти слова, знай, что произойдет потом? Я задавал  себе
такой вопрос тысячу раз после той осени 1932-го. Но ответа не получил до сих
пор.
     Перси  прошел двенадцать  или  четырнадцать  шагов,  потом остановился,
опустив  голову. Он стоял напротив камеры Буйного Билла  Уортона. Уортон все
еще выводил носом рулады. Он все проспал. Он проспал и свою смерть, теперь я
так думаю, и в этом ему повезло гораздо больше,  чем всем, кто закончил свои
дни здесь. Повезло больше, чем он того заслужил.
     Прежде чем мы поняли, что происходит,  Перси  поднял пистолет, шагнул к
решетке камеры Уортона и выпустил шесть пуль в спящего.  Просто бам-бам-бам,
бам-бам-бам,  так  быстро,  как только смог  нажать  на  курок.  В  закрытом
помещении звук получился слегка приглушенным, но, когда наутро я рассказывал
обо всем Дженис, я едва слышал собственный голос, так сильно звенело в ушах.
     Мы  все  четверо  подбежали к нему.  Дин  первым  - даже не  знаю каким
образом, ведь когда Коффи схватил Перси, Дин стоял позади и меня, и Брута, -
но  он  успел. Он  схватил  Перси  за  руку, готовясь вырывать  пистолет, но
оказалось, что не  нужно. Перси разжал руку,  и пистолет упал на пол.  Глаза
его  скользили вокруг, как коньки по льду. Потом послышался низкий свистящий
звук  и резкий запах аммиака - отказал мочевой пузырь Перси, а затем треск и
более густой запах, когда заполнялась и другая  сторона его брюк. Взгляд его
устремился  в дальний конец  коридора. Эти  глаза, насколько  я знаю, больше
ничего не видели в реальном мире. В начале своего повествования я упомянул о
том,  что  Перси был  уже в Бриар Ридже, когда  спустя два месяца после всех
этих событий Брут нашел разноцветные  щепочки от катушки Мистера Джинглза, и
я не  лгал. Он так и не получил  кабинета с вентилятором в углу, никогда  не
издевался  над  сумасшедшими  пациентами.  Но думаю, что  ему  досталась  по
крайней мере отдельная комната.
     В  конце  концов,  ведь  у  него  были  связи.  Уортон лежал  на  боку,
прислонившись  спиной  к  стене камеры. Было  плохо видно, много крови,  она
впитывалась в простыню  и капала на бетон, но следователь сказал, что  Перси
стрелял отлично. Вспомнив,  как Дин рассказывал,  что  Перси  бросил  в мышь
дубинку и лишь чуть-чуть  промахнулся, я не удивился. На этот раз расстояние
было  меньше, а цель - неподвижна. Одна  пуля угодила в пах, одна - в живот,
одна - в грудь и три - в голову.
     Брут кашлял  и  отмахивался от пистолетного  дыма. Я тоже кашлял, но не
замечал этого.
     - Конец  строки,  -  резюмировал Брут. Голос  его  был  спокойным, но в
глазах безошибочно читалась растерян-ность.
     Я посмотрел вдоль коридора и увидел, что Джон Коффи сидит на краю своей
койки. Руки снова  сложены меж-ду колен,  но голова поднята, и вид совсем не
больной. Он  слегка кивнул мне, и, к своему удивлению, как в тот день, когда
я протянул ему руку, я кивнул в ответ.
     - Что же нам делать? - причитал Харри. - О Боже, что мы будем делать?
     - А ничего мы не можем, - произнес Брут все тем же спокойным голосом. -
Нас повесят, правда, Пол?
     Мой мозг начал соображать очень быстро.  Я посмотрел  на  Харри и Дина,
глядевших  на   меня,  словно  перепуганные  дети.  Я  посмотрел  на  Перси,
стоявшего, опустив  руки  и открыв  рот. Потом  -  на своего  старого  друга
Брутуса Ховелла.
     - С нами все будет в порядке.
     Перси наконец  начал кашлять. Он согнулся вдвое, уперев руки  в колени,
его почти тошнило. Лицо стало  наливаться кровью. Я открыл было  рот,  чтобы
приказать  остальным  отойти, но  ничего  сказать  не успел.  Он издал звук,
напоминающий нечто среднее между отрыжкой и  кваканьем, и  выпустил изо  рта
облачко чего-то черного и струящегося. Оно было вначале таким густым, что на
секунду  голова  Перси  скрылась  в нем.  Харри произнес "Господи, помилуй",
слабым  и  влажным  голосом.  Потом  облачко побелело  и  стало  похожим  на
свежевыпавший  снег,  мерцающий под январским  солнцем.  Через  секунду  все
исчезло.  Перси медленно выпрямился и  опять  невидяще  уставился  в дальнюю
точку Зеленой Мили.
     - Мы ничего не видели, - сказал Брут, - так, Пол?
     - Да. Я не видел, и ты тоже. А ты Харри?
     - Нет, - ответил тот.
     - Дин?
     - Видел  что? - Дин снял очки и стал  протирать. Я думал, он выронит их
из трясущихся рук, но он удержал.
     - Видел что - это хорошо. Это то, что надо.  А теперь  слушайте, парни,
своего  вожатого  и сделайте правильно  с первого  раза, потому что  времени
мало. История проста. Давайте не усложнять ее.

        3
     Обо всем этом я рассказал  Джен утром, часов в  одиннадцать, я чуть  не
написал  "на следующий день", но день-то был тот же самый. Без сомнений, это
был самый длинный день в моей жизни. И я довольно под-робно о нем рассказал,
закончив  тем,  что  Вильям  Уортон  завершил  свою  жизнь,  лежа на  койке,
простреленный в нескольких местах пулями из пистолета Перси.
     Однако  это не совсем так.  На самом деле  последнее,  что я  описал, -
черные мушки, вылетевшие из Перси, или не мушки, не знаю,  что это  было. Об
этом трудно рассказывать, даже своей жене, но я рассказал.
     И пока я говорил,  она принесла мне черного кофе - по полчашки,  потому
что руки у  меня  дрожали так сильно,  что целую я бы непременно расплескал.
Когда я закончил рассказ, руки уже дрожали  меньше и я мог даже  чего-нибудь
с®есть - яичницу или суп.
     - Нас спасло только то, что практически не пришлось врать.
     - Да,  просто кое о  чем не сказали, - произнесла она и кивнула. - Так,
мелочи вроде того, как вы  вывезли приговоренного  убийцу из тюрьмы,  как он
вылечил умирающую женщину и как  потом довел Перси Уэтмора до сумасшествия -
чем? - тем, что выплюнул чистую опухоль мозга ему в горло...
     - Я не знаю, Джен. Только знаю, что если ты станешь продолжать в том же
духе, то либо будешь доедать этот суп сама, либо выльешь его собаке.
     - Извини. Но я ведь права, так?
     - Да, -  сказал я. - Но только наш  поход нельзя назвать ни побегом, ни
увольнением, скорее  это "командировка".  Но даже Перси  не  сможет  об этом
рассказать, если он вообще когда-нибудь придет в себя.
     - Если  придет в  себя...  - эхом  отозвалась она.  -  Насколько  такое
возможно?
     Я  покачал головой, показывая, что не  имею  понятия. Но  я представлял
себе: я был почти уверен, что он не придет в себя ни в 1932-м,  ни в 1942-м,
ни в 1952-м. В этом я оказался прав. Перси Уэтмор  оставался  в Бриар Ридже,
пока тот не сгорел до тла в 1944-м. Семнадцать человек  погибло в пожаре, но
Перси среди них  не  было.  Такого же молчаливого  и  отрешенного (я  выучил
слово, которым определяется это состояние, - ступор,  кататония), его  вывел
один из охранников  задолго до того,  как  огонь дошел  до его  крыла. Перси
перевели в другое место, я не помню названия, да, наверное, это  и не важно,
и  он умер там в  1965-м. Насколько я  знаю, последними словами,  которые он
вообще произносил  в  жизни,  были те,  когда он  сказал нам,  что  мы можем
отметить его на выходе... если не хотим об®яснять, почему он ушел так рано.
     Ирония оказалась в том,  что нам  почти ничего об®яснять и не пришлось.
Перси сошел  с ума и  застрелил Вильяма Уортона. Это мы и сказали,  и каждое
слово было правдой. Когда  Андерсон спросил Брута,  как вел себя Перси перед
выстрелами,  Брут  ответил  одним словом: "Тихо", и  тут я  пережил  ужасный
момент, потому что испугался, что рассмеюсь. Ибо это тоже правда: Перси  вел
себя  тихо, поскольку большую часть смены его рот был заклеен клейкой лентой
и он мог только мычать.
     Кэртис продержал  Перси  до  восьми утра, Перси  молчал, как  индеец из
табачной лавки, но вид у  него был жуткий. К  тому времени  пришел Хэл Мурс,
суровый, уже  знающий обо всем и готовый  вновь приступить к  работе. Кэртис
Андерсон  тут  же  сдал  ему  дела  с  таким  облегчением,  что  мы  все это
почувствовали.  Испуганный,   взвинченный  человек   исчез,  это  был  снова
начальник  Мурс,  он решительно подошел  к  Перси,  взял его за плечи своими
крупными руками и сильно встряхнул.
     - Сынок! - закричал он  в бессмысленное лицо Перси - лицо, начавшее уже
размягчаться, как воск. - Сынок! Ты меня слышишь? Скажи мне, если слышишь! Я
хочу знать, что здесь произошло!
     Конечно же, Перси ничего не сказал. Андерсон хотел разделаться с Перси:
обсудить,  как лучше уладить это дело, имевшее явно политическую окраску, но
Мурс отложил разговор с ним на время и  потащил меня на Милю. Коффи лежал на
койке, отвернувшись лицом  к стене, ноги болтались,  как  всегда, до  земли.
Казалось, что  он спит, и, наверное, правда, спал... хотя он  не всегда  был
таким, как казался, мы потом это узнали.
     - То,  что произошло  у меня дома,  как-то связано с тем, что случилось
здесь, когда  вы вернулись? - спросил Мурс очень тихо.  - Я прикрою вас, как
смогу, даже если это будет стоить мне работы, но я должен знать.
     Я  покачал  головой.  Когда я говорил, то  тоже  понижал голос. В блоке
сновало больше десятка следователей.  Один  из них  фотографировал Уортона в
камере. Кэртис Андерсон повернулся в ту сторону, и на время нас видел только
Брут.
     - Нет, сэр. Мы доставили Джона обратно в  камеру, потом выпустили Перси
из смирительной комнаты, куда затащили его в целях безопасности. Я думал, он
станет кипятиться,  но он  был спокоен. Только  попросил  вернуть пистолет и
дубинку. Больше ничего не  сказал,  просто вышел  в  коридор. А потом, когда
дошел до камеры Уортона, достал пистолет и давай стрелять.
     - Как считаешь, может, он из-за смирительной комнаты тронулся?
     - Нет, сэр.
     - Вы надевали на него смирительную рубашку?
     - Нет, сэр. Не было нужды.
     - Он вел себя смирно? Не сопротивлялся?
     - Нет, не сопротивлялся.
     - Даже когда понял, что вы хотите запереть его в смирительной комнате?
     - Именно так.  - Я хотел  было слегка приукрасить, добавить пару слов о
Перси, но поборол себя. Чем проще, тем лучше, я это знал. - Не было шума. Он
просто отошел в угол и сидел там.
     - И ничего не говорил об Уортоне?
     - Нет, сэр.
     - И о Коффи тоже?
     Я покачал головой.
     - Перси имел что-то против Уортона? Может, он за что-то рассчитался?
     -  Вполне возможно,  -  сказал  я  еще  тише. -  Перси  очень  небрежно
относился к тому, где можно ходить. Однажды Уортон дотянулся до него, прижал
к решетке и слегка пощупал. - Я помедлил. - Ну, позволил себе кое-что, можно
так сказать.
     - И больше ничего? Только "слегка его пощупал" и все?
     -  Да,  но Перси  это очень  возмутило, к тому же  Уортон сказал что-то
вроде того, что с удовольствием трахнул бы скорее Перси, чем его сестру.
     - У-гу. - Мурс все время смотрел на Джона Коффи, словно ему требовалось
постоянное подтверждение  реаль-ности существования этого человека. - Это не
об®ясняет случившегося  с ним, но многое  говорит  о том, почему  он стрелял
именно в Уортона, а не  в  Коффи или в  ко-го-нибудь из  твоих людей. А твои
парни, Пол, они все скажут одно и то же?
     - Да, сэр, - ответил я тогда ему. - И они расска-жут, - пояснил я Джен,
начиная есть суп, поданный на стол. - Я об этом позабочусь.
     - Ты солгал, - сказала она. - Ты солгал Хэлу.
     Вот такие они все жены. Всегда ищут дырочки, проеденные молью, в лучшем
костюме и, как правило, находят.
     - Давай  посмотрим с другой стороны.  Я не сказал ему  ничего такого, с
чем мы  оба  не смогли бы жить дальше.  Хэл, я думаю,  чист. Его там даже не
было, в  конце концов. Он сидел дома  и  ухаживал за  женой, пока Кэртис  не
позвонил ему.
     - Он не сообщил, как Мелинда?
     - Было не до этого, но мы потом поговорили еще, когда уезжали с Брутом.
Мелли многого не помнит, но чувствует себя хорошо. Ходит. Говорит о клумбах,
о цветнике, который разобьет на следующий год.
     Какое-то время моя жена сидела и наблюдала, как я ем. Потом спросила:
     - А Хэл знает, что это чудо? Он понимает?
     - Да, мы все понимаем, все, кто там находился.
     - Отчасти я жалею, что не была там, -  сказала она, - но в глубине души
все-таки рада  этому.  Если бы я увидела, как с глаз Савла отпадают корки по
дороге в Дамаск, то, наверное, умерла бы от разрыва сердца.
     - Не-е. - Я наклонил тарелку, чтобы зачерпнуть последнюю ложку, - может
быть, сварила ему супчик. Вот такой, очень вкусный.
     - Хорошо. - Но она думала совсем не о супе и не о превращениях Савла по
дороге  в  Дамаск. Она смотрела на  горы за окном,  опершись  подбородком на
руки,  а глаза  ее подернулись дымкой, как горы  летним  утром перед знойным
днем. Таким летним утром, как тогда, когда нашли девочек Деттерик, подумал я
безо  всякой  причины. Интересно, почему они  не кричали? Убийца ударил  их,
кровь была и на веранде, и на ступеньках. Так почему же они не кричали?
     - Ты считаешь,  это Джон Коффи на самом деле убил Уортона?  -  спросила
Дженис,  отвернувшись наконец  от  окна. -  Это  не  несчастный  случай,  не
совпадение,  ты  думаешь,  он использовал  Перси  Уэтмора  как оружие против
Уортона.
     - Да.
     - Почему?
     - Я не знаю.
     - Расскажи мне, пожалуйста, еще раз, что произош-ло, когда ты вел Коффи
по Миле. Только это.
     И я рассказал.  Я повторил, что худая рука, просунувшаяся между прутьев
решетки и  схватившая  Джона  за  бицепс,  была  похожа на  змею  -  водяную
мокасиновую змею, мы их так боялись в детстве, когда плавали в реке, - и как
Коффи сказал, что Уортон плохой человек. Почти прошептал.
     -  А Уортон ответил?..  - Опять моя  жена глядела в окно,  но все равно
слушала.
     - Уортон сказал: "Правда, ниггер, хуже не бывает".
     - И это все?
     -  Да. У  меня тогда  появилось  чувство: что-то  должно  случиться, но
ничего  не  произошло.  Брут  отодрал руку  Уортона от Джона  и  посоветовал
ложиться, что  Уортон и сделал. Но  сначала  болтал  что-то  о том,  что для
негров должен быть свой  электрический стул, и  это все.  Мы пошли  по своим
делам.
     - Джон Коффи назвал его плохим человеком.
     - Да. Однажды он сказал то же самое и про Перси. А может, и не однажды.
Я точно не помню, но знаю, что такое было.
     -  Но  ведь  Уортон лично Джону  Коффи ничего не сделал, верно?  Как он
сделал, скажем, Перси.
     -  Да.  Их камеры  расположены так: Уортона  - около стола дежурного  с
одной стороны, а Джона - гораздо дальше и по другой стороне. Они и видеть-то
толком друг друга не могли.
     - Расскажи мне еще раз, как выглядел Коффи, когда Уортон схватил его.
     - Дженис, это не приведет нас ни к чему.
     - Может, и нет, а может, и приведет. Расскажи еще раз, как он выглядел.
     Я вздохнул.
     - Думаю, можно сказать, что  он  был потрясен. Он ахнул. Как ты ахаешь,
когда сидишь на пляже, а я подкрадусь и брызну тебе на спину холодной водой.
Или как будто ему дали пощечину.
     - Конечно, - согласилась она. -  Схватить так неожи-данно, это способно
напугать.
     - Да, - сказал я. А потом: - Нет.
     - Так что, да или нет?
     - Нет.  Не то  чтобы потрясение...  Так было,  когда  он хотел, чтобы я
вошел  в его камеру  и он  смог бы  вы-лечить мою инфекцию. Или когда желал,
чтобы  я  пе-редал  ему мышь.  Он  удивился,  но  не  потому,  что  до  него
дотронулись... не совсем так... о Боже, Джен, я не знаю.
     -  Ладно,  оставим  это,  -   согласилась  она.  -  Я  просто  не  могу
представить,  почему  он это сделал. Он ведь по натуре совсем не агрессивен.
Отсюда  следует другой вопрос, Пол: как  ты  сможешь его казнить, если  прав
насчет девочек? Как  ты  сможешь  посадить  его  на электрический стул, если
кто-то другой...
     Я дернулся на стуле. Ударил  локтем по тарелке и сбросил ее на пол, она
разбилась. Мне вдруг пришла в голову мысль. В  тот момент  во мне заговорила
скорее интуиция, чем логика.
     - Пол? - встревоженно спросила Дженис. - Что с тобой?
     -  Я  не  знаю,  - ответил я.  -  Я  ничего точно  не знаю,  но я  хочу
попытаться узнать.

        4
     За стрельбой  последовало цирковое  представле-ние на  трех аренах:  на
первой - губернатор,  тюрьма - на второй и бедный, больной на голову Перси -
на третьей. А ведущий представления? Этим  занимались  по  очереди различные
джентльмены  от прессы. Тогда они  были еще  не такие зануды, как сейчас, но
даже тогда, во  времена до Джералда  и Майка Уолласа и всех осталь-ных,  они
могли скакать очень резво, если в зубах был зажат кусок. Так и на  этот раз,
и пока шло шоу, все оставалось нормально.
     Но  даже  самый  лучший  цирк, с самыми  устрашаю-щими  уродами, самыми
смешными клоунами и самыми дикими  зверями однажды покидает город. Наш  цирк
уехал после заседания Совета  по расследованию - звучит  очень значительно и
пугающе, а на самом деле все выглядело прозаически. При иных обстоятельствах
губернатор обязательно потребовал бы на блюде чью-нибудь  голову, но  на сей
раз  было не  так. Его  племянник со стороны жены - кровный родственник  его
жены - сошел с ума и убил человека. Убил  преступника, да, и слава Богу - но
все равно Перси убил человека, мирно спящего в своей камере. А если добавить
еще  тот  факт,  что  означенный  молодой  человек  остается  безумным,  как
мартовский  заяц, то можно  понять,  почему губернатору так  хотелось замять
дело, и как можно скорее.
     Наше   путешествие  к  дому   начальника  Мурса  на   грузовике   Харри
Тервиллиджера  так  и  не  выплыло  наружу.  О  том,  что  на  Перси  надели
смирительную рубашку и заперли в смирительной комнате, тоже никто не  узнал.
Как и  о том, что  Вильям  Уортон был напичкан наркотиками, когда Перси  его
застрелил.  Да  и не  могли  узнать.  Зачем?  У  властей не  было  оснований
подозревать в организме  Уортона  что-то, кроме полудюжины пуль. Следователь
их  удалил,  гробовщик положил  тело в  сосновый ящик; вот  таков  был конец
человека  с татуировкой  "Крошка Билли" на левом  предплечье. Как говорится,
туда ему и дорога.