обо всем узнавший. Посоветовавшись, он  и  Снодграсс  решили,
что лучше будет перевезти По в больницу  "Вашингтон  хоспител".  Послали  за
экипажем; ослабевшего По, который все еще  судорожно  сжимал  в  руке  чужую
трость, по  ошибке  увезенную  из  Ричмонда,  отнесли  в  кабриолет,  вскоре
доставивший его в больницу,  где  поэта  поручили  заботам  некоего  доктора
Морана. Было это в среду, 3 октября, в пять часов вечера.
     До трех часов утра По не приходил в сознание. Затем  тьма  милосердного
забвения рассеялась. Взмокший от пота,  бледный,  он  говорил  и  говорил  -
"бредил он не переставая, но не  буйствовал  и  даже  не  пытался  встать  с
постели"; комната плыла и кружилась у него  перед  глазами,  и  из  уст  его
неслись бессвязные речи, обращенные к мечущимся по стенам призракам.
     Доктор  Моран  попытался  расспросить  По,  где  он  живет  и  кто  его
родственники.  "Однако  добиться  от  него   вразумительного   ответа   было
невозможно". По сказал, что в Ричмонде его ждет  жена,  наверняка  думая  об
Эльмире. Днем в больницу приехал Нельсон  По,  но  повидать  кузена  ему  не
разрешили. Вскоре По прислали несколько  смен  белья  и  все  необходимое  -
балтиморские родственники ничего не упустили из виду. Поняв, что имеет  дело
с джентльменом, доктор Моран приказал положить  По  в  палату,  находившуюся
рядом с комнатами, где жила семья доктора, и  его  жена  миссис  Мэри  Моран
стала сама ухаживать за больным.
     Среди вещей По нашли ключ от его дорожного сундука; однако  куда  делся
сам сундук, он никак не мог  вспомнить.  Похоже,  что  остался  в  гостинице
"Старый лебедь" в Ричмонде. Убедившись, что пациент безнадежен, доктор Моран
постарался хоть как-то ободрить его, уверяя, что через  несколько  дней  "он
уже сможет вернуться к друзьям". Однако  мысль  о  них,  вместо  того  чтобы
успокоить, привела  По  в  исступление  -  "он  весь  встрепенулся  и  почти
закричал, что самый  лучший  из  друзей  мог  бы  сейчас  оказать  ему  лишь
однуединственную услугу - пустить пулю в его несчастную голову,  что,  видя,
как низко пал, он готов провалиться сквозь землю". В один краткий миг  он  с
безжалостной ясностью вспомнил понесенные в жизни утраты, и сердце его сжало
отчаяние, вобравшее в себя всю  боль  прошлых  лет.  Обессилев,  он  забылся
недолгим. сном, но когда через некоторое время  доктор  Моран  вернулся,  то
увидел, что две сиделки борются  с  По,  пытаясь  удержать  его  в  постели.
Одержимый демоном, во сто крат страшнее тех, что рисовало  его  воображение,
он метался в безумном, неотступном бреду.
     Так продолжалось несколько дней. Миссис Клемм и Энни Ричмонд ничего  не
знали. Они так и не приехали. Страдания  и  муки  раскаяния  отняли  у  него
остатки сил. Услышав, что он наконец успокоился, жена доктора Морана пришла,
чтобы записать его последние распоряжения, полагая, что у  него  есть  вещи,
которые он хотел бы завещать.
     Он спросил ее, осталась ли у него надежда. Подумав, что он имеет в виду
надежду на  выздоровление,  она  ответила,  что  доктор  Моран  считает  его
состояние очень серьезным. "Я хотел сказать,  есть  ли  у  такого  пропащего
человека, как я, надежда в  ином  мире",  -  об®яснил  он.  Она  постаралась
утешить его "словами Великого  целителя",  прочтя  ему  четырнадцатую  главу
Евангелия от Иоанна. Потом, вытерев капли пота с его лба и поправив подушку,
пошла шить ему саван.
     О чем тогда думал По, никто никогда не узнает. Как это ни печально,  но
смерть его была еще мучительнее, чем жизнь.
     В последнюю ночь, когда осенившая По тень  начала  сгущаться,  сознание
его стали теснить ужасные видения. Ему казалось, наверное, что  он  потерпел
кораблекрушение, что погибает от жажды, что неодолимое  течение  все  дальше
уносит его в неведомое море мрака.
     Что-то сместилось в его воспаленном мозгу, воскресив сцены  из  "Артура
Гордона Пима" и напомнив связанное с ними имя.  "Рейнольдс!  -  звал  он.  -
Рейнольдс! О, Рейнольдс!" Комната звенела от его криков. Эхо их час за часом
неслось по больничным коридорам в ту ночь на  воскресенье,  7  октября  1849
года. Песчинки, исчезая, отсчитывали последние мгновения. К утру он  ослабел
и уже не мог звать. Было 3 часа пополуночи. Землю  окутывала  тьма,  еще  не
потревоженная проблеском зари.
     Он затих и какое-то время, казалось, отдыхал.  Потом,  слегка  повернув
голову, сказал: "Господи, спаси мою бедную душу".

     "Ужасные муки, которые мне пришлось претерпеть столь недавно,  -  муки,
ведомые лишь Господину Богу и мне самому,- опалили  мою  душу  очистительным
пламенем, изгнав из нее всякую слабость. Отныне я силен, и это  увидят  все,
кто любит меня, равно как и те, что без устали тщились меня  погубить.  Лишь
таких испытаний, каким я подвергся, и недоставало, чтобы,  дав  мне  ощутить
мою силу, сделать меня тем, чем я рожден быть"(1).
     -------------
     (1) Из письма Эдгара По Хелен Уитмен.