кой,
безмятежное  материнство  огромных  самок,  величие  бенгальских   тигров  с
рвущимися из глаз  джунглями, стремительность  маленьких  леопардов,  острый
мускусный запах,  с  которым  не в  состоянии справиться кондиционеры.  Майк
разделял ее чувства. Они часами  простаивали  либо здесь,  либо  в птичнике,
либо около рептилий, либо около бассейна с моржами. Однажды Майк сказал, что
для того, кто вылупился на этой планете, прекрасно быть морским львом.
     Когда Майк впервые увидел зоопарк, он был в полном расстройстве. Джил с
трудом убедила  его  подождать  и грокнуть, ибо он собирался освободить всех
животных. В конечном  итоге он пришел к заключению, что большинство животных
не  выживет там, куда  он  собирался их перенести. Зоопарк  был чем-то вроде
гнезда.  Для  этого  вывода  ему потребовалось  несколько  часов  полнейшего
отключения,  после  чего  он  уже  не  грозился  уничтожить железные брусья,
решетки  и  стекла. Он об®яснил Джил, что брусья  служат,  скорее для  того,
чтобы удерживать людей, чем животных, что он  неверно грокнул сначала. После
этого Майк в любом городе обязательно посещал зоопарк.
     Но сегодня даже мизантропия  верблюдов не изменила настроения Майка. Не
подняли его  и  обезьяны.  Они  с  Джил  стояли  перед клеткой с  семейством
обезьян-капуцинов  и смотрели,  как они едят,  флиртуют,  нянчат  детенышей,
бесцельно носятся по клетке. Потом Джил стала бросать орехи.
     Она бросила арахис одному  самцу. Но раньше, чем тот поднес его ко рту,
более  крупный самец вырвал орех и закатил ему  здоровенную оплеуху. Бедняга
не сделал никакой попытки броситься на обидчика. Он только колотил лапами по
полу  и  верещал  в  бессильной  ярости.  Майк  очень  серьезно  смотрел  на
происходящее.
     Неожиданно  обиженный  капуцин метнулся через  всю клетку,  схватил еще
меньшую обезьяну, повалил ее на пол  и задал трепку, гораздо  более сильную,
чем получил сам. Побитая обезьяна,  всхлипывая, поковыляла прочь.  Остальные
капуцины не обратили на это ни малейшего внимания.
     Майк откинул  голову и  засмеялся...  истерично и бесконтрольно. Ему не
хватило воздуха, он задрожал, осел на пол, но все продолжал хохотать.
     - Прекрати, Майк!
     Он  попытался,  но  хохот  вырвался  наружу.  К  ним  поспешно  подошел
служитель.
     - Вам нужна помощь?
     - Вы не вызовите такси? Наземное,  воздушное... какое угодно. Мне нужно
увезти его отсюда. - Она помолчала и добавила: - Он плохо себя чувствует.
     - Доктора? Похоже, у него припадок.
     - Кого хотите!
     Через  несколько минут она уже сажала Майка  в воздушное такси.  Сказав
водителю адрес, она повернулась к Майку:
     - Майк, послушай меня! Прекрати!
     Он на  какое-то время успокоился, через минуту закашляются, потом снова
захохотал, потом опять закашлялся, снова  захохотал... Джил  закрыла глаза и
молчала,  пока  они  не прибыли  домой. Она  помогла ему  подняться  наверх,
раздела и уложила на постель.
     - Все хорошо, милый. Если надо, отключись.
     - Я в порядке. Наконец-то я в полном порядке.
     - Надеюсь. - Она вздохнула. - Ты напугал меня, Майк.
     -  Прости, Маленький Брат. Я тоже испугался, когда  первый раз  услышал
смех.
     - Майк, что случилось?
     - Джил... я грокнул людей.
     - Что? "???"
     -  "Я  правильно сказал, Маленький Брат. Я грокнул". Теперь  я  грокнул
людей,  Джил...  Маленький   Брат...  драгоценная  моя...  чертенок  мой  со
стройными  ножками,  развратный,   сладострастный,  распутный,   влекущий...
прекрасные  грудки и нахальная  попка...  нежный  голос  и  мягкие  ладошки.
Радость моя.
     - Майк, я не узнаю тебя!
     - О, я знал слова. Я просто не знал, когда или почему говорить их...  И
почему ты хочешь их слышать.  Я люблю  тебя, сердечко мое. Теперь  я грокнул
"любовь".
     - Ты  всегда ее грокал. И я люблю тебя, ласковая моя  обезьяна... Милый
мой.
     - Вот именно, что обезьянка, положи мне голову на плечо и скажи шутку.
     - Просто сказать шутку?
     -  Прижмись  ко  мне. Скажи мне шутку,  которую я  раньше не  слыхал, и
посмотри, в нужном ли месте я засмеюсь. Я уверен, что не ошибусь. И я скажу,
почему это смешно. Джил... я грокнул людей!
     -  Но  как,  милый?   Ты   расскажешь  мне?  Для  этого  надо  говорить
по-марсиански? Или мысленно?
     - Нет, в том-то  и  дело.  Я грокнул людей.  Я - один из них... поэтому
теперь  я  могу об®яснить это на языке людей. Я понял, почему люди  смеются.
Они  смеются, когда  им больно... потому что  это  единственный способ унять
боль.
     Джил озадаченно уставилась на него.
     - Может быть, я одна из тех, кто не принадлежит к людям. Я не поняла.
     - Нет,  ты  принадлежишь  к людям, маленькая обезьянка. Ты грокаешь это
настолько  автоматически, что даже  не думаешь  об этом. Потому что ты росла
среди людей.  Я  же  - нет. Я  был  словно щенок,  выросший вдали  от собак,
который не может быть  таким, как его хозяева, и никогда не станет настоящим
псом. Поэтому я должен был учиться. Брат Махмуд учил меня, Джубал учил меня,
множество людей учили меня... и ты - больше всех. Сегодня я получил диплом -
и засмеялся. Бедный маленький капуцин.
     - Который из них, милый? Этот большой - просто подлец... Да и тот, кому
я кинула арахис, тоже  оказался  таким же подлецом. Там определенно не  было
ничего веселого.
     - Джил, Джил, любимая моя! Сколько марсианского тебе еще  надо впитать.
Конечно, это  не было весело, это было трагично. Вот  почему я вынужден  был
смеяться. Я глядел  на клетку с обезьянами - и  вдруг  увидел все те подлые,
глупые  и  абсолютно  необ®яснимые  вещи, которые видел, о которых  слышал и
читал, когда был со  своим народом... И неожиданно мне стало так больно, что
я захохотал.
     -  Но...  Майк,  милый, ведь  смеются, когда  хорошее  настроение, а не
тогда, когда страшно.
     - Да?  Вспомни  Лас-Вегас.  Когда  вы, девушки, выходите на сцену, люди
смеются?
     - Ну... нет, конечно.
     - Но ведь вы, девушки, самая прекрасная часть программы. Вы вызываете у
людей хорошее настроение. Я грокаю  теперь, что если бы они смеялись, то это
бы оскорбило вас. Нет, они  смеялись, когда у клоуна  заплетались  ноги и он
падал... или еще над чем-нибудь таким же дурным.
     - Но не все люди смеются над этим.
     -  Да? Может быть, я еще не полностью  грокнул. Но расскажи мне что-то,
что заставляет  тебя смеяться, сердечко мое... расскажи анекдот или какой-то
случай... что хочешь, но только то, что заставляет  тебя смеяться до слез, а
не   просто  улыбаться.   А   потом   посмотрим,   нет  ли   там  где-нибудь
неправильности... И будешь  ли  ты смеяться,  если  неправильности нет. - Он
задумался.  -  Я грокаю,  что, когда обезьяны выучатся смеяться,  они станут
людьми.
     - Может быть. - Джил принялась добросовестно рыться в памяти, отыскивая
анекдоты,  которые  всегда вызывали  у  нее  неудержимый хохот:  "...мебель,
мебель выносите!"... "...д-д-д-два..." "Теперь хорошая новость: навоза у нас
много". ... "Огонь подберется - сам отрежешь"...  "А мой  дурак  на  рыбалку
пошел"... "Родину, сынок, не выбирают".
     Она бросила перебирать  анекдоты,  сказав себе,  что  ведь  это  просто
выдумки,  и  стала  вспоминать случаи  из  жизни.  Всяческие  "практические"
сюрпризы? Все они только подтверждали мысль Майкла, даже такие невинные, как
чашка  с  дыркой. Что  же  касается  розыгрышей  в  интерновской  среде,  то
интернов*  по здравому размышлению следовало бы  запереть в клетку. Что еще?
Как у Эльзы Мей лопнула резинка? Для Эльзы Мей это не было смешно. Или...
     * Интерн - студент-медик или молодой врач, живущий при больнице.
     Она мрачно сказала:
     -  Оказывается,  вершина юмора, это  когда  кто-то  падает  в  лужу. Не
слишком-то приятно выглядит человечество.
     - Ты неправа.
     - Вот как?
     - Я думал...  мне говорили... что смешное - хорошо. Это не так.  И  это
вдвойне  не так  по  отношению к тому,  над кем смеются. Как тот  шериф  без
штанов. Хорошее заключается в  самом смехе. Я грокнул, что это мужество... и
совместное деление... боли, скорби и обиды.
     - Но... Майк, что же хорошего в смехе над человеком?
     - Ничего. Но я не смеялся над маленькой обезьяной. Я  смеялся над нами.
Людьми.  И  вдруг я  понял,  что  тоже  принадлежу к людям,  и  уже  не  мог
остановить смех. - Он помолчал. - Это все трудно об®яснить, потому что ты не
была марсианином, хотя  я  тебе очень много рассказывал. На Марсе никогда не
происходит того, над чем можно посмеяться. Все то, что смешно нам, людям, на
Марсе либо  просто не может произойти,  либо не  допускается.  Сердечко мое,
того, что ты называешь  свободой, на Марсе  не существует.  Все  планируется
Старшими. А то, что случается на Марсе из того, над чем мы смеемся на Земле,
там не смешно, потому что не несет неправильности. Например, смерть.
     - В смерти нет ничего смешного.
     - Почему тогда  на эту тему столько анекдотов? Джил, для нас...  людей,
смерть  настолько  страшна,  что  мы вынуждены  смеяться  над  ней.  Все эти
религии...  Они противоречат одна  другой  в каждом слове, но все они  полны
способов помочь людям осмелеть настолько,  чтобы смеяться, хотя те и  знают,
что смертны. -  Он замолчал, и Джил почувствовала, что он почти погрузился в
транс. - Джил, возможно ли, что я шел по неверному пути? Может так быть, что
каждая религия истинна?
     - Что? Как такое может быть? Майк, если одна истинна, другие ложны.
     -  Да? Укажи  направление кратчайшего  пути вокруг Вселенной. Не  имеет
значения,  в  каком  направлении ткнуть  пальцем...  оно  кратчайшее,  и  ты
указываешь на собственную спину.
     - Ну, и что это доказывает? Ты научил  меня правильному ответу: ты есть
Бог.
     - И ты есть Бог, любимая. Но этот первичный факт, не зависящий от веры,
может означать, что все религии истинны.
     - Ну, раз они все истинны, я хочу поклоняться  Шиве. - Джил сопроводила
свои слова выразительным движением.
     -  Маленькая  язычница,  -  мягко  возразил  Майк.  -  Тебя выгонят  из
Сан-Франциско.
     - Мы все равно собирались в Лос-Анджелес... там этого не заметят. О! Ты
есть Шива!
     - Танцуй, Кали, танцуй!
     Ночью она проснулась и  увидела,  что Майк стоит у  окна и  смотрит  на
город.
     "Тебе тяжело, брат?"
     Он обернулся.
     - Им нет нужды быть такими несчастными.
     - Милый, милый! Поедем лучше домой. Город плохо действует на тебя.
     - Но  я знаю точно. Боль, болезни,  голод,  борьба - ни в чем  этом нет
нужды. Это так же глупо, как поведение тех обезьян.
     - Да, милый. Но это не твоя вина...
     - В чем-то и моя!
     - Ну... в каком-то смысле... но на  свете не только один этот город. На
земле  пять  миллиардов  людей,  даже  больше.  Ты  не в  силах помочь  пяти
миллиардам людей.
     - Я подумаю.
     Он отошел от окна и сел рядом с ней.
     - Теперь я грокаю их, я могу говорить с  ними. Джил, я могу возобновить
наш номер и заставить публику смеяться без перерыва. Я уверен.
     - Так почему бы нам не сделать это?  Патти будет приятно.  И  мне тоже.
Мне нравится  участвовать в таких делах. И теперь, когда мы разделили воду с
Пат, это будет словно возвращение домой.
     Он не ответил. Джил  чувствовала его мысли и знала,  что он размышляет,
пытаясь грокнуть. Она ждала.
     - Джил, что мне надо сделать, чтобы принять сан?

         * ЧАСТЬ 4. Его скандальная жизнь * 


        Глава 30.

     Первая  Смешанная  группа  колонистов   прибыла  на  Марс;  шестеро  из
семнадцати выживших из двадцати трех членов  предыдущей экспедиции вернулись
на Землю.  Будущие колонисты  тренировались в горах Перу  на  высоте  16 000
футов. Президент  Аргентины в одну из ночей бежал  в  Монтевидео, захватив с
собой пару чемоданов. Новый  президент начал в Верховном суде  обвинительный
процесс,  добиваясь  его выдачи. Или, на худой конец,  чемоданов.  Отпевание
Алисы  Дуглас  состоялось в Национальном  Соборе. Присутствовали две  тысячи
приглашенных. Комментаторы  отдали должное  стойкости, с которой Генеральный
Секретарь воспринял  тяжелую утрату.  Два гостя колонии Айротель,  Вунсвиль,
рассоединились. Один добровольно, - другой - от сердечного приступа.
     По Соединенным Штатам  распространялась подпольная  анонимная биография
"Дьявол и преподобный Фостер". К вечеру все экземпляры были сожжены, а набор
рассыпан. В Британском, музее, по  слухам, хранилась  копия  первого издания
(вранье). То же самое говорили  про библиотеку  Ватикана (верно, но выдается
только семинаристам).
     Парламент  штата Теннесси рассмотрел  закон  о  том, чтобы считать "пи"
равным  трем. Закон  был внесен  Комитетом  народного образования  и морали,
благополучно  прошел  нижнюю палату  и  скончался  в верхней. Доктор  Джубал
Харшоу сделал пожертвование,  но  проставил имя  (и  адрес) издателя "Нового
Гуманиста", воинствующего атеиста и своего лучшего друга.
     Но  чаще всего Джубалу было не до смеха: слишком много доходило до него
вестей  о  Майке. Он дорожил  краткими  наездами Джил  и  Майка домой и  был
чрезвычайно заинтересован прогрессом Майка,  особенно после того, как у него
проклюнулось чувство юмора.
     Джубал нисколько не был  раздосадован, когда  Майк примчался к  нему  с
теологического семинара, преследуемый по пятам сворой раз®яренных  теологов.
Одни были злы оттого,  что  верили в Бога, другие  оттого,  что  нет, но вся
орава была едина в ненависти к Человеку с Марса. Что ж, такой опыт хорош для
мальчика. В следующий раз будет знать.
     Нисколько не обеспокоился  он  и тогда, когда  Майк (с помощью Дугласа)
под  вымышленным именем завербовался в  вооруженные  силы Федерации. Он  был
уверен,  что ни  один сержант не  станет  измываться  над Майком.  И Джубала
совсем  не  волновало,   что   может  случиться  с  десантниками  Федерации:
непримиримый старый реакционер, Джубал  сжег свое почетное демобилизационное
удостоверение и все,  что к нему прилагалось,  в тот день, когда Соединенные
Штаты распустили свою армию.
     Джубал  был  удивлен тому,  как  мало  несуразностей  Майк  совершил  в
качестве "рядового  Джонса" и как долго он просуществовал в  этом обличьи  -
почти три недели. Майк завершил свою военную карьеру периодом расспросов, за
которым   последовала   лекция,   доказывающая   бесполезность   армий    (с
рекомендацией  сокращения  населения  посредством  людоедства).  Далее  Майк
предложил  себя в  качестве  подопытного  кролика  для  любого  оружия любой
природы,  чтобы  доказать, что оружие  не только бесполезно, но и невозможно
применять против тренированного человека.  Предложение принято не было - его
просто вышвырнули вон.
     Дуглас разрешил Джубалу просмотреть  сверхсекретный отчет ("экземпляр э
1;  количество экземпляров  -  3"), взяв с того  слово,  что  ни  одна душа,
включая госсекретаря, не  узнает,  что рядовой Джонс - это Человек  с Марса.
Джубал просмотрел материалы. В основном это были путаные доклады о том,  что
происходило, когда "Джонса" обучали обращению с оружием. Джубал с удивлением
обнаружил, что некоторые свидетели  имели смелость под присягой подтвердить,
будто видели, как оружие исчезает.
     Последний  параграф   Джубал  прочел  с  особым   вниманием:   "Выводы:
упомянутый  человек  является  прирожденным   гипнотизером   и  может   быть
использован  в  разведке, но  непригоден  для военных действий. "Однако  его
низкий коэффициент интеллекта (слабоумие), чрезвычайно слабое общее развитие
и   параноидальные    тенденции   (мания   величия)   делают   нежелательным
использование  таланта  этого  гения-идиота.  Рекомендации:  увольнение  без
пенсии и пособия".
     Майк  научился шутить. Когда на последнем параде  его взвод появился на
плацу,  генерал  и  вся его свита вдруг оказались  по  пояс  в  буколическом
конечном   продукте,  хорошо  знакомом   каждому   солдату,  но  здесь  явно
неуместном. Затем  вся жижа исчезла, оставив после себя стойкий запах и веру
в массовый гипноз.  Джубал решил, что Майк переборщил со своей шуткой. Потом
припомнил  случай в медицинской школе, когда декану  подсунули труп. Тоже та
еще была шуточка!
     Джубал  даже порадовался  бесславной военной карьере Майка, потому  что
Джил в это  время  была дома.  Когда  Майк вернулся,  он  вовсе  не  казался
обиженным  непродолжительностью  своей службы.  Он похвастался Джубалу,  что
выполнил данное Джил обещание и никого ни исчез, разве что несколько неживых
вещиц... хотя, как грокнул  Майк,  были случаи,  когда Земля  могла бы стать
более приятным местом, если бы  не слабость Джил. Джубал  не спорил:  у него
был свой список кандидатов на виселицу.
     Способы  совершенствования были  у  Майка  уникальны;  Майк  и  сам был
уникален.  Но  эта  его  последняя штучка  - "преподобный  доктор  Валентайн
М.Смит,  б.г.н.,  д.б., д.ф.*, основатель  и пастор Церкви  Всех  Планет"...
тьфу! Плохо, что парень решил  быть святым  вместо того, чтобы оставить души
других людей  в покое, как подобает джентльмену. И  это обилие  степеней, от
него просто тошнит!
     * Бакалавр гуманитарных наук, диктор богословия, доктор философии.
     Хуже всего  было  то,  что  Майк  об®явил, будто почерпнул эту  идею из
рассуждений  Джубала  о том, что  есть церковь и какова она должна  бы быть.
Джубал согласился,  что  нечто  подобное  он мог в принципе  говорить,  хотя
самого разговора не помнил.
     Майк был уклончив, отвечая на  вопросы  о получении степеней: несколько
месяцев  в  очень  маленьком, очень  бедном  колледже  одной секты,  степень
бакалавра, полученная после  экзамена, визит в епархию и последующее за этим
рукоположение  в  этой  признаваемой,  но  малоизвестной  секте,  докторская
диссертация по сравнительной  религии, которая была чудом  эрудиции,  хотя в
ней и  отсутствовали  выводы,  "заслуженное" получение  докторской  степени,
совпавшее с  крупным  (анонимным) пожертвованием этой  вечно голодной школе,
вторая докторская степень  gonoris causa  за "вклад  в развитие межпланетной
науки", полученная после того, как Майк дал понять, что именно такова должна
быть плата за его появление на конференции  по изучению Солнечной системы. В
свое  время   Человек  с   Марса  отказал  всем  вузам   от  Калифорнийского
технологического  до Института кайзера  Вильгельма.  Гарвард  оказался не  в
силах противостоять искушению.
     Что  ж,  сейчас они должны  бы покраснеть под  цвет  их  флага, подумал
Джубал.  Майк  провел  несколько  недель  в  качестве  священника  в  церкви
выпестовавшей его секты, затем  порвал с сектой, об®явившей его схизматиком,
и основал собственную церковь. Полностью  кошерную, закрытую, насколько  это
допускал  закон, почтенную, как  в свое время  церковь Мартина Лютера,  -  и
тошнотворную, как выгребная яма.
     От мрачных раздумий Джубала отвлекла Мириам.
     - Босс! Гости!
     Джубал поднял голову и увидел идущую на посадку машину.
     - Ларри, мой  револьвер! Я поклялся,  что  застрелю следующего болвана,
который плюхнется на мои розы.
     - Он садится на траву, босс.
     - Скажи ему, пусть сделает еще попытку. Мы снимем его на втором заходе.
     - Похоже, это Бен Кэкстон.
     - Так и есть. Привет, Бен. Что будешь пить?
     - Ничего, профессиональный вы совратитель. Нам надо поговорить, Джубал.
     - Ты это уже делаешь. Доркас, стакан теплого молока - Бен болен.
     - Но без содовой, - уточнил Бен. - Частный разговор, Джубал. Олл  райт,
идем ко мне в кабинет. Хотя, если ты считаешь, что  можно  что-то  утаить от
моих разбойников, поделись способом.
     После того, как Бен кончил приветствовать членов семьи  (в трех случаях
- нарушая правила санитарии), они поднялись наверх.
     Бен оглянулся.
     - Что за черт! Где это мы?
     - А, ты еще не видел нового крыла! Две спальни, а  там, внизу, еще одна
ванная. А здесь моя галерея.
     - Здесь хватит статуй для целого кладбища.
     - Не надо