римирившихся   с   церковью,   задушили  перед
сожжением,  а  трое  погибших под  пытками  были  сожжены  "в  изображении".
Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании.
     За  восемнадцать  лет  своей "работы" Торквемада,  по данным  Льоренте,
"десять тысяч двести  двадцать жертв  сжег  живыми,  шесть  тысяч  восемьсот
шестьдесят  сжег фигурально  после их  смерти или  по случаю их отсутствия и
девяносто семь  тысяч триста двадцать одного  человека подверг опозоренью  и
исключению  из службы на общественных и почетных должностях. Общий итог этих
варварских  казней доходит  до  ста четырнадцати  тысяч четырехсот  навсегда
погибших семейств.  Сюда  не  включены те  лица,  которые по своим связям  с
осужденными разделяли более или  менее их  несчастье и горевали,  как друзья
или родственники, о строгостях, постигших несчастные жертвы". Льоренте X. А.
Критическая история испанской инквизиции.
     Разумеется, апологеты церкви оспаривают данные Льоренте, утверждая, что
они "завышены", что Торквемада послал на костер не  10 тыс. человек, а 5 или
4  тыс. Но у  Льоренте  имеется перед ними  одно  немаловажное преимущество:
как-никак, а он все же был секретарем испанской инквизиции и писал, опираясь
на материалы ее архивов. Но даже если  данные  Льоренте  преувеличены, разве
это меняет преступный характер инквизиции?
     Преследования еретиков продолжались вплоть до начала XIX в. По неполным
данным,  только  за  четыре  года  (с  1721  по  1725  г.) одна  кастильская
инквизиция осудила 902  еретика, из них было сожжено на костре  165 человек.
Последним же привлеченным  инквизицией по  обвинению в иудействе был Мануэль
Сантьяго Вивар в Кордове в 1818 г.
     Но Торквемада был не только организатором террора, он являлся к тому же
и его "теоретиком".  Под его руководством был  составлен  кодекс инквизиции,
включавший  28  статей  ("инструкций").  В  выработке  кодекса   участвовали
виднейшие испанские богословы того времени, а также Изабелла и  Фердинанд. В
этом документе,  датированном 1484 г., были суммированы  директивы  папского
престола по преследованию еретиков  и прошлый опыт инквизиционных трибуналов
в Испании и других странах.
     Основные   положения   кодекса   Торквемады  сводились  к   следующему:
инквизиция  об®являлась  тайным  судилищем,  первой  и последней инстанцией,
рассматривавшей   дела  еретиков.  Ее  решения  считались  окончательными  и
пересмотру  не  подлежали.  Лица,   обвиненные  инквизицией  в  ереси  и  не
признавшие  себя виновными, подлежали отлучению и передаче светским  властям
для  сожжения.  Обвиняемый в  ереси мог спасти себя от  костра только полным
признанием   своей  вины,  выдачей  сообщников,  отречением  от  еретических
воззрений и полным подчинением воле "священного" трибунала.
     Кодекс  Торквемады  не  устанавливал какого-либо срока  для  проведения
следствия и суда над обвиняемым. Инквизиция была властна держать свои жертвы
в предварительном заключении неограниченное время. Были случаи, когда узники
томились  в  застенках  инквизиции  десятки  лет до вынесения им  приговора.
Священник Хосе Бунон де Вертис был арестован в 1649 г. и умер в заключении в
1656 г. По его делу  так и не было вынесено никакого  решения. Доминиканский
монах  Габриэль Эскобар 15 лет (с 1607 по 1622 г.) томился в заключении, где
умер, так и не дождавшись приговора инквизиции.
     Кодекс Торквемады неоднократно пополнялся новыми инструкциями,  но суть
его  от  этого  не  менялась.  Кодекс  наделял  инквизиторов  неограниченной
властью,  в  своих  действиях  они  отчитывались  только  перед  генеральным
инквизитором и Супремой, которые в свою очередь несли ответственность только
перед короной.
     Кодекс Торквемады расширил организационную структуру  инквизиции. Кроме
Верховного совета инквизиции  во главе  с  генеральным  инквизитором, кодекс
предусматривал создание местных постоянных трибуналов (их было создано 17) и
чрезвычайных трибуналов, которые могли создаваться  в  любой  местности и на
любой срок, смотря по необходимости.
     Важным звеном в инквизиторской иерархии  были так называемые фамилиарес
("родственники") и фискалы - ее светские сотрудники, выполнявшие обязанности
осведомителей, доносчиков и провокаторов, а также помощников при организации
аутодафе,  на которых они появлялись в  капюшонах. Фискалы  получали долю  с
конфискованного  у  жертв  инквизиции  имущества,  не  подлежали  юрисдикции
светских  судов   и   по  существу   действовали  совершенно   безнаказанно.
Большинство  из них  составляли уголовные  элементы, однако наряду с  ними в
этом  "сословии"  были  представлены  все  слои  населения.  Среди  фискалов
фигурировали   и  известные   писатели  и  государственные  деятели.   Число
"родственников" было  весьма  велико. Так, например, при трибунале  в Толедо
имелось 805 "родственников", в Гранаде - 554, в Сантьяго - 1009, в Сарагоссе
-  1215,  в  Барселоне  - 905. Их общее  число,  судя  по  имеющимся данным,
превышало 15 тыс. человек.
     Одна   из   составных   частей   инквизиторского   судопроизводства   -
доносительство всемерно  поощрялось церковью в проповедях и  в исповедальне.
Церковь упорно внушала верующим, что доносительство -  богоугодное дело, что
доносы - это своего рода пропуск в райскую обитель. Особенно ценились доносы
на  родственников  и друзей, слуг - на хозяев, подчиненных - на начальников.
Инквизиция  сохраняла  имена  доносчиков  в  тайне,  щедро награждала  их из
средств, конфискованных у еретиков.
     Инквизиция  не  стеснялась  вербовать  доносчиков и среди иудеев. Еще в
1485  г. инквизиторы  приказали  раввинам  в Севилье  предавать  в  синагоге
анафеме тех иудеев, которые, зная о марранах, исповедующих втайне иудейство,
не доносят об этом "священному" трибуналу.
     Церковная  проповедь,   превращавшая   доносительство   в  христианскую
добродетель, и страх перед  инквизицией порождали огромное число доносчиков,
разоблачения  и  показания  которых  против  мнимых  или  подлинных еретиков
никогда  не  оставляли  "священный" трибунал  без дела.  Приведем  несколько
примеров.
     В  1530 г. доносчик сообщил инквизиции Канарских островов, что  местная
жительница Альдонса де  Варгас "загадочно  улыбнулась", когда упомянули в ее
присутствии  имя  "непорочной" девы Марии. Эта  "загадочная улыбка", отмечал
доносчик, свидетельствует о кощунственном отношении Альдонсы к богоматери.
     Гонсалес  Руис попал в инквизицию по доносу проигравшегося партнера  по
карточной игре, обвинившего его  в  том, что во  время игры он сказал: "Даже
если бог будет тебе помогать, ты все равно не сможешь выиграть эту игру".
     В 1581 г.  два  прихожанина донесли  на  самих себя, что заявили  своим
женам - "совокупление не грех", а ведь подобное утверждение считалось чистой
воды  ересью.  Мужья  самообвинили себя, опасаясь, что  жены  донесут на них
инквизиции.
     В  1635 г. в  Барселоне  был  сделан  донос  на  некоего Педро Хинесту,
подозреваемого в протестантстве на  том  основании, что доносчик видел,  как
Хинеста  ел в  пост "ветчину  с  луком". В  том же  году был арестован некий
Алонсо  из г. Хаена  за  то, что, согласно донесению доносчика, "мочился  на
церковную стену", что могло сойти за сознательное желание еретика осквернить
католический храм.
     Сколько исписано церковниками и их апологетами бумаги с целью оправдать
или  по  крайней мере затушевать применение пыток  испанскими инквизиторами!
Применялись  ли  пытки  инквизицией?  Да,  сквозь  зубы признают церковники,
применялись, но редко, но  по-божески  -  умеренно,  но в присутствии врача,
чтобы  не  дай  бог еретику не  повредили  бы косточки, не  пролили  бы  его
драгоценной  крови, ибо  церковь  относится  к пролитию  крови с  ужасом,  с
возмущением. Пытки, конечно,  применялись, не отрицают апологеты инквизиции,
но ведь это было в обычае  эпохи, а раз так, то при  чем тут церковь, причем
тут  "священный"  трибунал,- виновата-то  эпоха!  Пытки применялись, да,  но
признавались только те показания, которые обвиняемый добровольно подтверждал
после пытки.
     Оказывается, какой благородной, справедливой,  умеренной, гуманной была
инквизиция в применении пыток и вовсе не такой кровожадной и жестокой, какой
ее рисуют антицерковные "клеветники" - разные там просветители и иже с ними!
     Увы! Документы, тысячи  документов - протоколов  допросов -  изобличают
инквизиторов как беспощадных палачей-садистов, систематически  пытавших свои
жертвы, независимо от  их пола и возраста, ибо среди тех, к кому применялись
пытки, мы  встречаем как малолетних детей, так и старух вплоть до 90-летнего
возраста.
     Из большого числа опубликованных такого рода документов  приведем самый
заурядный,  повествующий сухим канцелярским языком  о том, какими средствами
добывали испанские инквизиторы признания у своих жертв:
     "Протокол пытки над Франсиско Робертом.
     На  суде святой  инквизиции в  Толедо  утром  17 августа  1569 г.  пред
сеньорами инквизиторами лисенсиатом  Хуаном Бельтраном  де  Геварой  и доном
Педро  Веларде,   в   присутствии  лисенсиата   Уркисы,   главного  викария,
замещающего иногда судью, предстал Франсиско Роберт, и когда  он явился, ему
сказали,  что  ввиду единогласия в  его деле он должен сознаться и покаяться
для облегчения совести.
     Тогда он сказал, что согласен, и попросил их милость поскорее закончить
его дело.
     Ему сказали, что  по его  признаниям  относительно  святых, и обедни, и
насмешек  над  монахами,  как  подтвердили также  свидетели,  есть основание
считать его лютеранином и разделяющим  заблуждения  Лютера и что  из любви к
богу  и  пресвятой  богородице  ему  советуют  сказать  и  об®явить   правду
относительно  всего, что он сделал и сказал против нашей святой католической
веры, и назвать лиц, внушивших  ему это. Но  после этих убеждений из него не
могли вытянуть  больше того, что  он сказал на исповеди; причем  он добавил,
что хотя и сказал многое, но не верит этому.
     Ему  ответили,  что  его   дело  рассмотрено  вышеназванными  сеньорами
инквизиторами, и судьею,  и  советниками,  и они вынесли впечатление, что он
говорит неправду,  вследствие чего  они пришли к  убеждению, что  необходимо
пытать его. Однако его предупредили, что, из любви к богу, ему предлагают до
начала пытки сказать правду, ибо сие необходимо для облегчения его совести.
     Он ответил, что уже сказал правду.
     Ввиду  сего...  по  рассмотрении  документов  и  данных  процесса,   мы
вынуждены присудить  и  присуждаем  сего Франсиско Роберта  к пытке  водою и
веревками по установленному  способу, чтобы подвергался пытке, пока будет на
то воля наша, и утверждаем, что в случае, если он умрет во время пытки или у
него сломается член, это случится  по его вине, а не по нашей, и, судя таким
образом,  мы  так  провозглашаем,  приказываем  и повелеваем в  сей грамоте,
заседая в суде.
     ...И тогда приказали отвести его в комнату пыток и отвели.
     Затем, находясь уже  в комнате  пыток, сии  сеньоры инквизиторы и судья
спросили  сего  Франсиско  Роберта,  не  хочет  ли  он  сказать  правду   до
раздевания. Он ничего не ответил и стал раздеваться.
     И когда он был раздет, сего Франсиско  Роберта стали  увещевать сказать
правду до начала пытки. Он ответил:
     "Я не знаю, что угодно вашей милости".
     Тогда  его посадили  на скамью и стали вязать руки  веревками и прежде,
чем прикрутить их, его увещевали сказать правду. Он ответил, что ему  нечего
говорить.
     Тогда было приказано прикрутить и дать один поворот веревке. И так было
сделано. Он произнес: "О, господи!"
     Тогда приказали  дать второй поворот, и дали, и  ему предложили сказать
правду.  Он сказал: "Скажите, чего  вы желаете от меня,  и  я готов  служить
вашей милости".
     Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили и сказали ему,
чтобы сказал правду из любви к богу. Он ничего не ответил.
     Тогда приказали  еще раз прикрутить веревку,  и прикрутили, и он ничего
не сказал.
     Тогда  приказали  еще раз прикрутить веревку  и сказали,  чтобы  сказал
правду из уважения к богу. Он ответил:
     "Я сказал правду, я говорю правду". И застонал.
     Приказали еще раз  прикрутить  веревку,  и прикрутили,  и он  ничего не
ответил, а только застонал.
     Тогда еще  раз прикрутили  веревку и  сказали, чтобы  сказал правду. Он
простонал и ничего не сказал.
     Тогда  приказали потуже  прикрутить  веревку, и прикрутили  и  сказали,
чтобы сказал правду. Он ответил, что не знает, чего от него хотят.
     Ему сказали, что желают услышать от него правду. Он ничего не ответил.
     Приказали  еще раз  прикрутить  веревку, и  прикрутили, и  сказали  ему
сказать правду.  Он  ничего не ответил. Затем сказал: "Я был  сумасшедшим, я
был пьяным, не знаю, как и когда".
     Тогда приказали  еще раз прикрутить веревку,  и прикрутили  веревку,  и
сказали ему, чтобы сказал правду ради бога. Он простонал.
     Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и  сказали ему, чтобы сказал
правду. Он ничего не ответил.
     Ему еще прикрутили веревку, и он ничего не сказал.
     Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал.
     Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал: "Ox, ox!"
     Ему еще раз приказали прикрутить веревку, и  прикрутили, и он ничего не
сказал.
     Приказали  еще  раз   прикрутить,  и  прикрутили.  Он  сказал:  "Сеньор
инквизитор! Да, я обвиняю одного фламандца, работавшего там, где я".
     Его спросили,  в чем  он  обвиняет сего фламандца.  Он ответил, что  не
знает этого.
     Приказали привязать к станку веревку, стягивавшую ему руки.
     Тогда его привязали  к  станку и  сказали ему,  чтобы, из любви к богу,
сказал правду прежде, чем приступят к пытке.
     Он ответил, что отец и мать научили его тому, что говорят их милости.
     Ему сказали, чтобы сказал, чему  его научили, и что он  верит в это. Он
ответил, что Малтес, заключенный в этой же тюрьме, говорит много дурного про
испанцев,  утверждая,  что  они  -  иудеи  и  негодяи,  и  много  добра  про
фламандцев.
     Затем сказал, что не знает, что говорить.
     Затем приказали привязать  его к станку за каждую руку одною веревкою и
за  каждое бедро одною веревкою, по веревке сверху и над коленями,  и еще за
ступню, по веревке на каждой.
     Затем в  каждую веревку  вставили палку,  к рукам и бедрам и ступням, и
привязали ему голову, и тогда  сказали  ему,  что его просят, из уважения  к
богу, сказать правду до начала пытки.
     Он ответил: "Я  готов служить богу" и заплакал. И за  нежелание сказать
правду приказали прикрутить  веревку у правой руки, и прикрутили. Он плакал,
молчал.
     Тогда  ему прикрутили  палку у  левой  руки и  сказали, чтобы он сказал
правду. Он закричал, плача: "Прощай, пресвятая дева Мария!"
     Тогда приказали прикрутить  палку от  левой  ноги  и  попросили сказать
правду. Он закричал, затем сказал, что работал во Франции с одним.
     Ему сказали, чтобы сказал про этого maestre  publico, что тот заставлял
его делать и говорить. Он ответил, что ничего.
     Тогда приказали прикрутить палку от правой ноги и сказали, чтобы сказал
правду. Он крикнул несколько раз:
     "Иисус, Мария!"
     Тогда было приказано прикрутить палку с правого бедра. Он крикнул много
раз: "Иисус, Мария!"
     Тогда  его попросили  сказать правду из  любви  к богу. Он  сказал: "О,
господи и пресвятая дева! О, господь и пресвятая  дева!" И больше  ничего не
могли вытянуть из него.
     Тогда  приказали  прикрутить  палку  у  левого  бедра.  Он  застонал  и
закричал.
     Тогда было приказано прикрутить  палку  от нижней части ноги. Он ничего
не сказал.
     Тогда было приказано прикрутить  палку  от  правой ноги.  Он  ничего не
сказал.
     Тогда приказали поднести  к его лицу чашу  и сказали ему, чтобы  сказал
правду, пока не начнется пытка. Он ничего не сказал.
     Тогда приказали облить  его кувшином воды,  и облили, и он сказал:  "О,
господи, чего же от меня хотят!"
     Тогда его облили из второго кувшина воды.
     Тогда ему  сказали,  чтобы лучше сказал правду  прежде, чем  его  будут
пытать еще. Он сказал: "Что же хотят ваши милости, чтобы я сказал?"
     Ему ответили, что хотят, чтобы он сказал правду.
     Он сказал, что отрекается от отца и матери.
     Когда его спросили, почему он отрекается от отца и матери,  он прочитал
"Отче наш" и сказал, что больше ничего не знает.
     Тогда приказали облить его еще из одного кувшина, и  облили, и сказали,
чтобы сказал правду. Он сказал:
     "Отпустите меня. Я уйду в монастырь молиться богу за вашу милость".
     Потом он  сказал,  что  бросится  в колодец в  Мадриде с горя, что  ему
нечего есть.
     Тогда  сеньоры инквизиторы сказали,  что  его довольно  пытали, и пытку
прекратили, и ушли из комнаты, и сего Франсиско Роберта отвязали.
     В  присутствии меня,  Хуана  де  Вергара  (секретаря)". Лозинский С. Г.
История инквизиции в Испании.
     Инквизиторы и их сотрудники  по трибуналу кормились  за счет жертв. Они
получали  жалованье  из  фонда  конфискаций  имущества  еретиков. Эти  фонды
делились на три части: одна из  них  поступала непосредственно в королевскую
казну, другая - в церковную, третья - в казну инквизиции.
     По имеющимся данным, Фердинанд и Изабелла выручили от ограбления "новых
христиан" баснословную для тех времен сумму  в 10 млн. золотых  дукатов, или
60 млн. долларов в современном исчислении.
     В 1629  г. генеральный  инквизитор получал 3870  дукатов в год, а члены
Супремы половину этой суммы каждый. В 1743 г. генеральный инквизитор получал
7 тыс. дукатов, а 40 членов Супремы 64 100 дукатов в год.
     В 1636 г. инквизиция обвинила банкира Мануэля Фернандеса Пинто в ереси.
Король  был  должен  Пинто 100  тыс.  дукатов. Арестовав  Пинто,  инквизиция
вырвала у него еще 300 тыс. дукатов.
     Волна  арестов  еретиков  на  острове Майорка  в 1678 г.,  обвиненных в
заговоре,  позволила инквизиции завладеть их имуществом  стоимостью 2,5 млн.
дукатов.
     Эти разрозненные  данные  свидетельствуют, насколько  прибыльным  делом
было преследование еретиков как для инквизиции, так и для королевской казны.
     Сторонники  инквизиции,  пытаясь   как-то  оправдать  ее  преступления,
утверждают, что ее  учреждение  и  деятельность якобы встречали  единодушную
поддержку всех кругов населения Испании.
     Свидетельства современников  опровергают  эту легенду. Инквизиция  была
навязана испанскому народу.
     Иезуит Хуан Мариана (1536-1624) в своей "Истории Испании" отмечает, что
инквизиция вначале "представлялась испанцам  крайне угнетающей. Больше всего
вызывало удивление  то,  что  дети  несли ответственность за преступления их
отцов и что имена  обвинителей держались  в тайне от обвиняемых, так же  как
имена свидетелей; все это  противоречило процедуре,  издревле практикуемой в
судах. Кроме  того,  казалось новшеством,  что подобного  рода грехи  должны
караться   смертью.  И   еще  более  серьезным  было  то  что  из-за  тайных
расследований  испанцы  были лишены возможности свободно слушать и говорить,
ибо  во  всех  городах, селениях  и деревнях  находились люди,  поставлявшие
инквизиции  сведения о происходящем. Некоторые считали такое положение самым
гнусным рабством и равным смерти".
     Даже  среди  инквизиторов  не  все   одобряли  террористические  методы
преследования инакомыслящих.  Об  этом свидетельствует  следующий отрывок из
сочинения,  посвященного принцу Астурийскому (будущему императору  Карлу V),
датированного  приблизительно  1516  г.,  в  котором   анонимный  инквизитор
признавался королю:
     "Некоторые из нас чувствуют это и плачут у себя дома, но не решаются об
этом  говорить,  потому  что  такого  снимут с  должности  и  будут  считать
подозрительным  в  делах  инквизиции.  Те,  кто так думает и  добросовестен,
покидают  должность,  если  у  них