бы они  могли  благоденствовать  и
долгоденствовать  в  стране".  Так  власть природы  как  таковая  и  чувство
зависимости от нее исчезают  перед лицом власти  политической или моральной.
Раба  природы ослепляет блеск  солнца, так  что  он,  как качинский татарин,
ежедневно  его  молит:   "не   убивай  меня";  между  тем  раб  политический
ослепляется  блеском царского звания до такой  степени, что он падает  перед
ним  ниц,  как перед божественной силой,  от которой зависит жизнь и смерть.
Даже среди христиан римские  императоры титуловались: "ваша божественность",
"ваша   вечность".  Даже  в   наши  дни  среди   христиан  "святейшество"  и
"величество"  -  эти  титулы  и  атрибуты  божества  оказываются титулами  и
атрибутами  королей.   Правда,   христиане   оправдывают   это  политическое
идолопоклонство толкованием, будто король - лишь заместитель  бога на земле,
бог есть царь царей, но это оправдание - простои самообман. Уже не  говоря о
том,  что   власть  короля  есть  власть  в  высшей   степени  ощутительная,
непосредственная, чувственная, самодовлеющая,  власть  же  царя царей только
опосредствованная, только воображаемая, - бог определяется и рассматривается
в качестве правителя вселенной,  в качестве царской или вообще  политической
власти лишь там, где личность короля  до такой степени заполняет, определяет
человека  и  овладевает  им,  что  он  ее считает за  высшее  существо. Ману
говорит:  "В начале  времен  Брама  образовал для собственного  употребления
гения наказания с  телом из чистого света в виде собственного сына, даже как
основоположника   уголовного    законодательства,   как   защитника    всего
сотворенного.  Из  страха перед наказанием эта вселенная может  наслаждаться
своим  счастьем".  Так  человек  даже  наказания   своего  уголовного  права
превращает  в  божественные  силы,  владычествующие  над  миром,  превращает
суровый уголовный порядок  в строй  вселенной,  уголовный  кодекс - в кодекс
природы.  Нет  ничего  удивительного,  что он  ближайшим  образом  приобщает
природу к  своим политическим злоключениям  и страстям,  даже  строй природы
делает  зависимым  от строя своего королевского трона или папского престола.
Что  важно  для него, то, разумеется, важно и для всех  других существ;  что
туманит  его очи, то затуманивает и сияние солнца; что  задевает его сердце,
то  приводит  в  движение  также  небо  и  землю; его  сущность  для него  -
универсальная сущность, сущность вселенной, сущность сущностей.

        38.
     Где причина того, что у Востока нет  такой живой развивающейся истории,
как  у Запада? Она  в том, что на Востоке человек  ради человека не забывает
природы,  ради  блеска  человеческих  глаз  не   забывает   блеска  звезд  и
драгоценных камней, ради риторического "грома и молнии" не забывает молнии и
грома метеорологических,  ради течения повседневных событий не забывает хода
солнца  и  звезд,  ради смены мод не забывает  смены  времен  года.  Правда,
восточный человек падает в прах перед блеском царской  политической власти и
сана, но  этот блеск сам есть лишь отблеск солнца  и луны; для  него царь не
есть земной, человеческий об®ект, но небесное, божественное существо.  Перед
лицом бога человек  исчезает.  Только  там,  где земля  обезбоживается, боги
поднимаются на небо, из действительных существ превращаются в существа  лишь
воображаемые;  только там перед людьми открывается поприще для деятельности,
только там они в качестве людей могут показать себя и играть известную роль.
Восточный  человек  стоит в  таком  же  отношении к  западному, как сельский
житель к горожанину. Первый зависит от природы, второй - от человека; первый
живет  по  барометру,  второй  руководствуется  курсом ценных бумаг,  первый
ориентируется  по  неизменным  знакам  зодиака,  второй  -  по   непрестанно
меняющимся  признакам чести,  моды и  общественного мнения. Поэтому только у
горожан есть история. Только, так сказать, человеческое тщеславие составляет
руководящую нить истории. К историческим деяниям способен лишь тот, кто силу
природы приносит в  жертву власти мнения,  кто  свою жизнь  жертвует  своему
имени, телесное бытие - будущей славе и мнению потомства.

        39.
     Греческий комик Анаксандрит, по  Атенею, сказал египтянам следующее: "Я
не гожусь  для  вашего  общества,  наши нравы  и  законы  не  одинаковы:  вы
поклоняетесь быку, которого  я приношу  в  жертву  богам;  для  вас  угорь -
великое божество, для меня это лакомое блюдо; вы избегаете свинины - я ем ее
с аппетитом; у вас в почете собака-я бью ее,  если она у меня  стянет кусок;
вы в  ужасе, если чего недостает кошке, - я же с удовольствием  снимаю с нее
шкуру;  вы  придаете  значение  землеройке - для меня  она  ничто". Эта речь
прекрасно    характеризует    противоположность    между    несвободным    и
самостоятельным, то  есть между  религиозным  и  антирелигиозным,  свободным
человеческим взглядом на природу.  Там природа - предмет почитания, здесь  -
наслаждения; там - человек для природы, здесь - природа  для человека; там -
она цель,  здесь  - средство;  там она  стоит над человеком,  здесь  она ему
подчинена.  В  настоящих  строках  я  отождествляю  точку  зрения  греков  и
израильтян, тогда как в "Сущности христианства" я их противопоставляю. Какое
противоречие! Ничуть; вещи различные, если их сравнивать между собой, в свою
очередь совпадают, будучи  противопоставлены  чему-то третьему.  Впрочем,  к
наслаждению   природой    прежде   всего   относится   также   эстетическое,
теоретическое наслаждение. Поэтому там человек эксцентричен,  он выходит  за
свои пределы, он вне своей определенной сферы,  указывающей ему лишь на него
самого;  здесь  он, наоборот,  рассудителен, спокоен, у себя дома,  в полном
самосознании. Там вполне последовательно человек для  доказательства  своего
естественно-религиозного  смирения  снижается до  совокупления  с  животными
(Геродот);  здесь, наоборот,  человек возвышается  в  упоении  своей  силы и
достоинства  до смешения  с  богами.  Это должно удостоверить,  что  даже  в
небесных божествах  течет  только человеческая кровь, что особенная, эфирная
кровь   богов   -  лишь  поэтический  образ,  не   выдерживающий  критики  в
действительности, в практике.

        40.
     В каком виде природа, вселенная  проявляется для  человека, такова она,
разумеется, для  него  по его представлению. Его чувства, его  представления
непосредственно    и   бессознательно   служат   ему   мерилом    истины   и
действительности,  которая  ему кажется  в том виде,  каков  он  сам.  Когда
человек приходит к сознанию, что  для его  жизни кроме солнца и луны, неба и
земли, огня и  воды, растений  и  животных необходимо  приложение,  и именно
правильное  приложение собственных сил; что "смертные несправедливо  во всем
обвиняют  богов, сами,  наперекор  судьбе, своим  безумством вовлекая себя в
беду"; что  порок и глупость имеют  своим  последствием болезнь,  несчастье,
смерть, а добродетель и мудрость - здоровье, жизнь и счастье;
     что,  следовательно, ум  и воля являются  силами,  определяющими судьбу
человека;  когда,  таким  образом,  человек  становится  мыслящим,  разумным
существом,  не  подчиняясь,   как   это  делает  дикий  человек,  случайным,
мгновенным впечатлениям и аффектам, но руководствуясь  принципами, правилами
благоразумия  и разумными законами, - тогда и  природа, вселенная является и
становится для него определенным существом, зависящим от ума и воли.

        41.
     Если  человек,  наделенный  волей  и  умом,  возвышается над  природой,
становится  супранатуралистом,   то  и  бог   становится  сверх®естественным
существом.  Если   человек  становится  властителем  "рыб  в  море,  птиц  в
поднебесье, скота и всей  земли и всех пресмыкающихся на земле", то для него
власть над природой  оказывается  высшим представлением, человек  становится
высшим существом; об®ектом его почитания, следовательно  его религией, будет
человек  как  творец  природы,   ибо  неизбежным   следствием  или,  скорее,
предпосылкой  владычества является творение. Если  владыка  природы не  есть
вместе с  тем ее зиждитель, то  она  оказывается  по своему возникновению  и
бытию  независимой  от   него,  следовательно,  его  власть   ограничена   и
недостаточна; в  самом деле, ведь если бы он мог создать природу,  почему же
он  ее  не  создал? Власть  его  над  ней оказывается  узурпированной,  а не
прирожденной,  не  правомерной.  Только  то,  что  я созидаю,  что я  делаю,
находится вполне в моей  власти; право собственности распространяется только
на  мною сделанное.  Ребенок-мой,  потому  что  я  его  отец.  Итак,  только
творением  оправдывается, реализуется,  исчерпывается владычество. Языческие
боги  уже были действительно  владыками  природы, но не творцами ее, поэтому
они-конституционные,  ограниченные,  введенные   в   известные   рамки,   не
абсолютные монархи природы, иначе говоря,  язычники еще не были абсолютными,
безусловными, радикальными сторонниками всего сверх®естественного.

        42.
     Теисты об®явили учение о единстве бога  сверхчувственным, основанным на
откровении  учением по его происхождению, не  учитывая, что человек является
источником монотеизма, что единство  бога коренится в единстве человеческого
сознания  и   духа.  Мир  раскрывается  перед  моим  взором  в   бесконечном
многообразии и разнообразии, но вместе с тем мой дух, моя голова  охватывает
все эти бесконечные и разнообразные  предметы: солнце, луну и звезды, небо и
землю, близкое и отдаленное,  наличное  и отсутствующее. Монотеизм ставит во
главу мира и провозглашает причиной его эту сущность человеческого  духа или
сознания,  сущность,  столь   удивительную   для   религиозного,   то   есть
некультурного,  человека,  сущность  сверх®естественную,  не связанную  ни с
какими временными  или  пространственными пределами, не ограниченную никаким
определенным родом вещей, заключающую  в себе все предметы, все существа без
того, чтобы  самой быть предметом  или видимым существом. Бог  называет, бог
мыслит мир, и мир существует. Бог повелевает ему не быть, бог не мыслит и не
желает  его бытия,  и  его нет; другими словами: я  в своем  мышлении, силой
своего  представления и воображения, могу все вещи,  а  следовательно и весь
мир, по  произволу  вызывать и уничтожать, создавать  и  обрекать на гибель.
Бог, создавший мир из ничего и вновь по своей воле превращающий его в ничто,
есть не  что иное, как сущность человеческой способности  абстракции и  силы
воображения; согласно  ей  я по  своему  желанию  могу  себе представить мир
существующим или несуществующим, могу утвердить и могу уничтожить его бытие.
Это  суб®ективное небытие, это отсутствие мира  в представлении превращается
монотеизмом в  его  об®ективное,  действительное небытие. Политеизм,  вообще
естественная  религия, превращает действительные существа  в представляемые,
воображаемые существа;  монотеизм  же  превращает  представляемые  существа,
вымыслы,  мысли  в  существа  действительные   или,  вернее,  сущность  силы
представления,  мышления  и воображения  -  в реальную,  абсолютную,  высшую
сущность.  Один богослов  говорит,  что власть бога простирается  настолько,
насколько простирается человеческая способность представления. Но где предел
представляющей  способности?  Разве  есть  что-нибудь  невозможное  для силы
воображения? Я в силах помыслить, как  нечто  несуществующее, все реальное и
как существующее  - все нереальное; так, я могу  "этот" мир представить себе
как несуществующий, а бесконечное число других миров - как существующие. То,
что представляется действительным, есть возможное. Бог же есть существо, для
которого нет  ничего  невозможного; он по  своей силе  - творец бесчисленных
миров,  средоточие  всех возможностей,  всего, что можно  себе  представить;
другими  словами,  он не  что иное,  как сущность  человеческой  способности
воображения,  мышления и  представления, сущность,  ставшая  действительной,
предметной,   служащая   об®ектом   мысли   и   представления   в   качестве
действительного и даже наидействительнейшего, абсолютного существа.

        43.
     Подлинный теизм или монотеизм  возникает только  тогда,  когда  человек
относит  природу лишь  к  себе и  превращает это отношение  в  ее  сущность,
следовательно, в  себе усматривает конечную цель, делает  себя центральной и
об®единяющей  точкой  природы;  это  происходит  потому,  что  природа,  как
безвольный и  бессознательный  предмет,  используется  им не только  для его
необходимых,   органических,  жизненных   отправлений,  но   также  для  его
произвольных,  сознательных  целей, действии и наслаждений. Один отец церкви
определенно называет человека связью  всех вещей, поскольку бог в нем  хотел
сосредоточить вселенную в единство, поэтому все об®единяется в человеке, как
в цели, все стремится к его пользе.  Во всяком случае,  и человек, как самое
индивидуальное   существо   природы,   есть   ее   завершение,   но   не   в
противоестественном  и супранатуралистическом смысле телеологии и  теологии.
Если природа  полагает  свою  цель вне себя, то  и  ее основание и начало по
необходимости  тоже  -  вне  ее;  если  она  существует  только  для другого
существа,  то она необходимо и  происходит от другого существа, а именно  от
того существа, намерением или  целью которого при создании  был человек  как
существо, наслаждающееся  природой  и обращающее  ее  в  свою пользу. Начало
природы восходит к богу лишь в том случае, когда завершение ее оказывается в
человеке; другими словами, учение: бог - творец мира, имеет свое основание и
свой смысл лишь в  учении:  человек  есть цель  творения. Если  вы стыдитесь
верить, что мир  сотворен, сделан для человека,  о! то стыдитесь  также того
вероучения,  что  вообще  мир сотворен, сделан. Если написано:  "вначале бог
сотворил небо и  землю", то там  же  еще написано: "бог  создал два  великих
светила, а также звезды и поместил их на тверди небесной, чтобы они освещала
землю и управляли днем  и ночью". Если  вы веру в человека  как цель природы
называете  человеческим  высокомерием,  о!  то  назовите также  человеческим
высокомерием веру  в творца природы.  Только тот свет, который  светит  ради
человека, есть  свет теологии;  только  тот свет,  который имеется лишь ради
существа, наделенного зрением, предполагает в виде причины зрячее существо.

        44.
     "Духовное  существо",  которое  человек  предпосылает  природе  как  ее
возглавляющее, обосновывающее и созидающее существо, в действительности есть
духовное существо самого  человека,  но это  существо представляется  чем-то
самостоятельным,  отличным  от человека  и с  ним  несравнимым,  потому  что
человек  превращает  его  в причину природы, в  причину действий, которые не
могут  быть  вызваны человеческим  духом, человеческой  волей и  умом,  что,
следовательно, человек  с этим духовным, человеческим существом одновременно
связывает отличную от человеческого существа сущность природы. Эта связь или
смешение "морального"  и  "физического" существа, существа  человеческого  и
нечеловеческого,  порождает третье существо, которое не есть ни  природа, ни
человек,  но, как амфибия, причастно и тому и другому; именно благодаря этой
природе  сфинкса   оно  является  кумиром  мистики  и  умозрения.  Благодаря
божественному   духу  растет  трава,   благодаря  ему  в  материнском   теле
развивается ребенок,  благодаря ему солнце  не  выходит из  своей  орбиты  и
неизменно  движется,  благодаря  ему  вздымаются горы,  веют  ветры, и  море
остается в своих пределах.  Что  такое человеческий дух  в  сравнении с этим
духом!  Как  он мелок,  как  он  ограничен, как  он  ничтожен! Поэтому, если
рационалист оставляет мысль об очеловечении бога, о соединении  божественной
и человеческой природы,  то это происходит главным образом  потому, что  ему
позади его  бога  мерещится  природа, а именно природа в том виде, какой она
открылась  человеческому  глазу  через   астрономический   телескоп.  Он   в
негодовании восклицает: как могло  это громадное, бесконечное, всеоб®емлющее
существо,  которое  находит  достойное себе  выражение  и  действие только в
великой,  бесконечной вселенной, - как  могло бы оно ради  человека сойти на
землю,  которая   перед  лицом   грандиозности  и  полноты  мирового  целого
превращается  в  ничто!  Что  за недостойный, мелкий,  чисто  "человеческий"
взгляд! Сосредоточивать бога на земле, снижать бога  до человека равносильно
желанию вместить в капле океан, в перстне - кольцо Сатурна.  Разумеется, это
-  наивное  представление,  что  сущность  мира  ограничивается  землей  или
человеком,  что природа  существует лишь ради последнего,  что солнце светит
только ради человеческого глаза. Но ты, близорукий  рационалист, не  видишь,
что  то,  что  в  тебе  сопротивляется  соединению  бога  с  человеком,  что
заставляет тебя признать это соединение бессмысленным противоречием, не есть
представление о боге, но представление о природе или мире; ты не видишь, что
об®единяющая точка, что третье ближайшее  понятие между богом и человеком не
есть существо, которому ты косвенно или  непосредственно приписываешь силу и
действия природы,  но,  скорее,  то  существо,  которое обладает  зрением  и
слухом, потому что ты  видишь и слышишь, обладает  сознанием, умом и  волей,
потому  что  ты обладаешь  ими;  итак,  это  есть  то существо,  которое  ты
отличаешь  от  природы, поскольку и как ты  сам себя от нее отличаешь. Итак,
что ты смог  бы возразить, если бы это человеческое существо в  конце концов
предстало  перед твоим  взором  в  облике действительного человека?  Как  ты
можешь отказаться от вывода,  если ты признаешь основание  этого вывода? Как
ты будешь отрицать сына, если ты признаешь отца? Если для тебя богочеловек -
плод  человеческой фантазии  и  самообожествления,  то  и в  творце  природы
усмотри создание человеческой фантазии  и желание  человека  возвыситься над
природой.  Если  ты  хочешь   обладать  существом,  не  наделенным  никакими
человекообразными признаками, без всяких человеческих привнесений, будут  ли
то привнесения  ума, сердца  или  воображения, то будь настолько решителен и
последователен,  чтобы  отказаться  от  бога вообще,  чтобы  апеллировать  и
опереться  на чистую, незапятнанную, безбожную природу  как последнюю основу
своего  бытия.  Пока ты допускаешь  отличие бога от  природы,  до тех пор ты
оставляешь в силе человеческое отличие,  до тех  пор ты в этом первосуществе
обожествляешь лишь собственную сущность; в самом деле:
     для отличия от человеческого существа у тебя нет и ты  не знаешь другой
сущности,  кроме  природы;  точно  так же и наоборот: у  тебя  нет  и ты для
отличия  от  природы  не  знаешь никакого другого  существа, кроме  существа
человеческого.

        45.
     Взгляд на человеческое существо, как на существо, отличное от человека,
как на существо предметное,  другими  словами: опредмечивание  человеческого
существа  опирается   на  предпосылку   очеловечения  предметного  существа,
отличного от человека. Это  есть  взгляд  на  природу,  как на  человеческое
существо. Поэтому с этой точки зрения творец  природы есть не  что иное, как
сущность   природы,  помощью   абстракции   отличенная   и  отвлеченная   от
действительной  природы, от природы как предмета чувств, - сущность природы,
помощью силы воображения  превращенная  в человеческое или  человекоподобное
существо,        популяризированная,       антропоморфизированная        или
персонифицированная.  Поэтому  воля  и ум представляются человеку  основными
силами  или причинами  природы  лишь  потому,  что  непроизвольные  действия
природы в свете его рассудка кажутся ему преднамеренными, целенаправленными,
а следовательно, природа - разумным  существом или во всяком случае - чистым
пред