Журналисты, не извещенные о хитроумном плане артиллерийской подготовки,
выехали на позицию еще затемно.  Местонахождение  корреспондентского  пункта
следовало обговорить с  командованием  заранее,  и  после  долгих  дискуссий
большинством  голосов  решили  проситься  на  высотку,  расположенную  между
Гривицей, где находился  центр  позиции,  и  Ловчинским  шоссе,  за  которым
располагался  левый   фланг.   Поначалу   большинство   журналистов   хотели
обосноваться ближе к правому флангу, потому что главный удар явно  намечался
именно с той стороны, но Маклафлин и  д'Эвре  переубедили,  коллег.  Главный
аргумент у них был такой: пусть левый фланг даже окажется второстепенным, но
там Соболев, а значит, без сенсации не обойдется.
     Позавтракав вместе с бледными, вздрагивающими  от  выстрелов  сестрами,
Варя отправилась разыскивать Эраста Петровича. В штабе титулярного советника
не оказалось, в особой части тоже. На всякий случай Варя заглянула к нему  в
палатку и увидела,, что. Фандорин преспокойно  сидит  в  складном  кресле  с
книгой в руке и, покачивая сафьяновой туфлей с загнутым носком, пьет кофе.
     - Вы когда на позицию? - спросила Варя, усаживаясь на койку, потому что
больше было некуда.
     Эраст Петрович пожал плечами. Лицо его так и светилось свежим румянцем.
Лагерная жизнь явно шла бывшему волонтеру на пользу.
     - Неужто будете сидеть здесь весь день? Д'Эвре сказал, что  сегодняшнее
сражение - крупнейший штурм укрепленной  позиции  за  всю  мировую  историю.
Грандиозней, чем взятие Малахова кургана.
     - Ваш  д'Эвре  любит  п-приврать,  -  ответил  титулярный  советник.  -
Ватерлоо и Бородино были помасштабней, не  говоря  уж  о  лейпцигской  Битве
народов.
     - Вы просто чудовище! Решается судьба России, гибнут тысячи людей, а он
сидит, книжку читает! Это в конце концов безнравственно!
     - А смотреть с безопасного расстояния, как люди убивают  друг  д-друга,
нравственно? - В голосе Эраста Петровича, о  чудо,  прозвучало  человеческое
чувство - раздражение. - Благодарю п-покорно, я этот спектакль уже  наблюдал
и даже в нем участвовал.  Мне  не  п-понравилось.  Я  уж  лучше  в  обществе
Т-тацита. - И демонстративно уткнулся в книгу.
     Варя вскочила, топнула ногой и направилась к выходу, но Фандорин сказал
ей в спину:
     - Вы уж там  поосторожней,  ладно?  С  к-корреспондентского  пункта  ни
ногой. Мало ли что.
     Она остановилась и удивленно оглянулась на Эраста Петровича.
     - Заботу проявляете?
     - П-право слово, Варвара Андреевна, ну что  вы  там  потеряли?  Сначала
будут долго стрелять из пушек, потом побегут  вперед  и  п-поднимутся  клубы
дыма, вы ничего не увидите, только услышите, как одни кричат "ура", а другие
кричат от боли. Очень интересно. Наша с вами  работа  не  там,  а  здесь,  в
т-тылу.
     - Тыловая крыса, - вспомнила Варя подходящий к случаю термин и оставила
мизантропа наедине с его Тацитом.
     Высотку, на которой расположились корреспонденты и военные  наблюдатели
нейтральных стран, найти оказалось просто - еще с дороги, сплошь запруженной
повозками с боеприпасами, Варя  увидела  вдали  белое  полотнище.  Оно  вяло
покачивалось на ветру, под ним темнело изрядное скопление людей  -  пожалуй,
человек сто, если  не  больше.  Дорожный  распорядитель,  осипший  от  крика
капитан с красной повязкой на рукаве, распределявший, куда подвозить снаряды
в первую очередь, мельком улыбнулся миловидной барышне в кружевной шляпке  и
махнул рукой:
     - Туда, туда, мадемуазель.  Да  смотрите  никуда  не  сворачивайте.  По
белому флагу вражеская артиллерия не бьет, а в прочие  места  нет-нет  да  и
залетит снарядик-другой. Куда, куда попер, дубина стоеросовая?! Я же сказал,
четырехфунтовые на шестую!
     Варя тронула  поводья  смирного  каурого  конька,  позаимствованного  в
лазаретной конюшне, и поехала на флаг, с любопытством озираясь вокруг.
     Вся долина  перед  грядой  невысоких  холмов,  за  которыми  начинались
подступы к Плевне, были  испещрена  странными  островками.  Это,  разбившись
поротно, лежала  на  траве  пехота,  дожидаясь  приказа  об  атаке.  Солдаты
вполголоса переговаривались, время от времени то отсюда, то оттуда доносился
неестественно громкий хохот.  Офицеры,  собравшись  группками  по  несколько
человек, дымили папиросами. На Варю, ехавшую амазонкой, смотрели удивленно и
недоверчиво, словно на существо из иного, ненастоящего мира.  От  вида  этой
шевелящейся, жужжащей долины стало не по себе. Варя отчетливо  увидела,  как
над пыльной травой кружит ангел смерти, вглядываясь  и  помечая  лица  своей
незримой печатью.
     Она ударила конька каблуком, чтоб поскорее  проехать  этот  жуткий  зал
ожидания.
     Зато на наблюдательном пункте все  были  оживлены  и  полны  радостного
предвкушения. Тут царила атмосфера пикника, а кое-кто прямо  расположился  у
разложенных на земле белых скатертей и с аппетитом закусывал.
     - А я уж думал, не приедете! - приветствовал  вновь  прибывшую  д'Эвре,
такой же взбудораженный, как все остальные. Варя обратила внимание,  что  он
надел свои знаменитые рыжие опорки.
     - Мы тут, как идиоты, торчим  с  самого  рассвета,  а  русские  офицеры
начали подтягиваться только к полудню. Господин Казанзаки пожаловал четверть
часа назад, от него мы и узнали, что штурм  начнется  лишь  в  три  часа,  -
весело зачастил журналист. - Я  вижу,  вы  тоже  заранее  знали  диспозицию.
Нехорошо, мадемуазель Барбара, могли бы и предупредить по-приятельски.  Ведь
я в четыре утра поднялся, а для меня это хуже смерти.
     Француз помог барышне спешиться и, усадив ее на складной стул, принялся
об®яснять:
     - Вон  там,  на  противостоящих  высотах,  укрепленные  позиции  турок.
Видите, где фонтанами  вздымаются  разрывы?  Это  самый  центр  их  позиции.
Русско-румынская  армия  вытянулась  параллельной   линией   километров   на
пятнадцать,  нам  отсюда  можно  обозреть  только  часть   этого   огромного
пространства. Обратите внимание на круглый холм. Да нет, не этот, а вон тот,
где белый шатер. Это командный пункт, временная ставка. Там и начальствующий
Западным отрядом князь Карл Румынский, и главнокомандующий гран-дюк Николай,
и сам император Александр. О, ракеты, ракеты пошли! Живописное  зрелище,  не
правда ли?
     Над  пустым  полем,  разделявшим  враждующие  стороны,  крутыми  дугами
прочертились дымные полосы - словно кто-то нарезал небесную  сферу  ломтями,
как арбуз или каравай. Варя задрала  голову  и  увидела  высоко  вверху  три
цветных мяча - один близко,  другой  подальше,  над  императорской  ставкой,
третий и вовсе над самым горизонтом.
     -  Это,  Варвара  Андреевна,  воздушные  шары,  -  сообщил   подошедший
Казанзаки. - С них  при  помощи  сигнальных  флажков  ведется  корректировка
артиллерийского огня.
     Смотреть на жандарма было еще неприятней, чем  всегда.  Он  возбужденно
похрустывал пальцами, ноздри нервно раздувались.  Учуял  запах  человеческой
кровушки,  упырь.  Варя  демонстративно  переставила   стул   подальше,   но
подполковник словно и не заметил ее маневра. Подошел снова, ткнул пальцем  в
сторону, туда, где за невысокой грядой грохотало особенно сильно.
     -  Наш  общий  знакомый  Соболев,  как  всегда,  выкинул  фортель.   По
диспозиции, его роль - демонстрировать против Кришинского редута, в то время
как главные силы наносят удар  в  центре.  Но  наш  честолюбец  не  утерпел.
Вопреки плану прямо с утра полез в лобовую атаку. Мало того,  что  оторвался
от главных сил и отрезан турецкой конницей, так еще поставил под угрозу  всю
операцию! Ну, будет ему на орехи!
     Казанзаки вынул из кармана золотые  часы,  взволнованно  сдернул  кепи,
перекрестился.
     - Три часа! Сейчас пойдут!
     Варя оглянулась и увидела, что вся долина пришла в  движение:  островки
белых гимнастерок заколыхались, быстро стягиваясь к передовой. Мимо  высотки
бежали бледные люди, впереди ходко прихрамывал  пожилой  офицер  с  длинными
усами.
     -  Не  отставай,  штыки  выше!  -  тонко  и  пронзительно  крикнул  он,
оглядываясь. - Семенцов, смотри там! Башку оторву!
     Мимо уже шли другие ротные колонны, но Варя все провожала взглядом  ту,
первую, с пожилым командиром и неведомым Семенцовым.
     Рота развернулась в линию и медленно побежала к  далекому  редуту,  над
которым еще пуще завздыбились земляные фонтаны.
     - Ну, сейчас он им даст, - сказал кто-то рядом.
     Вдали на поле уже  вовсю  рвались  снаряды,  стало  плохо  видно  из-за
стелющегося по земле дыма, но Варина рота пока бежала  исправно,  и  по  ней
никто, кажется, не стрелял.
     - Давай, Семенцов, давай, - шептала Варя, сжав кулаки.
     Вскоре за спинами развернувшихся колонн разглядеть  "своих"  стало  уже
невозможно. Когда открытое пространство  перед  редутом  наполнилось  белыми
гимнастерками до середины, прямо по людской массе аккуратными кустами встали
разрывы: первый, второй, третий, четвертый. Потом, чуть  ближе  -  еще  раз:
первый, второй, третий, четвертый. И еще. И еще.
     - Густо чешет, - услышала Варя. - Вот тебе и артподготовка. Не  форсить
надо было с этой дурацкой психологией, а лупить без передыха.
     - Побежали! Бегут! - Казанзаки схватил Варю за плечо и сильно сжал.
     Она возмущенно взглянула на него снизу вверх, но поняла, что человек не
в себе. Кое-как высвободилась, посмотрела на поле.
     Оно скрылось за пеленой дыма, в котором мелькало белое и летали  черные
комья земли.
     На холме  притихли.  Из  сизого  тумана  молча  бежала  толпа,  обтекая
наблюдательный  пункт  с  обеих  сторон.  Варя  увидела  красные  пятна   на
гимнастерках и вжала голову в плечи.
     Дым понемногу редел. Обнажилась долина, вся в черных кругах  воронок  и
белых точках гимнастерок. Приглядевшись, Варя заметила, что точки шевелятся,
и услышала глухое, словно идущее из самой земли подвывание - как раз и пушки
стрелять перестали.
     - Первая проба сил закончена, - сказал знакомый майор, приставленный  к
журналистам от главного штаба. - Крепко засел  Осман,  придется  повозиться.
Сейчас еще артподготовочка, а потом снова "ура-ура".
     Варю замутило.




        Глава девятая, в которой Фандорин получает нагоняй от начальства

     "Русские ведомости" (Санкт-Петербург),
     31 августа (12 сентября) 1877 г.

     "...  Отважный  юноша,  помня  отеческое  напутствие  горячо   любимого
командира,  воскликнул:  "Умру,  Михал  Дмитрия,  но  донесение   доставлю!"
Девятнадцатилетний герой вскочил на своего  донца  и  понесся  по  овеваемой
свинцовыми  ветрами  долине,  туда,  где   за   притаившимися   башибузуками
располагались главные силы армии. Пули свистели над головой всадника, но  он
лишь пришпоривал горячего коня, шепча: "Быстрей! Быстрей!  От  меня  зависит
судьба сражения!"
     Однако  злой  рок  сильнее  отваги.  Грянули  выстрелы  из  засады,   и
доблестный ординарец рухнул наземь. Обливаясь кровью, он вскочил и с клинком
в руке ринулся на  басурман,  но  уж  налетели  на  него  черными  коршунами
жестокие враги, повалили и долго рубили шашками безжизненное тело.
     Так погиб Сергей Верещагин, брат знаменитого художника.
     Так увял многообещающий талант, которому не суждено  было  расцвесть  в
полную силу.
     Так пал третий из гонцов, отправленных Соболевым к Государю... "


     В восьмом часу вечера она вновь  оказалась  на  знакомой  развилке,  но
вместо хриплого капитана там распоряжался такой же осипший поручик, которому
приходилось еще горше, чем предшественнику, потому  что  теперь  приходилось
управлять двумя  встречными  потоками:  на  передовую  по-прежнему  тянулись
повозки с боеприпасами, а с поля боя вывозили раненых.
     После первой атаки Варя смалодушничала, поняв, что второй раз подобного
зрелища не вынесет. Уехала в тыл, а по дороге еще и поплакала - благо никого
из знакомых рядом не было. Но до  лагеря  не  добралась,  потому  что  стало
стыдно.
     Мимоза, кисейная барышня, слабый пол, ругала она себя. Знала ведь,  что
на войну едешь, а не в Павловское на гуляние. И еще  очень  уж  не  хотелось
доставлять  удовольствие  титулярному  советнику,  который,  выходит,  опять
оказался прав.
     В общем, повернула обратно.
     Ехала шагом, сердце тоскливо замирало от приближающихся звуков  боя.  В
центре ружейная пальба  почти  стихла  и  грохотали  только  пушки,  зато  с
Ловчинского шоссе,  где  сражался  отрезанный  отряд  Соболева,  беспрерывно
доносились залпы и неумолчный рев множества голосов, едва слышный  на  таком
расстоянии. Кажется, генералу Мишелю приходилось несладко.
     Варя встрепенулась - из кустов на  дорогу  выехал  забрызганный  грязью
Маклафлин. Шляпа с®ехала на бок, лицо красное, по лбу стекает пот.
     - Ну что там? Как идет дело? - спросила Варя, схватив  лошадь  ирландца
под уздцы.
     - Кажется, хорошо, - ответил он, вытирая щеки платком. - Уф,  заехал  в
какие-то заросли, насилу выбрался.
     - Хорошо? Что, редуты взяты?
     - Нет; в центре турки устояли, но  двадцать  минут  назад  мимо  нашего
наблюдательного пункта пронесся галопом граф Зуров.  Он  очень  торопился  в
ставку и крикнул только: "Pobeda! My v Plevne! Nekogda,  gospoda,  srochnoye
doneseniye!" Мсье Казанзаки  пустился  за  ним  вдогонку.  Этот  господин  -
большой честолюбец и, верно, хочет быть рядом с носителем счастливой вести -
вдруг  и  ему  что-нибудь  перепадет.  -  Маклафлин  неодобрительно  покачал
головой. - Ну, а господа журналисты немедленно бросились врассыпную - ведь у
каждого на такой случай есть свой человечек среди телеграфистов. Уверяю вас,
в эту самую минуту в редакции газет уже летят телеграммы о взятии Плевны.
     - А вы что же?
     Корреспондент с достоинством ответил:
     - Я никогда не суечусь, мадемуазель Суворова. Сначала надо  всесторонне
выяснить подробности. Вместо коротенького сообщения я пришлю целую статью, и
она попадет в тот же утренний выпуск, что и их куцые телеграммы.
     - Значит, можно возвращаться в лагерь? - облегченно спросила Варя.
     - Полагаю, да. В штабе мы узнаем больше,  чем  в  этой  саванне.  Да  и
стемнеет скоро.
     Однако в штабе ничего толком не  знали,  поскольку  из  ставки  никаких
сообщений о взятии Плевны не поступало - наоборот, выходило, что наступление
отбито по всем главным пунктам и потери какие-то астрономические,  не  менее
двадцати тысяч человек. Говорили,  что  государь  совсем  пал  духом,  а  на
вопросы об успехе Соболева только махали рукой: как мог Соболев с его  двумя
бригадами взять Плевну, если 60 батальонов центра и правого фланга не сумели
занять даже первой линии редутов?
     Получалась какая-то ерунда.  Маклафлин  торжествовал,  довольный  своей
осмотрительностью, а Варя злилась на Зурова: хвастун, враль, наплел  невесть
что, только всех запутал.
     Наступила ночь, в штаб вернулись угрюмые генералы. Варя видела,  как  в
домик оперативного отдела прошел окруженный ад®ютантами Николай  Николаевич.
Его лошадиное, обрамленное густыми бакенбардами лицо дергалось от тика.
     Все  перешептывались  об  огромных  потерях  -  выходило,  что  полегла
четверть армии, но  вслух  говорили  о  проявленном  солдатами  и  офицерами
героизме. Героизма было проявлено много, особенно офицерами.
     В первом часу Варю разыскал хмурый Фандорин.
     - Идемте, Варвара Андреевна. Нас вызывает высокое н-начальство.
     - Нас? - удивилась она.
     - Да. Всю особую часть в полном составе, и нас с вами тоже.
     Быстрым  шагом  они  дошли  до  мазанки,  где  располагалось  ведомство
подполковника Казанзаки.
     В знакомой комнате собрались офицеры, сотрудники особой части Западного
отряда, однако начальника среди них не было.
     Зато за столом, грозно  насупившись,  сидел  сам  Лаврентий  Аркадьевич
Мизинов.
     - А-а, господин титулярный советник с госпожой секретаршей  пожаловали,
-  ядовито  произнес  он.  -  Ну  чудненько,  теперь  осталось  только   его
высокоблагородие господина подполковника дождаться, и  можно  начинать.  Где
Казанзаки?! - рявкнул генерал.
     - Ивана Харитоновича вечером никто не видел, - робко ответил старший из
офицеров.
     - Славно. Хороши защитники секретов.
     Мизинов вскочил, громко топая, прошелся по комнате.
     -  Не  армия,  а  представление  искейпистов.  Цирк  шапито!  Кого   ни
хватишься, нету, говорят. Исчезли! Бесследно!
     - Ваше высокопревосходительство, вы г-говорите загадками. В чем дело? -
негромко спросил Фандорин.
     - Не знаю, Эраст Петрович, не знаю! - вскричал Мизинов. - Надеялся, что
вы с господином Казанзаки мне об®ясните. - Он помолчал и, сделав  над  собой
усилие, продолжил уже спокойнее. - Хорошо-с. Больше никого не ждем. Я только
что от государя. Присутствовал при интереснейшей сцене: генерал-майор  свиты
его императорского величества Соболев-второй орал  и  на  его  императорское
величество,   и   на   его   императорское   высочество,   а   государь    и
главнокомандующий перед ним оправдывались.
     - Невозможно! - ахнул кто-то из жандармов.
     - Молчать! - взвизгнул генерал. - Молчать и слушать! Выясняется, что  в
четвертом часу пополудни отряд Соболева, захватив лобовым ударом  Кришинский
редут, прорвался на  южную  окраину  Плевны,  зайдя  в  тыл  основным  силам
турецкой армии, однако был вынужден остановиться за недостаточностью  штыков
и артиллерии. Соболев неоднократно посылал гонцов с  требованием  немедленно
прислать подкреплений, однако башибузуки перехватывали их. Наконец  в  шесть
часов ад®ютант Зуров в сопровождении полусотни  казаков  сумел  пробиться  к
расположению центральной группы. Казаки вернулись обратно к Соболеву, потому
что там каждый человек был  на  счету,  а  Зуров  поскакал  в  ставку  один.
Подкреплений ждали с минуты на минуту, но тщетно.  И  неудивительно,  потому
что в ставку Зуров не прибыл и об успехе левого фланга мы не узнали. Вечером
турки провели передислокацию, обрушились на Соболева  всей  мощью,  и  перед
полуночью, потеряв большинство людей, он отступил  на  исходные  позиции.  А
ведь Плевна была  у  нас  в  кармане!  Вопрос  к  присутствующим:  куда  мог
подеваться  ад®ютант  Зуров  -  среди  бела  дня,  в  самом  центре   нашего
расположения? Кто может ответить?
     - Видимо, подполковник Казанзаки, - сказала Варя, и  все  обернулись  к
ней.
     Волнуясь, она пересказала то, что услышала от Маклафлина.
     После продолжительной паузы шеф жандармов обратился к Фандорину:
     - Ваши выводы, Эраст Петрович?
     - Сражение п-проиграно, рвать волосы  поздно  -  это  эмоции,  мешающие
расследованию, - сухо ответил титулярный советник. - А сделать надо вот что.
Разбить территорию между корреспондентским наблюдательным пунктом и  ставкой
на квадраты. Это  п-первое.  С  первым  же  лучом  солнца  к-каждый  квадрат
прочесать. Это второе. В случае обнаружения т-трупов  Зурова  или  Казанзаки
ничего руками не трогать и землю вокруг не топтать - это третье.  На  всякий
случай поискать того и друтого по  лазаретам  среди  тяжело  раненых  -  это
четвертое. Пока, Лаврентий Аркадьевич, б-больше сделать ничего нельзя.
     - Какие предположения? Что доложить государю? Измена?
     Эраст Петрович вздохнул.
     - Скорее, д-диверсия. Впрочем, утром узнаем.
     Ночью не спали. Было много работы: сотрудники особой  части  делили  по
карте район на полуверстовые квадраты, определяли состав поисковых команд, а
Варя об®ехала  все  шесть  госпиталей  и  лазаретов  -  проверяла  офицеров,
привезенных в бессознательном состоянии. Такого насмотрелась, что к рассвету
впала в странную, бесчувственную  одурь,  но  ни  Зурова,  ни  Казанзаки  не
обнаружила.  Зато  увидала  среди  раненых  немало  знакомых,  в  том  числе
Перепелкина. Капитан тоже пытался прорваться за подмогой,  но  получил  удар
кривой саблей поперек ключицы - не везло ему с башибузуками. Лежал на  койке
бледный, несчастный, и запавшие карие глаза смотрели почти т