Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Остросюжетные книги
      Борис Акунин. Алтын-Толобас -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -
Стешке обедать, Корнелиус затеял главное на сегодня упражнение: огненный бой ротным построением. Эта батальная премудрость была его собственным изобретением, предметом особенной гордости. Началось с того, что мало кто из русских мушкетеров оказался пригоден к стрельбе. До поручика фон Дорна за неисправностью оружия да отсутствием пуль с порохом солдаты палить не умели вовсе. Когда, избавившись от капитана Овсейки и кое-как наладив мушкеты, Корнелиус впервые повел роту на стрельбище, вышло худо. Перед тем как нажимать на спусковую скобу, мушкетеры крестились и жмурили глаза, а двое (сам же и недосмотрел), забыли в стволе шомполы, отчего одному вышибло глаз, другому оторвало пальцы. Положим, за увечья поручику ничего не было, в московитском войске это дело обычное, но пришлось обучать стрельбе каждого солдата по одиночке. Зато теперь -- хоть в армию к принцу Конде, краснеть за такую роту не придется. Мишени фон Дорн велел воткнуть в землю у глухой стены заброшенного лабаза: сто жердей с руку толщиной -- вроде как турецкие янычары. По команде "Рота, к палбе становис!" солдаты забегали, выстроились четырьмя шеренгами, каждый на своем месте. В первой шеренге лучшие стрелки, за ними, в затылок, заряжалыцики. Верховой боярин под®ехал ближе, встал подле арапа. Теперь можно было разглядеть и лицо: резкие, сухие черты, нос с горбинкой, а брови при седой бороде черные. По всему видно, большой важности человек. Корнелиус покосился на вельможу. Кланяться, lomati schapku или нет? По воинскому уставу на учениях необязательно. Ну, раз необязательно -- так и нечего. Отвернулся, махнул тростью: -- Пали! Чем хорошо было фондорновское построение -- никаких приказаний от командира больше не требовалось. Стрельба велась не залпами, а вольно, когда кто получше прицелится. Пальнул, а сзади уже новый снаряженный мушкет подают, и так без перерыва. В минуту мушкетер из первой шеренги до четырех выстрелов делает -- да не вслепую, как заведено во всех армиях, а с толком и смыслом. Красуясь перед боярином и прочими зрителями, Корнелиус сел на барабан, закинул ногу на ногу и даже трубку закурил. Грохот, дым, от жердей щепа летит, а командир знай себе позевывает -- мол, мне тут и делать нечего. Трех минут не прошло, а от сотни мишеней нетронутыми много десятка полтора осталось. Были янычары, да все полегли. Корнелиус дунул в глиняный свисток, слышный даже через пальбу. Мушкетеры сразу ружья к ноге. -- Багинет! -- крикнул фон Дорн. Солдаты воткнули в дула длинные штыки. -- Атака, марш-марш! И тут уж Корнелиус недокуренную трубку отложил, шпагу из ножен выхватил и вперед. -- Ура-а-а! В мгновение рота смела последних безответных турок к разэтакой матери. Когда фон Дорн снова выстроил разгоряченных, с черными от порохового дыма лицами солдат, кто-то сзади тронул его за плечо. Давешний арап, лицом еще чернее мушкетеров. Сказал по-русски (Корнелиус сначала чистоте речи позавидовал, а уж потом вник в смысл): -- Поди-ка. Шляпу поправь и иди. Ближний государев боярин Матфеев с тобой говорить желает. Фон Дорн трость выронил, схватился шляпу выравнивать. Так вот что это за вельможа! Самый первый российский министр, пожалуй, что и канцлер, наиглавнейший царский советник, коннетабль всех московских армий Артамон Сергеевич Матфеев! Если б знать -- непременно поклонился бы, шея бы не переломилась. И на барабане развязно, нога на ногу, рассиживать не следовало, да еще с трубкой. Шагая, как на параде, приблизился к великому человеку, вытянулся тетивой, шляпу с перьями сдернул. Вытаращился снизу вверх ревностно, как подобает. По московитскому артикулу называться и докладывать начальству не полагается. Спросят, кто таков -- тогда и отвечай. -- Ловко командуешь, капитан, -- сказал канцлер, глядя на фон Дорна холодными голубыми глазами. -- Никогда такой сноровки не видал. Ты кто? Какого полка? -- Хрестьяна Либенавина полка третьей мушкетерской роты поручик Корнейка Фондорн! -- гаркнул Корнелиус без запинки и почти без акцента. -- Немчин? -- спросил боярин и сразу, не дожидаясь ответа, задал еще несколько вопросов, так что стало видно -- человек ума скорого, нетерпеливого. -- Сколько лет как в Россию выехал? Или из "старых немцев"? Где ротный капитан? Почему на барабане сидел, когда рота палила? Фон Дорн стал рапортовать по порядку, стараясь делать поменьше ошибок. -- Точно так, немец. Выехал тому полгода. (У боярина удивленно дрогнули брови). Капитан Творогов недужен. А на барабане сидел нарочно. Будто турецкий пуля командир сразил, а это ничего, бою не помеха. Если так палить, рота отлично может и совсем без командир. -- Это какой такой Творогов? -- спросил Матфеев арапа. Черный человек сказал -- вольно, спокойно, будто равному: -- Овсейка Творогов, из боярских детей. Сам он солдат выучить так не мог -- по все дни пьяный валяется. Гнать бы его, бражника, в шею, да он Хованскому, князь Ивану, крестник. Я ж говорил, боярин, стоит на ученье это поглядеть. И на поручика этого. Кого ж лучше вместо Митьки? Корнелиус покосился на удивительного арапа. Все знает, даже про овсейкино пьянство! Министр-канцлер внимательно рассматривал фон Дорна, что-то прикидывал. Чего ждать от этого осмотра, было неясно, но чутье подсказало поручику -- сейчас, в сию самую минуту, решается его судьба, и от такого соображения Корнелиус стиснул зубы, чтоб не застучали. -- Ну гляди, Ванька. -- Матфеев потер веки (пальцы у боярина были сухие, белые, с перстнями). -- На тебя полагаюсь. Раз®ясни капитану, что к чему, а я в Грановитую, Думу сидеть. Повернул аргамака, взял ходкой рысью в сторону заставы. Дворяне свиты заспешили садиться в седла, ливрейные скороходы припустили быстрее лошадей. Остался подле Корнелиуса один арап Ванька. Тоже рассматривал, да еще внимательней, чем министр. Глаза у черного человека были большие, круглые, с белками в красных прожилках. Фон Дорн встал повольнее -- все ж таки не перед канцлером, но шляпу пока не надевал. Чтоб не молчать, сказал: -- Я не капитан -- поручик, боярин путал. -- Артамон Сергеевич никогда ничего не путает, -- медленно, негромко проговорил Ванька. -- Он до всякой мелочи памятлив, все помнит и к оговоркам привычки не имеет. Раз сказал "капитан", стало быть. Корней, ты теперь капитан и есть. И не просто капитан, а начальник Матфеевской мушкетерской роты. Про эту роту фон Дорн, конечно, слышал. Царская лейб-гвардия, состоит на канцлеровом довольствии. Там простой мушкетер получает жалованья больше, чем обычный полковой поручик, да живут по-барски, на всем готовом. В Матфеевскую роту из русских берут только дворян не последних родов, а так служат все больше швейцарцы, немцы и шотландцы. Статные молодцы, один к одному, Корнелиус не раз видел их и на Красной площади, и у ворот Матфеевского дворца что на Покровке. Смотрел на выправку, на серебреные кирасы. Завидовал. Поэтому так и затрепетал от араповых слов, не поверил счастью. Ему, лямочнику солдатскому, в Матфеевскую роту и прапорщиком попасть -- великая удача. -- Зови меня Иваном Артамоновичем, -- продолжил благодетель. -- Я боярину крестник и в доме его дворецкий. Что скажу, то и будешь делать. Житье тебе отныне при Артамон Сергеевичевых палатах. Роту свою с урядником отошли, сам со мной ступай, принимай новую команду. -- А что прежний капитан? -- спросил фон Дорн, все-таки опасаясь подвоха. -- Митрий Веберов помер, -- спокойно ответил Иван Артамонович. -- Четвертого дня видели, как он вечером тайно из палат Иван Михалыча князь Милославского выходил, где Митьке быть незачем. А поутру, как ему мушкетеров на караул к царицыному терему вести, споткнулся Митька на ровном месте, да на нож и упал. Горлом. Молитвы -- и той прочесть не успел. Все в руце Божьей. Арап перекрестился коричневой рукой с белыми ногтями. -- Смотри, Корней. Будешь верен и по службе исправен, высоко взлетишь. А заворуешь, на посулы зложелателей польстишься, будет и с тобой, как с Митькой, псом неблагодарным. Примешь смерть от этой вот руки, в чем клянусь тебе Господом нашим Иисусом Христом, Пророком Магометом и богом Зитомбой. Про бога Зитомбу Корнелиусу слышать не доводилось, но на руку Ивана Артамоновича он посмотрел снова, теперь еще более внимательно. Рука была жилистая, крепкая, внушительная. -- Только воровать тебе незачем, -- сказал арап уже добрее. -- Человек ты сметливый, я давно к тебе присматриваюсь. Сообразишь, в чем твоя выгода. Сорок рублей жалованья тебе месячно, да стол от боярина, да полный наряд, да награды за службу. Ты держись Матфеева, капитан. Не прогадаешь. Тут новый фондорновский начальник улыбнулся, и зубы у него оказались еще белей, чем у Корнелиуса. Спросить бы, чем так начищает? Не иначе -- толченым жемчугом. На влажных от слюны резцах Ивана Артамоновича волшебно блеснул луч осеннего солнца, и капитан фон Дорн вдруг понял: никакой это не арап, а самый что ни на есть благовестный ангел, ниспосланный Господом с небес в воздаяние за все перенесенные обиды и неправды. Глава седьмая ЕЖИК В ТУМАНЕ -- Так, -- резюмировала Алтын Мамаева, дослушав историю, которую Николасу за последний час приходилось излагать, стало быть, уже во второй раз (отчего рассказ не сделался хоть чуточку более правдоподобным). -- Одно из двух: или ты полный придурок, или ты мне лепишь горбатого. Николас задумался над предложенной альтернативой. С первым вариантом было ясно, но что такое "лепишь горбатого"? Исходя из логики, это выражение должно было означать "говоришь неправду". -- Я леплю горбатого? -- переспросил Фандорин, сделав обиженное лицо. -- Вы хотите сказать, что я гоню туфту? -- Сто пудов, гонишь, -- сурово ответила Алтын. -- Лохом прикидываешься. Значит, про "горбатого" угадано верно, понял Николас. А "лох" -- одно из самых употребимых новорусских слов, означает "недалекий человек", "дилетант" или "жертва обмана". Очевидно, от немецкого das Loch. Интересна этимология выражения про "горбатого". Почти не вызывает сомнения, что оно недавнего происхождения и связано с Михаилом Горбачевым, который у русских заработал репутацию болтуна и обманщика. Надо будет потом записать. -- Я полный придурок, -- сказал Николас. -- Однозначно. Сто пудов. Магистр сидел на кухне микроскопической студио, куда чудесная избавительница доставила его прямо с Софийской набережной. В машине на вопрос: "Куда вы меня везете?" -- она ответила непонятно: "В Бескудники". Помолчав, добавила: "Надо тебя спрятать. А то оторвут башку, так я и не узнаю, что ты за хрен с горы. А ну давай колись, не то сейчас назад на набережную отвезу". И Николас стал колоться. Во-первых, потому что испытывал к свалившейся с неба Алтын Мамаевой благодарность. Во-вторых, он вовсе не хотел, чтобы она отвезла его обратно на набережную (хотя угроза, надо полагать, была произнесена не всерьез). И, в-третьих, не было причины скрытничать. Очень возможно, что мисс Мамаева знала о происходящем куда больше, чем он. Кололся он всю дорогу до вышеназванных Бескудников, которые оказались спальным районом, сплошь состоявшим из грязно-белых панельных параллелепипедов, и потом, пока поднимались пешком на девятый этаж (лифт почему-то не работал), а заканчивать пришлось уже на кухоньке, за чашкой кофе, который хозяйка сварила быстро и деловито -- точно так же, как вертела руль своего автомобильчика. Слушала она не хуже, чем мистер Пампкин: молча и сосредоточенно. Не перебивала, вопросов почти не задавала (только один раз -- спросила, кто такой боярин Матфеев), лишь время от времени косилась на рассказчика, будто проверяла, не врет ли. Теперь, в мягком свете красного абажура Николас смог разглядеть девушку со странным именем как следует. Черные, коротко стриженные волосы; черные же глаза, пожалуй, слишком большие для худенького, скуластого лица; широкий решительный рот; нос короткий и немного вздернутый -- вот как выглядела хозяйка бескудниковской квартиры. И еще она была какой-то очень уж маленькой, особенно по сравнению с параметрами Фандорина. Не то черная, стремительная ласточка, не то небольшой, но отнюдь не травоядный зверек -- соболь или горностай. Вот в чем необычность этого лица, сообразил Николас: за все время девушка ни разу не улыбнулась. И, если судить по жесткому рисунку рта, она вряд ли вообще когда-нибудь раздвигает губы в улыбке. Правда, Фандорин читал в одной статье, что средний русский за свою жизнь улыбается в три с половиной раза реже среднего европейца, не говоря уж о вечно скалящихся американцах. В той же статье было написано, что русская угрюмость вызвана иным поведенческим этикетом -- меньшей приветливостью и ослабленной социальной ролью вежливости, однако Николас не видел большого греха в том, что улыбка в России не утратила своего первоначального смысла и не превратилась в пустую, ничего не значащую гримасу. В спорах с клеветниками России магистр не раз говорил: "Если русский улыбается, стало быть, ему на самом деле весело, или собеседник ему действительно нравится. А если улыбаемся мы с вами, это всего лишь означает, что мы не стесняемся своего дантиста". Неулыбчивость маленькой хозяйки маленькой квартиры подтверждала эту теорию. Девушке не было весело и Николас ей не нравился -- вот она и не улыбалась. Это ладно, пускай. Но то, что Алтын Мамаева, получив все интересующие ее сведения, не сочла нужным дать гостю необходимые об®яснения или хотя бы толком представиться, было огорчительно. -- Я очень благодарен вам, -- уже не в первый раз сказал Николас. -- Вы появились там, на набережной, вовремя, однако... -- Еще бы не вовремя, -- рассеянно перебила она, сосредоточенно размышляя о чем-то. -- Тайминг был супер. На пару секунд позже, и тот урод тебя точно кокнул бы. Видел, какая у него железяка была в руке? -- Неотчетливо. -- Фандорин передернулся, отгоняя ужасное воспоминание, и вежливо, но твердо напомнил. -- Вы еще не об®яснили мне, как и почему... Алтын снова перебила его, кажется, приняв какое-то решение: -- Будем пульпировать. -- Что? -- не понял он. Тут она произнесла и вовсе какую-то абракадабру, впившись при этом ему в лицо своими блестящими глазищами: -- Большой Coco. -- Простите? -- Coco Габуния, -- продолжала нести околесицу невежливая барышня. -- Вижу по выпученным фарам, что холодно... "Евродебетбанк"?... Холодно. "Вестсибойл"?... Опять холодно. Тогда в чем фишка? Не в®езжаю... Не в боярине же Матфееве? Николас почувствовал, что его терпение на исходе. Сколько можно издеваться над человеком? То скидывают с крыши, то стреляют, то подстерегают с ножом, то обращаются, как с недоумком. Все, enough is enough, или, как принято говорить у новых русских, хорош. -- Еще раз благодарю вас за помощь, -- чопорно сказал магистр, поднимаясь. -- И за отменный кофе. Я вижу, что никаких раз®яснений от вас я не дождусь, а мне нужно искать похищенный документ. Скажите, как мне добраться отсюда до центра города? -- Пятьдесят минут на 672-ом до "Савеловской", -- в тон ему ответила Алтын Мамаева. -- Только автобус вечером редко ходит. Да и потом ты что, зайцем поедешь? У тебя вроде бабки по нулям -- сам говорил. Николас снова опустился на табурет, ощущая полнейшую беспомощность. Пигалица же уселась на кухонный стол, покачала кукольной ступней в белой теннисной туфельке и об®явила: -- Теперь я буду говорить, а ты лови ухом, понял? -- Что? -- Помалкивай и слушай. Журнал "Телескоп¬" знаешь? -- Да, это иллюстрированный еженедельник. Вроде "Тайма". Наша университетская библиотека подписана, я иногда заглядываю. -- Так вот, я в "Телескопе" работаю, скаутом. Есть в редакции такая ставка. Когда готовится большая статья или тематическое досье, мы, скауты, собираем и проверяем информацию. Ну, чтоб журналу не облажаться и после по судам не париться. Понял? Да, теперь Фандорин, кажется, начинал кое-что понимать. Ну, конечно. Алтын Мамаева -- журналистка, как он сразу не догадался? И цепкий взгляд, и натиск, и манера говорить. К тому же в машине на заднем сиденье магистр углядел "кэнон" с нешуточным, профессиональным об®ективом. -- Наш шеф -- редактор решил сделать спецвыпуск "Легализация теневой экономики" -- о том, как первая стадия развития капитализма, дикая, перерастает во вторую, квазинормальную. У нашего журнала вообще сверхзадача освещать процесс врастания России в цивилизацию. Мы не вскрываем общественные язвы и не посыпаем голову пеплом, а фиксируемся на позитиве. Чтоб люди читали журнальчик и думали: жить стало лучше, жить стало веселей. -- Это правильно, -- одобрил Николас. -- А то большинство ваших газет и журналов имеют выраженную склонность к мазохизму. -- Вот и Кузя Свищ так считает. -- Кузьма Свищ? Колумнист вашего журнала? -- Да, наш суперстар. Два бакса за строчку. Он должен сделать профиль какого-нибудь крутого бизнесмена, который был черненьким, а стал беленьким. -- Ну хорошо, а при чем здесь я? -- Погоди, англичанин, не гони тарантас. Сначала я об®ясню, при чем здесь я, а там и до тебя дойдем. Итак. Когда райтер говорит "вперед!", скаут берет ноги в руки и в бой. -- А райтер что делает? -- Пока ничего. У нас четкое распределение функций. В обязанности райтера входит... Ладно, это тебе по барабану. -- Что? -- Ну, к делу не относится. А относится к делу то, что мой райтер Кузя выбрал в таргеты Coco Габунию. Он у нас и будет лакмусовой бумажкой. -- Coco? -- повторил Фандорин. -- Это вы про него меня спрашивали? -- Да. Большой Coco был сначала уголовный авторитет, этакий грузинский годфазер. Потом занялся бизнесом -- ясное дело, для того, чтоб капусту полоскать. И так у него шустро дело пошло, что криминал ему вроде как и не нужен стал -- и без того гребет бабки совковой лопатой. Ну и вообще, времена меняются. Эпоха братков кончается. Одних закопали, а те что поумнее, сами перевоспитываются. Сейчас выгодней и надежней к конкуренту не мочил посылать, а адвокатов-депутатов на него натравливать. В общем, отрадное явление. Coco -- он умный, нос по ветру держит. Такой стал образцовый член общества, прямо слезы душат. Председатель правления "Евродебетбанка", спонсор культуры, друг молодых спортсменов, сироток со старушками подкармливает, без митрополита и пары протопопов за стол лобио кушать не садится. В общем, идеальный об®ект для статьи "У разбойника лютого совесть Господь пробудил". Но прежде чем Кузя исполнит на своем "маке" эту народную балладу, я должна проверить, правда ли Coco стал такой белый и пушистый, годится ли он на нашу доску почета или лучше выбрать в таргеты кого-нибудь другого. Такое у меня задание. Николас посмотрел на Алтын с уважением. Оказывается, этой пигалице доверяют работу, с которой под силу справиться только очень опытному репортеру. -- Но ведь это чрезвычайно трудное задание. И, наверное, опасное? Хозяйка небрежно пожа

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору