позвонит Колыбанов, я сейчас... -- сказал  Поляков дежурному и
вместе с Алехиным вышел из кабинета.
     -- Его стреножили,  но он застрелился, -- разумея  Павловского, заметил
Алехин.
     -- Я знаю.
     -- Полагаю, что ничьей вины в том нет.
     Поляков промолчал.
     Полуторка  стояла   позади  отдела.  Таманцев  с  сумрачно-виноватым  и
одновременно  обиженным  лицом  сидел   на   борту.  Вытянувшись,  он  молча
поприветствовал  подполковника и  подхватил  бережно  под  руку,  когда  тот
взбирался в кузов.
     Присев  на  корточки,  Поляков  быстро осматривал  труп  Павловского  и
нательное белье на нем. Алехин помогал:
     задрал к  самой  шее задубелую у  ворота от запекшейся  крови  рубашку,
стянул  до  щиколоток кальсоны, по команде подполковника перевернул успевшее
окоченеть тело  -- на  спине  уже проступили красновато-синие трупные пятна.
Все это время Таманцев безучастно стоял рядом:
     чувствуя себя  без вины виноватым, но в какой-то степени и оплошным, он
по-прежнему упорно старался не смотреть на самоубийцу.
     --   Сфотографируйте,   --  прокартавил   Поляков,  указывая   на  ноги
Павловского,  и,  поднимаясь с корточек, пояснил:  -- Возможны упреки...  Вы
убеждены, что он был один?.. Там поблизости его никто не ждал?
     -- Один! Я осмотрел  все вокруг в радиусе  двух  километров! -- заверил
Таманцев. -- На росе след  не спрячешь! Он прибыл где-нибудь около полуночи.
Вероятно, с попутной машиной... К хате  подошел со стороны  шоссе. У речушки
отчетливая дорожка его следов -- вот, капитан видел. Залез в окно совершенно
без шума -- она его ждала. А уходил он утром -- к лесу!
     Так  же, как  и  там,  на обочине, невдалеке  от  хутора, Таманцев  уже
разложил на плащ-палатке в  задней части кузова вещи и документы Павловского
и с нетерпением ожидал, когда, оставив злополучный  труп, Поляков обратит на
них  внимание. Тут уж  не обойтись без пояснений, а его буквально зудило, он
испытывал острую потребность рассказать последовательно, с деталями, как все
это произошло, и таким образом оправдаться.
     Однако Поляков, памятуя о незаконченном разговоре с Колыбановым, спешил
вернуться в отдел.  Труп  следовало  без задержки отправить в морг городской
больницы, и потому он счел необходимым отлучиться на минуты для его осмотра;
с вещами же и документами можно было ознакомиться и позже.
     --  Свидетельства  или соображения  о его  возможной  принадлежности  к
"Неману"? -- живо спросил он. -- Вкратце!
     --  Прежде  всего  карты  с  точечными  наколами  и  лопатка,  которой,
очевидно, пользовались в  Шиловичском лесу, -- сказал Алехин,  нагибаясь. --
Портсигар  имеет   несомненное   сходство  с   похищенным  у  Гусева...  Вот
посмотрите...
     Поляков не стал смотреть  и в руки  не  взял  ни карты  и документы, ни
портсигар и лопатку, проворно поднятые с плащ-палатки Алехиным и Таманцевым.
     -- Давайте  все это в кабинет начальника отдела! -- взглянув на часы, с
недовольным   видом  распорядился  он.  --  О   попытке  его  задержания   и
обстоятельствах  самоубийства  напишите  подробный  рапорт.  Если   успеете,
восстановите  в документах и свои действия за предыдущие  двенадцать  суток.
Для розыскного дела -- в нем сегодня будут обнюхивать  каждую запятую!.. Так
не  ходи,  --  он ткнул пальцем в пятно  крови на гимнастерке  Таманцева, --
переоденься!
     И торопливо полез через борт.
     Он вернулся  как раз вовремя. Горбоносый капитан выскочил прямо на него
в коридор и сообщил:
     -- Товарищ подполковник, -- Москва! Генерал-лейтенант... Скорее!..


        66. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ

      ЗАПИСКА ПО "ВЧ"
     "Срочно!
     Егорову

     Для поддержания круглосуточно высокой работоспособности личного состава
оперативно-розыскных   групп,   действующих   по   делу   "Неман",   главным
невропатологом   Красной   Армии  рекомендовано   применение   тонизирующего
препарата  "кола" из  расчета по одной полуграммовой таблетке  каждые четыре
часа.
     Соответствующее  распоряжение начальнику  медико-санитарного управления
фронта уже передано.
     Под  Вашу личную ответственность  предлагается  обеспечить  немедленное
получение  80.000  доз  препарата  с  военно-медицинских  складов  фронта  и
снабжение им личного состава всех оперативно-розыскных групп.
     Исполнение проконтролируйте и донесите.
     Колыбанов".

      ЗАПИСКА ПО "ВЧ"
     "Весьма срочно!
     Егорову

     Вчера,  18 августа  1944 года,  в  20.35 в расположение 2-го  батальона
984-го полка,  занимающего  оборону северо-запад-нее Лазы на  правом  фланге
618-й стрелковой дивизии, прибыли трое офицеров -- майор, капитан  и старший
лейтенант  --  с секретным предписанием  Разведуправления фронта.  За час до
того командир батальона капитан Сипягин был предупрежден  о их  появлении по
телефону   начальником  разведывательного  отделения  дивизии,  и  ему  было
предложено оказывать прибывшим содействие.
     С  наступлением  темноты  после  ужина в землянке  командира  батальона
майор, капитан и  старший  лейтенант надели привезенные  с  собой  из  штаба
дивизии  маскхалаты, взяли оружие и, сопровождаемые командиром  разведвзвода
Героем СССР* лейтенантом Верещака и  отделенным сержантом Баркуновым, прошли
по траншеям батальона, а затем ползком перебрались в окоп боевого охранения,
предупредив,  что   пробудут   там   до  смены,  т.  е.  до   6.00.   Ничего
подозрительного в их поведении и разговорах не отмечалось.
     В 5 часов 20 минут утра из окопа, в котором  они  находились, в сторону
расположения  противника  были  выпущены  ракеты,  последовательно  красная,
зеленая и  белая,  после  чего  дежурные  наблюдатели в  траншеях  батальона
заметили,  что трое в  маскхалатах  ползут  из  окопа  боевого  охранения  в
направлении обороны противника. Открытый с промедлением автоматно-пулеметный
огонь из-за недостаточной видимости результата не дал.
     Однако  метрах в трехстах  от линии  немецкой  обороны двое из  ползших
попали  на мины  и были убиты, а  третьего спустя несколько  минут огнем  из
снайперской винтовки удалось тяжело ранить примерно в 150 метрах от немецких
траншей.  Около  получаса  он шевелился, а  потом затих и никаких  признаков
жизни не подавал.
     В последующие пять часов немцы трижды пытались вытащить его тело в свое
расположение,  однако  все три попытки пулеметно-минометным  огнем  с  нашей
стороны были подавлены.
     Командир разведвзвода Герой СССР лейтенант Верещака  и сержант Баркунов
обнаружены в окопе боевого охранения убитыми холодным оружием.
     Нами и одновременно командованием проводится тщательное  расследование.
Выяснилось, что по прибытии в дивизию неизвестные пред®явили зам. начальника
штаба подполковнику Семашко и нач. разведотделения майору Цибульскому, кроме
командировочного предписания,  офицерские  удостоверения  личности, а  также
секретное письмо  нач. Разведуправления фронта, которое  осталось в штабе и,
как установлено проверкой, оказалось фиктивным.
     В землянке командира батальона они оставили вещмешок
     с продуктами, а также планшет, в котором обнаружены книга И. В. Сталина
"О Великой Отечественной войне Советского Союза" (М., 1944 год) и брошюра А.
Спекторова  "Бдительность  --  железный закон  войны"  (М.,  1943  год).  Не
исключено, что одно из этих изданий применялось при шифровании.
     ----------------------------------------
     * Так в документе. Правильно -- Героем Советского Союза.
     ---------------------------------------------------------------
     В  планшете  также находились  три  использованных билета  в каунасский
кинотеатр  "Триумф"   на   сеанс  12.30  16   августа   с.  г.  и  форменное
командировочное предписание  от 17 августа с. г. на имя майора Полищук Н. Ф.
"и  с  ним двое  офицеров" с  соответствующими действительным,  подделанными
штампом и  печатью  полевой почты Разведуправления фронта, однако не имеющее
введенного  с 1  августа условного знака  -- точка  вместо  запятой  посреди
фразы.
     Согласно показаниям Семашко, Цибульского и  Сипягина, "майор" говорил с
выраженным  украинским  акцентом  и  по признакам словесного  портрета  имел
сходство  с  "капитаном", разыскиваемым  по делу  "Неман". Налицо  и  другие
основания предполагать,  что  неизвестные,  пытавшиеся осуществить  "зеленую
тропу"* на  участке  984-го  полка, являются  разыскиваемыми по делу "Неман"
агентами, которые после выполнения задания пытались таким образом  вернуться
к немцам.
     Подполковник Семашко и майор  Цибульский,  как  не  проявившие  должной
бдительности, и капитан  Сипягин,  допустивший посторонних  в  окопы боевого
охранения   без   ведома   и   сопровождения   представителя  контрразведки,
командованием   от  занимаемых  должностей  отстранены.  Во  всех  частях  и
подразделениях  дивизии проводятся политбеседы  о необходимости максимальной
бдительности;  весь  офицерский  состав подробно проинструктирован  и строго
предупрежден для предотвращения впредь подобных чрезвычайных происшествий.
     В настоящий момент на участке 2-го батальона 984-го полка дополнительно
скрытно  сосредоточиваются  станкопулеметная  рота  и   две  батареи  82  мм
минометов.  Под прикрытием  их огня в 13.00  разведвзводом будет предпринята
попытка вытащить с  предполья вражеской обороны целый труп, а также  останки
двух других неизвестных  для  получения дополнительных  улик и  вещественных
доказательств и возможной идентификации.
     О результатах донесу незамедлительно.
     Ковбасюк".
     ----------------------------------------
     * Зеленая  тропа (или "тропить зеленую",  просторечие -- "зеленка")  --
термин  агентурной разведки; переход линии  фронта, осуществляемый обычно на
стыке частей или соединений,  преимущественно  ночью,  в  темноте  или  же в
сумрачную,  ненастную  погоду. Во  время  Отечественной войны --  второй  по
значению (после парашютирования) способ  заброски  вражеской агентуры в тылы
советских  войск  и  основной  способ  возвращения  немецких  агентов  после
выполнения задания.
     ---------------------------------------------------------------


        67. ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТ БЛИНОВ

     В  двенадцать  часов  двадцать  минут  пополудни,  выполняя  приказание
Алехина,  Андрей  вместе  с одним из помощников коменданта  города выехал  в
район Каменки.
     Утро он провел бездеятельно, что в обстановке общей занятости и деловой
суеты было удивительно и обидно.
     Алехин,  разбудив  его  спозаранок  в кузове,  передал  письмо  матери,
доставленное  из Управления  с  попутной машиной,  и  тотчас куда-то  уехал,
приказав  Андрею не отлучаться и начальству  на глаза не лезть. Андрей хотел
уединиться  и  прочесть письмо,  но везде были люди. Зайдя  во взвод охраны,
Андрей увидел только  что освободившуюся койку, улегся на нее и  уснул. Часа
через два его разбудили -- случайно, по ошибке, -- и он поднялся.
     Он  завтракал  в комнате-столовой, когда стоявший  там у широкого  окна
молодой длинноногий  майор  с орденской планкой  на сильной  выпуклой груди,
спортивно-молодцеватый,  как  и все  московские  "волкодавы",  повернулся  и
негромко сказал другому офицеру:
     -- Никулин, ты спрашивал... Вон Таманцев.
     При  упоминании фамилии  Таманцева  еще двое офицеров, сидевших рядом с
Андреем, подскочили к окну и стали смотреть. Андрей тоже поднялся.
     Таманцев, небритый,  в стоптанных хромовых сапожках и  позаимствованной
во взводе охраны старой солдатской гимнастерке с большими нелепыми заплатами
на плече  и на груди  -- свою, окровавленную, чтобы  отстирать, он замочил в
бочке  с дождевой  водой,  --  держа  в  руке пилотку, устало  шел  метрах в
пятнадцати от дома.
     У него был вид  штрафника,  искупившего  свою вину и восстановленного в
звании,  но не  получившего еще  нового обмундирования и потому  нацепившего
офицерские  погоны прямо на старое.  Словно почувствовав на себе взгляды, он
поднял голову и, сплюнув, посмотрел  на стоявших у окна с таким презрением и
свирепостью, что те сразу отвернулись или отвели глаза.
     Андрей был польщен.  В интересе московских "волкодавов"  к Таманцеву он
уловил не просто любопытство, а уважение профессионалов и еще раз подумал, с
какими  замечательными  людьми  --  Алехиным,  Таманцевым  и  подполковником
Поляковым -- свела его судьба.
     То, что москвичи знали Таманцева в лицо, Андрея не удивило. Он  слышал,
что весной Таманцев ездил в Москву и показывал там свое искусство в стрельбе
по-македонски* большой  группе  офицеров  и генералов.  Стрелял он  так, что
начальник  Главного  управления  наградил его именным  оружием -- присланным
вслед пистолетом с дарственной гравировкой.
     Андрей заметил необычный, удрученно-усталый вид Таманцева и  огорчился.
А  четверть часа спустя они  сидели вместе  в одном  из  кабинетов и  задним
числом писали рапорта о своих действиях  за последние  двенадцать  суток  --
начиная с осмотра леса под Столбцами.
     Как об®яснил Таманцев, бумаги  эти  потребуются при проверке  розыскной
документации начальством из Москвы.  Иначе у Эн Фэ и у самого генерала могут
быть неприятности.
     Тут  Андрей и узнал, что дело, которым они занимались и занимаются, еще
вчера  взято  на  контроль Ставкой, и понял  причину  небывалого  оживления,
царившего здесь, в отделе, и на аэродроме. Ему стало обидно, что никто, даже
Алехин, не сказал  ему об этом  ни  слова, --  единственным тому об®яснением
было, что он стажер, всего-навсего стажер...
     От Таманцева  Андрей  услышал, что  по  настоянию  Главного  управления
сегодня проводится крупнейшая войсковая операция, но в этой "ненужной затее"
их группа участвовать не будет.
     --  Она  --  войсковая,  пусть   войска  ею  и  занимаются.  А  мы   --
контрразведка,  -- с  достоинством сказал Таманцев. -- Мы будем  действовать
параллельно.
     Настроен Таманцев был довольно мрачно. Он сразу  сообщил Андрею, что  у
него неприятность: застрелился,  немецкий агент. Этого бы не случилось, если
бы не помешали прикомандированные. Но какой с них спрос? Никакого!..
     Перефразируя  известное высказывание Верховного Главнокомандующего,  он
заметил, что прикомандированные  приходят и  уходят, а розыскники остаются и
отвечать в данном случае  придется ему, Таманцеву,  и хуже того -- Алехину и
Полякову.
     Он об®яснил также, что из засады на хуторе его сняли, чтобы группа была
в сборе. Мол, по  соображениям Эн  Фэ, проклюнулась возможность сегодня  или
завтра покончить
     с "Неманом" и якобы подполковник и генерал  заинтересованы в том, чтобы
сделала это именно их группа.
     ----------------------------------------
     * Стрельба  по-македонски --  стрельба на  ходу из двух пистолетов (или
револьверов) по движущейся цели.
     ---------------------------------------------------------------
     Более всего Таманцев верил в оперативное мышление Эн Фэ и прямо сказал,
что  если подполковнику и генералу не помешают, то сегодня, в крайнем случае
завтра, все будет "тики-так".
     Андрей  ничего  не  мог понять.  Если  войсковая операция не  нужна, то
почему же из  Москвы требуют ее  проведения?.. И  отчего,  по  какой причине
Таманцев, и, видно,  не только он, против нее? Кто и как может мешать ловить
немецких шпионов? И почему Эн Фэ и генерал заинтересованы, чтобы с "Неманом"
покончила именно их группа?
     Эти и другие вопросы занимали  Андрея, но единственно, о чем он решился
спросить: что они должны сегодня будут делать?
     Продолжая писать, Таманцев  сказал,  что,  если ничего не изменится, им
предстоит засада  в лесу часов от трех дня и до семи  вечера -- в  наилучшее
время  для  коротковолновой  радиосвязи. Но выехать туда придется  несколько
раньше -- сразу после полудня.
     Андрей  уже  знал,  что  засадой  называется  скрытое  расположение  на
местности   или  в  помещении  оперативного  состава,  производящего  поимку
вражеских  агентов. Месяц назад Андрей и сам участвовал в таком мероприятии:
он  и Алехин, нещадно истязаемые  блохами,  трое  суток просидели  в  жаркой
вонючей стодоле бок о бок со свиньями и коровой, лишь ночью по нужде вылезая
на свежий воздух. Причем просидели впустую -- никто не пришел, и у Андрея об
этих сутках остались самые неважные воспоминания.
     Таманцев, мечтавший о сложных оперативных  комбинациях, о  функельшпиле
"стратегического  значения",  тем не менее к засадам относился с  любовью  и
уважением.
     --  Это  самый  результативный  способ поимки в  полевых  условиях,  --
говорил он. -- Если поднапрячь  извилины и все хорошенько организовать, даже
из такого примитива можно сделать конфетку!
     Первые  рапорта он  написал  спокойно и довольно быстро,  последний же,
самый большой,  о неудачной  попытке  задержания,  вызвал у  него  настоящие
переживания. Излагая происшедшее утром, он раздувал ноздри, дважды припомнив
что-то  неприятное,  закрывал  глаза и, наморщась,  как  от  кислого,  мотал
головой, а потом, не выдержав, возбужденно вскричал:
     -- Ввек бы их не видеть!
     -- К-кого?
     -- Прикомандированных!
     Ему страшно хотелось спать, и, посматривая на пол в
     углу  у окна,  он заявил, что, как только разделается с этой писаниной,
запрется здесь, в кабинете, и на два-три часа пусть розыск и "Неман" катятся
ко всем чертям! А потом Андрей его разбудит.
     Закончив свои  рапорта, Андрей  отправился во взвод  охраны  и,  улучив
момент, вынес оттуда подушку. Не рискуя проходить с ней  по коридору отдела,
он  передал ее в  форточку  Таманцеву  -- тронутый  такой  заботой, тот даже
улыбнулся. И, возвратясь в кабинет, Андрей решился задать вопрос, занимавший
его  в  этот  час:  а  что  будет,  если  ни  сегодня,  ни  завтра   поймать
разыскиваемых не удастся?
     -- Что?..  Москва  шутить  не станет...  -- мрачно сказал Таманцев.  --
Каждому  поставят по клизме... На полведра скипидара с патефонными иголками,
-- уточнил он.
     И после короткой паузы, словно утешая Андрея, добавил:
     -- Ты-то молодой... И меня, как рядового чистильщика, Москва наказывать
не станет -- мы для них не  фигуры!.. А уж Эн Фэ, Паше и генералу отмерят на
всю катушку -- это как  пить дать... За что?! -- вдруг возмущенно воскликнул
он.
     Добытая Андреем подушка не пригодилась -- поспать Таманцеву в  это утро
не  удалось.  Что-то  там  изменилось,  и вскоре  он,  Алехин и  еще человек
двадцать   розыскников   Управления   контрразведки  фронта  на   нескольких
автомашинах поспешно выехали в район Шиловичского леса.
     Туда  же в  определенное  место, южнее Каменки, Алехин велел прибыть  к
тринадцати ноль-ноль и Андрею с одним из офицеров комендатуры -- по указанию
Полякова или Голубова.
     С  момента от®езда  Алехина и Таманцева Андрей находился  в непрерывном
ожидании. Подумав, что о нем просто забыли, и томясь своей бездеятельностью,
он  намеренно  сунулся  на   глаза  Полякову,  выходившему   из  отдела,  --
подполковник ответил на приветствие, но ничего ему не сказал.
     Полуторка вернулась  часа через два;  Хижняк нашел  Андрея и позвал его
обедать. Никаких распоряжений не поступало, и, подумав: когда  еще  придется
поесть? -- Андрей отправился на кухню.
     После жирных густых  щей повар,  земляк Хижняка, навалил им  полные,  с
верхом миски вареного мяса и пообещал еще на третье "какаву".
     Так плотно Андрей  давненько  не ел; впрочем, сегодня  всех кормили без
ограничений, как на убой; даже белый хлеб,  нарезанный толстыми ломтями, без
нормы лежал на столах.
     Андрей  макал  вилкой куски  свинины  в  персонально  для  них выданное
Хижняку блюдечко с  горчицей, когда в комнату-столовую,  где находилось  еще
десятка  два  человек, --  вбежал какой-то  старший  лейтенант  и  с  порога
закричал:
     -- Из группы капитана Алехина здесь кто есть?
     -- Я... -- с набитым ртом, покраснев, проговорил Андрей. -- М-мы...
     -- Что же вы здесь сидите?! -- возмутился