лейтенанту" и трижды выстрелил в него, точнее над самой его головой.
     В  следующую секунду он сунул ствол нагана  под  ноздри "лейтенанту"  и
рассчитанным движением раскровенил  ему  верхнюю губу,  преследуя  при  этом
двойную цель: чтобы тот,  оглушенный, вдохнул в себя пороховую гарь и ощутил
кровь.
     --  Не  смей,  мерзавец!  --   подыгрывая,  кричал   Алехин.  --   Псих
ненормальный! Держите его!
     -- Я не убивал!!! Пощадите!!! -- в ужасе рыдал "лейтенант". -- Я никого
не убивал!!! Спасите!!! Это не я!!!
     Андрею  и  старшине  удалось  оттащить  Таманцева на  несколько  шагов,
однако,  волоча  их  обоих  за  собой,  Таманцев  тут  же  снова  ринулся  к
"лейтенанту".
     -- Не ты?! А кто?! Кто  же его убил?! Может, ты еще скажешь, что вообще
в  нас не  стрелял?!  -- яростно орал Таманцев,  прикидывая и определяя, что
лежащий  перед ним  уже доведен до потребного состояния и надо брать быка за
рога.  -- Ты еще смеешь врать?! Ты  еще Смеешь обманывать советскую власть?!
Может, ты и позывные уже забыл?!
     Андрей теперь с  силой удерживал  левой рукой не Таманцева, а старшину,
вошедшего от борьбы  в раж,  страдавшего  от  боли  -- в  момент  броска ему
вывихнули плечо -- и ничего не понимавшего.
     --  Если хочешь жить  --  позывные  вашего  передатчика?!  --  указывая
револьвером на рацию,  вынутую  из  вещмешка, властно  потребовал Таманцев и
снова уткнул ствол
     нагана в  изуродованное  ужасом  лицо "лейтенанта". --  Позывные твоего
передатчика?! Быстро!!!
     -- Я... Я скажу!!! Все скажу!.. -- рыдающим  голосом торопливо повторял
"лейтенант". -- Эс-Тэ-И... Эс-Тэ-И...
     --  Как  Эс-Тэ-И?!  -- внутренне  похолодев, закричал  Таманцев.  --  А
Ка-А-0?!
     -- Ка-А-0 было до... четверга... А теперь Эс-Тэ-И!..
     --  Сколько вас?!  --  чуть  отводя револьвер,  но не  меняя  зверского
выражения лица, мгновенно  продолжал Таманцев. -- Сколько вас приехало сюда,
в лес?! Быстро!!!
     -- Трое...
     -- Кто старший?! ,
     -- Вот... -- "Лейтенант" взглядом указал на труп Мищенко.
     -- Его кличка?! Для радиограмм! Быстро!!!
     -- Кравцов...
     -- А  где Кулагин?! -- мгновенно потребовал Таманцев. (Документы на имя
старшего лейтенанта Кулагина были у Павловского.)
     -- Здесь, в лесу... Он  должен нас ждать... "Должен!" -- от огорчения и
неприязни к самому себе Таманцев яростно сплюнул.
     -- А "Матильда"? Где "Матильда"?!
     -- Он не здесь... Он под Шауляем...
     --  Он что  --  офицер штаба фронта?!  -- тотчас  спросил Таманцев (так
предполагал Эн Фэ). -- Кто он по званию?! Быстро!!!
     -- Капитан... Шифровальщик штаба фронта...
     -- Ты меня с ним познакомишь? Если хочешь жить, ты просто обязан меня с
ним познакомить! Понял?!
     -- Да-а...
     -- А "Нотариус"?! Кто он и где?!
     -- В Гродно... Железнодорожник...
     -- Чеслав Комарницкий?! -- сейчас же вскричал Таманцев (так предполагал
Эн Фэ). -- Сразу!!!
     -- Чеслав... Фамилию не знаю...
     -- Составитель  поездов?!  Высокий...  блондин... лицо  длинное, нос  с
горбинкой?!
     -- Да-а...
     --  А  твою  физиономию я узнал бы из тысяч! --  Таманцев не  без труда
скрывал свою радость. -- Ведь ты радист?!
     -- Да-а... -- всхлипнул "лейтенант".
     -- То-то же!
     Выпрямясь,   Таманцев   ослабил  пальцы,   и  Андрей,  ожидавший  этого
мгновения, энергичным движением вырвал у него из руки наган и сразу отпустил
его самого. Как бы
     приходя в себя, Таманцев помотал  головой и словно весь  вдруг обмяк  и
подобрел лицом.
     Это  было  необыкновенное, испытанное за войну  всего  лишь несколькими
чистильщиками пронзительное ощущение -- "момент истины" по делу, взятому  на
контроль  Ставкой.  Он  чувствовал, что "лейтенант"  не врет,  и  знал  цену
полученным  от  него  сведениям.  В  эти  мгновения  только  он,   Таманцев,
единственный  обладал "моментом  истины", и  при мысли,  что  есть  реальная
возможность сегодня же взять и "Матильду" (а кто это  сделает лучше, чем он,
кто?!),  у него захватывало дыхание.  Если только Эн Фэ и генерал согласятся
брать  "Матильду"  под   носом   у  контрразведки   другого  фронта.  Должны
согласиться -- мысленно он уже летел с "лейтенантом" и Малышом в Шауляй...
     -- Как  тебя  зовут?  --  спросил  Таманцев: надо  было  спешно строить
отношения с "лейтенантом". -- Не для немцев, для матери!
     -- Сер-ргей...
     -- Хорошее имя! -- одобрил Таманцев. -- Что ж... Если не ты убил Ваську
и  дашь нам "Матильду" -- тогда  живи!  --  милостиво, но как  бы  не совсем
охотно разрешил он  "лейтенанту".  -- Только дышать будешь, как  я  скажу! А
если вздумаешь крутить, не обижайся, Серега... -- Голос Таманцева дрогнул, и
лицо сделалось скорбным. -- Если вздумаешь крутить, тогда не обижайся -- это
будут  последние  минуты  твоей  жизни... Понял?..  Мы  поедем к  "Матильде"
немедленно! -- после  короткой  паузы пообещал  он. -- Полетим самолетом! Мы
обнимем его сегодня же!
     Затем  он  повернулся к Алехину и,  громко, отчетливо  произнося каждое
слово, сообщил:
     --  Товарищ капитан, "бабушка приехала"! Это был  условный  сигнал  для
передачи открытым  текстом по  радио,  означавший примерно:  "мы  их взяли",
означавший, что ядро группы и рация захвачены.
     --  Это  точно? -- с  очевидным сомнением проговорил Алехин. --  Ты все
прокачал?
     -- Точнее быть не может! -- заверил Таманцев. -- Я отвечаю!
     "Бабушка  приехала"!.. Значит, порядок -- она приехала! ffl Слава богу,
приехала!.."  Неясные, подернутые какой-то красноватой пленкой вершины берез
и  кусты  плыли  у  Алехина перед глазами, и он никак не  мог их остановить.
Голова   гудела  и   пульсировала,  как  второе  сердце.  Удрученный   своей
беспомощностью в эти ответственнейшие минуты, чувствуя, что вот-вот потеряет
сознание, он держался из последних сил -- ему еще надлежало принять решение.
Он напрягался, стараясь  разглядеть циферблат часов, поднесенных на  руке  к
самому лицу, и наконец различил: было без восьми минут пять.
     Оперативное кольцо вокруг Шиловичского леса только что замкнулось. Семь
тысяч человек  на  трехстах  автомашинах  с  рациями  и  служебно-розыскными
собаками,  саперами  и миноискателями  уже  кружились в гигантской  карусели
вокруг Шиловичского массива,  ожидая команды начать операцию, с таким трудом
и тщанием подготовленную Поляковым и теперь совершенно ненужную...
     Ее следовало отменить, остановить -- еще можно было успеть.
     -- Старшина! -- Алехин повел головой, ища взглядом и не видя, не находя
радиста.  -- Срочно передайте  Первому... открытым текстом...  -- с  усилием
произносил  он. -- "Гребенка не  нужна!..  Бабушка приехала!.. В  помощи  не
нуждаемся..." Повторяйте непрерывно:. -- уронив  руку с набухшим  тампоном и
опуская голову, проговорил он. -- Бабушка...
     --  Повторяй  до  бесконечности! --  подхватывая  за подбородок  голову
Алехина  и  другой  рукой  проворно  расстегивая   ворот  его  окровавленной
гимнастерки, властно  приказал  старшине  Таманцев.  --  "Бабушка  приехала!
Гребенка  не  нужна!  В  помощи  не нуждаемся!.."  В  темпе!..  Дублируй  на
запаске!.. Бегом!!! Жми!..
     Осторожно  отведя  волосы, он прежде  всего убедился,  что,  хотя кровь
сочилась по-прежнему, голова у Алехина была не проломлена, а только разбита,
и, рванув зубами нитку, вскрыл индивидуальный пакет.
     -- Ничего страшного!.. -- прикладывая к ране свежий тампон, возбужденно
говорил Таманцев. -- Паша, ты -- гений!.. Мы их взяли!!!  -- выкрикнул он и,
пачкаясь  в крови,  несколько раз  звучно поцеловал лицо  Алехина. --  Ты их
раскрыл!.. Ты прокачал Мищенко!..  Пашуня, ты  даже не соображаешь, какой ты
гений!..
     Старшина-радист  уже  скрылся  в  кустах,  за  которыми  находился  его
передатчик. В тексте, сказанном ему  Алехиным,  Таманцев отметил неточность:
они,  безусловно,  нуждались  в помощи.  И вместо последней  фразы следовало
передать: "Имеем два места холодного груза и тяжелобольного", чтобы с опушки
прибыли  розыскники  для  выноса  трупов и  немедленно  прислали  врача  для
Алехина.  Но  это можно было передать и спустя  минуты, и  Таманцев не  стал
ничего изменять.  Он не  сомневался, что Паша так  сказал  умышленно,  чтобы
сразу, первым же сообщением снять с Эн Фэ, генерала  и еще с  очень многих в
Лиде и в Москве чудовищное напряжение последних суток.
     Оборотясь,  Таманцев  быстро оглядел  обоих  захваченных  агентов;  они
лежали спинами  друг к  другу, молча, не двигаясь, как и полагалось,  причем
амбал очнулся  и  слабо  шевелил головой. Блинов с  пистолетом в руке, как и
следовало, стоял наготове шагах в пяти от них.
     "Тики-так!.. Как ни  болела,  а умерла!" Про себя Таманцев уже отметил,
что  с  "Неманом", по существу,  покончено, причем  радист  невредим  и, без
сомнения, пригоден для функельшпиля, слеплен живым и  второй агент,  и рация
захвачена,  к тому же есть реальная возможность взять и "Матильду", который,
как об®яснил утром Алехин, особенно беспокоил Ставку.
     --  У  него  мелькнула  мысль,  что через  какие-то  минуты передатчики
большой  мощности  продублируют самое желанное  в эти  сутки  не только  для
военной  контрразведки сообщение о том, что "бабушка приехала", и  тотчас  о
поимке разыскиваемых станет известно не только в Лиде, но и в Москве.
     Он представил себе по-детски обрадованное  лицо Эн Фэ и как тот -- если
не бог,  то, несомненно, его  заместитель по розыску! -- от волнения картавя
сильнее обычного, скажет, разводя руками: "Ну б'гатцы... нет слов!.." И не в
силах больше  удерживаться от распиравших его эмоций, он, уже  вскрыв зубами
второй  индивидуальный  пакет  и прижимая бинтом  тампон на  голове Алехина,
срывающимся голосом неистово закричал:
     -- Ба-бушка!.. Бабулька приехала!!!

     1973 г.