Вот  их  и
прислали  сюда, в самое горячее место. Офицеров не слушают, у них здесь свой
пахан, Хромов, по кличке  Сапог,  за  старшего.  Пришлось  ему  даже  звание
сержанта  дать.  Правда, все же нашего старлея вся шушера уважает, как никак
Афган прошел, теперь Чечню.
     - Ему же много лет. Чего же его в звании не подняли?
     - Долгая история.  Тещу  убил.  Его  судили,  генерал  Власенков  сумел
вытащить  его  из  этого дерьма и добровольцем устроил в Чечню, только уже в
звании ниже.
     В это время у входа в блиндаж раздался шум.
     - В чем дело?
     - Разрешите, товарищ капитан.
     В блиндаж спустился здоровенный сержант, рябой солдат и... прапорщик.
     - В чем дело, сержант Хромов?
     - Это правда, что чечены нам дали ультиматум?
     - Правда.
     - И правда, что они предложили обменять летчиков на 700 тысяч долларов?
     - Правда.
     - Что же вы решили делать, товарищ капитан?
     - Я хочу вернуться в Россию живым, сержант, и не запятнать  свою  честь
офицера. Поэтому летчиков не отдам.
     - Вы можете не отдавать, отдадим летчиков мы.
     Это уже серьезно. На всякий случай, я под столом расстегиваю кобуру.
     - Слушайте,  Хромов,  -  шипит  капитан, - командир здесь я и не допущу
нарушений дисциплины...
     - Не допускайте...
     - Сапог, ты опять мутишь воду?
     За спиной сержанта появился  старший  лейтенант  Травкин.  Он  дружески
ударил последнего по плечу и тот покачнулся.
     - Шпора, а ты что здесь делаешь? А ну, брысь от сюда.
     - Да я.
     Старлей  отталкивает  от  двери прапорщика, берет конопатого солдата за
шиворот и, развернув, просто  выкидывает  за  дверь.  Хромов  напрягается  и
прижимается к стене.
     - Сапог, ты мне надоел.
     - Но сходка постановила...
     - Ты  меня в следующий раз позови на нее. Я хочу посмотреть в глаза тем
паразитам, которые тебя поддерживают. Наверно все недоумки, как этот  Шпора.
И  потом,  ты  все  путаешь  армию со сходкой, наверно от того, что тебе еще
никто мозги не прочистил.
     - Пусть только попробуют?
     - Попробуют. А сейчас пойдешь к своим и об®яснишь, что ты  совместно  с
капитаном  решил  летчиков  не  сдавать  и  порвешь  пасть каждому, кто даже
подумает об этом.
     - Я этого не скажу.
     - Я думал, что ты умнее. Тебе ведь этого в России не простят, никто  не
простит,  ни  твои  блатные,  ни мы. Так и сдохнешь вонючей падлой со своими
долларами. Ты мне уже надоел, катись от сюда.
     Сержант уходит.
     - Ну а ты что? - обращается старлей к прапорщику.
     - Ничего. Ножичком у меня перед носом помахали и отпустили.
     - А кто им сказал об ультиматуме?
     - Девочка. Так Хромову и сказала, что принесла ультиматум.
     - Чего темнишь? Говори дальше.
     - Дальше... Меня придавили и под стволом автомата, я все сказал.
     - Ну, и сволочь, же ты.
     - Помирать то, даже от своих не хочется.
     - Девочку отправил обратно?
     - Отправили...
     - Тогда ждите. Нам бы выдержать два часа.
     - Почему два?
     - Поздно уже. Скоро будет темно. Для артиллерии цели не видно.
     - Вы думаете, что...? - удивился прапорщик.
     - Что бы нас подавить, как они нам в ультиматуме пишут, нужно подтянуть
много пушек, танков, "град" - черт возьми...
     - А завтра?
     - Если не придет подмога и авиация, нам конец.
     - Хорошая цена за двух летчиков.
     - Мне оружие дадите? - спрашиваю я.
     Все смотрят на меня.
     - Дадим, - говорит старлей, - пойдешь на самый трудный участок ближе  к
развалинам.

     Мне  дали автомат, четыре рожка с патронами и пять гранат, потом отвели
в окоп, где я оказался в одной связке с конопатым солдатом.
     - Ты, Шпора, у меня не балуй, - пригрозил ему старлей, - кишки выпущу.
     - Как что, так я.
     - Так что бы не было чего, возьмешь летчика под свою опеку.
     - Хорошо.
     - Я говорил твоим идиотам, что Шпора еще не полный дурак, но они в  это
с трудом верят. Так что, пока.
     Травкин уходит.
     - Старлей, выпить хочешь?
     - У тебя есть?
     - На.
     Он перекидывает мне фляжку. Я делаю глоток и начинаю кашлять.
     - Что ты дал?
     Шпора ухмыляется.
     - Чистый спирт. Воды здесь мало, так что привыкай.
     - Что значит привыкай.
     - Мы же здесь отрезаны от всего мира. Когда наши подойдут неизвестно, а
ваши вертлюги, тем более. Чтобы от страха не описаться в этом бедламе, спирт
надо глушить все время.

     Они  начали позже обещанного срока, минут на двадцать. Рявкнули пушки и
минометы, земля заходила ходуном. Две установки "град" молотили наш участок.
Я и Шпора вжались комочками в дно окопа.  На  плечи  падают  комья  земли  и
густой  песок.  Земля  ходит  ходуном  и  противно трясет. Наконец наступила
звенящая тишина. Шпора толкает в плечо.
     - Вставай, чечены пошли, - прорывается через звон.
     От развалин бежали фигурки в нашу сторону. Я приладил автомат к плечу и
короткими очередями начал стрелять. Меня отрывает от стрельбы старлей.
     - Шпора, лейтенант, бегом на западный участок, там у нас плоховато.
     Мы несемся по окопу и я нарываюсь  на  прапорщика.  Он  как-то  странно
лежит, перегородив окоп.
     - Вперед, - подталкивает старлей.
     Перепрыгиваем  тело  и  вскоре оказываемся на позиции. Здесь два убитых
солдата лежат лицами вниз.
     - Отбивайтесь от сюда, - кричит Травкин и  убегает  по  извилине  окопа
дальше.
     Чеченцы  совсем  рядом, метров в двадцати и я сам очень удивился, когда
очередью подломил двоих. Мы кидаем гранаты и тут Шпора сбивает меня с ног  и
мы валимся на дно окопа. Опять грохот и земля поехала в сторону.
     - Стреляй, - рычит Шпора.
     Мы  распрямляемся  и  опять  садим  очереди  в эти мельтешащие у окопов
фигуры.

     Наступившая темнота, прервала наступление чеченцев и мы усталые валимся
на песок.
     - Старлей, выпить хочешь?
     - Иди к черту.
     - А ты ничего, неплохо для новичка.
     - Давно здесь?
     - Пятый месяц.
     По окопу идет Травкин.
     - Шпора, возьми , возьми Новикова и оттащи погибших ребят в яму. Оружие
собери. Как у вас с патронами?
     - Здесь пол цинки от ребят сохранилось, - говорит Шпора.
     Я осматриваю свои рожки и с удивлением вижу, что они пусты.
     - У меня ничего.
     До чего же быстро я расстрелял четыре диска.
     - Хорошо. Шпора, возьмешь еще цинку  в  хранилище.  Старший  лейтенант,
пойдемте со мной.
     Бродим  по окопам, где Травкин отдает встречным солдатам распоряжения и
наконец, доходим до блиндажа. Капитан с перевязанной рукой сидит за столом.
     - Валера, какие потери?
     - Шесть убитых, семь раненых, не считая тебя. Прапора тоже нет.
     - Жаль. Неплохой все же мужик был. Как наши уголовнички?
     - Ничего. Хочешь жить, умей вертеться. За те несколько месяцев, что они
здесь, пообтерлись немного,  даже  Хромов  неплохо  вел.  Лучше  скажи,  как
подмога?
     - Застряли.  В  Аргуне  ведут переговоры, а с другой стороны стоят и не
могут продвинуться из-за плотного огня. Авиация подняться не может в  воздух
из-за низкой облачности.
     - Значит завтра день неудач. Патронов осталось мало.

     Этот  день  завтра  начался  с девяти часов, когда чеченская артиллерия
начала долбить наши позиции. Тонкие пукалки двух зарытых  бронетранспортеров
не могли устоять против длинных сигар "града" и вскоре один накрылся.
     На  Шпору  рухнула стена окопа и я руками пытался его откопать. Наконец
голова вылезла из песка и после пары оплеух, вздохнула.  Я  выволок  его  за
плечи  из обвала и, найдя флягу, влил глоток спирта с полу сжатый рот. Глаза
раскрылись и Шпора сел.
     - Ну ты даешь.
     - Стрелять можешь?
     - Сейчас. Башка чугунная.
     Артиллерия кончила долбать наши полуразрушенные окопы и вопли атакующих
понеслись к нам. За первые пол часа, даже прицельными короткими очередями, я
высадил все патроны и, сидя над  цинкой,  набивал  рожки.  Чеченцы  прорвали
полосу огня и вышли к окопам. Стреляю почти в упор. На меня валится человек,
я  отскакиваю,  но он не шевелится на дне окопа и последние пол диска веером
всаживаю в эту редкую цепочку врагов. Штыка у меня  нет  и  первый  чеченец,
прыгнувший  в  окоп,  напоролся  на  ствол автомата, он согнулся на песке и,
выронив автомат, принялся блевать кровью. Удар в  спину,  перекидывает  меня
через  него.  Молодой  мальчишка,  лет  18, саданул мне прикладом в спину. Я
вскочил и вцепился в его оружие, под нашими  ногами  блюет  чеченец.  Вдруг,
мальчик  выпрямляется,  ноги  его  подламываются  и  он падает вниз, автомат
остается у меня в руках. Шпора со штыком в руке стоит и с удивлением  глядит
на дно окопа.
     - Ну, летчик, ты даешь.
     - Патроны есть?
     - Не гоношись, чеченцы отступают.

     В  окопах  много  раненых  и  убитых  солдат наших и врагов. Мы идем со
Шпорой, перепрыгивая через валяющиеся тела, и  нарываемся  на  человек  пять
живых,  во  главе  с  сержантом Хромовым, оживленно ругающихся матом. Хромов
видит меня, его скулы сжимаются.
     - Ну что, сука, смотришь на погибших ребят. Это из-за тебя они сдохли в
этой дыре.
     - Сержант, возьмите себя в руки.
     - Ах ты, дерьмо.
     В руках у Хромова оказался штык. Я вырвал из  кобуры  пистолет  и  снял
предохранитель.
     - Не балуй...
     Но  в  это время кто то из стоящих за спиной Хромова бросил кинжал и он
воткнулся мне в левое плечо. От боли я нажал на  курок  и  сержант,  выронив
штык, упал на песок.
     - Ни с места, - зверею я, обращаясь стволом к оставшимся пятерым. - Кто
кинул нож?
     Молчание. И вдруг из-за моей спины Шпора говорит.
     - Ну что, Миша, допрыгался. Не надо в него стрелять, старлей, мы сами с
ним разберемся.
     К месту происшествия прибежал Травкин.
     - Почему здесь выстрелы?
     Он видит всю сцену.
     - Отставить, старший лейтенант. Я сам разберусь. Спрячь пистолет.
     Я с трудом запихиваю пистолет в кобуру. Травкин подходит ко мне.
     - Шпора, держи старшего лейтенанта за плечи.
     Шпора  крепко  держит  меня. Травкин цепляется за кинжал и вдруг резким
рывком выдирает его из тела. Он рассматривает рукоятку.
     - Миша Х. Ну что же, Хитров, мне с тобой делать?
     - Ничего не надо с ним делать, товарищ  старший  лейтенант,  -  говорит
Шпора,  еще  держа  меня  за плечи, - мы с этим, жополизом, сами разберемся.
Сейчас каждый человек дорог на позиции.
     - Хорошо. Разбирайтесь сами. Летчик, как себя чувствуешь?
     - Как после сковородки по голове.
     - Сейчас сан инструктор подойдет, потом приходи в блиндаж.

     В блиндаже на нарах лежит капитан. Я дотрагиваюсь до его плеча.
     - Товарищ капитан...
     И вдруг отдергиваю руку, у капитана черное лицо и ледяная кожа.
     - Капитан...
     - Его убили, - раздается голос у двери.
     Травкин бросает автомат на стол.
     - Кто?
     - Черт его знает, но нашим уголовникам он, по-моему, не мешал. Еще один
такой напор и нам хана. Выбито половина блокпоста.
     В блиндаж вбегает солдат.
     - Товарищ старший лейтенант. Чечены парламентера выслали.
     - Вот черт. Летчик сиди здесь, я сейчас.
     Через двадцать минут Травкин возвращается.
     - Три часа отдыха.
     - Что такое?
     - Им надо трупы забрать.

     Миша пришел в себя. Я сижу на нарах в его ногах.
     - Как мы здесь очутились? - спрашивает он.
     - Стингер задел наш вертолет.
     - Я же имитаторы включил...
     - Ты все сделал правильно, но не повезло... Я говорил с медиком. У тебя
два перелома ребер и вывихнуто плечо.
     - Знаю. Ребята говорят..., вам там тяжело...
     - Паршиво. Подмога застряла и не может подойти.
     - Ты мне автомат, на всякий случай, подкинь...
     - Хорошо. У нас патронов мало. Дам только один рожок.

     К вечеру опять началась атака и тут знакомый  гул  прорвался  с  небес.
Почти  задевая землю шли мои вертолеты. Дудаевцы сразу запрыгали и я увидел,
как земля вздыбилась на их позициях. Вертолеты улетели  на  базу,  а  у  нас
изредка постреливают.
     - Теперь, будут зализывать раны, - говорит Шпора. - Как плечо?
     - Болит.
     - Ты посиди здесь, чечены очухаются часа через два.
     Я прислоняюсь к стенке окопа и дремлю. И вдруг кто-то закричал.
     - Машины. Машины пошли.
     Солдаты выскочили на бруствер.
     - Что происходит? - удивляюсь я.
     - Это значит чечены ушли и движение на дорогах восстанавливается. Пошли
первые легковушки.
     - По  моему,  -  рядом стоит Шпора, - наши наконец то прорвались и идут
сюда.
     Действительно через час первые разведчики появились у блокпоста.

     Снова я у своих. На первых порах, подлечиваюсь  и  жду,  когда  пришлют
новый  вертолет.  Боря  уже  летает  и мне приходиться встречать и провожать
своих друзей. По прежнему жаркие дебаты в курилке.
     - Ну как так можно, - возмущается Воронов, - какой то  паразит  Басаев,
Радуев  могут  уничтожать  наших  женщин  и детей, прикрываться нашим мирным
населением, а мы должны здесь посылать каждому  бандиту  поцелуй,  когда  он
идет в обнимку с чеченской бабой.
     - Самое  смешное,  -  поддерживает Тихомиров, - американцы, англичане и
французы только пожурили бандитов за эти рейды, а у  нас  за  убитую  дохлую
корову сразу вой на всю вселенную.
     - А  наши  то хороши. Вся эта депутатская сволочь полезла в заложники к
бандитам. Ах, какой трогательный жест, бедному бандиту  надо  уйти  на  свою
территорию.
     - Бить их надо гадов. Не должно быть пощады, раз эта женщина прикрывает
юбкой  бандита,  она сообщница бандита, всех под корень... Они наших женщин,
мы их тоже...
     - Это что за разговоры, - в дверях стоит  полковник  Колосов,  -  и  не
думайте об этом.
     Мы молчим.
     - В  этой  глупой войне самыми лучшими оказались летчики и мы не должны
ронять планку лучших. Да бывали неудачи, попадало и мирному населению, но мы
старались не делать этого. Всем ясно?
     Мы опять молчим.
     - Значит ясно, раз молчите. Сережа, - он поворачивается ко мне,  -  там
приехала комиссия по мечети, пойдем отбиваться.
     - Сережа, мы все с тобой, - кричит мне в спину Боря.
     Даже Вася распрямил жестко руку, посылая мне салют.

     Шесть  человек  сидят за столом и едят меня глазами. Один военный, один
известный  демократ,  остальные  представились,  как   видные   общественные
деятели. Полковник Колосов сидит за мной.
     - Старший  лейтенант,  -  говорит  военный,  -  расскажите как вы сбили
мечеть?
     - Так. Навели на цель и сбил.
     - Что  значит,  так?  Вы  что  не  знали,  что  мечеть  мирный  об®ект,
почитаемый народом Чечни.
     - Наверно   народ   Чечни   плохо  почитает  ее,  раз  позволил  с  нее
расстреливать из пулемета и снайперских винтовок наших солдат и офицеров.
     Теперь возмущается демократ и сидящие рядом общественные деятели.
     - Как можно с таким настроением воевать? - кричит демократ. -  Вы  люди
военные  и  должны  были снять зарвавшихся бандитов другим путем, а вы нашли
простой путь, взяли снесли мечеть и все.
     - Мне бы так хотелось, что бы вы, в то время, были среди этих солдат на
земле и, сидя под пулями, порассуждали с ними, как одним плевком можно  было
снять вооруженных бандитов с башни.
     Все немеют. Демократ наливается краской и взрывается.
     - Каждый  должен  быть на своем месте. Мне кажется, что вы не на своем.
Профессиональный военный не позволит себе воевать с мирным населением и с их
культовыми зданиями.
     Остальные загалдели и понесли такую чушь, что мне совсем расхотелось  с
ними разговаривать.
     - Старший лейтенант, - возмущается военный, - вы сами осознаете, что вы
своими действиями наносите вред России?
     - Мне  иногда  кажется,  что эта возня с несчастным населением Чечни не
стоит и выеденного яйца. Никто из вас не понимает, что население давно воюет
с нами и эти истерические крики об их уничтожении, обыкновенное не понимание
ситуации в этом районе.  Тот,  кто  не  знает  истины,  тот  обыкновенный...
болтун.
     Теперь зловещая тишина.
     - Мне   кажется  все  ясно,  -  тянет  демократ.  -  Мы  не  будем  вас
задерживать, лейтенант.
     Я выхожу из комнаты. И слышу как полковник Колосов заступается за меня.
     - Старший лейтенант, самый лучший офицер части...
     Дверь захлопывается. Правы наши офицеры, когда  политика  вторгается  в
армию, это не армия...

     В курилке все встречают меня напряженно.
     - Ну как? - спрашивает Боря.
     - Плохо, наверно уволят.
     - Теперь  увольняет  не военный министр, а задрипанный депутат, который
с®ездил с Басаевым в одном автобусе, - злобно говорит майор.
     Все галдят. Через десять минут появляется Колосов  и  отзывает  меня  в
сторону.
     - Сережа, ты идиот, ты знаешь, что ты наделал?
     - Нет.  Скажите,  товарищ  полковник,  неужели все сошли с ума. Русских
военных  и  не  военных  подло  убивают,  а  их  свои  же,  так   называемые
правозащитники, газеты и телевидение распинают.
     - Хватит о глобальных проблемах. Мы говорим о тебе.
     - Меня уволят?
     - Комиссия  решила  не  в  твою  пользу. Они направляют представление в
министерство обороны.
     - Все ясно.
     - Ничего не ясно, дурак.
     Рассерженный полковник уходит.

     Вместо Миши мне прислали нового оператора. Прибыл новый  вертолет  и  в
первый  полет я пошел в паре с машиной Бори. Нам поставили задачу поддержать
войска на Юге Чечни.
     Наземные войска наводят нас.
     - Комета, рядом со школой дом, там два пулемета, успокойте их.
     - Принял. Сейчас.
     Рядом со школой три дома. Из одного выскакивает женщина  и  грозит  мне
кулаком.
     - Огонь, - рычу оператору.- Всех к черту.
     Мы сносим снарядами и ракетами все три дома и эту идиотку.
     - Спасибо, Комета, - слышится с земли.
     Теперь  сам  замечаю,  как  из  каменного  строения  на  площади  села,
промчалась в нашу сторону, ракета. Разворачиваю вертолет и смешиваю весь ряд
зданий, охватывающих площадь, с землей. Теперь  стало  видно,  как  из  близ
лежащих  домов выскакивают люди и бегут к краю села. Боря и я поливаем их из
пушек и ракет.

     Полковник с яростью смотрит на меня.
     - Ты, понимаешь, что ты сделал?
     - Помог нашим войскам без максимальных потерь захватить село.
     - Ты, сумасшедший. Я вынужден тебя отстранить от полетов.
     - Слушаюсь.
     - Сережа, - смягчается Колосов, - я понимаю ты во  всем  прав,  но  эта
война не та.
     - По моему, война есть война. Меня учили воевать, а не приветствовать с
воздуха врага, окруженного бабами.
     - Не будем вдаваться в дискуссию. Иди.

     В курилке все смотрят на меня сочувственно.
     - Боря  мне  рассказывал,  -  говорит  майор  Воронов,-  хорошо  ты  их
причесал. Говорят, 17 домов с говном смешал.
     Врывается Боря.
     - Включайте телевизор.
     На экране журналисты ходят по развалинам села и  подносят  микрофоны  к
плачущим женщинам.
     - Скажите, что произошло.
     - Ой, горе, - вопит женщина, - все погибли. Как налетели самолеты и все
здания,  всех  людей  побили.  За что нам такие страдания. Моя золовка, дед,
внучек, все погибли.
     - А боевики были здесь?
     - Ни одного не видела. Было такое мирное село...
     - Ну что? - орет Боря. - Слышали. Мы, с Сережей, этих боевиков  десятка
два  расстреляли  с  воздуха.  Если сейчас покопаться в развалинах, то еще с
десяток точно найдут, а эта, сволочь, ноет, что ни одного нет.
     - Точно, а куда же их трупы делись?
     - По их правилам, трупы должны в этот же день быть похоронены. Кое кого
они из  боя  вынесли  с  собой,  остальных,  местное  население  прибрало  и
спрятало, что бы ночью похоронить. Поэтому никого и не видно.
     - Хана теперь вам ребята, - констатирует Терехов.
     - По-моему достанется одному Сережке, - говорит Боря. - Меня от полетов
не отстранили.
     - Это называется вышли из боя с малыми потерями.
     - Между  прочим,  -  говорит  Боря,  -  два  раза  "стингерами"  по мне
прошлись.