раскинутыми руками. Несколько парней
прячутся за вагонами, злобно глядя на вагон. Я подскакиваю к двери.
     - Ольга, все в порядке?
     В вагоне плачь.
     - Коля, они полезли... я стреляла.
     За моей спиной охранник и железнодорожник.
     - Что здесь происходит?
     Подскакивают несколько прятавшихся парней.
     - Эта... стерва... везет добра, во... Маиса продырявила, когда полез.
     - Твой вагон? - спрашивает меня охранник.
     - Да.
     - Так вот, - обращается он к окружающей шпане, - в вагоне добро  нашего
уважаемого  Раиса.  Документ  мы  проверяли. Если хоть пылинка вывалиться от
туда, вам всем конец. Сейчас  утащите  это  дерьмо,  -  он  пихнул  ногой  в
раскинувшуюся личность, - этот поезд я отправляю.
     Лежащего  схватили  за  руки  и  поволокли. Все разошлись, а охранник с
железнодорожником пошли в голову состава. Я заскочил  в  вагон.  Ольгу  била
истерика.
     - Понимаешь, он лез... я и нажала... он опять... я...
     Она  билась  лицом  в мою грудь. Я прижал ее к себе и девушка понемногу
стала затихать. На полу валялся пистолет, он дернулся вместе с составом.  Мы
тронулись в пробег до Казахстана.

     В Бейнеу дождь. На вокзале пусто, только мокрый красный плакат с белыми
буквами  бросается  в  глаза. "Русские- свиньи убирайтесь в свой свинарник".
Нас не пытаются задержать и, быстро заменив тепловоз, отправляют в путь. Так
мы доехали до Маката, а там, выделив угля, воды и даже кое-что  из  хлеба  и
пищи, эшелон погнали в Актюбинск.

     Только  в  Актюбинске,  мы  вздохнули  свободней.  К русским относились
доброжелательно Два дня  мы  отдыхали.  Нас  кормили  из  общего  котла,  мы
отмылись  в  русских  банях  и  вскоре  эшелон  отправили в Мартук последний
казахский город перед русской границей. И тут опять началось.

     Казахская таможенная служба трясла  весь  эшелон.  Они  появились  и  у
нашего вагона.
     - Ваши паспорта, - вежливо попросил таможенник.
     - Сейчас.
     Я  вываливаю  из  чемоданчика часть денег на нары, оставшиеся прикрываю
документами.
     - Пожалуйста, - протягиваю ему чемоданчик, - здесь декларации, все.
     Таможенник сначала недоуменно смотрит на  чемоданчик,  потом  пристроив
его  на нашем полу, рассматривает содержимое чемодана, вытаскивает документы
и протягивает мне.
     - Это мы все проверили, а  остальные  документы  возьмем  с  собой  для
досмотра. Пошли, ребята, дальше.
     Остальные документы были деньгами.

     В нашем вагоне никто не спит. Мы едем по русской земле. Ольга, ее мать,
закутанная в платок, и я сидим возле печурки и чокаемся кружками с чаем.
     - За возвращение, - говорит Ольга.
     Горячий чай чуть пахнет мятой.
     - Мы-то проехали, а какого-то им...?
     Женщины понимают про кого я говорю.
     - Как же так, почему все народы сошли с ума? - спрашивает мама Ольги.
     - Не знаю. Мы вместе прошли тяжелую войну, испытали трудности, лишения,
нужду,  сообща  строили  каналы,  заводы,  больницы  и  здания, влюблялись и
ссорились  и  одним  росчерком  пера  вдруг  разделились.  Стали  чужими   и
ненужными,  оставив  тысячами  на этих землях, могил с предками. Эта бацилла
национализма  одним  махом  вошла  в  сознание  людей.   Конечно,   виноваты
руководители  и  местные,  и  Союза,  виновата  партия, которая разбилась по
национальным кустам, виновата система, которая допустила до  этого,  да  бог
его знает, кто еще виноват.
     - Ты  прав,  - вступила в беседу Ольга, - и из-за этого страдают тысячи
русских.  Мы  доехали  благодаря  сплоченности,  благодаря  деньгам,  умению
бороться  и  постоять  за  себя, а те... Приедут ободранные, голодные, злые,
испоганенные бандитами и хулиганами.  Еще  неизвестно,  как  нас  примут  на
родине. Неужели родина не поможет нам?
     - Должна  помочь,  мы  же  свои.  Русским  можно  назвать  всякого, кто
ненавидит национализм. Вся Россия набита разными национальностями  и  умение
жить  друг  с  другом  без  вражды,  это  и есть Россия. Вот только здесь, в
вагоне, я понял это.
     Мы молчим и смотрим на огонек, пробивающийся из дверцы буржуйки.
     - Коля, мне кажется, я тебя люблю.
     - А мне не кажется... Я очень тебя люблю.
     - Слава богу, - вздыхает мать, - хоть в  этой  ...  непроглядной  тьме,
двое нашли друг друга. Да чего же вы так сухо, ну поцелуйтесь, что ли?

     В  Соль-Илецке  русские  соскакивали  с  вагонов и целовали землю. Мы в
России. Нас никто не встречал, но мы из маленького листочка, приклеенного  к
двери,  узнали,  что  комитет  по  делам  беженцев  находится в городе и это
немного взбодрило нас. Я, Максимов и часть беженцев отправились туда.

     В крохотной комнатке за канцелярским столом сидел старичок.
     - Здесь комитет по делам беженцев? - спросил Максимов.
     - Да. Закройте двери, товарищи, и если можно, по одному.
     - Разбирайтесь в  очередь,  -  просит  Максимов,  подталкивая  толпу  к
дверям.
     Мы  выходим  и  становимся в очередь по лестнице. Только через пол часа
вышел Максимов, весь взмокший с дрожащими руками.
     - Ну что? - бросились все к нему.
     - Эта,  сволочь,  только  собирала  данные.  Мы  в  основном  заполняли
бесчисленные анкеты.
     - А деньги? Помогут раз®ехаться по России?
     - Денег  не дает, говорит их нет и ни кто не дает. Раз®ехаться помогут,
выделив, самым обездоленным только хлеб. Больше ни чего сделать не может.
     - Следующий, - раздался за дверью противный голос старика.
     Очередной беженец пропал за дверью.

     В этом городе мы начали делиться,  часть  беженцев  решила  махнуть  за
Урал.  Пока  тепловозик  расталкивал  вагоны, я решил позвонить в Москву. На
переговорном пункте мне долго не могли поймать нужный телефон и наконец, я в
кабинке.
     - Мне товарища Басманова? - прошу я.
     - Кто говорит? - спрашивает женский голос.
     - Один знакомый. Скажите ему, что это Коля, он давно ждет моего звонка
     На том конце замешательство, шепот, наконец женщина сказала.
     - К сожалению, Басманов Виктор Григорьевич умер... погиб.
     - Как погиб, но у меня же...
     - Ну так погиб... Может вам позвать Самсонова Илью Константиновича?
     - А это кто?
     - Новый начальник.
     - Нет, спасибо.
     Я вешаю трубку. Ох, как это все мне не нравиться.

     - Оля, едем в Москву, - предлагаю ей.
     Она кивает головой.
     - Поехали. Мне все равно куда, лишь бы где-нибудь был свой угол.
     В вагон непрерывно стучат  какие-то  личности,  прося  подвезти  их  до
ближайших городов. Я их всех посылаю по дальше. Пришел прощаться Максимов.
     - Коля, прощай. Довези груз до Москвы и сдай его.
     - Хорошо. А вам благополучно доехать до Орловщины.
     - Ты  прав,  благополучие,  ох как сейчас нужно. Слышал, семью беженцев
вырезали здесь?
     - Нет. За что их и кто?
     - А вот эти, которые здесь  шляются.  Попросилась  в  вагон  женщина  с
ребенком. Ее пустили, а ночью толи она, толи ее друзья, но всех...
     - Какой ужас, - вскрикивает Ольга.
     - Прощайте, ребята. Счастливого вам пути.
     Максимов жмет нам руки и спрыгивает на землю.
     - Если вам негде жить, приезжайте к нам...,- слышим его голос вдали.
     - А, правда, где мы будем жить потом? - спрашивает Ольга.
     - Наверно  нам  дадут  площадь  в  Москве,  -  предполагаю я. - Ведь мы
столько привезли денег и золота, что в благодарность за это можно даже  дать
квартиру.
     Мы мечтательно молчим.

     В  Москве,  как  только  нас  поставили под разгрузку на сортировочной,
сразу срываюсь и мчусь в центр столицы в Центробанк.
     Мне долго не могли выдать пропуск, так как я не хотел в бюро  пропусков
признаваться   зачем   я  здесь.  Наконец  первый  зам,  милостиво  разрешил
поговорить со мной. Худощавый мужчина сидел  за  громадным  столом  и  горел
нетерпением, что бы меня вытурить.
     - Я   уже   многим   говорю,  что  денег  нет.  Даже  для  беженцев  из
Туркменистана нет денег. Лучше не просите.
     - А я и не прошу.
     - Тогда зачем вы здесь?
     - Я наоборот привез  туркменское  золото,  полторы  тонны  и  несколько
миллиардов рублей.
     - Тсс... Молчите. Так это значит сделали вы?
     - Ничего не понимаю. Я привез золото, миллиарды денег наличкой...
     Теперь худощавый мужчина окончательно похудел, лицо его изменилось.
     - Тише,  прошу.  К  сожалению  ни  центробанк, ни какой другой банк его
принять не может.
     - ???
     - Я вам все сейчас об®ясню. Мы попали  в  очень  сложную  международную
обстановку.  Туркмения об®явила, что ее ограбили и требует возврата золота и
денег, но так как все страны отказали в наличии на своей земле  туркменского
золота,  то  в  СНГ  уверены,  что  местная  мафия в Туркмении ограбила свою
страну.
     - Ну так тихонечко возьмите от меня золото и никто ни о чем не узнает.
     - Вы, с ума сошли,  молодой  человек.  В  подвалах  центробанка  ничего
спрятать нельзя. В сейфах частного лица, пожалуйста, но и туда полторы тонны
золота  впихнуть, невозможно. Везде есть приход, есть расход. Если мы только
попробуем нелегально все же положить ваши ценности, то завтра об этом  будет
известно  везде  и  тогда  на  нашу страну посыплется столько грязи, что лет
через сто не расхлебаться. Это уже политика и здесь  пойдет  в  ход  все:  и
воры, и грабители, и поработители...
     - А как же скрытность вкладов и...
     - Скрытность   для   вкладчиков.   Вы  как  наивный  ребенок,  привезли
украденное у другого государства золото и теперь предлагаете ворованное нам.
Знаете,  что  сейчас  везде  твориться?  Десятки  мафиозных   и   бандитских
группировок,  после  сообщения  правительства  Туркмении  о пропаже золота и
денег, бросились его разыскивать. Вас ищут. Понимаете.
     - Так вы возьмете от меня все-таки золото и деньги?
     - Нет.
     - Так что же мне тогда делать?
     - Как можно быстрей удирать от сюда и подальше. Если наша мафия узнает,
что за груз у вас,  вас  в  порошок  сотрут.  Кстати,  вы  никому  здесь  не
говорили, что привезли?
     - Нет.
     - Тогда  уматывайтесь из Москвы и ни слова, и ни чего не предлагайте ни
кому.
     - У меня же музейные ценности их тоже надо сдать...
     - Молодой  человек,  вы  жить  хотите?  Если  хотите,   то   убирайтесь
куда-нибудь  в  глушь со своим золотом, музейными ценностями и закапайте все
это. Молчите обо всем до конца своих дней. А сейчас до свидания.
     Он навязывает мне свою ладонь.

     Я вышел из банка как оплеванный. Столько мук, столько страданий  и  все
напрасно. Примчался на сортировочную.
     - Где машины? - нетерпеливо спрашивает Ольга.
     - Их не будет.
     Я рассказываю все. Ольга в ужасе.
     - Что  же  нам  делать? Меня так там уверяли, что России нужны деньги и
золото и вот пожалуйста.
     - Сейчас я переоформлю документы и мы поедем в  Ленинградскую  область,
там  Агарлыков  дал  адрес друга и гарантию, что многие деревни пустуют, так
что поселиться можно. Не век же мотаться по железным дорогам. Согласна?
     Ей уже все равно. Ольга и мать так измучились в этой  поездке,  что  им
все безразлично.

     Прямо  в Москве мне удалось по телефону связаться с другом Агарлыкова и
тот согласился помочь.
     С помощью денег и ругани наш многострадальный вагон прикатил  к  самому
красивому  месту  в  области к западному побережью Ладоги, где действительно
были деревни с пустовавшими домами. Три грузовые  машины  вывозили  барахло,
музейные  ценности и ящики с золотом. Тридцать ящиков по пятьдесят килограмм
и железный ящик с  деньгами  переехали  в  гигантскую  избу.  Я  заплатил  в
сельсовете ящиком водки за право обладания этим домом и землей к нему. Долго
не  знал куда деть золото, но потом поставив ящики торцом по пятнадцать штук
и получил две переборки-стенки, разделив в избе две больших  комнаты.  Купил
машину  вагонки  и  все  стенки  внутри избы и снаружи обшил деревом. Теперь
внутри красиво и тепло. До самой зимы, мы приводили дом и участок в порядок.
Покрыли железом крышу, купили машину-козла, подновили  заборы,  благо  денег
много.  Получилась  не изба, а музей. Зато живем в России, да еще со стенами
из золота. Ольга планирует на следующий год построить  кирпичный  коттедж  с
маленькой котельной для обогрева дома и хозяйственные пристройки с гаражом и
хлевом для скота и птицы.

     Ольга  довольна.  Все-таки мы на родине и имеем свой дом. А какого тем,
русским, которые остались в этих националистических странах СНГ.


        КОНЕЦ









        35


        35