я кормил?  Покупал краски?  Снимал  ателье?  -  спросил
Штирлиц. - Становитесь поскорее миллионером,  я  брошу  службу  на  ИТТ  и
предамся любимому занятию.
     - Буду  стараться,  -  пообещал  Пол  и  отошел  к  картине,  которая
выделялась изо всех остальных: цвета на ней были более сдержанные, красный
соседствовал с розовыми  тонами,  небо  было  легкое,  прозрачное,  в  нем
ощущалась осень, но не здешняя, испанская, очень конкретная, как и  все  в
этой стране, а какая-то совершенно особая, умиротворенная, что ли.
     Вот так можно провалиться, понял Штирлиц, наблюдая за  тем,  с  каким
интересом рассматривал Пол именно эту его картину; этот парень играет роль
свинопаса, но он отнюдь не  так  прост,  как  кажется;  никто  из  немцев,
приходивших сюда, не втыкался в эту работу так, как он; впрочем, тогда она
висела не здесь, сюда ее перенесла Клаудиа после того, как я уехал, раздав
перед этим краски и кисти соседским ребятишкам; можно  быть  дилетантом  в
политике,  такое  случается  довольно  часто,  нельзя  быть  дилетантом  в
искусстве.  Проявление гениальности можно ждать в человеке, который  равно
распределен между эмоциями  и  логикой,  это  редкостное  сочетание;  один
характер на десяток миллионов; при этом ни одна из двух ипостасей не имеет
права на то, чтобы  превалировать  в  человеке;  эмоция  порождает  мысль,
логика контролирует содеянное, постоянная саморегуляция, куда уж мне  было
до этого...
     - Похоже на Север, - сказал Пол, обернувшись к Штирлицу. - Но это  не
Германия.  Это совершенно не те цвета, которые  характерны  для  Германии.
Скорее Швеция, Эстония, север России... Где вы это писали?
     - Здесь.
     - Да, - подтвердила Клаудиа, - я сидела в кресле, а Макс писал. Я еще
спросила, где такое раздолье и такие холодные небеса, а он ответил:  "Там,
где нас с тобою нет". Правда, Макс?
     - Думаешь, я помню?
     - Я помню все, что связано с ва... с тобою, -  она  теперь  говорила,
казалось, с ним одним, и Штирлиц подумал о Харрисе:  "Бедный  человек,  не
хотел бы я оказаться на его месте; вообще-то  ситуация  невероятная,  если
вдуматься; в доме женщины, которая была нужна мне как прикрытие - и  тогда
и сейчас, - увидать соперника, необходимого мне сегодня  как  воздух,  как
спасение, как надежда, ибо он действительно из клана "Бэлл", а  этот  клан
очень не любит ИТТ, и если я  поспрошаю  самого  себя  на  досуге  про  те
данные, которые проходили через меня в ту, десятилетней давности, пору,  я
могу построить точный макет беседы с  ним  в  Мадриде,  а  побеседовав,  я
получу тот канал связи с миром, который мне так сейчас нужен".
     Клаудиа поставила на стол маленькие чашки; кофейник у нее  был  здесь
же, в столовой, старинный, но подключен к электричеству.
     - Ты плохо выглядишь, - сказала Клаудиа, положив свою сухую ладонь на
руку Штирлица.
     - Роберт смотрится лучше? - спросил Штирлиц.
     Клаудиа словно бы не слышала его, даже не взглянула на  Харриса;  тот
старательно изображал наслаждение, которое испытывал от кофе,  заваренного
женщиной.
     - Ты, видимо, болел?  -  продолжала  Клаудиа.  -  Ты  потом  все  мне
расскажешь, у меня есть старуха в Севилье, которая лечит болезни. Травами.
Ее зовут Пепита, и ей девяносто три года.  Мне кажется, она хитана'.  Если
каждое утро пить набор трав - зверобой, тысячелистник, календулу и алоэ, -
человек обретает вторую молодость. Я пью этот сбор семь лет.

_______________

     ' Х и т а н а - цыганка (исп.).


     - Продайте патент, - сказал Пол, отодвигая чашку. - Я  разбогатею  на
этом пойле.  Спасибо, Клаудиа, мне было чертовски приятно познакомиться  с
вами.
     Он поднялся; вместе с ним  поднялся  Харрис.  Он  достал  из  кармана
маленькую коробочку и протянул ее Клаудии:
     - Это вам.
     - Спасибо, - ответила  женщина,  с  трудом  оторвав  свои  прекрасные
зеленые глаза от лица Штирлица. - Спасибо, Роберт, это так любезно.
     Она не стала раскрывать коробочку; поднялась, протянула руку Роберту;
он, низко склонившись, поцеловал ее.
     - Могу я на один миг похитить у вас Макса? - спросил Пол. - Мне  надо
сказать ему два слова.
     - Да, да, конечно, - ответила женщина. - Я пока сварю еще  кофе,  да.
Макс?
     - Спасибо, - ответил он и вышел следом за Полом в гостиную.
     Тот закурил и, сев на подоконник, сказал:
     - Я, конечно,  узнаю,  под  каким  именем  вы  здесь  жили,  Бользен.
Спасибо, вы облегчили мне вашу проверку. Поздравляю вас с такой подругой и
с вашей ловкостью.  Билет на Сан-Себастьян отдайте мне,  вам  его  оплатит
Эрл, я подтвержу, что вы ездили туда по моей просьбе.  И верните  мне  все
ваши деньги. Мне так будет спокойнее.
     - Вы ведете себя глупо,  -  заметил  Штирлиц,  протягивая  американцу
бумажник. - Во-первых, я могу уехать с Клаудиа. Во-вторых, если бы я решил
бежать, я бы сделал это с  т о в а р о м. Кому я нужен с пустыми руками? А
вы по дороге поговорите с Робертом, он славный парень, только в отличие от
вас не сотрудничает с бывшими  нацистами.  Он  пригодится  в  вашем  деле,
потому что, судя по всему, знает то, что вам и  не  снилось.  Вы,  видимо,
интересуетесь нашими, я имею в виду СД, связями.  Они шли  через  ИТТ.  Но
британцы умеют работать с теми, кто стоит им поперек  дороги,  лучше,  чем
вы.
     - Он что, из службы?
     - Думаю, нет.  Во всяком случае, до войны никак  связан  не  был,  им
интересовались.
     Пол шлепнул плоским бумажником  по  ладони,  раскрыл  его,  просчитал
деньги, пожал плечами и протянул его Штирлицу:
     - Держите.  Вы правы, я не подумал. Скажите мне, зачем вы взяли билет
к баскам?
     - Чтобы уйти от вас, - просто ответил Штирлиц.
     - Куда?
     - Куда глаза глядят.
     - Почему?
     - Потому что я испугался.
     - Чего?
     - Того, что снова окажусь в том  ужасе,  в  котором  был  с  тридцать
третьего года.
     - Вы в СД с тридцать третьего?
     - Да.
     - Давно считаете эту организацию "ужасом"?
     - Да.
     - С какого времени?
     - Это мое дело.
     - Почему вы решили, что здесь - после того, как мы вас нашли,  -  вас
ждет такой же ужас?
     - Потому что Эрл дал понять, что он не любит вас и не верит вам.  Так
что моя работа, какая, не знаю, будет, видимо, направлена против вас.  А я
больше не выдержу того, чтобы быть в заговоре.  Он  возможен  только  один
раз, причем заговорщики должны победить или же быть уничтоженными. Заговор
ломает людям хребет, постоянное ожидание, страх,  который  получает  выход
только ночью, накануне той минуты, когда ты проваливаешься в  дрему  после
того, как наглотался намбутала. Понимаете?
     - С трудом.  Я никогда не участвовал в заговорах. Вы  расскажете  мне
завтра, о чем говорил Эрл?
     - Нет.  Я сказал вам то, что мог. Если хотите, чтобы у нас  состоялся
диалог, об®ясните, отчего он посмел так говорить о вас? Дурак? Нет. Умный.
Ваша комбинация? Тогда я не много на вас поставлю  -  топорная  работа.  С
другим, может, пройдет, со мною нет.  Я профессионал, поэтому играю партию
на раскрытых картах, страсть как не люблю темнить.
     Пол затушил сигарету,  поднялся с подоконника,  крашенного  скользкой
краской цвета слоновой кости, пошел к двери.
     -  Только  не  удирайте,  ладно?  -  попросил  он.  -  Во-первых,  не
получится, а во-вторых, мне понравилась ваша живопись. Честное слово.



        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ                                            (1946)
__________________________________________________________________________

          "Господин Краузе!'
          По полученным мною данным, возможны встречи'' между Базилио''' и
     Бласом''''.

_______________

     ' Г о с п о д и н  К р а у з е - Гелен.
     '' В с т р е ч а - установление дипломатических отношений.
     ''' Б а з и л и о - Москва.
     '''' Б л а с - Буэнос-Айрес.


          Это сообщение вызвало серьезную  озабоченность  в  доме  Билла',
     здесь думают о том, как можно этому помешать.
          В то же время Дон Диего'' совершенно иначе прореагировал на  эту
     новость, заметив, что любые шаги в настоящий  момент  преждевременны,
     поскольку, видимо, Анхел''' задумал  какую-то  акцию,  смысл  которой
     пока что никому неизвестен.

_______________

     ' Д о м  Б и л л а - Государственный департамент США.
     '' Д о н  Д и е г о - Аллен Даллес.
     ''' А н х е л - президент Аргентины Перон.


          Дон Диего высказался в том смысле, что  разговор'  не  только  с
     Анхелом, но и со всеми  его  коллегами  по  Универмагу''  надо  будет
     провести позже,  когда  подоспеет  время,  и  разговор  этот  следует
     подготовить таким образом, чтобы пребывание Базилио  в  Универмаге'''
     стало вообще невозможным.

                                     Сердечно Ваш Джозеф Ф. Синелман"''''.

_______________

     ' Р а з г о в о р - комбинация, удар.
     '' К о л л е г и  п о  У н и в е р м а г у - руководители стран Южной
Америки.
     ''' П р е б ы в а н и е   Б а з и л и о   в   У н и в е р м а г е   -
необходимость организовать разрыв дипломатических отношений между  СССР  и
всеми государствами Южной Америки.
     '''' Д ж о з е ф  С и н е л м а н - агент "Организации" Гелена V-185.



        РИКТЕР - I                                                          (1946)
__________________________________________________________________________

     Вильгельм Риктер верил единственному житейскому правилу: быть с теми,
кто одержал верх.
     ...Он поступил на теологический факультет, решив посвятить себя  делу
служения слову божьему, однако, когда в Германии стало понятно, что Гитлер
и его штурмовые отряды прямо-таки рвутся к власти, а церковь сдает позиции
по всему фронту, он переориентировался и вступил в СС; громить приходилось
не только синагоги, но  и  те  приходы,  которые  возглавляли  священник",
стоявшие в оппозиции к национал-социализму.
     Поначалу партия использовала его  как  оратора  на  диспутах  с  теми
верующими, которые выступали против жестокостей нацистов, несколько раз он
писал для "Штюрмера", был принят Юлиусом Штрайхером, который высоко оценил
его  работу,  затем  пришел  приказ    поступить    в    университет    на
физико-математический факультет: именно в это  время  Гитлер  заявил,  что
партии, которая идет к власти, нужны люди с дипломами.
     После того как он сдал экзамены экстерном (членам СС была дана  такая
привилегия), его рекрутировали  в  то  подразделение,  которое  занималось
наблюдением за учеными, работавшими в  секретных  научно-исследовательских
институтах.  Так,  по  прошествии  лет  он  оказался  в  группе,   которая
курировала атомный проект.  Он понимал, что физик  Рунге  и  те,  кто  его
поддерживал, стоят на правильном пути; он отдавал себе отчет  в  том,  что
именно идея Рунге может привести рейх  к  обладанию  атомным  оружием,  но
большинство ученых, имевших прямые выходы  на  Геринга,  ненавидели  этого
человека, одержимого своим делом, ничего не желающего видеть вокруг  себя:
зашоренный, испуганный, не очень развитой, он был истинным гением  лишь  в
своей  специальности,  а  давно    известно,    что    гениальность,    не
подстрахованная пробойностью, обречена.
     Риктер понимал, что арест Рунге был преступлением  против  рейха,  он
отдавал себе отчет в том, что устранение физика отбросит  Германию  назад,
но поскольку он исповедовал свой принцип "быть с теми, кто побеждает", а в
рейхе давно уже победила  одержимая  антисемитская  тенденция,  освященная
авторитетом фюрера, он ничего не предпринял для  того,  чтобы  -  в  угоду
Германии, именно ей - победила истина.
     Его мысль жила как бы отдельно от плоти; где-то глубоко внутри самого
себя Риктер понимал, что война проиграна; он понял  это  после  того,  как
русские  вышли  к  границам  Польши,  а  англо-американцы  начали  бои   в
Голландии, однако он запрещал другому Вильгельму Риктеру не то что  думать
об этом, он даже боялся  слышать  этого  второго  Риктера.  И  лишь  когда
союзники разбомбили его коттедж, в котором погибли жена и дети, лишь когда
он пришел к руководителю отдела, комплектовавшего группы для  эвакуации  в
Альпийский редут, и тот сказал, что он,  Риктер,  эвакуации  не  подлежит,
поскольку "проглядел" Рунге, оказавшегося полукровкой, -  "паршивый  еврей
творил у вас под носом свои темные дела, направленные на подрыв  оборонной
мощи рейха", - только  тогда  он  разрешил  себе  услышать  того  Риктера,
который родился в нем, и он, этот неведомый  ему  самому  Риктер,  сказал,
наконец, те слова, которые он запрещал себе раньше слышать:  "На  какое-то
время верх могут одержать идиоты,  запуганные  главным  идиотом,  в  руках
которого власть, но ведь ты же не идиот, ты умеешь понимать смысл  формул,
их жестокую логику.  Почему же ты до сих пор ничего не  предпринял,  чтобы
хоть как-то обеспечить свое будущее?! Ведь то, чему поклонялись все идиоты
в  этом  рейхе,  настолько  бесчеловечно  и  преступно,  что  просто  так,
безнаказанно, кончиться не может.  Грядет расплата, и  отвечать  будет  не
только главный маньяк, но и все те, кто служил  ему.  Чем  честнее  каждый
будет думать о личном  благе,  тем  сильнее  государство;  только  в  этом
гарантия успеха, а не в  слепом  следовании  тому,  что  пришло  в  голову
Гитлеру.  Но эта истина уже не приложима к рейху, он кончился, вопрос  его
краха - вопрос месяцев.  И ты хочешь погибнуть вместе с идиотами?  Почему?
Ты понимал Рунге, ведь именно ты первым читал его  формулы  и  восторгался
ими! Если бы ты имел власть, ты бы позволил ему закончить его дело, и  его
осуществленная на практике идея сделала бы тебя победителем, ты бы получил
лавры, ты бы стал отцом атомного оружия, ты бы диктовал свою волю идиотам,
ты, и никто другой.  Единственная возможность твоего  спасения  кроется  в
том, чтобы  спасти  то,  что  сделал  Рунге;  его  идеи  могут  не  только
гарантировать  тебе  жизнь,  но  и  дадут  возможность  отыграться  за  те
унизительные годы  безвременья,  когда  ты  был  не  Риктером,  а  многими
гуттаперчевыми Риктерами, приспосабливавшимися к истерикам и  тупицам,  не
прочитавшим в жизни ни одной сколько-нибудь серьезной научной  книги.  Ну,
действуй! Не будь стадным идиотом! Сейчас или никогда! Борись за  будущее,
если ты, наконец, смог сказать себе, а главное, услышать правду  об  ужасе
происходящего!"
     И он похитил из сейфа - во время суматохи, связанной с эвакуацией,  -
те документы, которые принадлежали Рунге и его коллегам,  сделал  копию  с
них и надежно укрыл в погребе на даче.  Но тогда, в  сорок  пятом,  наутро
после содеянного, он бы все же не смог до конца точно об®яснить  -  спроси
его кто об этом, - почему он поступил именно так.
     Риктер понял, отчего он поступил именно так, когда начал свой  тяжкий
путь в эмиграцию.  Он ничего не  взял  с  собою,  только  два  бриллианта,
из®ятые у жены Рунге во время обыска,  и  эти  расчеты.  С  ними-то  он  и
приехал в  Аргентину,  чудом  приехал,  помог  случай,  странные  стечения
счастливых обстоятельств.
     Но главное, что спасло его (он это  понял  значительно  позже),  была
врожденная осторожность: на  диспутах  против  верующих  он  выступал  без
истерического надрыва, какой был принят в рейхе, он пытался  увещевать,  а
не звал к немедленной расправе; статью  в  погромную  штюмеровскую  газету
подписал псевдонимом; выполняя все приказы СС, он  тем  не  менее  пытался
"микшировать" удары там, где это было возможно, а не взывал к крови.
     Поступал он так потому, что осмотрительность, заложенная в его  гены,
подсказывала: чем тише и незаметнее ты будешь,  тем  легче  сложится  твоя
жизнь - и в случае неожиданного взлета и при горестном для  тебя  развитии
ситуации.  Быть в середине - надежнее, чем рваться в ту или иную  сторону;
если провидению угодно тебя поднять, оно найдет тебя;  если  же  предстоит
удар, он не будет таким сокрушительным, как против  тех,  кто  у  всех  на
виду.  Середина, слава середине, в конечном счете именно она есть та зона,
где до поры до времени отсиживаются и счастливчики и неудачники.
     Сначала Риктер нанялся на работу  грузчиком  в  порту  Буэнос-Айреса,
платили сносно, снял отдельную комнату, хоть и без  удобств,  но  в  тихом
районе; по прошествии трех месяцев он начал осматриваться, выехал в  центр
города, зашел в книжный магазин "АВС", - продажа  литературы  на  немецком
языке; познакомился с директором, адрес  свой,  конечно  же,  не  оставил;
купил справочники о персоналиях, партиях и газетах Аргентины,  вернулся  к
себе и засел за конспект; помог опыт университета,  как-никак  там  давали
навыки систематического мышления.
     Риктер не мог еще  толком  понять,  зачем  понадобились  эти  дорогие
книги, но что-то подсказывало ему поступать именно так.
     По прошествии  трех  недель  он  составил  справку,  выписав  разными
чернилами наиболее серьезные силы, определявшие политическую жизнь страны.
     На первое место он поставил Перона; провел под его именем две  жирные
черты  и  затем,  в  порядке  последовательности,   записал    Гражданский
радикальный  союз,  правивший  Аргентиной  четырнадцать  лет,  вплоть   до
тридцатого года, когда власть захватили военные  диктаторы  и  эта  партия
перешла в оппозицию.  Чернилами голубого цвета - чтобы точнее отложилось в
памяти - Риктер каллиграфически вывел: "Костяк партии - интеллигенция; ГРС
являет собою нечто среднее между  консерваторами  и  либералами  Британии,
пользуется поддержкой национальной буржуазии,  сориентированной  на  Север
континента; имеет влияние среди студенчества,  технической  интеллигенции,
части землевладельцев. Схватку с Пероном проиграет".
     Следующей силой он обозначил коммунистов; перечеркнул название партии
красными  чернилами,  затем  вывел  первые  буквы,  определявшие  название
Национально-Демократической партии, организованной  временным  президентом
Аргентины генералом  Урибуру,  пришедшим  к  власти  в  тридцатом  году  в
результате военного переворота.
     Поскольку  партия  опиралась  на  землевладельцев,  бедных   крестьян
северных провинции, находившихся под опекой духовенства, на чиновничество,
погрязшее в коррупции, и на верхушку армии, поскольку именно эта партия не
могла, в силу своей структуры, понять, что в двадцатом веке нельзя  делать
главную ставку на темное крестьянство, отрицать  промышленный  прогресс  и
уповать на возвращение к давно ушедшим временам патриархальности и  прямой
подчиненности массы хозяину, - он перечеркнул и  эту  партию,  ибо  именно
ее-то и сверг Перон во время переворота сорок третьего  года,  который  он
осуществил, опираясь на лозунг "национальной революции,  которая  построит
общество справедливости,  имеющее  силы  противостоять  как  американскому
империализму, так  и  международному  большевизму,  общество  вертикальных
профсоюзов, подчиненных национальному, а не классовому принципу".
     Зелеными чернилами Риктер перечеркнул и Социалистическую партию; в ту
пору это был даже и не враг; в силу  отсутствия  четкой  программы  партия
развалилась.
     После того как Риктер изучил расстановку партий,  п е р с о н а л и и
и  наиболее  серьезные  газеты  страны  (выписал  "Кларин",  "Пренсу"    и
"Насьон"), приобрел  учебник  испанского,  пустил  в  комнату  (бесплатно)
студента, изучавшего немецкий язык (Мануэль, двадцати трех  лет,  яростный
поклонник  Ницше,  при  этом  убежденный   антифашист,    антиамериканист,
антикоммунист, сторонник  "эксперимента  генералиссимо  Франко",  человек,
равно преклонявшийся перед силой  и  убеждением,  -  абсолютный  сумбур  в
голове), и начал посещать  собрания,  на  которых  выступали  политические
лидеры, - естественно, с разрешения перонистских властей, "свобода  слова"
была контролируема; главное ведь - провозгласить  то,  чего  алчет  народ,
получить - на этом - его поддержку, а потом  можно  легк