влетворяет. Нравится или нет?
     - Кое-что нравится.
     - Что значит "кое-что"? Об®ясните.
     - С®емки хорошие, погони... Музыка бывает неплохая.
     - А люди? Работники ФБР?
     - Они ж картонные.
     - Это как понять?
     - Вырезаны из картона.  Заранее известно, что самого доброго убьют, а
плохой исправится.
     - Но что-то вам в них все-таки нравилось? Что именно?
     -  Не  знаю...  Крепкие  они...  Но  так  с  самого  начала   задано.
Неинтересно, потому что знаешь, как  дальше  будет.  На  бейсболе  никогда
неизвестно, кто выиграет, поэтому людей и  полно  на  стадионах...  Всегда
интересно, когда не знаешь, кто победит, а в фильмах сразу  ясно,  что  вы
победите, только обязательно одного из ваших  ранят  или  убьют.  Но  меня
бандиты не интересуют... Среди них есть хорошие люди, я в Бронксе встречал
симпатичных бандитов...
     - Они казались вам симпатичными, потому что не нападали на вас или на
вашу девушку... У вас есть девушка?
     - Есть, как же без нее можно...
     - Намерены жениться? Или простое увлечение?
     - Не знаю...  Только я хочу, чтоб вы поняли: я пришел к  вам  потому,
что в газетах читаю - наци затаились, не всех выловили...  В армию меня не
берут, я уж подавался в Джи Ай, но из-за ранения не  прохожу...  Если  вам
нужен  человек,  который  ненавидит  наци  и  готов  на  все,  -  я  готов
работать... Если это не ваша епархия, так мне здесь делать нечего.
     - Во время войны  именно  мы  занимались  нацистами,  которых  к  нам
засылал Гитлер...  Я не стану вас обманывать, мы работаем внутри страны, а
здесь, как вы знаете, нацистов  нет...  Но  какие-то  связи  вполне  могли
остаться... В основном мы работаем против гангстеров и левых заговорщиков,
с гитлеровцами мы покончили...
     - Да? Что-то в газетах  другое  пишут...  В  общем,  если  вам  нужен
человек, который хочет довести до конца свои счеты с  наци,  я  -  гожусь.
Бандитов ловить не стану.
     - Ну, а если надо будет работать против шпиона другой страны?  Против
русского? Или болгарского? Подойдет?
     - Русские воевали вместе с нами.  Они  честно  воевали.  Это  мне  не
подходит, это политика, а я в ней ничего не понимаю...
     - Хм...  Только наци, говорите...  Хорошо,  а  кого  из  американских
писателей вы знаете?
     - Ну, этот...  Как его... Лондон. У него про Север  очень  достоверно
описано...
     - Бывали на Севере?
     - Нет.
     - А почему же говорите, что описано достоверно? Может  быть,  он  все
выдумал?
     -  Если  я  поверил  -  значит,  правда.  Пусть  себе  хоть  сто  раз
выдумывает...  Правды для всех не бывает, есть правда для каждого, кто  во
что верит.
     - В общем-то верно... По отношению к литературе и кино... Но ведь все
люди верят в бога... Все честные люди, я бы даже сказал, цивилизованные.
     - Те, которые перед едой моют руки? - усмехнулся Джек Эр.
     - Ну, это не единственный эталон  цивилизованного  человека,  есть  и
другие...
     - Это верно...  Ч е р н ы е  наци в лагере были очень чистоплотные...
После расстрелов кипятили воду на костре и мылись до пояса.
     - Какой ужас, боже мой!
     -  Нет,  это  не  ужас...  Ужас  был,  когда  они,  помывшись   после
расстрелов, садились обедать  и  очень  аккуратно,  тоненькими  ломтиками,
резали сало...  Именно это - как они сало резали и крошки хлеба  собирали,
чтобы все было опрятно, - показалось мне самым ужасным...  Я иногда думал,
что брежу, я ж еле живой тогда был. Но когда стал один и тот же сон видеть
- этот именно, с мельчайшими  подробностями,  -  тогда  понял:  правда,  а
никакой не бред.
     - А какие еще вы тогда заметили подробности?
     - Хлеб был очень мокрый, тяжелый, но все равно крошился; но и  крошки
были аккуратные, какие-то немецкие, маленькими квадратиками.
     - Вы это не придумываете?
     - Принесите батон, я постараюсь слепить немецкие  крошки,  -  ответил
Джек.
     - Нет, нет, я верю...  Ну, хорошо, а еще? Я же не был в Германии, мне
интересна любая мелочь.
     - Вот что поразительно, - задумчиво  откликнулся  Джек  Эр,  -  самые
жестокие из этих ч е р н ы х  как-то одинаково пахли. Нет, правда, у них у
всех был одинаковый  запах  -  какой-то  затхлый...  Так  мокрые  простыни
пахнут, если долго лежали в сырости.
     - Любопытно... Может быть, всем эсэсовцам давали одинаковое мыло?
     - А черт их знает. Только запах был одинаковый, это точно. Затхлый.
     - Меня особенно интересуют визуальные подробности.
     Джек Эр несколько удивился:
     - А почему именно они?
     Чиновник ответил не сразу, пытливо посмотрел на парня, поиграл  остро
отточенным карандашом (последняя новинка: трехцветный грифель,  -  нажмешь
на левую сторону,  пишет  красным,  на  правую  -  синим,  а  посредине  -
ярко-черный) и, тщательно подбирая слова, сказал:
     - Визуальные подробности интересуют нашу службу  потому,  что  вам  -
поначалу, понятно, - придется  зарекомендовать  себя  в  качестве  зоркого
наблюдателя, который не упустит в  магазинной  толчее  того  человека,  за
которым надо смотреть в оба.
     - Вы что, - усмехнулся Джек Эр, - в топтуны меня хотите пригласить?
     - Я не знаю,  что  это  такое,  -  Подбельски  искренно  удивился,  -
об®ясните, пожалуйста, значение этого слова.
     - Да бросьте вы, - рассердился Джек Эр. - Будто кино не смотрите! Так
называют того, кто топает следом за гангстером.
     - Какое слово вам больше нравится: "солдат" или "вояка"?
     - Конечно, "солдат".
     Подбельски удовлетворенно кивнул:
     - Вот видите...  Ну и мне куда больше нравится слово "разведчик", чем
"топтун". Петух  т о п ч е т кур, на то он и петух... А человек, идущий по
стопам врага,  -  все-таки  разведчик.  Ну-ка  попробуйте,  закрыв  глаза,
описать мой кабинет.  Только сразу,  без  подготовки.  Зажмурьтесь,  Джек,
зажмурьтесь! И не обманывайте самого себя, не подглядывайте!
     - Я и в школе-то не подглядывал, зачем же здесь?
     - Ну, и прекрасно. Раз, два, три! Я слушаю.
     - Про все говорить?
     - Про то, что запомнили.
     - Флаг за вами, портрет президента Трумэна, на столе  два  телефонных
аппарата (один работал как диктофон, фиксируя каждое слово беседующих),  в
книжных шкафах много книг, два стула, два окна,  на  окнах  жалюзи,  двери
двустворчатые, а моетесь вы клубничным мылом...
     Подбельски расхохотался:
     - Последнее - совершенно точно! Замечательно, Джек, для первого  раза
отлично! А теперь я вам расскажу, что у меня в кабинете, ладно?
     - Так вы его как свой дом знаете, неудивительно.
     - Хм...  В общем-то вы правы... Тогда я позволю себе  сосредоточиться
на ваших огрехах...  Они не очень существенны, но, тем не менее,  я  хочу,
чтобы  вы  сами  убедились,  как  настоящему  разведчику  нужна  холодная,
несколько отстраненная наблюдательность.  Итак, портрет  президента  Гарри
Эс.  Трумэна в деревянной рамке,  три  шкафа,  в  которых  стоят  книги  с
красными  и  синими  корешками,  среди   них    много    золоченых,    что
свидетельствует о довольно высокой стоимости собранной литературы;  в  том
шкафу, который стоит возле двустворчатой двери с  большой  медной  ручкой,
сделанной в форме  лапы  собаки,  книги  разной  величины,  часть  из  них
потрепана, есть  надписи,  сделанные  готическим  шрифтом,  что  позволяет
предположить знание немецкого языка человеком, которому  они  принадлежат;
судя по тому, что на двух других шкафах есть следы пыли, можно  допустить,
что  именно  первым  шкафом,  где  пыли  нет,  обладатель  этого  кабинета
пользуется чаще  всего;  жалюзи  серебристого  цвета  крепятся  на  медных
болтах; стол покрыт зеленым сукном; стопка бумаги лежит с  левого  -  если
смотреть от двери - края стола;  справа  -  небольшая  скульптура  Авраама
Линкольна, сидящего в кресле; в  центре  лежат  восемь  карандашей,  остро
отточенных, разных цветов, и одна самопишущая черная ручка  с  монограммой
желтого цвета, латунь или, возможно, золото...  Вот  так...  Есть  разница
между тем, что сказали вы и я?
     - Здорово, - согласился Джек Эр. - По тому,  что  вы  сказали,  можно
делать выводы. Только в таком случае я бы еще добавил, что, судя по книгам
с золотыми корешками, хозяин комнаты - юрист. Ведь по таким книгам у нас в
школе сдавали зачет по основам права.
     - Такого рода заключение может повести меня, вашего руководителя,  то
есть офицера, отвечающего за о п е р а ц и ю, по ложному следу... Хозяином
комнаты может быть  не  только  юрист,  но  и  бизнесмен,  государственный
деятель, военачальник, священник... Да, да, именно так, ибо прихожане идут
в церковь за советом не только духовным, но и мирским...  Профессиональный
преступник  высокого  уровня,  глава  какого-либо  подпольного  синдиката,
каждый свой шаг соотносит с буквой закона, чтобы  -  в  случае  неудачи  и
провала - в з я т ь  на себя более легкую статью  кодекса...  Так  что  на
первой стадии работы разведчику следует  отказаться  от  всех  собственных
мнений...  Только  констатация  фактов,  скрупулезно  точная,  близкая   к
фотографической...  Опишите мне,  например,  того  ч е р н о г о,  который
расстрелял вашего несчастного доктора...  Опишите так, чтобы я мог  узнать
его, когда встречу на улице... Сможете?
     - Я его все время перед  собой  вижу...  Попробую...  Высокий,  очень
крепкий, но цвет лица землистый, как у  человека,  страдающего  желудочным
недомоганием...
     - Простите, что перебиваю, Джек...  Бои проходили неподалеку от  того
места, где был ваш госпиталь?
     - Совсем рядом бомбили...
     - И много зданий горело?
     - Да, кругом чад...
     - Вот видите...  Вы настаиваете, что об®ект... что  этот  ч е р н ы й
страдал желудочным недомоганием, цвет лица землистый, говорите вы, ну я  и
буду искать такого, а это на самом деле была копоть от пожарищ, в®елась  в
кожу, лицо поэтому сделалось размыто-грязным, желтоватым...  А после войны
этот черный садист хорошенько помылся в ванной, и цвет лица  у  него  ныне
бело-розовый, отменно здоровый... Ну, дальше, пожалуйста...
     - Вообще-то вы здорово все сечете, - улыбнулся Джек Эр. - Я не люблю,
когда меня зазря тычут носом, но вы дельно все замечаете,  вроде  этого...
Ну, как его...  У нас Пинкертон, а у англичан... Рядом  с  ним  еще  вечно
малахольный доктор трется...
     - Шерлок Холмс?
     - Точно, он! Так продолжить? - Джеку явно понравилось то, к чему  его
так мягко подвинул чиновник.
     - Конечно, я весь внимание.
     - У него глаза  были,  у  того  ч е р н о г о,  какие-то  водянистые,
блекло-голубые, нос вздернутый, на подбородке -  ямочка...  Вообще,  такие
ямочки бывают у добрых людей, которые часто смеются,  а  тот  не  смеялся,
насупленный был все время, словно дрова колол...  Так, что же еще... Лоб у
него гладкий, выпуклый, без единой морщинки...  Ух, скотина,  -  лицо  Эра
вдруг сморщилось, как от боли, - попался  бы  он  мне  сейчас!  Ну,  я  бы
показал ему! Криком бы изошел!


     ...Вернувшись домой, Джек Эр  поужинал  с  матерью  (миссис  Патрисиа
очень сдала после того, как ей сообщили, что мальчик  погиб,  поседела  за
месяц, хотя ей еще не было и сорока, родила его рано, в девятнадцать, души
не чаяла, - мальчик был замечательным  сыном,  очень  заботливым,  золотые
руки, все умел мастерить на ферме, хотя труд этот не любил,  -  мечтатель,
его тянуло в город),  поискал  по  шкале  приемника  интересные  передачи,
бейсбол уже кончился, транслировала Си-би-эс из Детройта; радиоспектакль о
борьбе ФБР против мафии будет только в восемь, когда соберутся у очага все
члены семьи, чтобы слушать сообща,  ждать  еще  двадцать  минут;  внезапно
рассмеялся чему-то и сказал:
     - Ма, ну-ка опиши мне нашу кухню... Только сначала закрой глаза.
     - Зачем? Как я могу описать кухню с закрытыми глазами?
     - В том-то и секрет.  Ну, пожалуйста,  попробуй,  ма,  я  очень  тебя
прошу!
     - Ну, хорошо, милый, - миссис Эр закрыла глаза. - Газовая плита около
стены, стол, который купил еще твой папа, дубовый, на восемь  человек,  он
ведь мечтал, что у тебя будет сестра, он очень хотел девочку...  Все  отцы
почему-то хотят девочек, странно, почему?
     - Это они просто не хотят огорчать любимых женщин, я, например,  если
женюсь, обязательно закажу себе сына.
     Миссис Эр рассмеялась, поцеловала его в лоб:
     - Какой ты у меня еще маленький...
     - Ты продолжай, ма, это очень интересно, как азартная  игра,  правда!
Даже интересней покера!
     - Ну, хорошо, - миссис Эр снова зажмурила глаза. - Так, что  же  еще?
Ну,  конечно,  стулья,  восемь  стульев,  папа  купил  их  на  распродаже,
вообще-то они стоили значительно дороже, ему тогда  здорово  повезло,  мне
даже не верилось, что за гроши можно купить такую  прелесть...  А  знаешь,
почему мы взяли их так дешево? Потому  что  один  стул  был  с  поломанной
ножкой! А что для папы было выточить новую ножку?! У него же была  страсть
к столярной работе...
     - Мамочка, ты  все  время  отвлекаешься...  Вот  послушай,  как  надо
работать...  Профессионально... Итак, на кухне стол, восемь стульев; возле
газовой плиты, которая стоит  у  окна,  полочка,  на  которой  расставлены
специи - двенадцать разноцветных баночек, расположенных друг от  друга  на
расстоянии  одного  дюйма,  не  больше;  занавески  закрывают  два   окна,
выходящие во  двор,  откуда  кухня  просматривается  совершенно  свободно;
занавески бело-голубые,  в  мелкую  клетку;  холодильник  марки  "Дженерал
электрик" с морозильной  камерой;  на  плите  кофейник  желтого  цвета;  в
посудном шкафу стоит  столовый  сервиз  не  менее  чем  на  шесть  персон,
бело-желтый, с рисунками, изображающими сцены охоты... Ну, как?!
     - Мальчик, - удивилась миссис Эр, - ты намерен стать сыщиком?
     - Разведчиком...
     - Ты будешь выслеживать людей?
     - Нелюдей, ма...  Нацистов... Я буду охотиться за теми  ч е р н ы м и
наци, которые убивали моих друзей и морили голодом в лагерях людей.
     - Мальчик, их работа кажется красивой только в кино... Это очень... я
даже не знаю, как тебе сказать... это очень гадко:  следить  за  подобными
себе...
     - Ма, а разве можно прощать зло? Ты же слышишь по  радио,  как  много
нацистов скрылось, сколько отвертелось  от  суда?  Разве  можно  допускать
такое?
     - Мальчик, ты сделал все, что мог... Ты это сделал на войне... Если с
тобой случится что-нибудь сейчас, я ведь  останусь  одна,  -  она  грустно
улыбнулась, - совсем одна... Что я буду делать?


     Полгода Джек Эр проходил специальное обучение.  Поселили его в  тихой
квартире, попросили вернуть письмо" отправленное на бланке ФБР: "Вы должны
быть тщательно законспирированы; маме скажете,  что  вняли  ее  советам  и
устроились работать в страховую компанию "Ишпурэнс  лимитэд",  бокс  5236,
Вашингтон; ваш шеф - мистер Забельски.  Отныне это ваша  л е г е н д а,  о
кэй?"
     Он не  понял,  откуда  им  могло  быть известно,  что мама против его
работы,  но не удивился их знанию, - значит, так надо. Стажировку проходил
в столице:  х о д и л  за мужчиной сорока - сорока пяти лет, брюнетом, нос
с горбинкой,  надевает очки,  когда смотрит меню или читает газету, рост -
сто  семьдесят  восемь  сантиметров,  размер  обуви  - девять с половиной,
завтракает обычно в баре "Стар даст" на углу семнадцатой улицы,  обедает в
журналистском клубе,  ужинает дома, квартира состоит из спальни и холла, в
котором он работает на пишущей машинке.
     Рапорты  Джека  Эра  были   образцовыми,   но   он   не   знал,   что
п о д н а д з о р н ы м  был такой же, как и он, ветеран,  журналист  Леон
Штайн, сотрудник левых газет, участник гражданской войны  в  Испании,  где
сражался в батальоне Линкольна, друг Брехта и Хемингуэя; в прессе выступал
как раз по поводу тех  гитлеровцев,  которые  избежали  наказания.  Ничего
этого ему, Джеку Эру, не сообщали, приучив к тому, что  на  первой  стадии
его  работы  необходимо  стать  п р о ф е с с и о н а л о м,  а  борьба  с
нацистами, которой он добивался,  начнется  после  того,  как  он  получит
квалификацию. Нельзя же победить врага, не овладев навыками тайной борьбы,
не правда ли?
     Рапорты о Штайне  были  положены  в  его  формуляр:  в  случае,  если
когда-либо и почему-либо  Джек  в з б р ы к н е т,  ему  выложат  на  стол
документы о слежке за таким же, как и он, ветераном, написанные его рукой.
Тогда же ему был присвоен псевдоним "Элза".


     Вот именно его, Джека Эра, и передали - в  конфиденциальном  порядке,
не проводя это документом, - Роберту Макайру для работы по Роумэну.
     Инструктируя     рослого     парня,     окрепшего     за     полгода,
н а л и в ш е г о с я  мускулами после ежедневных трехчасовых упражнений в
гимнастическом зале, арендованном - через третьих лиц - у Фрэнка  Никлбэри
на берегу Потомака, Роберт Макайр неторопливо, словно бы рассуждая  вслух,
говорил:
     - Человек, которого вам показали и которого вы п р и н и м а е т е  в
наблюдение, не есть нацист, Джек, даже наоборот.  Нам кажется, что он, как
и вы, не любит  ч е р н ы х  наци.  Но может получиться так, что он -  сам
того не понимая -  выведет  вас  на  серьезных  нацистов.  Посмотрите  эти
фотографии, - Макайр выбросил на стол десяток портретов, - запомните лица.
Пожалуйста, запомните их хорошенько, потому что это  наши  с  вами  враги.
Заучите  номера  телефонов,  которые  я  вам  продиктую...    Только    не
перепутайте: где буэнос-айресский, где номер Боготы  и  Рио-де-Жанейро,  а
где Асунсьона...  По моему опыту нелегальной работы против  наци,  удобнее
всего запоминать, поставив перед номером первую букву города...  Например,
А пятьдесят два сорок четыре.  Городишко Асунсьон маленький,  они  еще  не
перешли на пятизначные номера, только-только собираются, им помогает  ИТТ.
Когда вам ответят, скажете, что вы от Бобби, который ждет открытку ко  дню
рождения.  Вам должны сказать, что готовы передать открытку с оказией. Вам
назовут адрес, куда надо прийти на встречу.  Имейте в виду, мои люди будут
называть только четный номер квартиры.  Если назовут любое нечетное число,
на встречу не ходите, - это сигнал  тревоги.  Либо  вы  ошиблись  номером.
Перезвоните еще раз и, если вам снова назовут  нечетное  число,  сразу  же
бросайте наблюдение и  отправляйтесь  в  наше  консульство,  обратитесь  к
вице-консулу, занимающемуся охраной имущественного положения  американских
граждан,  назовите  ему  свое  имя  и  попросите  связь  со  мной.  Я  дам
указания...  Не думайте, что вы один получили такое задание: вместе с вами
в самолете, куда сядет об®ект, будет еще один каш человек. Все ясно?
     - Да.
     - Хорошо...  Вот номера, запоминайте их... Только посмотрите еще  раз
на фото, надо, чтобы эти лица накрепко отложились у вас в  памяти.  Каждый
из них обозначен буквой, запомните ее тоже.
     Среди людей на десяти фотографиях был и Штирлиц; помечен буквой "М".



        ШТИРЛИЦ                                   (Асунсьон, ноябрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________

     ...Когда Штирлиц открыл глаза, он  ощутил  себя  лежащим  на  толстой
тростниковой циновке в хижине Квыбырахи, рядом спал  Шиббл;  вождь  широко
раскинулся на белой циновке с каким-то странным,  мистическим  орнаментом;
Канксерихи быстро ходила вокруг хижины, бормоча что-то монотонное.
     Штирлиц пошевелился: боли в теле не было. Он заставил себя преодолеть
страх перед резким движением, который родился в нем после ранения,  потому
что каждую минуту боялся потревожить  боль,  постоянно  жившую  в  нем,  и
быстро, не  готовя  себя,  сел,  -  никакого  п р о с т р е л а;  какое-то
неудобство было в ухе; потянувшись к мочке, он отдернул руку,  потому  что
наткнулся на деревянную иглу; по спине его прошла  брезгливая  судорога  -
столь странным было ощущение чего-то чужеродного в теле.
     Штирлиц толкнул Шиббла; тот приподнялся на локте, потер глаза,