ервого  до  последнего вагона еще две
электрички, я понял,  что и  на этот раз вряд  ли  мне  повезет.  Оставалось
надеяться, что повезет Боцману, Доку или Артисту. Но повезло все-таки мне.
     Где-то на перегоне  между Отдыхом и  Удельной я услышал сзади  знакомый
голос:
     -- Господа, газета  популярной информации "Мир новостей" всегда с вами!
Программа  телевидения и радио  на будущую неделю. Об®ективный комментарий к
сенсационному заявлению генерала Лебедя. Новые законы о налогах с физических
лиц.  Сенсационные документы  о  злоупотреблениях в  Западной группе  войск.
Неизвестное   об  известном.  Лучшая  газета  для  семейного  чтения.  Всего
восемьсот рублей!..
     И он пошел вдоль вагона, останавливаясь, чтобы  дать газету и  получить
деньги.  Он  был  в простеньком  спортивном  костюме,  на  голове  --  синяя
кепка-бейсболка  с  сеткой  на  затылке,  с  длинным  козырьком  и  надписью
"Калифорния".  Газеты он  держал на сгибе левой  руки, так официанты  держат
салфетки, а  через плечо, как  у  автобусного кондуктора,  висела  небольшая
сумка,  куда  он  складывал  деньги. Маленький, щуплый. Муха и Муха.  Совсем
пацан.
     Когда  он поравнялся  со скамейкой, на которой  я  сидел, я хотел  было
окликнуть его, но решил, что в людном вагоне это неудобно -- сразу начнут на
нас пялиться. Поэтому вышел в заднюю дверь,  на ближайшей остановке пробежал
два вагона по ходу поезда и  заскочил в тамбур, рассчитывая перехватить Муху
здесь. И как-то обстановка в этом тамбуре мне сразу очень  не понравилась. Я
даже не понял чем, но здесь была какая-то опасность. И  исходила она от двух
качков, которые стояли, привалившись к стенке, прихлебывали  пиво из банок и
время от времени поглядывали  в окошко в  дверях, разделяющих  вагоны. Будто
кого-то ждали. В это же  окошко  поглядывал  и я,  высматривая Муху.  Минуты
через три один из парней, повыше, сказал мне:
     -- Поди-ка, мужик, в вагон, не маячь тут.
     -- А в чем дело? -- спросил я.
     -- Во козел! -- лениво проговорил второй, плотный  такой  коротышка. --
Сказано тебе, вали отсюда! Не понял? Нет? Об®яснить?
     Я мог бы,  конечно, послушать их об®яснения и сам им кое-что об®яснить,
но не хотелось портить настроение себе. И к тому же мне любопытно было, кого
это они здесь поджидают. И зачем.
     -- Все понял, -- заверил я  их  и вошел  в  вагон. Но одной из  створок
дверей не  дал полностью закрыться, придержал ногой, чтобы не только видеть,
но и слышать, что будет происходить в тамбуре.
     Некоторое  время  там  ничего не  происходило.  Качки  беспрепятственно
пропустили  двух  торговцев  каким-то  расхожим  товаром,  двух  пассажиров,
переходящих  поближе  к голове  состава,  но  когда в оконце мелькнула синяя
кепка с надписью "Калифорния", побросали банки и преградили Мухе дорогу.
     Его, выходит, ждали? Странно, что им могло от него понадобиться?
     -- Попался, падла?  --  обратился к нему высокий. -- Опять  будешь дуру
гнать, что бабки принесешь завтра?
     -- Обязательно, ребята! -- заверил  их Муха. -- Прямо завтра с утра! Вы
где будете? На обычном месте, у расписания?
     --  Гада! -- взревел  коротышка. -- Ты сколько раз нам это уже говорил?
Четыре?
     --  Пять,  --  признался Муха. -- Но завтра,  ребята, железно! Прямо  с
утра!
     -- Да он изгиляется над нами, сучонок!
     -- Боже сохрани! -- запротестовал Муха. -- Я -- над вами? Да вы что?!
     --  Больше не будет, -- проговорил высокий. Своими клешнями он разлепил
створки входных дверей и стал в проеме, спиной отжимая одну створку, а ногой
придерживая вторую. Кивнул коротышке: -- Делай!
     Тот отшагнул к противоположной двери и пригнулся, изготовясь к броску.
     Я придвинулся поближе к тамбуру.
     -- Не суйся туда! -- предупредил меня какой-то мужик, стоявший рядом.
     -- Даже не собираюсь, -- сказал я.
     И я действительно не собирался.  Что  мне там было делать?  Мне  просто
любопытно было, как все это будет происходить.
     Но ничего особенного не произошло.
     Коротышка  спиной  оттолкнулся  от  двери  и бычком ринулся на  Муху  с
очевидным намерением вышибить его из  электрички, которая как  раз летела по
какому-то мосту или виадуку. Не выпуская из руки газет, а другой придерживая
сумку  с деньгами, Муха  увернулся,  в  нырке  упал  на  спину и  словно  бы
выстрелил обеими ногами в задницу коротышке, придав ему такое ускорение, что
тот сначала выбил, как кеглю, из  дверного проема высокого, а следом вылетел
сам.
     Двери   закрылись.   В  электричках  они,  как   известно,  закрываются
автоматически.
     Да, эти двое, похоже, уже никому ничего никогда не смогут об®яснить.
     Муха отряхнулся и вошел в вагон.
     --  "Мир  новостей"! --  об®явил  он.  --  Самая  полная и  об®ективная
информация обо всех важнейших событиях за неделю!..
     --  Дай-ка  мне, парень,  твою  газету, -- прервал  его  мужик, который
остерег меня соваться в тамбур. -- Сдается мне, это правильная газета.
     -- Но самой важной информации в ней нет, -- заметил я.
     -- Какой?  --  не оглядываясь, спросил  Муха.  -- он отсчитывал  мужику
сдачу.
     -- О том,  что лейтенант Варпаховский жив.  Он  повернулся. И газеты, и
сдача вывалились у него из рук.
     -- Нет, -- сказал он. -- Нет.
     -- Да, -- сказал я. -- Да!..
     * * *
     Оставался  Трубач.  Когда все собрались  и мы  от®ехали  от  Казанского
вокзала,  был уже восьмой час  вечера. Улицы забиты машинами, тротуары кишат
людьми. Мы немного поспорили, куда  ехать сначала -- на Старый  Арбат или на
Пушкинскую площадь. Но рассудили, что Трубач сейчас, скорее всего, на Арбате
--  еще довольно светло, день хороший,  на  Арбате наверняка толпы гуляющих.
Так и было.  По обеим сторонам Старого Арбата теснились столики  с  тысячами
деревянных матрешек, художники прохаживались возле своих картин, развешанных
по заборам  и  просто разложенных  на земле. Через каждые  десять-пятнадцать
метров стояли парни с гитарами, а  то и маленькие оркестры, у Вахтанговского
театра какая-то  девушка играла на скрипке. Народ  слушал, глазел, освежался
пивом и чем покрепче.
     Я бы тоже с  удовольствием послушал и  поглазел, но времени не было. Мы
прошли Старый Арбат из конца в конец, однако Трубача не обнаружили. Пришлось
ехать на  Пушку. Валера приткнул "патрол"  у "Макдональдса", мы спустились в
переход под Тверской.  Здесь Трубача  тоже не было.  Не было  и  в вестибюле
метро. И только на повороте второго подземного перехода услышали саксофон --
ни с каким другим не спутаешь. А потом увидели и самого Трубача.
     Он стоял у стены  между двумя длинными столами-прилавками, на одном  из
которых были книги, а на другом  разные "Пентхаусы" и "Плейбои": громоздкий,
как шкаф, с крупной, рано начавшей лысеть головой, согнувшись над серебряным
саксофоном, -- будто свечечку защищал своим телом от  ветра. Прикрыв глаза и
отбивая  такт ногой в кроссовке сорок шестого  размера, он играл попурри  из
старых  джазовых  мелодий,  уходя  в  импровизации,  а затем  возвращаясь  к
основной  теме. У  ног  его  лежал  раскрытый  футляр  от инструмента,  куда
слушатели бросали свои "штуки" и пятисотки. Слушателей было немного, человек
пять-шесть, одни уходили, их место занимали другие. Иногда кто-нибудь просил
сыграть на заказ, он играл, а потом вновь заводил свое. Ему было  словно  бы
все  равно, есть слушатели или  нет,  платят они  или не платят, он даже  не
видел их. Он играл для себя.
     Я  остановился  у  стола  с  "Плейбоями",  разглядывая роскошные  формы
изображенных  на  обложках  див,  но  больше прислушиваясь  к  сакс-баритону
Трубача. Заметив  это,  не слишком молоденькая продавщица,  кутавшая плечи в
ветровку из-за знобкой сырости, стоявшей в переходе, поинтересовалась:
     -- Нравится?
     -- Ничего, -- ответил я  и подумал, что соло  на автомате Калашникова у
него все-таки получается намного лучше.
     -- Он сегодня не в  ударе, -- об®яснила она. -- А когда в настроении --
такая толпа  собирается, что  проход закрывают. Но  что-то  последнее  время
нечасто такое бывает.
     Наметанным своим  взглядом она поняла, что я не из тех, кто покупает ее
товар, и ей просто хотелось поговорить.
     --  За  место,  наверное,   приходится  отстегивать?   --  спросил   я,
демонстрируя тонкое знание современной московской жизни.
     Она пожала плечами:
     -- А что делать?
     -- А на него наезжали? -- кивнул я на Трубача.
     -- Конечно, наезжали. На всех наезжают.
     -- И что?
     Она как-то странно усмехнулась и ответила:
     -- Больше не наезжают.
     Мы   обступили  Трубача,  вдвое  увеличив  аудиторию   его  слушателей.
Воспользовавшись  паузой,  Док  бросил  в  футляр  пятитысячную   бумажку  и
попросил:
     -- Маэстро, "Голубой блюз", если можно.
     Трубач сначала рассеянно кивнул, потом быстро поднял голову и сразу нас
всех узнал.  И тут же как будто забыл о нас. Отбил кроссовкой такта четыре и
неожиданно мощно, чисто, свободно вывел первую фразу. Ну, примерно так,  как
мы палили бы в небо из  своих  "калашей"  в  последний день чеченской войны,
салютуя своей  победе, -- если бы этот день наступил, если  бы возможна была
победа, и если бы мы до нее дожили.
     И пошел! И  пошел! Словно бы  подменили его инструмент. Или его самого.
Спешившие по переходу люди с размаху втыкались в толпу, сразу образовавшуюся
вокруг  Трубача,  а те,  кто  успел  проскочить  вперед,  останавливались  и
возвращались  обратно. Купюры  полетели  в  футляр, как  хлопья  апрельского
снега.  Не прекращая  игры, Трубач  ногой закрыл  крышку футляра, но  деньги
продолжали сыпаться и скоро самого футляра под ними не стало видно.
     Минуты через  две я сказал себе: нет, с этой серебристой загогулиной он
управляется  не  хуже,  пожалуй,  чем  с   "калашом".  А  еще  через  минуту
поправился: лучше. Хотя, казалось бы,  лучше просто  не может  быть.  Может,
оказывается. И намного.
     Продавщица  "Плейбоев"  протиснулась сквозь толпу и  сказала мне,  сияя
глазами:
     -- А что я вам говорила?
     На последних тактах Трубач поднялся на такую высоту,  что  казалось: не
хватит  ему ни дыхания, на самого сердца. Но серебряный  звук его  саксофона
уходил все выше и выше, как сверхзвуковой истребитель с вертикальным взлетом
вонзается в чистое небо, оставляя за собой белый инверсионный след. И где-то
там, в  стратосфере, во владениях уже не человека, а  самого Бога, этот след
истончился и исчез.
     Все.
     Трубач положил саксофон на хлопья денег, перешагнул через  него и обнял
нас.  Всех  пятерых сразу. А  заодно -- случайно,  наверное, -- и продавщицу
"Плейбоев". Только у него могло так получиться.
     Вот теперь мы были все вместе.
     * * *
     Я попросил Валеру связаться с полковником Голубковым и сказать, что  мы
готовы  встретиться с  ним через час. Ехать в Гольяново было минут  тридцать
пять --  сорок, но я взял небольшую  фору,  чтобы до  встречи  с  Голубковым
успеть поговорить с ребятами. Но уже  у под®езда притормозил.  Вдруг  дошло:
эта конспиративная квартира вполне  могла прослушиваться. Черт. Как я раньше
об этом  не подумал! Я постарался вспомнить, не сказал ли  чего лишнего. Но,
кроме  фразы "Ни одному его  слову не  верю!",  ничего  не вспомнил.  Точно,
прослушивалась. И Голубков это знал, поэтому так неопределенно реагировал на
мои слова. Значит,  Волков в курсе, что я о нем думаю. Да и черт с ним. Но о
чем  я буду говорить с  ребятами  -- об  этом ему знать  было необязательно.
Поэтому я  сказал Валере, что мы  перекурим на  свежем воздухе.  Он кивнул и
отогнал  машину  в  сторонку,  чтобы  не  светиться  перед  под®ездом, а  мы
расположились в глубине двора  вокруг  стола, на  котором местные пенсионеры
забивали "козла".
     Мой рассказ выслушали не перебивая. Когда я закончил, Боцман спросил:
     -- Кто такой Назаров? Я об®яснил. Артист:
     -- Что с ним сделают?
     Я повторил то, что сказал мне Волков.
     Муха:
     -- Ты в это веришь?
     --  Нет. В  досье есть  копии  материалов  уголовного дела,  его завела
Генеральная   прокуратура.    Приписки    в   об®емах   работ,    расхищение
стройматериалов. Ущерб -- около шести тысяч рублей. Квалифицировано: в особо
крупных размерах.  При миллионных  оборотах -- в ценах  тех  лет -- вряд  ли
размеры эти такие уж крупные. После взрыва яхты дело  закрыли  -- в связи со
смертью обвиняемого.
     Трубач:
     -- Думаешь, теперь откроют?
     -- Не исключено
     -- И посадят?
     -- Постараются.
     Док:
     -- У него будут хорошие адвокаты.
     -- А у них -- хорошие прокуроры.
     -- Грязное дело, -- сказал Муха.
     Я кивнул:
     -- Да. Но они выкупили Тимоху.
     -- Выходит, у нас нет выбора? -- спросил Артист.
     -- Почему? Выбор всегда есть. Сам знаешь: быть иль не быть.
     -- Значит, закрыли тему, -- заключил Док.
     Мне  было  интересно,  как  они отреагируют  на сообщение о  пятидесяти
тысячах  баксов,  которые  я  выжал  из  Волкова  за  эту  работу.  Вяловато
отреагировали. Лишь Трубач с усмешкой сказал:
     -- С этого надо было начинать!
     --  Эти  бабки можно  заработать более  простым  способом,  --  заметил
Боцман.
     -- Каким? -- заинтересовался Муха.
     -- Банк ограбить.
     -- Это, конечно, намного проще, -- согласился Муха.
     Вот так они  и  отреагировали. И я  понимал почему. Эти пятьдесят тысяч
были как орден, который любят обещать генералы, ставя трудную боевую задачу.
А какой нормальный солдат думает об ордене перед боем? Между каждым из нас и
этими деньгами стояло  дело, поэтому они и  ощущались как некая эфемерность.
Они словно бы еще не существовали.
     Подошел Валера, напомнил:
     -- Время.
     Мы  поднялись  на восьмой  этаж. Валера  впустил  нас  в  квартиру, сам
остался на лестничной клетке  и запер за нами  дверь. Я  успел  предупредить
ребят о  прослушке, поэтому осматривались они молча.  В  комнатах никого  не
было,  а на кухне, как и накануне, сидел тот  же молодой парень в штатском с
тем же кейсом,  прикованным к  руке, и читал те же  "Известия". Он никак  не
прореагировал  на наше появление, даже мельком не глянул, и у меня создалось
впечатление,  что он  --  часть стандартного  кухонного  набора. Как газовая
плита. Или как холодильник.
     Минуты через  три стукнула тяжелая входная дверь,  и  в спальне, где мы
расположились,  потому  что  в  других  комнатах  для шестерых  было  тесно,
появился  полковник Голубков, а с ним --  какой-то штатский, лет пятидесяти,
довольно высокий, в хорошо сидящем на нем темном костюме, с уверенным лицом.
Он был явно той же породы, что и Волков, разве что калибром поменьше.
     -- Александр Николаевич, --  представил его Голубков. --  Он  руководит
операцией.
     "Нифонтов, -- вспомнил я. -- Генерал-майор".
     Он быстрым внимательным  взглядом  оглядел нас. Показал на часы на моей
руке:
     -- "Командирские". Сменить.
     Боцману -- на его спецназовские ботинки:
     -- Сменить.
     Мухе -- под курткой у него была офицерская рубашка "хаки":
     -- Сменить.
     Еще раз окинул  нас  общим оценивающим  взглядом и  недовольно  покачал
головой.
     -- Туристы, значит...
     -- По легенде --  да, -- подтвердил Голубков. -- Кто откуда: из Калуги,
из Москвы, из Подольска. Случайно оказались в одной группе.
     --  Туристы --  допустим.  А  насчет  случайно... Нет.  Они же  --  как
горошины из одного стручка. Взвод. Посмотрите внимательно.
     -- Вы  правы. Команда, -- согласился Голубков.  -- Может,  пусть так  и
будет --  команда? Спортсмены, допустим. Вторая сборная  Московской области.
Легкая атлетика. Или биатлон.
     -- Стрельба, --  поправил  Нифонтов. -- Это им ближе. Как они оказались
на Кипре?
     -- В  порядке поощрения. Награждены  бесплатными  путевками  за  третье
место на первенство области.
     -- А почему не за первое? -- спросил я.
     -- Проверяется, -- об®яснил Голубков.
     -- Кто дал путевки? -- уточнил Нифонтов.
     -- Национальный фонд спорта. Это в их компетенции.
     -- Согласен. Позаботьтесь, чтобы в фонде были их данные.
     -- Будет сделано.
     -- Здравствуйте, товарищи спортсмены! -- обратился к нам Нифонтов.
     --  Здорово, тренер,  -- ответил за всех  Трубач. Нифонтов усмехнулся и
кивнул:
     -- Давайте работать.
     Голубков принес  из  кухни планшет, извлек из него три крупномасштабные
карты  и десятка  полтора  цветных  снимков  и  разложил их на  кроватях. На
снимках был курортный городок или поселок, чем-то  напоминающий Ялту, снятый
в  нескольких ракурсах белый двухэтажный  дом, полускрытый  высокой каменной
оградой и ветвями каких-то деревьев, и два  человека -- за столиком уличного
кафе, на набережной,  возле  ворот  дома. Один -- высокий, плотный,  немного
болезненного  вида, с  редкими  русыми волосами. Другой --  на  голову ниже,
круглый, с лысиной, с  сигарой  во рту. Оба в летних  костюмах, в рубашках с
короткими  рукавами. Низенький  --  в шортах,  из  которых  довольно  нелепо
торчали загорелые кривоватые ноги.
     -- Высокий -- это Назаров, -- об®яснил Голубков. -- Тот, что с лысиной,
--  Борис Розовский,  его  компаньон  и  друг...  Это  --  вилла,  Розовский
арендовал  ее  на  чужое   имя.  Сигнализация,  видеокамеры,  шесть  человек
вооруженной охраны -- местные секьюрити, турки.
     На плане Ларнаки он показал квадратик виллы  и почти рядом -- пансионат
"Три оливы". Там нам предстояло жить.
     На  второй   карте   был  остров  Кипр,   на  третьей  --   выкопировка
топографического  плана  участка польско-белорусской  границы  в стороне  от
трассы  Белосток--Гродно.  Название  поселка  или  городка  Нови  Двор  было
обведено красным фломастером.
     -- От Нови Двора до границы -- пять километров, -- продолжал об®яснения
Голубков.  --  Дорога местная,  пограничного  пункта нет. В двух  километрах
южнее  --  сосновый бор  с густым подлеском,  подходит прямо  к границе.  За
контрольно-следовой  полосой  --  тоже лес.  Граница  охраняется из рук  вон
плохо. Из Нови  Двора позвоните по  этому  телефону... --  Он написал номер,
показал всем. -- Запомнили? -- Тут же сжег бумажку в пепельнице.  -- Ответит
диспетчер. Скажете  только одну фразу: "Посылка готова, встречайте ночью". И
назовете точное время. Этой же ночью перейдете границу. На нашей стороне вас
встретит  майор  Васильев. Ровно  в  двух  километрах  к югу  от  дороги, не
перепутайте. Пароль и отзыв вам тоже скажет диспетчер.
     Я с сомнением всмотрелся в точку этого Нови Двора.
     -- Почему  выбрано  это место? Там же наверняка каждый новый человек на
виду.
     -- Наоборот, -- возразил Голубков. -- Там сейчас огромная автомобильная
барахолка. На  территории бывшего военного  городка.  Со всей Европы  старую
рухлядь свозят. Проходной двор. Туда полк веди -- никто внимания не обратит.
     --  Как  мы доберемся до  Нови Двора? --  спросил  Док, когда полковник
закончил об®яснения.
     -- Ваши проблемы. С Кипра -- паром,  теплоход, самолет. Можете -- через
Турцию. Или через Грецию, Болгарию и Румынию. Транзитные визы у вас будут. С
транспортом -- тоже на месте определитесь.  Купите подержанный микроавтобус.
Или две легковые машины.  На заключительном этапе без  своего транспорта вам
не обойтись. Деньги на это предусмотрены. Машины бросите у границы.
     --  Возможны  и другие варианты пересечения границы, -- заметил  я.  --
Через Брест, Чоп. Или  морем до Одессы или Новороссийска. Вполне  легальные.
Особенно если нам удастся убедить Назарова добровольно уехать с нами.
     -- Абсолютно  исключено, -- вмешался  Нифонтов. -- Могут  быть  попытки
перехватить об®ект. Оперативное наблюдение  ведут наши коллеги  из  смежных,
так  скажем, организаций. Нет гарантий, что эта информация не  поступает и к
другим заинтересованным лицам. Ваша задача: доставить об®ект на  белорусскую
сторону границы. Живым. После этого  ваш  контракт будет считаться полностью
в