Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Аладырев Святослав. Извек -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  -
мять цепляла только вчерашний вечер, ужин и выход в дозор. Собрав силы, неуклюже, как малое дитя, встал на четвереньки. Постоял отдыхая. Затем, борясь со слабостью, начал взгромождать себя на ноги. Когда тьма в глазах рассеялась, увидал коней. В десятке шагов заметил тело Каймета. С первого взгляда понял, что тот мёртв. Двинулся к лошадям. У потухшего костра никого не было. Вокруг покоились сёдла, бурдюки и дорожные мешки. Степняк покачался на нетвёрдых ногах, коснулся трещащей головы и двинулся к своему коню. По дороге подобрал седло, но через несколько шагов понял, что легче подвести коня. Бросил поклажу, сходил за жеребцом и, едва не падая, оседлал. Как древний аксакал, долго и осторожно всползал в седло. С высоты заметил ещё несколько тел, подъехал ближе. Долго рассматривал убитых, складывая по кусочкам общую картину побоища. По отпечаткам не хазарских сапог понял, что нападавший был один. Однако, вид жутких зарубов, сделанных с нечеловеческой силой, поразил бы и видавших виды воинов. - Аллох экбер, - пробормотал Аман-Гельтулей. - Шайтан, в человечьем обличии... Назад, назад к Хану! Один в поле не воин, а Гельтулей не глупый урус, чтобы доказывать обратное. Надо брать большой отряд. С одним десятком воинов, даже по окраинам росских земель не проедешь. Руки уже направили коня в обратный путь, когда в больную голову пришла мысль взять заводного коня. Вернулся, ухватил скакуна десятника и, привязав узду позади себя, поспешил в стан Радмана. Боль в голове выматывала силы. От тряски в глазах темнело и плыли причудливые красно-чёрные узоры. Два раза менял коней, на третий раз не выдержал, сполз в траву и провалился в глубокую чёрную яму сна. Очнулся затемно. Боль, чуть отступив, притаилась в затылке. В брюхе мутило, будто съел гнилого мяса. Отвязав бурдюк, сделал пару глотков и еле удержал выпитое в себе. Постоял, справляясь со слабостью, снова заполз в седло. Скакал до полудня, пока далеко впереди не показалось дымное марево становых костров. Оба скакуна уже роняли пену, однако вид становища придал всаднику силы и Аман-Гельтулей хлестнул коня сильней. Скоро, от россыпи шатров, навстречу вытянулись пыльные хвосты за чёрными точками всадников - от стана мчались самые лютые из личной охраны хана. Расстояние быстро сокращалось. Конь начал хрипеть, когда удалось разглядеть встречавших. Гельтулей, еле держась в седле, махнул рукой. Всадники на ходу развернулись и, образовав полукруг, помчались вслед. До роскошного шатра хана оставалось не больше броска копья, когда запалившийся конь пал. Аман сильно ударился о конскую шею и закувыркался по земле. Скакуна десятника Салмана развернуло тяжестью павшего собрата. Он со всего ходу перекувырнулся через голову, мощно грохнулся на спину и, в агонии, начал сечь копытами воздух. Аман-Гельтулей остановился в глубокой пыли, потеряв всякое понятие где верх, где низ. Покрасневшие белки глаз беспорядочно блуждали, разбитый нос и глубокие ссадины чернили пыль частыми каплями крови. Шевелился нелепо, руки то махали невпопад, то черпали высохшую и перемолотую копытами землю. На шум и крики из шатра показался хан. Небрежно отбросив тяжёлый полог, шагнул к Гельтулею и остановился, рассматривая грязную копошащуюся массу под ногами. Лоснящееся лицо Радман-хана могло сойти за славянского идола, если бы не раскосые глаза, в которых власть и смерть теснили друг друга. Хан молчал. Терпеливо разглядывал одного из десяти, посланных разъездом по окраинам Киевских земель. И вот теперь лазутчик, скорее всего единственный уцелевший, барахтался еле живой в десяти шагах от загнанных насмерть коней. Наконец взгляд хана скользнул по толпящимся вокруг воинам, губы еле двинулись. - Поднимите! Подскочили двое, вздёрнули лазутчика как мешок с костями, выровняли тело и подняли мотающуюся голову. Третий догадливо плеснул в лицо холодной водой. В глазах Гельтулея проступил образ Радмана Лихого. Хан в упор смотрел на вернувшегося лазутчика. Наконец, когда зрачки Гельтулея перестали блуждать, прозвучал короткий, как удар ножа, вопрос: - Почему один? Из пересохшего горла Амана вырвался каркающий звук. Степняк поперхнулся, болезненно морщась проглотил вязкий пыльный ком в горле и с трудом прохрипел: - Иблис... Все убиты... Иблис вселился в уруса... Ночью убил всех... - Иблис? - улыбнулся молодой хан. - Почему тебя не убил? - Подумал, что убил... Аллах помог... не дал умереть. Радман покачал головой, губы растянулись в недоверчивой усмешке. Не сводя взгляда с Гельтулея, коротко распорядился: - К лекарю! К вечеру должен быть жив и говорить со светлым умом. Он развернулся и медленно скрылся за пологом шатра, где его ждало более приятное дело. В стане уже знали, что хан выбрал себе юную пленницу из захваченных недавно полонян. Именно она и должна была принести хану потомка, который прославит род Радмана в веках. Так предсказали звёзды, которые никогда не ошибались. Оказавшись в полумраке шатра, Радман быстро забыл о вернувшемся Аман-Гельтулее. Он видел лишь широко раскрытые глаза избранницы звёзд. Едва рука хана коснулась пряжки расшитого золотом пояса, как наложницы, приставленные следить за дорогой добычей, понятливо упорхнули прочь. Заметив, что полонянка сжала зубы и обречённо закрыла глаза, Радман улыбнулся. - Стерпится и слюбится! - вспомнил он пословицу, услышанную в русском плену и, по-хозяйски, шагнул к дрожащей пленнице... Когда, после долгих утех, вновь вышел из шатра, солнце уже смялось у окоёма, будто кусок теста, замешанного на огне и крови. Радман глянул на догорающее небо, расправил плечи и неспешно направился к шатру лекаря. Следом двинулись пара телохранителей, даже в становище не спускавших с него глаз. Только полог шатра мог отрезать Радмана от охранников, но когда хан находился в шатре, к двоим у входа присоединялись ещё шестеро, окружая шатёр со всех сторон. Радман не спешил, ступал расправив плечи, с удовольствием вдыхал прохладный вечерний воздух. Лёгкое утомление после приятных трудов только улучшало настроение. Великое дело сделано! Скоро у него родится наследник. Радман уже видел, как будет учить сына ездить на коне, владеть изогнутым, как серп луны клинком и пускать в цель калёные стрелы. О, это будет великий воин, и родится он сильным и крепким. Четыре невольницы не спустят глаз с матери будущего хана и плод вызреет во чреве женщины, любая прихоть которой будет исполняться молниеносно и беспрекословно. Приятные мечты подняли настроение Радмана и, когда он зашёл в шатёр лекаря, от утреннего раздражения не осталось и следа. У старца царил вечный полумрак. На серединном шесте потрескивали два факела, роняя на утоптанную землю редкие чадящие капли. Навстречу поднялся Илюмджин-Ота, седой, иссушенный временем старик, лечивший раны ещё отцу Радмана и собственными глазами видевший пленение великого Кури и сыновей. Встретив вопросительный взгляд молодого хана, старец простёр тощую руку к дальнему краю, где на ворохе шкур лежал Гельтулей. Ссадины и кровоподтёки делали лицо чёрным, но пыль и засохшая кровь были заботливо смыты. Услышав шаги хана, Аман открыл глаза и, зажмурившись от разорвавшейся в голове боли, приподнялся на локте. Радман жестом приказал не подниматься и Илюмджин, тряся куцей бородой, вновь уложил больного. Хан шагнул ближе, опустился на корточки. - Говори! Всё и медленно! Мы не торопимся. За спиной хана нависли фигуры охранников. Две пары глаз придавили Аман-Гельтулея к лежанке. Он качнул головой, что понял и... снова скорчился от боли. - Просто говори! - повторил хан, принимая из рук лекаря пиалу с отваром душистых трав. Отхлебнул, замер, вслушиваясь в слабый голос лазутчика. - Мы встали на ночь, - начал Гельтулей. - В трёх днях пути отсюда. Я вышёл в дозор на восход. Всё было тихо, никого не видно и не слышно. Только шорох травы и крики ночных птиц. Потом темнота вдруг собралась в комок и ударила со всей силой. Хан двинул бровью, но перебивать не стал, лишь перевёл взгляд на стоящего рядом лекаря. Тот бесстрастно смотрел в глаза, будто бы говоря, что встречал вещи и поудивительней. - Потом, - продолжал Гельтулей. - Настало утро. Каймет был рядом, уже мёртвый. Я подошёл к костру, там - никого. Все лежали в стороне, на полдень. Я видел следы, видел всех убитых. Так можно порубить ягнят, очень острой саблей и, только выпив очень много росского мёду. Но наш десяток не ягнята... И десятник Салман не ягнёнок. Аман-Гельтулей перевёл дух, преданно глядя на хана. Тот серьёзно кивнул, подтверждая последние слова лазутчика. Гельтулей прикрыл глаза, заново вспоминая увиденное. - Ни один не спасся. Никого сами не успели ударить или ранить - на клинках ни капли крови. Салман просто разрублен пополам. Сабля в руке сломана как ветка, а ведь Салман своим дамасским клинком шлемы разрубал. Остальные - по траве кусками раскиданы. У Басая кольчуга арабская, любой меч скользил, не спасла. Я такого ни разу не видел. Человек так не может. Иблис только. Человек - нет. Гельтулей затих, утомлённый рассказом. Радман нахмурился, перевёл взгляд на Илюмджин-Оту. Тот молчал, бесстрастно глядя в глаза хану. Поняв, что от него ждут каких-то слов, провёл рукой вдоль узкой седой бородки. - Он не лжёт. Всё, что сказал, видел. Радман улыбнулся, поднялся, расправил плечи. - Видел говоришь? Хочу сам посмотреть. Выезжаем завтра. Он доедет? Илюмджин задумался на мгновенье, что-то решив, кивнул головой. - Завтра сможет. Не сказав больше ни слова, хан покинул шатёр мудрого старца. Ночь пронеслась дикой кобылицей и, когда белый череп солнца показался над краем земли, большой отряд всадников уже горячил коней на краю стана. Едва Радман в сопровождении Гельтулея выехал вперёд, войско, взбивая высокое облако пыли, хлынуло на простор степи. Слух о случившемся, ястребом облетел весь стан и, в прищуренных глазах степняков горел нетерпеливый интерес. Обсуждали, был ли то в самом деле шайтан или иблис, или Амана просто сильно стукнули по голове. Два раза останавливались, когда замечали, что Гельтулей бледнеет и качается в седле. Несмотря на спешку, Радман всё же боялся потерять проводника раньше времени. К месту добрались на утро третьего дня. Аман-Гельтулей три раза оглядывал окоём, пока наконец не привёл к месту недавней стоянки. Хан с любопытством смотрел на останки. Его не смущал ни трупный запах, шедший от почерневших тел, ни стада жирных раскормленных мух. Не обращая внимания на копошащихся в трупах червей, Радман с восхищением переводил взгляд с одного куска на другой. Задержавшись на половинках Салмана, проехал пару шагов и с улыбкой остановился у тела Басая, без одной руки. Другая рука с частью груди и головой лежала поодаль. С обоих кусков свешивались клочья хвалёной арабской кольчуги, рассечённой будто старая рогожа. Направив коня в сторону, оглядел Каймета со свёрнутой ударом головой. Три десятка воинов рассредоточились вокруг стоянки, высматривая на земле какие-либо следы. Вскоре от самых дальних донёсся свист. Радман стегнул коня и понёсся было к ним, но увидав предостерегающий жест, резко осадил скакуна. В примятой траве осторожно копошился лучший следопыт Алибек. Завидев Радмана, молча сел, два раза ткнул пальцем в разворошенные участки травы. Спрыгнув с коня, хан склонился над землёй. Среди сухих стеблей заметил слабый отпечаток подковы. Не поворачивая головы, ровным голосом поинтересовался: - Где здесь поблизости живут урусы? Телохранители уставились на подъехавшего Гельтулея. Тот, силясь припомнить, нахмурился, поднял голову, оглянулся. Прикинув время и место солнца, отложил что-то на пальцах и, развернув коня, поднял руку. - Вон там начинается лес. Если пойти от солнца, то к вечеру доберёмся. Вдоль леса идёт дорога. На конце дороги деревня. Голов пятьдесят - семьдесят. Мужчин два - три десятка. Остальные не в счёт: бабы, дети, старики... - Веди! - распорядился Радман. - Там и разузнаем про этого злого духа. Больше ему неоткуда взяться в этих краях. Подняв руку над головой, он помедлил, привлекая внимание всадников, и резко, будто отсекая голову, кинул ладонь в сторону проводника. Войско зашевелилось, готовое ехать и Гельтулей, не мешкая, тронул повод. Когда солнце покатилось к окоёму, под копытами коней застучала сухая земля. Следопыты Алибек и Тушан поскакали вперёд, держа коней по обе стороны от дороги. Заметив легкоразличимые отпечатки, вернулись, кивнули Радману. Хан с Гельтулеем пустили коней шагом. Двигались обочиной, рыская глазами по дорожной пыли. Скоро разглядели следы кованных копыт. Ещё через несколько полётов стрелы, увидели отпечатки почётче. Хан спешился, присел возле следа. Смуглую щёку дёрнуло судорогой, когда узнал киевскую подкову. Такими ковали лошадей княжьи дружинники. Радман оглянулся, скривил губы в недоброй усмешке. - Издалека твой иблис сюда пожаловал. И действительно один. Гельтулей опустился рядом, с сомнением поглядел на вмятую землю, но ничего не ответил. Проследил глазами как хан вскочил в седло, потрогал след, будто запоминая его на ощупь и угрюмо вернулся к коню. Радман же наоборот оживился. В глазах засверкал огонь охотника, вышедшего на след крупного зверя. Рука нетерпеливо взметнулась и отряд, настёгивая коней, рванулся вперёд. Однако скоро стемнело и кони сбавили ход. Всю ночь двигались по едва угадываемой дороге. Спешащая на отдых луна серебрила траву, безразлично взирая на ползущую по земле темную массу степняков. К веси подъехали в предрассветных сумерках. Всадники, подрёмывали. На дорогу не глядели, кони сами держались плотным табуном, а направление и скорость задавали едущие впереди. Въехав на пригорок, Аман-Гельтулей приподнялся в стременах, повёл головой из стороны в сторону. Небо стремительно светлело и впереди обрисовались невысокие домишки небольшой, обнесённой оградой веси. Над домами начинали струиться редкие дымки. Гельтулей оглянулся и указал хану на просыпающееся селенье. Радман тоже привстал, то ли пересчитывал дома, толи разглядывал спускающуюся к ограде дорожку. Закончив осмотр, потянул из ножен старинный клинок. Небрежно ткнул им в сторону домов и отряд сорвался с места. Лава всадников, с каждым мгновеньем наращивая скорость, неудержимым потоком полилась по склону. Топот копыт слился со свистом и яростными криками. Жуткий вой, обогнал стаю степняков, пронёсся вперёд и резанул по душам селян. Весь замерла на тот краткий миг когда каждый вдруг ощущает, что радость кончилась и пришла беда. Детишки, высыпав из домов, бросились кто куда, но рёв могучего чернобородого мужика заставил сбиться в кучку. Несколько мальчишек повзрослей подхватили младших за руки и припустили мелкими ватажками к лесу. За несколько мгновений до того как первые всадники достигли околицы, к ограде у крайних домов рванулся распоясанный мужик с бревном на плече. Стайка стрел прошмыгнула мимо и зарылась в пыли. Бегущий споткнулся, пробежал несколько шагов боком, но выровнялся и уверенно забросил бревно в развилки крайних столбов. Едва успел налечь всем весом на запор, как перегородку тяжело тряхнуло. Несколько лошадей, ударились грудью, потеряли всадников и осели на круп. У прохода возникла сутолока, кто-то валился на землю, попадая под копыта разгорячённых коней, кто-то пытался перескочить через препятствие, но лишь добавлял толчеи. Мужик же развернулся к вылетевшим из сёдел и только тут стали видны застрявшие в теле стрелы. Обламывая древки, он рванулся к ближайшему степняку, ухватил за голову, вывернул назад и ударом колена подбросил степняка вверх. Не глядя на безжизненное со сломанной шеей тело, развернулся ко второму, что уже поднялся и выхватил клинок. Бросил быстрый взгляд на лес, успел увидеть детишек, подбегающих к деревьям и неловко увернулся от удара. Лезвие полоснуло по груди, однако, мужик привычно сграбастал степняка и сунул в брюхо его же саблю. Кочевник схватился за торчащее из живота лезвие, выпучил глаза и не в силах вздохнуть, захлопал ртом. Макуха ещё раз оглянулся на опустевшую опушку, перевёл взгляд на грудь. Из сечёной раны белизну рубахи заливало красным, а сбоку уже блеснула кривая отточенная смерть. Широкий взмах и... русая голова слетела с крепких плеч. Обезглавленный сделал шаг и повалился на убийцу. Тот отшатнулся от тела, вгорячах пнул труп и бросился к коню. Перегородку, давшую селянам несколько лишних мгновений, уже выбили и, за ограду хлынули разъяренные всадники. Старая Осина-Травница, ещё до атаки степняков, почуяла неладное. Быстро глянув на белоголового мальчонку, ходившего в учениках, прислушалась к чему-то и подалась из избы. Уже в дверях услышала яростный вой. Обратив на звук слезящиеся глаза, заметила надвигающуюся на весь беду. Замерев, видела как у ограды погиб Макуха, внучатый племянник, первым встретивший ворогов. Обернувшись к выскочившему следом мальцу, указала глазами на узкую тропку меж лопухов и необыкновенно спокойным голосом приказала: - Лети, Ратиборушко, до оврага, а там в лес. Лети, милый, обгони смерть. Властный жест старухи сорвал пацана с места, а Осина-Травница зажав в сухом кулаке оберег Рода, медленно пошла навстречу ворвавшимся в селение кочевникам. Видела выбегающего плотника Корнила, снующих меж домов Кочевников и остановившегося у ограды Хана с телохранителями. Радман неподвижно сидел в седле. Только чёрные глаза рыскали по деревне, выхватывая отдельные куски боя. Совсем рядом, из дома выскочил селянин с плотницким топором и бросился на всадника, небрежно поигрывающего клинком. Чогыр ловко отсёк руку попавшемуся на пути мужику. Осадив коня, развернулся на месте и ощерил в улыбке ровные белые зубы. - Эй, урус, зачем хороший топор бросил? Бери, драться будем! Корнил не глядя на брызжущую кровью культю, оценил расстояние до топора и, вытянув уцелевшую руку, бросился к оружию. Степняк вновь показал ловкость. Едва топорище оказалось в руке, свистнула кривая сабля и вторая рука упала под тяжёлые копыта. Сбитый конём селянин неуклюже забарахтался в пыли, пытаясь подняться. Кое-как взгромоздив тело на колени, снова увидел довольный оскал степняка. - Эй, зачем опять бросаешь? Драться надо, да? Теперь в зубы бери! И тут Корнил закричал, дико, безысходно. Щёки, с восьми лет не видавшие слёз, заблестели крупными каплями. Поднявшись с колен, шатаясь пошёл на всадника. Пыль, вокруг него, темнела от брызг крови и скатывалась в тестообразные сгустки. Сквозь шум набега опять пробился насмешливый голос: - Эй, какой глупый урус, когда меня видишь убегать надо! Степняк заметил, как раненного качнуло назад, и двинул коня к нему. Поравнявшись, всё так же улыбаясь, с силой пнул в серое от пыли лицо. - Собака урус! Куда идёшь? Ползать надо, когда перед тобой батыр! Белозубая улыбка не сходила со скуластого лица, пока безрукий снова не поднялся на ноги. Чогыр хотел сказать что-то ещё, но еле живой мужик вдруг рванулся и укусил его коня за губу. От дикой боли жеребец взвился на дыбы и сбросил седока. Корнил качнулся к упавшему и, от всей души, влепил ногой по растерянной скул

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору