- Да не рубись ты так, Микиша, сказано тебе - всё хорошо.  Ты  в  здравом
уме, не бойсь и не удивляйсь. А флягу я у знакомой  кикиморы  позаимствовал,
если это тебя утешит.
   Парень опустил флягу, обиженно посмотрел на  дружинника,  сдул  с  пробки
песчинки и буднично сунул в горловину.
   - Почто сразу не  сказал?  У  кикимор  знамо  дело,  и  не  такие  чудеса
встретишь. Тем более у знакомых. Я уж думал, ты сам колдун. А кикимора -  эт
ничего, она баба своя. А своя баба...
   Он умолк, поднёс чашу ко  рту.  Украдкой  окунул  край  оберега,  глянул,
облизал и с удовольствием выпил. Помолчав, блаженно заключил:
   - Своя баба - это хорошее пойло.
   Сладкие лепёшки уходили в охотку. Когда на тряпице  остались  две,  Алтын
сыто зевнул.
   - А это, думаю, на завтрак сгодится. С утра много есть - вредно.
   - А с вечера?
   - С вечера вообще - смерть! А умирать лучше сытым!
   Он засмеялся, но, когда над головой прошла волна тёплого воздуха,  смолк,
икнул и оглянулся. За спиной стоял Ворон, шумно втягивал  аромат  печенья  и
выразительно смотрел на Микишку.
   - Понял, понял! Только не гляди так, а то  заплачу!  -  проворчал  Алтын,
сгрёб лепёшки и, отдав жеребцу, показал пустые руки.
   Ворон благодарно ткнулся губами в ладони,  коснулся  ноздрями  Микишкиной
физиономии, тот болезненно поморщился.
   - Болит? - посочувствовал Извек.
   - Есть маленько, - признался Алтын, тряхнув чубом. - У нас вечно  всё  не
слава Роду. То одно, то другое, то третье,  всякое  разное...  а  морды,  по
утру, всегда разбиты одинаково. Скушно...
   - Да уж чё ж весёлого, - согласился Извек. - Когда с  утра  морда  синяя,
разве гоже... Эт ежели у других морды синие, тогда весело, а когда у себя...
   - Вот я и решил, плюнуть на всё, да на  мир  посмотреть.  -  с  серьёзным
лицом закончил Микишка.
   Сыто  потянувшись,  опустился  на  тёплый  песок  и,  поправив  шестопёр,
забросил руки за голову. Осоловелые от сытости глаза мечтательно  уставились
в небо. Извек двинул к себе седло,  прилёг,  примостив  голову  на  потёртой
коже. С удовольствием вдохнул вечерний воздух, огладил русую бороду.
   - Эт правильно. Дома сидючи, ума не наживёшь. А  почто  в  последний  раз
скучать начали? Нечто повздорил с кем?
   - Не-е, - протянул Микишка. - Я тихий. Ну, почти  всегда.  Даже  в  журке
почти не бываю. Разве что изредка, когда пить хочется. А последний раз...  в
общем длинная история...
   - Да мы, вроде, и не  спешим,  -  подбодрил  Сотник.  -  Расскажи!  Ночь,
небось, не короче будет. Да и мне интересно послушать где,  как  и  кто  чем
дышит.
   - Не, не спешим, - поддакнул Микишка. Собрав на лбу складки,  подумал  и,
решившись наконец, неохотно заговорил:
   - Ну... Завёлся у нас как-то лиходей. Как какой мужик в журке задержится,
так у его бабы гость объявляется. Да такой ласковый, что жинки  одна  другой
радостней  оставались.  И  мужам  благо:  ни  тебе  упрёков,  ни   ворчания.
Некоторые, правда, призадумались. Уж больно жинки  довольны,  когда  они  из
корчмы приползают. Репы чесали долго, потом всё же смикетили.  Опосля  того,
как одному с пьяных глаз в ночи  примерещилось,  как  из  верхних  окон  его
терема будто бы кто-то на землю сиганул. Он с улицы к терему, да под  окнами
на грабли наступил. Когда в себя пришёл, вокруг уж  покой  и  тишина.  Он  к
жонке, та - ни сном ни духом... Словом чудеса да и только.
   Однако мужики решили, что завёлся в Вышеньграде злыдень-проказник. Ну тут
уж расстарались. И засады на него делали, и облавы на огородах  учиняли,  да
только шалун как лазил, так и не унялся. Иной раз и боярским  дочкам  подолы
задирал, опосля чего вся родня по полночи с кольями металась. Да только  зря
всё это, с коровьими мозгами молодого оленя не поймаешь... А не пойман -  не
вор. И что глупой девке во тьме примерещилось - это уже её  дело.  Может  то
леший к ней в окно лазит. А леший, он чью хошь личину на себя напялит.
   Микишка замолчал, мечтательно прикрыл глаза. Извек лыбился.  Услыхав  про
лешего, хмыкнул и осторожно поинтересовался:
   - И ко многим этот леший лазил?
   - Ко многим, - вздохнул Алтын кротко. - Да разве его окаянного  поймаешь.
Он ведь как сквозняк, шасть и нету его.
   - Ага, - поддакнул Сотник. - Его дело мужеское: набедокурил - в кусты!  И
что, с тех пор так ни разу и не сцапали?
   Лицо Микишки омрачилось. Он снова  уставился  в  небо,  рубаха  на  груди
медленно поднялась, опала. - Разок-то  сцапали.  В  самый  последний.  Из-за
того, что у одной хозяюшки мёду перебрал, и ладно бы  просто  перебрал,  так
ещё с собой кувшинчик прихватил. С тем гостинцем, после трудов праведных,  в
корчму подался. Там с друзьями и отведывал,  пока  один  боярин  не  признал
посудинку из своего дома. - Микишка болезненно перекосился, горестно помотал
головой. - Вот так и погуляли: начали за здравие, а потом...
   Сотник ухмыльнулся. Прикрыл веки, но снова услышал голос Алтына:
   - А ты с чего в наши края забрёл?
   - А тоже на мир посмотреть, да по дороге дела нашлись. Правда ежели бы не
одна баба... дура... словом, сидел бы я сейчас в корчме с другами своими, да
мёд с пивом пил. Ладно, давай сны смотреть, вдруг что интересное увидим.
   - Ага, давай поглядим, - согласился ополченец...
 
   ...Утро, как по заказу, затопило землю зыбким туманом. Микишка ёжился  и,
пока  Извек  седлал  коня,  успел   побродить   вдоль   границы   Проплешин,
прислушиваясь всё ли  спокойно.  Вернулся  довольный.  Жуя  печенье,  махнул
рукой.
   - Всё в лучшем виде. Из проплешин ни звука. От наших тоже.  Скорее  всего
ещё спят. Можно выдвигаться.
   Запив  завтрак,  двинулись  в  путь.  Вдвоём  помогли  Ворону  преодолеть
осыпающийся склон, и молча зашагали вдоль колючего кустарника переплетающего
древесные стволы. Как и обещал Микишка, скоро заросли  прервались,  открывая
большой прогал с хорошо наезженной дорогой. В десяти шагах  от  него,  туман
быстро редел, будто боялся заползать далеко в гиблые места.
   - Вот и добрались! - весело подмигнул Алтын. - Вернее забрались. Осталось
теперь пробраться и выбраться.
   Сотник не разделял его радости. По поведению коня чувствовал,  что  место
Ворону не нравится и он с огромным удовольствием ломанулся бы куда подальше,
только бы не в этот тихий, застывший лесок. Подобрав уздечку покороче, Извек
двинулся пешком. И коню спокойней, и Алтыну  голову  не  задирать.  Микишка,
обрадованный  такой  расстановкой,  бодро  зашагал  вперёд,  поглядывая   по
сторонам и донимая расспросами про киев, дружинников и княжьи  пиры.  Сотник
неохотно отвечал всё больше слушая, не  хрустнет  ли  где-нибудь  ветка,  не
мелькнёт  ли  подозрительная  тень.  Постепенно  разговорчивость   ополченца
заглушила чувство опасности, да и Ворон двигался спокойней, реже сопел в ухо
и тыкался мордой в плечо. Заметив впереди просветы, собрался было уже  сесть
в седло, как Микишка вдруг умолк, деловито потянул носом, и  оглянувшись  на
дружинника, многообещающе кивнул.
   - Где-то недалече по-моему колобродит кто-то. Может скоро и увидим.
   Дорога вильнула в  сторону  и  деревья  неожиданно  расступились.  Обойдя
богатырский орешник, выступили на край длинной  поляны.  Ворон  стал  вбитым
колом, едва не выдернув повод. Микишка тоже врос в землю. Упёр руки в  бока,
смотрел вдоль дороги, не оборачиваясь тихо проговорил:
   - Вот и они.
   Он посторонился давая дружиннику обзор. Извек  присвистнул,  почувствовал
как по спине промчалась ватажка мурашек. Покрепче сжал  уздечку  и,  понизив
голос, медленно проговорил:
   - Ты глянь, какая нежить в ваших краях ошивается. Я таких не то, чтобы не
видывал, а не слыхивал  отродясь.  Ни  одной  знакомой  морды,  ни  упыря  с
чугайстырем, ни анчутки с мережей*, ни болотника завалящего. Не иначе, чужие
в ваши края пожаловали.
   - Знамо дело, чужие! Какие ж еще! - подтвердил Микишка. - Со своими забот
не было. Жил поживали себе спокойно,  никому  не  мешали.  А  эти  лезут  из
Проплешин, как грибы из-под осины...
   Впереди, где дорога, миновав поляну,  опять  уходила  в  чащу,  толпилось
десятка три  кожистых  созданий  с  рогами  разной  величины.  Стоя  в  тени
деревьев, твари настороженно оглядывались и  двигали  носами  по  ветру.  На
свету поблескивали мокрые свиные рыла, рыльца и кабаньи морды.
   Кое-кто, замечая людей, тыкал в их сторону кривыми  когтистыми  пальцами.
Однако на дороге показалась другая компания и про путников тут же забыли.
   Вновь прибывшие уступали количеством, но, в отличие от рогатых,  все  как
один были верхом. При меньшем уродстве в телах, вид имели  тоже  неприятный.
Ветерок донес затхлый запах. Ворон храпнул  и  попятился.  Извек  цыкнул  на
него, чтоб стоял и продолжал рассматривать всадников.
   Голые по пояс тела казались грязными и лоснящимися от  тухлого  сала.  На
лысых  головах  топорщились  у  кого  -  четыре  уха,  у  кого  -  три.  Над
приплюснутыми носами недобро сверкали узкие  щелочки  глаз.  Мясистые  плечи
покрывали клочки  свалявшейся  шерсти.  На  локте  каждого  висел  маленький
выпуклый щит с шипом в центре. Ладони сжимали кривые тяжелые мечи. Во  главе
отряда, на самом крупном конеподобном существе восседал необъятный толстяк с
коротким жезлом в пухлых ручищах.
   На конце жезла рассыпал голубые искры светящийся шар.
   Поморщившись от вони,  Микишка  потянулся  за  шестопером,  но  над  ухом
прогудел голос Сотника.
   - Погодь, паря! Это веселье  не  про  нас.  Видишь,  у  них  своя  беседа
назревает. Нам туда соваться не след. Ты гляди, чё делают!..
   Беспорядочная ватага рогатых попятилась и, на удивление Извека, совершила
подобие военного  перестроения.  В  первом  ряду  оказались  мелкие  уродцы,
похожие на анчуток, но без клочка шерсти, покрытые лишь чешуйчатой кожей. На
голых черепах, между перепончатыми ушами, торчали кривые, но острые костяные
бугорки. В корявых руках держали короткие зазубренные тесаки и плоские щиты,
больше похожие на крышки от котлов.  На  их  плечах  лежали  древки  длинных
трезубцев, которые держали копейщики второго ряда.  Те  выглядели  покрепче.
Рога были подлинней и загибались  вперед.  Чешуя,  более  крупная,  отливала
зеленым и фиолетовым. За  поясом  у  каждого  торчала  длинная  колотушка  с
ржавыми или обгоревшими шипами, походившими на четырехгранные гвозди.
   Позади, последнего ряда, стояли три самых крупных  уродца.  Малоподвижные
твари в блестящих плащах жутко поглядывали  по  сторонам  горящими  глазами.
Когда шевелили руками, между пальцами поблескивали мелкие молнии.  Руководил
строем тощий демон, восседающий на большой  длинноногой  ящерице  с  птичьей
головой и хвостом, как у крысы.
   Демон выкрикнул каркающие команды и отряд выровнял ряды.
   Противник тем временем скучковался  перед  своим  вожаком.  На  несколько
мгновений все стихло. Растущее напряжение почти рвало воздух.
   Сотник обернулся к  Ворону.  Тот  внимательно  смотрел  на  дальний  край
поляны, будто собрался учиться искусству военных действий.  Микишка  облизал
пересохшие синюшные губы и шмыгнул распухшим носом.
   Впереди  разворачивалась  серьезная  потасовка.  Обменявшись  несколькими
пучками красных и синих молний, отряды с диким воем сшиблись  в  рукопашной.
Не обращая внимания на обугленных и заживо горевших, кусали, кололи, резали,
топтали, драли и рубили.
   Клочья шерсти, кровь и чешуя разлетались во все стороны.  Сотник  азартно
наблюдал, высматривая манеру боя и навыки незнакомцев.
   - Глянь, паря, как колошматятся! Почище наших мужиков, вернее,  погрязнее
их.
   - Ага! - протянул  Алтын.  -  Волтузятся  от  души.  Может,  это  нас  не
поделили?
   - Не-е, мы здесь не при чем! -  задумчиво  проговорил  Сотник.  -  Скорее
шишек не хватило, или, к примеру, поганок. Ставлю гривну, что победят те,  у
которых конница.
   -  Даю  алтын  за  рогатых,  -  ответил  Микишка,   не   сводя   глаз   с
развернувшегося боя.
   Черти, смятые вначале напором скаковых животных,  разделились  на  равные
группки и, пропустив мимо себя всадников, вновь сдвинулись в плотный  строй.
Теперь,  когда  противник  потерял   скорость   и   спешно   разворачивался,
преимущество было на стороне длинных трезубцев.
   Рогатые воины по команде  взмахнули  оружием  и  мощным  броском  послали
древки вперед. Многие животные попадали или  остановились  от  тяжелых  ран,
нанесенных тройными остриями.
   Рогачи тут же рванулись вперед и ловко  повыдергивали  трезубцы.  Длинные
рукояти позволяли оставаться в недосягаемости для кривых  клинков  и  копыт.
Многие всадники уже продолжали пешими. Сеча достигла самой высокой точки, но
исход её был ясен.
   Ловко орудуя трезубцами, кожистые воины быстро расправлялись  с  вонючими
лохмачами. Тех, кого подранили зазубренные вилы, быстро добивали юркие бойцы
с короткими тесаками. Бой постепенно затихал  и  становилось  видно,  что  в
пешем отряде тоже большие потери. Оставшаяся  горстка  рогатых  метнулась  к
вожаку всадников, единственному оставшемуся в седле,  но  тот  взмахнул  над
головой жезлом и оказался отгороженным от всех ровной стеной огня. Брошенные
трезубцы, сгорая на лету, падали внутрь круга горстками пепла.
   Яростно сверкнув тремя глазами, вожак вытянул руку в сторону предводителя
рогачей и сделав странный знак пальцами... исчез. Пламя тут же стихло. Демон
на тощей  ящерице  еще  раз  что-то  прокричал  и,  развернувшись,  медленно
двинулся в лес, объезжая вековые деревья и заросли кустарника.
   За ним потянулись три молниеметателя и дюжина  оставшихся  воинов.  Почти
половина из них была ранена, но никто не шевельнулся помочь друг другу. Даже
предводитель, с обугленной в первой атаке рукой, не повел взглядом  на  свою
рану.
   - Неплохие бойцы, - оценил  Сотник,  провожая  их  взглядом.  -  А  самое
главное, забывчивые. Не хотелось бы мне стать  похожим  на  нашего  жареного
гуся.
   - Мне бы тоже не хотелось, - подтвердил Микишка.  -  Хотя  вовсе  они  не
забывчивые. Нас двое, мы  свежие,  тем  более  у  этих  троих  сил  осталось
маленько, они сейчас и на три сажени не стрельнут. К тому же боятся, вдруг у
нас лук есть, а у них, видимо, только эти трое и остались.
   Извек двинулся вперед. На ходу оглянулся, сверкнула белозубая улыбка.
   - С меня полгривны. Только скажи, как победителя определил?
   - А мы с ними с уже встречались. И с теми и другими.  Эти  рогатые  самые
настырные, лезут напролом. Наш кудесник рассказывал, что им лучше сдохнуть в
бою, чем провиниться перед демоном, который над ними поставлен. Провинишься,
мол, устроят такую вечную муку, что любая смерть благом покажется.  Конечно,
над этими демонами еще выше власть есть. Диавол какой-то. Его еще  Люцифером
называют, Астаретом, Велиалом, Асмодеем, Сатаной, Вельзевулом... еще как-то,
не помню уж всего. Так того, верховного, вся эта гадость, еще больше боится.
Вот и дерутся, как бешеные, правда, когда под надзором.
   - А эти, которые верхом? - напомнил Сотник, стягивая гривну.
   - Узкоглазые? Это  другого  поля  ягоды.  Мустахи,  дивы,  аблаи,  джинны
всякие. Тоже имеют над собой главного, то  ли  Иблиса,  то  ли  Шайтана,  но
сильны только скопом, как степняки. Грудь  на  грудь  слабоваты.  Так  себе:
набегут, навоняют, получат отпор и обратно. Им тут тяжко  приходится,  здесь
не степь и не горы. А гривну себе оставь, мы же на базаре и не в корчме.
   - Тогда возьми это, - весело предложил Извек, доставая из кошеля  монету.
- Уговор дороже денег.
   - Пойдет! - согласился Микишка и, ловко подкинув денежку, спрятал в пояс.
   Дальше шли молча. Приближалось место  побоища.  В  нос  ударил  удушливый
запах горелой плоти,  выжженной  травы  и  разорванных  внутренностей.  Тела
громоздились разновеликими кучами, будто  кто-то  нес,  потряхивая,  дырявую
котомку с трупами.
   Тут только удалось  разглядеть  верховых  животных,  издали  напоминавших
рогатых лошадей.
   Остановились  возле   крайнего.   Пока   Микишка   отдирал   от   уздечки
восьмиугольную звезду,  Сотник  внимательно  разглядывал  странного  боевого
скакуна.
   Поджарое лошадиное тело оканчивалось коротким козлиным  хвостом.  Крепким
сухим ногам позавидовали бы лучшие жеребцы, если бы не странные, разделенные
на три пальца, копыта.
   Но самой странной была голова зверя.
   Изящная узкая морда походила на лошадиную, но над ушами из черепа торчали
длинные дугообразные рога с удивительно острыми концами. Гладкие,  молочного
цвета костяные пики росли под таким  углом,  что  при  желании  легко  могли
пробить что угодно. Это подтверждали и рыже-бурые кровяные разводы на  рогах
некоторых животных. Голову покрывала мягкая, белоснежная  шерсть.  Там,  где
голова присоединялась к мощной шее, проходила резкая граница между  белой  и
серой шерстью, отчего издалека  казалось,  что  на  туловище  коня  нацепили
выбеленный дождями рогатый череп. Это ощущение усиливали непривычно  крупные
глаза.
   - Вот это скакуны! -  пробормотал  Извек  и  побрел  дальше,  разглядывая
неподвижные тела.
   Микишка брел в трех шагах сбоку. Поднимал чужое оружие, вертел  в  руках,
отшвыривал и шел дальше. Несколько раз срывал с убитых странные  браслеты  в
виде охватывающего руку нетопыря. Подобрал  и  две  разрубленные  цепочки  с
подвешенными к ним чёрными камнями.
   Перешагнув чьи-то внутренности, услышал слабое поскуливание, оглянулся  и
попятился. Один из  мертвых  зверей  вдруг  поднял  голову  и  посмотрел  на
ополченца жалобными глазами. Извек тоже оглянулся на звук и теперь удивленно
взирал на ожившего.
   - Вот те на! Живой  коник  объявился?!  Ворон,  тебе  приятеля  не  надо?
Посудачить, новостями обменяться?
   Ворон косился настороженно. Тоже впервые видел таких белоголовых.
   Рогатый испуганно хлопал ресницами, но понял, что врагов нет  и  принялся
громко скулить, тараща на людей умные красные глаза.
   Заднюю ногу крепко пришпилил к земле  большой  трезубец,  голову  держала
уздечка, запутавшаяся на убитом всаднике. Избегнув смерти от ран, теперь был
обречен на смерть от голода и жажды.
   - Ну что, коняга? Радуешься?!.. - беспечно спросил Микишка.
   - Чему ж тут радоваться? - не понял Сотник.
   - Как чему? Тому, что жив остался,  что  люди  добрые  мимо  шли,  теперь
помогут и отпустят на все четыре стороны.
   Он уцепился за дуги трезубца и, набычившись, потянул. Земля заскрипела  и
вырвалась большим мохнатым комом.
   - Ну вот, - облегченно вздохнул Алтын, вытряхивая копыто из прогала между
остриями. - Теперь башку отцепим, и гуляй себе на здоровье.  Впрочем,  лучше
вертайся к себе.
   Животное торопливо вскочило, оказавшись ростом  с  Ворона,  встряхнулось.
Ещё раз скульнув, развернулось к растерявшемуся спасителю и быстро  облизало
разбитую рожу Алтына. Кожу защипало, будто в  неё  воткнули  мириады  мелких
иголок. Микишка отплюнулся и чуть было не стукнул  шестопёром  между  рогов.
Утираясь  рукавом,  проклинал  и  нечисть,   и   проплешины,   но   внезапно
почувствовал, что жжение прошло, а вместе с ним исчезла боль  в  ссадинах  и
синяках.
   - Ладно, двигаем отсюда, - проворчал он и направился к дороге. - Нам  ещё
шагать и шагать, а тут козлы с поцелуями лезут.
   Сотник ухмыльнулся, запрыгнул в седло. Двинулись дальше, через пару сотен
шагов услыхали за спиной приглушённый топот. Оглянулись, насторожено взялись
за оружие. Топот приближался и скоро из-за поворота вытрусил знакомый зверь.
Увидав спасителей, радостно вильнул хвостом и заторопился  к  ним.  Алтын  в
сердцах плюнул скрестил руки на груди.
   - Не было у бабки забот! Теперь рогатое порося привязалось...
   - Конь это к добру, - утешил Извек. - Даже такой чудноватый.
   Микишка покосился, чувствуя подвох, но Сотник, как ни в  чём  ни  бывало,
рассудительно продолжал: - И не рубись, что он с рогами, у моего вон тоже  -
уши как у зайца, и ничё: нормально.  Конь  это  конь.  Примета  есть  такая,
говорят, что если есть конь,  то  обязательно  повезёт.  И  если  хорошенько
покормить, то повезёт быст