и насмешками, раззадоривая боевой дух. Этот  же  прохаживался
как на торжище и, будь под ногами ромашки - давно  бы  сорвал  и  нюхал.  Но
ромашек на мосту не было, как и у  Бутяна  не  было  желания  бросать  своих
молодцов в атаку. На таком мосту конный пешему  не  товарищ.  А  пеших,  при
определённом навыке, можно десятками отправлять с  моста  на  острые  камни,
усеивающие дно ущелья.
   - Вот те, бабушка, и юркни  в  дверь,  -  пробормотал  Бутян,  потряхивая
топором.
   Дрозд пробежал по лицу атамана быстрым взглядом.  От  непонимания  взгляд
косых глаз на миг выровнялся.
   - Батько, ты куда? Ежели на мост, то надо бы  сперва  хлопцев  запустить.
Либо...
   - Да я вас уже два раза запущал! Остались от орликов вошки, да  блошки...
да вонища окрест! - проворчал Бутян.
   Подручный хлопнул  себя  по  лбу,  еле  сдерживая  восторг  от  придумки,
выпалил:
   - Так давай его каменьями забросаем, пока пеший. И дело сделаем, и  забот
меньше, метателей с десяток осталось.
   Бутян посмотрел на подручного, как корова на протухшую рыбу.
   - Уймись, камнемёт, такое нам не к лицу.
   - Эт почёму? - не понял Дрозд.
   - Потому, что оскорбительно для воя, быть закиданным каменьями. Тем более
такой шайкой.
   Дрозд едва не подпрыгнул от возмущения.
   - Шайкой? Ну, батько, ты и сказал! Это наше-то войско шайка?!
   - По сравнению с ним, шайка! - отрезал Бутян утвердительно.
   - Ну и пусть он тогда катится к Ящеру! -  обиделся  косоглазый.  -  А  мы
пойдём обратно. В этих краях ни обозов, ни путников с кошелями, одни  камни,
а я это не ем!
   - Нет, сокол мой певчий, и отпускать его не можно! - вздохнул  атаман.  -
Потому как не  смогу  я  спокойно  ступать  к  своему  заветному  маленькому
княжеству, пока знаю, что может встретиться такой вот  человечек.  Пойду-ка,
пожалуй, потолкую. А вам  всем  надлежит  возвращаться  к  обозу.  Ждать  до
вечера. Будешь за главного. К вечеру не вернусь -  сами  думайте  как  быть.
Двигай!
   Он спешился и не оглядываясь направился  к  мосту.  За  спиной  защёлкали
бросаемые в ножны мечи, зазвенела упряжь  -  ватага  молча  повернула  коней
вспять.  Удаляясь  прогрохотали  копыта  и,  Бутян   ещё   раз   порадовался
установленной  в  отряде  дисциплине.  Мост  приближался.  Сотник   перестал
прохаживаться, ждал чуть расставив ноги и  склонив  голову  на  бок.  Атаман
крутнул топором, разминая плечо, но едва занёс ногу над первым камнем моста,
как в голове знакомо бумкнуло и зашумело.
   - Ох, не к месту! - сморщился Бутян. - Только Чахлыка сейчас не хватало.
   Он остановился, в нетерпении постукивая топором по ноге. Издалека донёсся
вкрадчивый голос Кощея.
   - Будь здрав, доблестный Бутян! Где обретаешься, велики ли успехи?
   - Велики, Бессмертный, велики гораздо. - процедил Бутян. - Две сотни  уже
свою награду получили. А обретаюсь в двух днях от того места где ждали.  Тут
трещинка такая в земле, а через неё мосточек переброшен, каменный  и  узкий,
как задница степняка...
   - А, припоминаю, - неторопливо продолжал Кощей. - А  человечек  мой  как?
Встретились надо думать?
   - Да вон он! На самой серёдке стоит.
   -  Живой!?  -  в  невозмутимом  голосе  Бессмертного  послышалась   нотка
удивления.
   - Да, пожалуй, поживее тебя будет.
   Кощей помолчал.  Когда  заговорил,  в  змеином  шипении  звучала  издёвка
пополам с разочарованием.
   - Не узнаю тебя, доблестный Бутян! Неужто не совладал?
   Атаман промолчал, встретившись взглядом с дружинником.  Тот  всё  так  же
стоял,   спокойный   и   уверенный,   только   чуть   удивлённый    заминкой
преследователей. Бутян, не отводя глаз, переступал с ноги на ногу.  Понимал,
что может показаться смешным, остановившись у начала моста и что-то  бормоча
себе под нос, в то время как враг ухмыляется  в  двадцати  шагах.  В  голове
снова зашелестело:
   - Значит не совладал! - заключил Бессмертный утвердительно. - Выходит  не
по твоим лошадиным зубам оказался!
   - А пошёл ты, почтеннейший! - прошипел Бутян, зверея.
   Кощей задохнулся от гнева, но  быстро  взял  себя  в  руки.  Голос  вновь
зазвучал тихо и умиротворённо:
   - Доблестный Бутян, ты не забыл? Я плачу золотом!  Выполни  и  я  увеличу
золота втрое...
   - Да забей ты себе  это  золото...  плашмя!  -  перебил  Бутян  и  дёрнул
головой,  вытряхивая   из-под   темени   голос   далёкого   собеседника.   С
удовольствием почувствовал, как в голове заметно прояснилось, вновь  услышал
свист ветра в скалах и глубоко вздохнул.
   - Это уже моё дело!...
 
   ...Лицо Кощея застыло  как  валун,  из  которого  вытесали  кресло.  Кожа
натянулась, обрисовав кости черепа. Пальцы  на  подлокотниках-ушах  едва  не
крошили желтоватый камень. Каждый нерв Бессмертного  ловил  звуки  боя  двух
смертных. Несмотря на то, что Кощей хотел смерти обоим,  первым  должен  был
умереть  тот,  кого  звали  Извеком.  Дружинник,  который  выполнил  Кощеево
поручение в точности и даже  лучше,  чем  можно  было  ожидать.  Именно  это
"лучше" и было причиной, чтобы Сотник отправился в вирый  поскорее  и  любой
ценой.
   Пять веков Кощей дожидался благоприятного стечения обстоятельств. Он даже
пытался подгонять эти обстоятельства, как пастух подгоняет камолых коров. Не
покладая рук, вычислял человека, над  которым  повиснет  обережный  круг.  И
когда такой человек наконец появился, Бессмертный едва успел  вывернуть  его
дорогу к своему пещерному логову.
   Уже за несколько десятков полётов стрелы, Кощей убедился, что едет именно
тот, кто нужен. Острый глаз различал крохотную фигурку у самого  окоёма,  но
ни одно заклятье не давало увидеть всадника магическим зрением.  Человек  на
коне будто бы не существовал для колдовских ухищрений и  был  прозрачен  для
любых магических воздействий.
   Врождённая ли  защита  от  чар  или  нечто  иное,  но  любое  колдовство,
направленное против такого  человека  теряло  силу,  оставляя  его  уязвимым
только перед простыми смертными. Однако бойцы, способные с таким справиться,
на дороге не валяются.
   Бутян, непревзойдённый боец, хитрый как лис  и  быстрый  как  ветер,  был
таким поединщиком. Теперь Кощей,  превратившись  в  слух,  ловил  звуки  боя
атамана и Сотника. Кощей чутко вычленял, из топота и  звона,  яростные  рыки
Атамана и звуки, вырывающиеся из горла Сотника. Бутян,  при  каждом  взмахе,
будто проламывал  крепостную  стену,  слышалась  неудержимая  мощь  и  свист
рассекаемого топором воздуха. Извек же крякал отрывисто, будто  колол  дрова
точными, выверенными ударами.
   Внезапно звякнуло иначе, прошуршало несколько спутанных, неверных  шагов.
Несколько мгновений сипел лишь воздух, прогоняемый могучей грудью  наёмника.
Кощей же наоборот - почти перестал дышать, впитывая каждый шорох.  В  дланях
бессмертного скрипнуло, на  пол  скользнула  струйка  песка.  Под  пальцами,
стиснувшими подлокотники, обозначились неглубокие вмятинки.
   - Неужели сделал!? - прошептал Кощей одними губами.
   Нет, Бутян вновь рыкнул, как разъярённый медведь. Между стен ущелья опять
зазвучали скрежет ударов, хрипы раскалённых глоток и шорохи подошв по камню.
   Кощей болезненно поморщился, будто звуки причиняли невыносимое страдание.
Атака следовала за атакой. После очередной,  что-то  тяжёлое  грохнулось  на
мост и, гремя доспехом, покатилось по камням.
   - Ну же! - вырвалось у Кощея. - Добей, Ящер тебя задери!...
   Но тот, что упал, так же быстро вскочил. Свист летящего топора  оборвался
гулким звоном, едва не порвавшим ушные перепонки Кощея. Из под чьей-то  ноги
с хрустом выломались камни, но дробный хруст тут же оборвался - россыпь ушла
к скальным клыкам на дне ущелья. Несколько мучительных мгновений тишины и...
бой продолжился с прежней силой. Внезапно звон прервал смачный шлепок, будто
в стену хаты влепили крупный сырой снежок. Другое тело проехалось по  земле,
вслед загремело выпавшее топорище.
   Верхняя губа Кощея брезгливо поползла  вверх,  лицо  перекосила  досадная
гримаса. Нужды слушать  больше  не  было.  Уже  и  так  знал,  что  поединок
закончился. Сейчас быстро шаркнут подошвы  сапог  Сотника,  коротко  вжикнет
лезвие Кладенца и дело завершит влажный хряп раскалываемого как орех  черепа
Бутяна...  Бессмертный  безнадёжно  покачал  головой,  стряхивая  наваждение
дальнего слуха.
   - Ну  людишки,  -  простонал  он,  поднимаясь  с  причудливого  каменного
трона-языка.
   Жилистая длань устало потянулась ко лбу, пальцы собрали кожу на висках  в
складки.
   - Жалкие смертные! Всё играют в  старые  бирюльки!  Поединок...  Честь...
благородство...  великодушие...   Придурки!   Пыль   на   сапогах   времени!
Бестолковые созданья,  не  замечающие  горных  хребтов  поперёк  дороги,  но
спотыкающиеся на самом ровном месте! Пшено наивного Рода! Срань земли!...
   Бессмертный зло вздохнул и тяжело направился к столу.  Наполнил  алмазный
кубок, медленно осушил до дна и,  как  огрызок,  швырнул  через  плечо.  Под
потолком зала прозвенели колокольчики долгого звонкого эха.
   - Почему же в других землях, в самых поганых племенах, любой шакал знает,
что честность - хорошее качество,  когда  все  вокруг  честные,  а  ты  нет.
Благородство - великая штука, когда  среди  благородных  сам  -  подонок.  И
гордость хороша когда прочие у тебя под пятой!
   У нас же нет! Каждый лапотник едва морду  от  навоза  ототрёт,  так  туда
же... Душа нараспашку, честь -  всерьёз,  гордость  -  до  кровавых  соплей,
благородство - хоть башку откручивай! Отступить - никогда!
   Кощей застонал, исполненный бессильной ярости. В сердцах  смёл  со  стола
чаши и кувшины.
   - Ну ничего, скоро новая вера посшибёт всю  спесь.  От  раба  божьего  до
простого раба шажок меньше пичужьего. Коли перед богом спину согнул, то и на
колени встать недолго. А вот стоять на  коленях  придётся  долго...  Ох  как
долго...
 
   Глава 24
   И рассвет с закатом дюже похожи,
   да за каждым слишком разное следует...
   Витим - Большая Чаша.
   ...Бутян проводил  взглядом  кувыркающийся  в  воздухе  топор.  Рука,  не
подводившая доселе ни разу, встретившись с тяжёлым лезвием  меча,  почему-то
подвела. Если бы не  наруч  с  кованными  пластинами,  переломилась  бы  как
прутик, несмотря на то, что меч пришёлся  плашмя.  Был  ли  это  расчёт  или
ошибка  русоволосого  дружинника,  рассуждать  некогда.  Молниеносно  оценив
ситуацию,  Бутян  собрался  и  метнул  тело  вперёд.  Быстрота,  сноровка  и
тренированное тело не раз спасали  его  раньше.  Пока  противник  радовался,
увидав в руках у Бутяна сломавшийся меч или обрубок топорища,  атаман  живым
вихрем врезался в  грудь  противника,  и  в  мгновение  ока  ломал  могучими
ручищами неприкрытую доспехом гортань.
   Однако, на этот раз боги не были  благосклонны  к  лихому  батьке.  Кулак
Извека встретил его на полпути и, изменив направление броска, откинул Бутяна
в сторону. Громыхнув спиной о камни моста, атаман привычно перекатился через
голову и... ощутил, что твердь под ним кончилась. Носки сапог  скребнули  по
отвесным валунам, руки судорожно растопырились в поисках опоры, а  тело  уже
начало движение вниз. Перед мысленным взором Бутяна пронеслись пики  камней,
поджидающие на дне ущелья. Под ложечкой всё сжалось  в  ожидании  последнего
полёта, в конце которого смерть. Однако Ящер в этот раз чем-то  отвлёкся,  а
Перун видимо не спешил получить в свою дружину воина с  лошадиным  лицом.  В
последний момент руки Бутяна встретили опору, в виде нижней глыбы  моста,  и
атаман повис над пропастью, как вяленый жерех над  подоконником.  Вверх,  по
источенным ветрами камням, тянулись белые полосы птичьего помёта. Чуть сбоку
чернели прутья брошенного  гнезда,  а  сверху  появилась  голова  удачливого
противника. Синие  как  небо  глаза  округлились,  но  тут  же  прищурились,
встретившись с яростным взглядом Бутяна.
   - Да, - протянул Сотник. - Видать Несреча тебе нынче. Хотя, нет! Всё-таки
Среча, потому как камни внизу ещё чистые.
   - Проваливай! - прохрипел Бутян. - Дальше не твоё дело.
   - Упрямый? - вздохнул Извек. - Ну, как знаешь, хотя, понимаю, сам  такой:
лучше смерть, чем милость. А жаль...
   Голова исчезла. Щёлкнул брошенный в  ножны  меч,  затихли  быстрые  шаги.
Скоро от дальней стороны моста донёсся утихающий перестук копыт и  наступила
тишина, нарушаемая лишь натужным дыханием атамана и посвистыванием  ветра  в
скалах. Руки начинали неметь,  особенно  правая,  отсушенная  ударом.  Бутян
понимал, что если будет продолжать висеть, встреча с камнями -  лишь  вопрос
недолгого времени. Пора выбираться.  Он  постарался  покрепче  утвердить  не
пострадавшую руку. Осторожно отцепил правую, опустил, потряс, восстанавливая
кровоток. Когда начал ощущать содранные  в  кровь  пальцы,  вернул  руку  на
место, уцепился покрепче  и  повис,  приводя  в  порядок  левую.  Глаза  тем
временем спешно ощупывали камень в поисках удобных  зацепов.  Как  назло,  в
досягаемости обнаружилось лишь  несколько  глубоких  вертикальных  щелей,  в
которые пролезала вся рука целиком, да дыры брошенных гнездовий, с мусором и
трухой, грозящей осыпаться при первом прикосновении.
   Подтянув тело вверх, Бутян втиснул предплечье в трещину и  заклинил  его,
покрепче сжав кулак. Перевёл дыхание, зашарил над головой  свободной  рукой.
Тщетно. Голый камень  лишь  изредка  выступал  чешуйками  не  толще  пальца,
которые отслаивались и ломались, не выдерживая тяжести окольчуженного воина.
   Надежда на спасение уже сделала первые  шаги  прочь,  но  помедлила  и  в
сомнении оглянулась. Бутян попытался забросить ладонь в дыру гнезда, но едва
не потерял единственную опору. Из горла вылетел рык. По внутренностям пополз
ледяной  змей  страха  и  досады.  Мечты,  что  лелеял  в  последние   годы,
растворялись зыбким туманом. Видно не дожить  ему  ни  до  старости,  ни  до
внуков. Дыхание вырывалось со стонами. Он посмотрел на оскалившееся  камнями
дно ущелья, терпеливо поджидающее добычу в голубой  дымке.  Среди  гранитных
клыков то ли привиделись, то ли действительно лежали  белые,  отполированные
дождями кости. В голове промелькнула злая мысль: не дожидаться,  когда  руки
ослабнут окончательно и он бессильно полетит вниз. Не лучше ли  оттолкнуться
и самому сделать рывок в объятия смерти.
   Упавший на голову камушек только прибавил злобы, но донёсшийся  вслед  за
этим голос Дрозда заставил вывернуть шею и глянуть вверх.  Косой  недоумённо
хлопал глазами и опускал спасительный ремень.
   - Батько! Будя висеть-то! Цапай за пряжку и пойдём наверх!
   Перед носом Бутяна раскачивался конец перевязи боевого  рога.  С  другого
конца перевязь  продолжалась  шитым  шёлковым  поясом,  снятым  когда  то  с
толстобрюхого ромейского купца. Косоглазый тогда немало  повеселил  атамана,
наматывая алую полосу ткани в три слоя вокруг своих узких бёдер.  Теперь  же
пояса едва хватило, чтобы намотать вокруг запястья и свесить ремень вниз.
   Бутян стиснул зубы, чтобы не закричать от полыхнувшей в  сердце  радости.
Медленно, боясь сделать неверное движение, поднял побелённую  помётом  руку,
вытер ладонь о жесткие волосы и бережно поднёс к чеканной  пряжке.  Прикинув
длину перевязи,  зажал  узорчатую  пластину  между  большим  и  указательным
пальцами и сделал оборот. Рука оказалась в плотной  петле.  Бутян  осторожно
подтянулся и, почти с удовольствием, ощутил боль от натянувшегося ремня. Рот
открылся в бесшабашном оскале.
   - Гожо, воробышек, полезли помаленьку.
   Дрозд потянул на себя. Связка заколыхалась струной, приняв на себя  дрожь
руки. Лицо Дрозда порозовело. Вытянув пояс на два вершка, перехватил  пониже
и сдвинул батьку ещё на вершок. Бутян зашлёпал свободной ладонью по  камням.
Нащупав трещинку, уцепился пальцами,  выдал  слабину.  Косоглазый  мгновенно
подобрал пояс, лицо из розового стало  пунцово  красным,  заблестели  бусины
пота, и атаман сдвинулся вверх на пядь. Теперь Бутяну удалось найти  зацепку
поглубже. Утвердившись на ней, он  ещё  подался  вперёд,  вывесив  пол-локтя
спасительной  связки.  Заметил,  как  налились  кровью  косые  очи   Дрозда,
подмигнул, натужно прохрипел:
   - Не торопись, орёлик, нам внизу вдвоём делать нечего. Передохни малость,
к вечеру всё одно выберемся.
   - Ага, - прошипел Дрозд. - Если не замёрзнем по дороге.
   Он перекинул провисший пояс через шею, натянул шёлк и перехватил как  мог
дальше. Пальцы побелели и пояс сдвинулся на локоть.  Носки  Бутяновых  сапог
скребнули по камню, рука нашла  очередную  зацепку.  Дрозд,  улучив  момент,
продёрнул пояс по шее. Глаза заблестели радостью: атаман  уже  мог  помогать
ногами.
   - Сдюжим, батько! Видят боги, сдюжим!
   - Сдюжим... - отозвался Бутян и зажмурился.
   В глаза упали  капли  пота,  сорвавшиеся  с  носа  Дрозда.  Бутян  потряс
головой, на сухой камень полетели брызги, в  глазах  щипало.  Преодолев  ещё
полтора локтя, кое-как закрепил ноги на стене, и уже  спокойней  намотал  на
запястье пару оборотов. Сверху капало всё чаще, но мутный пот  был  приятней
весеннего дождя. Глаза Дрозда лезли из орбит, но он  всё  чаще  перехватывал
пояс и тянул с таким остервенением, что атаман  едва  успевал  цепляться  за
выбоины.
   Наконец, тяжело дыша, повисли  нос  к  носу.  Запалившийся  Дрозд  сипел,
раздувал ноздри и таращился в смеющееся лицо Бутяна.  Тот  медленно  отодрал
руку от камня и, почти ласково, смахнул с лица подручного крупные капли.
   - Ну что, свиристель, отдыхай, дальше я сам.
   Дрозд прикрыл глаза и бессильно уронил голову. Атаман же отёр мокрую руку
и вцепился в плечо подручного. Придавив его к мосту, приподнялся над  краем,
сбросил  с  руки  перевязь  и,  опершись  о  камни,  перевалился  на  ровную
поверхность. Проморгавшись, заметил, что ноги Дрозда сжимают огромный валун,
которого раньше не было: видно подручный позаботился о противовесе, чтобы не
утянуло тяжестью Атамана.
   Бутян перевернулся на спину, закрыл глаза и захохотал,  давясь  воздухом,
кашляя и размазывая по  лицу  пот.  Отдышавшись,  поднялся  на  четвереньки,
подполз к лежащему ничком Дрозду, уцепил за мокрую рубаху и потянул от  края
злополучного моста. Перевернув вверх лицом,  заглянул  в  счастливые  глаза,
похлопал по вздымающейся груди.
   - Выходит погуляем ещё! Ой, погуляем, и к бабке не ходи!
   - Не пойду! - выдохнул тот и тоже зашёлся каркающим смехом.
   Бутян тяжело  поднялся,  встряхнул  руками,  развёл  плечи  и  притопнул,
стряхивая усталость.  Протянул  руку,  взгромоздил  подручного  на  ноги  и,
глубоко вздохнув, снова пустился притоптывать. Дрозд, гакнув во  всё  горло,
затопотал рядом, то и дело, потряхивая головой,  приподнимая  руки  и  резко
бросая  их  вниз.  Когда  бойцовская  плясовая  вернула  телу  силы,   Бутян
оглянулся, отыскивая глазами  коней.  Жеребцы  дожидались  у  начала  моста.
Атаман кивнул на терпеливых скакунов.
   - Веди, поскачем за путником. Дюже спознаться охота.
   Дрозд  припустил  за  конями,  атаман  же  направился  в  противоположную
сторону. Когда по мосту зацокали  копыта,  он  уже  склонился  над  дорогой,
врубая в память нечёткие  следы  Вороновых  подков.  За  спиной  послышалось
сопение подручного и двух  лошадиных  морд.  Держа  коней  в  поводу,  Дрозд
заглядывал через плечо батьки, щурился: тоже  запоминал  каждую  особенность
копыт чёрного скакуна.
   - Кован по-киевски. - определил Бутян. - Однако, подковы особняком гнуты,
не блинами, как у наших, вытянутые.
   - Не спутаешь, - согласился Дрозд и, помедлив, невпопад спросил. - А  как
с войском? Дорога не близкая, коли возьмёмся выслеживать.
   - Не пропадут, чай не дети.  Да  и  сколь  того  войска  осталось.  Думаю
дождутся. А не дождутся, так начнём сначала. Крепкий мужик ещё не перевёлся,
время есть. Если сегодня сам Ящер утёрся, то пока поживём.
   Бутян  оглянулся  на  Дрозда.  Тот  уже  заново  опоясался  и   пригладил
взлохмаченные волосы, рог по прежнему висел  через  плечо  и  только  мокрые
концы шёлка напоминали о  случившемся.  На  батьку  погляды