ело подпереть верхушку небес, а из семи  киевских  ворот
уже  выметнулись  группки  всадников  и  потекли  по   дорогам,   постепенно
рассыпаясь по развилкам и  отворотам.  После  полудня  Извек  снова  остался
наедине с Вороном. Не глядя, проехал мимо невеликой деревушки, прилепившейся
к берегу Лебеди. На душе снова было пакостно. Тревога, появившаяся с вечера,
подспудно росла. Утренние речи Владимира и Сарвета только усилили  невесёлые
предчувствия. Извек вдруг ощутил себя ребёнком  в  тёмном  чужом  лесу.  Как
когда-то в детстве, после смерти родителей,  захотелось  снова  прижаться  к
мудрому и сильному дядьке Селидору, прильнуть щекой  к  его  могучей  тёплой
ладони и затихнуть испуганным маленьким зайчонком...
   Из под копыт коня выпорхнула горлица и,  набирая  высоту,  устремилась  к
дальнему лесу. Извек следил за её трепещущим полётом, пока откуда-то  сверху
не упала стремительная тень коршуна. Удар, суматошный всплеск крыльев  и,  в
воздухе закружилось облачко лёгких  пёрышек.  Обременённый  добычей,  хищник
натужно выровнял полёт и закрылатил к своему гнезду.
   - Не к добру, - прошептал Извек. - Не иначе, лиху какому-то быть...
   Темень застала у старой стоянки. Под бревенчатым навесом,  стоймя,  сохли
припасённые  для  путников  дрова.  Кострище  чернело  былыми   угольями   и
закопченными камнями. Ворон, лишившись седла и уздечки,  побрёл  к  ручейку,
цепляя с ветвей крупные листья. Сотник, запалил костер, выудил из сумы  хлеб
с луком, но куснув пару раз без охоты,  засунул  обратно.  Посидев  у  огня,
перешёл под навес, улёгся на кучу прошлогодних листьев, задремал...
   Бледный свет луны выявил тонкий, ползущий по  траве  ковёр  тумана.  Всё,
чего он касался, тут же  замирало  в  сонном  оцепенении.  Чуткий  Ворон  не
заметил, как копыта скрылись в призрачной дымке и пелена дрёмы окутала  его,
притупив и слух, и обоняние. В кустах сверкнули призрачные огоньки. Мерцая в
листве,  попарно  двинулись  ближе,  и  из-под   ветвей   выступили   мавки.
Оглянувшись на того,  кто  остался  в  зарослях,  обе  лукаво  улыбнулись  и
приблизились к коню. Погладив дремлющего Ворона, расчесали  пальцами  густую
чёлку, потрепали  тёплые  уши.  Похихикивая,  заплели  на  чёрной  гриве  по
косичке, глянули на спящего Извека.  Перешёптываясь  шагнули  к  дружиннику,
однако, на полянку выступил леший и погрозил узловатым сучком пальца.
   - Нук цыть, бестолковые, не мешайте молодцу почивать. Ему и так маетно...
вон, вишь, во сне мечется, да зубами скрипит.
   Подковыляв к спящему, присел рядышком и осторожно положил шершавую  длань
на лоб. Прислушавшись к чему-то, печально покачал косматой головой.
   - Эх, добрый молодец, душа  неугомонная,  нелёгкие  дорожки  ногам  твоим
застланы. Приплетён ты ими к земле накрепко, а  через  беды  земли-матери  и
тебе несладко. - убрав руку, вздохнул. - Да укрепят тебя светлые боги.
   Глянув на притихших мавок, поднялся, поманил рукой.  Когда  те  беззвучно
приблизились, что-то шепнул обоим. Сверкнул оком на их удивлённые мордашки и
добавил уже громче:
   - Ему надо! На нём, нынче, многие узелки завязаны.
   Мавки кивнули и спешно  засучили  в  воздухе  руками.  От  тумана  начали
вздыматься  зыбкие  сполохи,  загустели,  закружились  и,  послушные  гибким
пальцам,  сплелись  в  кольцо.  Повинуясь  неуловимым   мановениям,   кольцо
скользнуло к Извеку и, скрыв его на миг, тихо растаяло в воздухе.
   - Ну, седьмицу-другую, и такой обережный круг  не  помешает,  -  вздохнул
леший. - А там...
   Он замолчал и, махнув посерьёзневшим проказницам, скрылся в  лесу.  Мавки
поколебались, бросили любопытный взгляд на дружинника и, сморщив  досадливые
рожицы, юркнули за хозяином леса...
   Верхушки деревьев порозовели от утренних лучей Ярилы.  По  лесу,  на  все
лады, звенел щебет  многоголосых  птиц.  Сотник  подбоченясь  стоял  посреди
поляны и пожирал взглядом удручённого Ворона.  Тот  хлопал  большими  умными
глазами, шумно вздыхал.  Хозяин  же,  укоризненно  ворча,  ткнул  пальцем  в
появившиеся за ночь косички.
   - Что ж ты, брат? Отрастил лопухи как у зайца, а того, кто ночью  шастал,
не услышал! Вона, глянь какую красоту  навели,  а  могли  небось  и  ползада
отожрать, пока ты дрых. Соня  ты  комолый.  Вот  оставлю  косищи,  и  будешь
шоркаться по белу свету, как красна девица...
   Виноватый вид понурого Ворона отвечал красноречивее слов...
   - Ладно, иди сюда, расплету! - сжалился Извек.
   Распутывая гриву, удивлялся, что на душе было странно легко. Будто бы  за
ночь кто-то напитал сердце звонкой радостной силой.  В  голове  прояснилось,
стёрся даже грязный  осадок  давешнего  предчувствия.  Уже  в  седле  достал
вчерашнюю еду, в охотку позавтракал. Остаток хлеба отдал коню и, дождавшись,
когда тот с удовольствием прожуёт, пустил Ворона галопом.
   Незаметно, как удача при игре в кости, перелесок кончился. Дорога  плавно
забрала влево, обходя пригорок со сторожевым застругом. На фоне неба  темнел
частокол, скрывающий тесный двор с избой и  высокой  башенкой.  В  смотровой
клети темнела фигура дозорного и, не успел Сотник съехать с дороги,  как  до
него донёсся короткий свист. В  частоколе  обозначились  бойницы  в  толщину
бревна. Лиц  за  бойницами  было  не  разобрать,  но  Извек  знал,  что  его
внимательно разглядывают через наконечники  трёхгранных  пробойников.  Хотя,
наверное, уже нет: на таком расстоянии Ворона даже спьяну не спутаешь.
   Он не ошибся: воротина поползла в сторону и в проёме,  куражно  расставив
руки, показалась громадина Рагнара. Пропуская всадника в распахнутый  створ,
великан широко улыбнулся и потрепал Ворона за уши:
   - Ты вовремя сюда явилась, птица. Овёс ещё остался, да и воду ещё не  всю
выхлебали.
   - А я что, не в счёт? - возмутился Сотник.
   Рагнар хохотнул.
   - И тебе, сокол, кое-что перепадёт! Давеча,  Павка-Тур  кабанчика  добыл,
небось, уже прожарился. Определяй ушастого к кормушке и давай за стол.
   Заперев бойницы, стали подтягиваться  лучники.  Здоровались,  хлопали  по
плечам, вели в  избу.  Там  уже  гремели  лавки,  брякали  глиняные  плошки.
Вошедшему высвободили место у окна, лицом к  двери,  дабы  каждого  видел  и
слышал. Павка-Тур, прозванный за немалый рост Осадной Башней,  двинул  гостю
блюдо с кабаньей лопаткой, в рубленном с солью  зелёном  луке.  Молча  ждал,
знал, что расспросы хороши после еды. Заметив, как гость быстро  расправился
с угощением, привстал.
   - Подложить ещё?
   Сотник спешно замотал головой.
   - Лучше с собой малость возьму. Велено быть обратно, не мешкая.
   Рагнар понимающе кивнул, взглядом отослал одного из дружинников  собирать
еду, сам уселся поближе. Извек собрался с мыслями, кое-как передал спутанное
поручение воеводы, постаравшись,  чтобы  засечники  поняли  общий  смысл.  В
заключении пересказал поучения заморских послов, как надобно жить по  новому
покону. Засечники кривили лица, играли желваками, но слушали  не  перебивая.
Лишь когда рассказ закончился, раздалось  несколько  злобных  восклицаний  и
стол вздрогнул под тяжёлым кулаком Осадной Башни. Сотник успокаивающе поднял
руки.
   - Буянить не велено! Велено быть готовым. Поглядим, чё они  замыслили,  а
там и посмотрим. Тем паче, что от присяги князю деваться нам некуда.
   Не сказав больше ни слова, двинулся к двери.  Оглянувшись  на  удрученных
ратников, поклонился.
   - Благодарень, други, за угощение! Пора мне.
   Когда садился на  коня,  Рагнар  вынес  берестяной  скрутень  с  дорожным
перекусом. Деловито сунув пищу в седельную суму, хлопнул Ворона по крупу.
   - Лети, птица. Да хвост береги, и свой, и хозяйский.
   Конь  запнулся,  осмысливая  сказанное,  но  подгоняемый   жизнерадостным
хохотом Рагнара,  деловито  двинулся  со  двора.  Вслед  донёсся  прощальный
скрежет воротины и грохот тяжёлого  засова.  Ближе  к  вечеру  окоём  начало
застилать серой мглой. Свинцовые тучи, медленно наползали  на  небосклон  и,
вскоре, равнодушно поглотили белую монету солнца. К месту ночёвки подъёзжали
в ранних мышиных сумерках.
   Помня давешние косички, Извек подозрительно огляделся, но всё-таки  решил
остановиться в знакомом месте. Ворон поспешно напившись, подсеменил к костру
и, едва не свалив жерди подпорок, примостился между Сотником и навесом. Пока
хозяин ужинал, конь  бдительно  топорщил  уши,  всем  видом  показывая,  что
теперь, до утра будет настороже. Вопреки опасениям, ночь не принёсла никаких
неожиданностей и  конская  грива  осталась  нетронутой.  Наскоро  перекусив,
Сотник заторопился в Киев. От вчерашних  туч  не  осталось  и  следа.  Ярило
блистал во всей  красе  и  Ворон  припустил  размашистым  намётом,  рассекая
широкой грудью тугой  утренний  воздух.  Придорожная  трава  щедро  брызгала
кузнечиками и  мелкими  птахами.  Вот-вот  впереди  должна  была  показаться
деревня, от которой до Киева рукой подать.
   Ворон перебился на лёгкую рысцу. На изгибе дороги сопнул, вытянул голову,
пошёл медленней. Извек тоже заметил в разливах  высокой  травы  грязно-белый
сполох. Свернув туда, различил, что пятно двинулось. Однако конный пешему не
чета, и  скоро  Ворон  уже  выпереживал  паренька  в  рванной,  забрызганной
красным,  рубахе.  Тот,  измотанный  погоней,  с   ужасом   оглядывался   на
дружинника, но всё бежал, спотыкаясь, покуда не запалился и не упал,  хватая
ртом воздух. Сотник осадил коня, воротился,  в  недоумении  остановился  над
упавшим. Где это видано, чтобы  народ,  словно  тать,  от  княжьих  ратников
бегал. Свесившись с седла, присмотрелся к беглецу, заговорил:
   - Ты что сорвался то? Может белены объелся? А подрал тебя кто?
   Парубок всё сипел, облизывая пересохшие губы, на всадника  поглядывал  со
страхом и ненавистью. Извек подождал, потянулся к  перемётной  суме,  бросил
отроку флягу. Тот жадно хлебнул, плеснул воды в ладонь, вытер чумазое  лицо.
Оглянулся  на  дорогу,  по  которой  ехал  Извек,  что-то  смекнул,  заметно
успокоился.
   - Так ты... не из Путятиных псов будешь?
   - Не из них, - согласился Сотник. - А что приключилось-то?
   - Крещение у нас было.
   - Крещение? - не понял Извек. - А почему  не  кольцевание?  Может  одёжка
целее была бы?
   Парубок насупился неуместной шутке. Оглянувшись в  сторону  деревни,  ещё
раз вытер лицо и исподлобья глянул на Сотника.
   - Кольца новому богу ни к чему. Он с крестом пришёл, вот и было крещение!
Езжай, сам увидишь. - закончил паренёк  и,  устало  поднявшись,  двинулся  к
лесу.
   - Погодь! - окликнул Извек, но отрок только отмахнулся.
   - Езжай, сам всё увидишь!
   Дружинник развернул коня. С неприятным холодком  в  сердце  вспомнил  про
затею Владимира, о которой последнее время всё чаще говорили в Киеве.  Ворон
вдруг тихо и тоскливо ржанул, топорща ноздри встречному ветру.  Впереди,  за
деревьями мелькнуло серебро речушки. Чуть левее обозначились  крайние  дома.
Извек оглянулся на парнишку, чья фигурка уже скрывалась за листвой  и  вновь
вгляделся вперёд. Дивясь, что солнце на полдень, а у домов не видно ни души,
привстал в стременах и двинулся взглядом от домов к  реке.  Берег  показался
странно кочкастым, хотя Сотник чётко помнил  ровную  пологую  полосу  песка.
Направив коня к берегу, различил белые  пятна,  будто  вдоль  воды  сыпанули
снегом. Однако, подъехав ближе, понял, что за снег пал у кромки воды. Сотник
не верил своим глазам: вдоль всей веси видел залитый  кровью  берег  и  горы
неубранных трупов, над которыми уже собирались тучи жирных ленивых мух.
   Ворон, сверкая белками глаз, упирался и норовил отойти подальше, но  рука
хозяина заставляла идти мимо наваленных в беспорядке тел.  Все  как  один  в
белых рубахах: мужи, старики, дети, жёны. Колени штанов и  подолы  сарафанов
испачканы побуревшим от крови песком. Алые брызги и разводы поглотили краски
яркого узорочья.  А  там  где  полотно  сохранилось  белым,  вышивка  словно
вытекала прямо из кровавых пятен.
   Никто не вооружён, одеты как на праздник, вокруг, на песке, только  следы
киевских подков. Миновав последнего убитого, двинулся от реки. В  опустевшей
веси пустил коня медленным шагом, надеясь встретить хоть  одну  живую  душу.
Мрачно вслушивался в жуткую тишину, пока краем  глаза  не  уловил  движенье.
Спешился, набросил повод на дощатую ограду и беззвучно протиснулся  в  узкий
пролом. Прокравшись вдоль частого плетня, прильнул к прорехе и затих.  Взору
предстала мерзкая картина.
   Посреди  пустого  двора  шнырял  костлявый  чернец  из  числа  Сарветовых
подручных.  Не  опасаясь  заколотых  на  берегу  хозяев,  монашек   деловито
промышлял на бесхозном.  Перебирал  найденные  в  доме  туяски  и  скрыньки,
высыпал содержимое на землю и, отобрав из барахла что  поценней,  брался  за
другую коробчонку.
   Не укради... вдруг припомнил Извек, поглядывая по сторонам. Однако,  судя
по всему, в опустевшей деревушке  чернец  задержался  один.  Неподалёку,  за
домом, дожидался конь. Холёный  жеребец,  явно  из  княжьих  конюшен,  щипал
травку, нетерпеливо вскидывал голову. Его хозяин, тем  временем  взопрел  от
усердия, роясь в чужом добре. Шумно сопел, утирал рукавами  потную  морду  и
щурился,  боясь  упустить  какую-нибудь  малость.  Наконец,  руки  дошли  до
потёртого кузовка. Из вороха лент и красной тесьмы выпали витые пряжки, пара
серебряных гривен, и берестяная коробчонка. От падения, крышка отскочила,  и
солнце засияло на свадебных украшениях, копившихся в семье  из  поколения  в
поколение. Наскоро оглядев височные подвесы,  фибулы  и  жемчужные  мониста,
монашек спешно утолкал всё в кожаную мошну, и в  последний  раз  переворошил
раскиданное добро.
   Не найдя больше ничего ценного,  оглядел  двор.  На  глаза  попался  сруб
погреба с незапертой крышкой. Памятуя о сладких хмельных медах, сунулся туда
промочить горло. Через миг до слуха Извека донёсся визг и звуки  борьбы.  Из
чёрного  проёма  вновь  показался  чернец,  волоча  за  собой   перепуганную
девчушку. Видно та успела юркнуть в погреб, когда всех гнали на берег.
   На девку глядючи, засвербило у чернеца ретивое. Притянув её к себе, грубо
лапнул за грудь, но та, извернулась, укусила потную руку.  Зарычав,  монашек
со злостью ударил девчонку в живот и, заметив как  у  неё  сбилось  дыхание,
стал со вкусом бить по  лицу.  После  третьего  удара  несчастная  перестала
ощущать опору под ногами  и  повалилась  на  землю.  Толкнув  её  ничком  на
бревенчатый скат, чернец, уже не спеша, запустил руку  под  подол.  Девчонка
слабо дёрнулась, но дрожащий от возбуждения богослов резко рванул  за  косу,
выгибая голову назад. Потом, заломав слабые девичьи руки за  спину,  скрутил
запястья её же косой.
   - Не возжелай  и  не  прелюбодействуй...  -  зверея  прошептал  Сотник  и
выдвинулся из-за плетня.
   Чернец запоздало углядел  сбоку  оскаленное  лицо  Извека.  Пинок  в  бок
отбросил стервятника от жертвы. Подняв кучу пыли, монашек грохнулся оземь и,
закашлялся.  Видя   надвигающегося   дружинника,   спешно   воздел   персты.
Трясущимися губами залопотал что-то про Моисея и  его  скрижали,  но  Сотник
сграбастал перепуганного гада за хламиду  и,  заглянув  в  побелевшее  лицо,
мрачно процедил:
   - Про то пусть кони думают, у них башка больше и глаза умней...  а  я,  в
твоей вере, не мастак.
   Стиснув рыжее мочало бороды, крутнул трясущуюся  голову.  Шея  хрустнула,
монашек обмяк, просевшее тело в агонии засучило ногами. Сотник уцепил  труп,
словно мешок с  требухой,  и,  ступив  в  сторону,  забросил  на  поленницу.
Огляделся. Ни души. Спешно прикрыв плачущей девке  срам,  размотал  косу  и,
сунув в руки мошну  с  родительским  добром,  кивнул  на  проход  в  плетне.
Девчонка, спотыкаясь, побрела со двора. Возле Ворона  прерывисто  вздохнула,
утёрла мокрые щёки, глянула на Извека. Тот, зыркая по сторонам, забрался  на
коня, ещё раз осмотрелся с высоты седла, и только после  этого  нагнулся  за
ней. Усадив перед собой,  направил  Ворона  задами,  подальше  от  кровавого
берега. За  деревней,  умытая  из  фляги,  сирота  кое-как  пришла  в  себя.
Разглядев дорогу на Киев, попыталась спрыгнуть, но Сотник успел удержать.
   — Далеко ли собралась?
   — К деду, в лес, - молвила девчонка бесцветным голосом.
   — Так чё ж с коня сигать? Сказала бы сразу куда везти...
   Узкая ладошка мгновенно метнулась в поле, правее деревни. Сотник вздохнул
непредвиденной задержке, но решительно повернул коня в ту сторону.
   — К деду, так к деду!
   Добрались уже по сумеркам,  еле  отыскав  нужную  тропку  меж  завалов  и
звериных лазей. Извек уже замаялся  пригибаться  под  разлапистыми  ветками,
когда  Ворон  непонятно  дёрнул  ухом:  толи  отгонял  комара,  толи  почуял
человека.
   На тропе, как из-под земли, возник  старик.  Пробежал  глазами  по  лицам
дружинника и девчонки, без слов шагнул к коню и, взявшись за узду,  повёл  с
тропы в самую чащу. Густой еловник услужливо расступался, пропуская людей, и
тут же смыкался сзади в непроходимую стену. Остановились на краю  маленького
погоста. Приняв девчушку с седла, дед двинулся в  приземистую  избу,  кивнул
Извеку, чтоб шёл следом. Усадив обоих на лавку, принёс ковш воды. Дав внучке
отпить несколько глотков, протянул питьё Извеку. Вода показалась горькой  на
вкус, но Сотник выпил до дна.  Не  удивился,  когда  в  голове  прояснилось.
Ведун, тем временем,  уложил  внучку  под  медвежьи  шкуры,  угомонил  тихим
говором, пока не  заснула.  Вернувшись  к  столу,  сел  напротив,  выжидающе
взглянул в глаза.
   Подумав с чего  начать,  Извек  заговорил.  Не  особо  останавливаясь  на
подробностях, рассказал про увиденное на  берегу  и  случившееся  во  дворе.
Ведун слушал не перебивая,  только  темнел,  как  грозовая  туча.  Когда  же
услыхал про встреченного парубка, кивнул в сторону тёмного угла.
   - Будияр. Ко мне бежал.
   Сотник в недоумении присмотрелся к  бесформенной  куче  шкур.  В  тусклом
свете с трудом разглядел выбивающийся из под края  светлый  клочок  волос  и
брошенное тут же окровавленное тряпьё.  Кивнул,  узнав  рубаху  встреченного
паренька.
   - Я надеялся, - проговорил старик  горестно.  -  Что  кроме  Будияра  ещё
кто-то ушёл.
   Извек посмотрел на спящую девчушку, покачал головой.
   - Только эти двое. Остальные на берегу.
   Сотник встал.
   - Пора мне, почтенный. Велено быть в Киеве без промедления.
   Старец кивнул, тяжело поднялся, двинулся из избы. В небе  уже  заблестели
первые слёзы звёзд. Ворон звякнул удилами, торопя хозяина,  топнул  копытом.
Когда дружинник оказался в седле, ведун снова взялся  за  повод  и  двинулся
сквозь стену чёрных елей. Шел молча, пока не вывел из леса. Остановившись на
краю наезженной дороги, отпустил узду  и,  мрачно  сверкнув  глазами,  глухо
заговорил:
   - Ещё мой дед рёк, что Владимир, для нашей земли,  имя  гиблое.  Коли  до
власти дорвётся,  большим  бедам  быть...  -  старик  помолчал,  сжав  губы,
вздохнул. - Лучше бы ошибся...
   Пошарив в висящей  на  плече  калите,  протянул  на  прощанье  берестяную
скрыньку.
   - Это тебе, гой! Оберег тут могучий. Для внучки готовил,  однако,  теперь
без нужды, сам за девкой присмотрю. Тебе же, чую, ещё  пригодится.  Откроешь
на молодую луну, оденешь на плетёный шнур  чёрного  шелку...  Да  на  гривну
смотри не нацепи - на гривне, кроме Молота Тора, ничто силу не имеет.
   Волхв глянул в лицо Извека, приложил тыльную сторону  ладони  к  груди  и
величаво, вытянул перед собой. Потом ступил в сторону и растаял,  как  туман
на заре. Сотник тряхнул головой, повторил знакомое с детства приветствие  и,
упрятав скрыньку за пазуху, поскакал к Киеву.
   Глава 5
   Кто доверил сердцу голос,
   тот змеёю не шипит.
   Языческая пословица
   В город  въехал  далеко  заполночь.  Направил  коня  к  знакомой  корчме.
Ввалился  пошатываясь,  будто  пол  ночи  гулял  в  другом  месте.   Вопреки
обыкновению, корчма была тиха и почти  пуста,  если  не  считать  нескольких
человек, спящих кто за столами, кто под  столом.  Извек  хл