Говорили, что вот в такие моменты и слагались в его душе песни. По началу
многие злились, когда посреди пира или беседы, он забывал про всё и впадал в
оцепенение. Однако каждая новая песня с лихвой окупала прерванные  разговоры
и покинутые пиры. И сейчас все терпеливо  ждали,  когда  Ревяк  вынырнет  из
забытья и порадует  души.  Кое-кто  уже  гадал,  чем  утешит  на  этот  раз.
Раздольной плясовой, от которой хочется гоголем да в круг... или той, тихой,
от которой у  девок  промокали  платки,  а  у  суровых  мужей  под  бородами
вспучивались желваки и к горлу подкатывал ком.
   В очередной раз поднеся к губам давно опустевшую чарку,  Ревяк  вздрогнул
от щёлкнувшего уголька и повёл  глазами  вокруг  себя.  Эрзя  с  готовностью
потянулся долить, однако певец опустил плошку на землю. На удивлённый взгляд
дружинника,  с  улыбкой  помотал  длинными  волосами,  схваченными  слева  в
косичку, на манер варягов. Руки, лихо управляющиеся и с мечём, и с  гуслями,
легли на колени, веки опустились. Не найдя привычных  струн,  чуть  дрогнули
пальцы и, над затаившими дыхание спутниками,  в  ночи  потекла  долгожданная
песня.
   Думал птицей лететь над водой
   В зов проститься, молиться о той,
   что сберегла крыла
   Криком помнить изгибы степей,
   В лапах бойни пропеть о тебе,
   Что сберегла крыла
 
   Ночь пролетела как молодость, когда оглядываешься на неё, поверх  светлых
голов внуков, опираясь на плечи детей.
   Не успели вернуться спозараночные, а ватага уже  седлала  коней.  Солнце,
будто похмельный витязь в корчму, вовсю лезло из-за леса. Умытые  и  пышущие
силой вои разбрызгивали сапогами обильную росу, на  мир  смотрели  весело  и
бесшабашно. Даже Лешак выглядел посвежевшим, а в глазах начал  проблёскивать
прежний огонь.  Мысль,  что  скоро  увидится  с  Извеком,  на  которого  так
незаслуженно осерчал, постепенно пересиливала душевную тягость от  пакостной
выходки Млавы.
   Эрзя, открывший было рот для походного клича, едва не свалился  с  седла,
когда Лёшка поставил жеребца на дыбы и гаркнул во всё горло:
   - Выходим!
   Тронулись. Скоро Мокша поравнялся с Эрзёй. Потеребив  чуб,  будто  что-то
вспомнил, окинул взглядом отряд.
   - Надо было Рахту с Сухматом кликнуть!
   Эрзя наморщил нос, отмахнулся.
   - Поздно!
   - Как так поздно?
   - Утекли лешего ловить. Два дня уж как.
   - Опять последнего? - не поверил Мокша.
   - А какого же ещё? Ежели б не последний, разве кто ногой бы шевельнул!
   Мокша озадаченно помолчал, пожал плечами.
   - Так они ж семь штук уже последних наловили, а всё не уймутся.
   - Этот, говорят, самый последний.
   - Ага, как же, - хохотнул толстяк. - Я эту сказку ещё про самого  первого
слыхал.  Тогда  тоже  брови  гнули,   да   губы   надували,   клялись,   что
распоследнейший. Теперь вот за восьмым отправились.
   Эрзя утомлённо вздохнул, и блеснул глазом на друга.
   - Да нет их, семи-то.
   - Как нет? Должны же вроде все у князя в зверинце сидеть.
   - А так и нет! Сбегают все. Больше седьмицы  ещё  ни  один  не  просидел.
Поговаривать уж стали, что не лешие это вовсе, а так:  мороки  какие-нибудь.
Ради куражу попадаются, чтобы перезимовать, а как глянут, чем у нас  кормют,
так восвояси подаются, на вольные хлеба.
   - А может статься, они одного и того же ловют?
   - Могёт и так. - рассудительно  согласился  Эрзя.  -  Токмо,  завсегда  в
разных местах.
   - И не мудрено! - со знающим видом изрёк Мокша. - Он уж,  бедный,  небось
не ведает в какой стороне от них, ретивых, укрыться. Вот и сигает по  разным
местам.
   - Могёт и эдак.
   Впереди показался многовековой дуб.  Темнел  раскидистой  громадой  возле
самой дороги. В широкой тени могла разместиться малая дружина, а под нижними
ветвями легко  мог  пройти  конный  с  княжьим  знаком  на  копье.  Всадники
притихли. Тянули шеи,  пытаясь  разглядеть  за  дубом  знаменитую  развилку,
венчающую окончание Киевских земель. Разглядели скоро, когда  дуб  загородил
полнеба. Ревяка задрал голову, губы начали было сплетать слова, но по  плечу
хлопнула ручища Мокши.
   - Но но, не засыпай! А то чую, опять глазы в кучу,  мысли  к  песне,  был
Ревяк и нет Ревяка! Дай-ка топорик, грамотку нацарапать.
   Ревяка опустил туманный взгляд, будто во сне выудил из-за пояса топор,  и
вновь вознёс взор к небу. Пока балагур шумно сопел у  ствола,  песня  обрела
образ и уложилась под темечком до более подходящего  случая.  В  другой  раз
останется лишь острогать, да огладить сердцем, положить вдоль напева души...
   - Готово! - донеслось от дерева.
   Мокша, пыхтя, закончил работу. Вернув топорик улыбающемуся Ревяке, отошёл
на дорогу, глянул на дело своих рук. Горделиво обернулся на спутников.
   - Так, робята, бабка Агафья баила, что Сотник наш  должон  тут  проехать.
Однако каждый пень в лесу знает, что для Извекова коня семь дней не крюк,  а
с таким хозяином и все  восемь.  Поэтому  сделаем  так:  -  Мокша  кашлянул,
почесал затылок, глянул на Эрзю, который хитро  щурился,  но  лицо  старался
делать попроще.
   Вы, гуртом двинете по левой стёжке. Левая она завсегда самая короткая. Мы
с Эрзёй двинем по правой, которая крюком лежит, потому как  правая  -  самая
трудная. Ежели бабка не соврала, то деваться Извеку некуда, на одну из дорог
всё одно выйдет.
   - А коль не встретим? - улыбнулся Велигой.
   - Значитца рано поехали. А потому доедем до ближайших  весей,  буде  оные
имеются, расспросим тамошних и, назад, к этой развилке. Ежели Сотник до  нас
прибудет - увидит зарубки на дереве и обождёт. Ежели нет...
   - Тады будем кататься, пока снег не выпадет! - подытожил Эрзя  под  общий
гогот. Выпрямившись в седле, махнул рукой. - Всё ясно! Поехали что ль.
 
   Глава 29
   Внучка волхва поправила  посох  поудобней  и  вполоборота  повернулась  к
Алтыну.
   - А мы правильно едем?
   Микишка поморщил кожу на лбу, покусал губу, пожал плечами.
   - А тут до Киева одна дорога. Можно, конечно, и через степь,  только  там
вряд ли ближе будет. Тот путь по кругу идёт. А на  этом  скоро  должна  быть
развилка, от неё, до киевских земель дня три, если напрямки, как глаз видит.
По земле, знамо дело, подольше. Ну  а  вдвоём,  да  на  Шайтане,  думаю,  за
седьмицу будем.
   Он ласково погладил Дарьку по плечу и, помолчав, добавил:
   - Ежели, конечно, нигде по дороге не задержимся.
   - Хорошо бы  не  задерживаться.  -  вздохнула  Дарька,  вспоминая  частые
заминки на Проплешинах.
   - Хорошо бы.
   Будто проникнувшись желанием  седоков  доехать  быстрее,  Шайтан  усердно
примолачивал траву  трёхпалыми  копытами.  Время  от  времени  требовательно
выгибал пепельную шею.  Дарька  со  смехом  чесала  набалдашником  посоха  у
основания ушей, отчего каждый раз слышалось блаженное  урчание.  Алтын  тоже
улыбался. Чувствовал себя счастливо. И потому, что ехал в  Киев,  на  княжью
службу, и потому, что рядом была Дарька.
   Скоро показалась долгожданная развилка.  Правда,  с  той  стороны  откуда
подъезжал Шайтан, казалось что две стёжки устремляются к огромному одинокому
дереву и, миновав его, сливаются в одну дорогу. Та, чуть погодя, выбегала на
простор и стелилась по степи, заходящей широким лоскутом на  земли  киевской
Руси. Алтын покосился на дорогу. Рассмотрел на обочине вывороченные с корнем
пожелтевшие пучки травы. Следов после недавнего дождя не  осталось,  но  то,
что трава вытоптана по краям не оставляло сомнений, что  проскакал  не  один
конь. Не желая волновать Дарьку, промолчал. К чему преждевременные опасения,
если не ведомо кто и незнамо куда проскакал.
   Когда поравнялись с  исполинским  стволом,  девчонка  ткнула  локотком  в
Микишкины рёбра и указала на бугристую кору. На  шершавых  наростах  желтели
свежие зарубки. Алтын направил Шайтана ближе, но,  вглядевшись  в  знаки,  с
досадой цыкнул.
   - Такого слова я не знаю.
   - Это не слово. - засмеялась Дарька. - Это  буквицы,  каждая  из  которых
есть не звук, но смысл. Смотри, вон "Зоря", "Бысть", рядом - "Чети" и "Пути"
с "Омегой". А внизу - "Сотня" с буквицей  звуком  "И",  знать  имя.  Правда,
начертаны не по-покону, да видно условлено так.
   - Так чё пишут-то? - не выдержал Микишка. - Ничё ж не понять.
   Дарька пожала плечами, вздохнула.
   - Так и я не всё поняла. Смотри сам, - она подняла руку и стала водить от
знака к знаку. - Свет знаний, бытие в совести, согласие,  и...  конец  пути,
либо остановка. Внизу же непонятно, толи означение начертавшего,  толи  того
кому предназначено.
   Алтын почесал кучерявую макушку, потянул повод и направил Шайтана дальше.
   - Ну и гоже! Не нам послано, не нами и прочтётся. Глянь ка, вот  за  этой
равниной должна быть киевская земля.
   Что-то внезапно  покорёжило  светлый  настрой  Алтына.  В  широком  седле
Шайтана вдруг стало неуютно, как раку в котле  с  закипающей  водой.  Голова
поворотилась вбок, будто кто-то  потянул  за  уши.  Пробежав  глазами  вдоль
небозёма, увидел грязное пятно, ползущее по волнам сухих трав. От  пятна  по
ветру стелился могучий язык поднятой в воздух  пыли.  Прикинув  силу  ветра,
Микишка присвистнул. Выходило не  меньше  сотни  всадников.  Судя  по  форме
пятна, догоняли не знающие  строя  степняки,  что  и  вдесятером  умудряются
скакать ордой. Шайтан, почуяв  беспокойство  хозяина,  задрожал  ноздрями  и
ускорил бег. Рога уложил по встречному ветру, забрал к показавшейся  впереди
полосе леса.
   Дарька лишь раз бросила взгляд назад и, не проронив ни слова отвернулась.
Больше не оглядывалась, будто бы  забыв  об  опасности,  но  тонкие  пальцы,
казалось вот-вот продавят плотную древесину дедовского посоха.
   Микишка всё чаще  оглядывался.  Теперь  уже  не  было  сомнения,  что  их
заметили. Далёкая туча всадников уже не  смещалась  в  сторону,  а  казалось
замерла на месте, как бывает, когда кони скачут точно по направлению к цели.
Лесок впереди заметно вырос, но не сулил беглецам  надёжного  укрытия,  если
преследователи успеют сильно  сократить  разделяющее  их  расстояние.  Скоро
глаза уже различали отдельные массивы деревьев.
   - Быстро догоняют! - поинтересовалась Дарька, почти не повышая голоса.
   Ещё раз  удивившись  хладнокровию  девчонки  перед  лицом  смерти,  Алтын
постарался сделать голос таким же спокойным. Беспечно,  как  на  масленичных
гуляниях, ответил:
   - Не-е, не быстро! Просто догоняют!
   Дарька кивнула. Не сказав больше ни слова, подняла глаза к солнцу,  будто
надеясь, что Ярила спрыгнет с неба и скроет  их  ночной  тьмой.  Однако  тот
видимо созерцал что-то в другой стороне и его путь до окоёма насчитывал  ещё
полторы дюжины пальцев.
   Скоро от общей кучи отделились около десятка всадников и, рискуя  загнать
коней устремились вперёд. Видя, что  беглецы  приближаются  к  спасительному
лесу, решили любой ценой догнать раньше. Привстав в стременах и  пригнувшись
к гриве, настёгивали взмокших коней, смахивая со скуластых лиц клочки  пены.
Сквозь узкие щелочки  глаз  видели  широкую  спину  всадника,  а  когда  тот
оглядывался, различали впереди второго седока и удивлялись  выносливости  их
скакуна. Заранее радовались добыче. Даже если у этих двоих  не  окажется  ни
денег, ни дорогого оружия, такой конь сам по себе хороший куш.
   Приблизившись на полёт стрелы завыли от досады, когда беглецы  влетели  в
редкий  перелесок.  Однако  разглядев,  что  это  лишь  рощица,  стоящая  на
отдалении от основного лесного массива, смекнули что к чему  и  погнали  ещё
пуще, обходя  рощицу  по  краю.  Пока  Шайтан  сбавил  ход  и  петлял  между
деревьями, степняки окончательно сократили отставание. Когда  деревья  вдруг
кончились и беглецы вылетели на открытый участок, сбоку выметнулась  погоня.
Дикий визг преследователей выстудил сердце и  Микишка,  понял,  что  уже  не
уйти. С  запоздалой  досадой  осознал,  как  ошибся,  приняв  узкую  полоску
деревьев за опушку.  Глянув  на  близкую  границу  векового  леса,  выдернул
шестопёр и примерился половчей соскочить, но вой вдруг  оборвался.  Степняки
резко осаживали коней, растерянно  оглядывались  друг  на  друга,  указывали
вслед беглецам, что-то кричали. Несколько человек прикладывали руки к голове
и топорща ладони наподобие рогов. Но Алтын не успел  задуматься  об  этом  -
сверху упала густая тень. Чёрная тяжёлая туча поглотила солнце и, зарокотав,
хлестнула по земле голубой ветвистой молнией.
   Завыв от страха, степняки  погнали  измученных  коней  назад,  а  Дарька,
наконец оглянулась. Микишка не узнал её побелевшее лицо с чёрными кругами  у
глаз.
   - Эй, ты чего! - воскликнул он, придерживая Шайтана на краю густолесья.
   - Всё хорошо, - еле слышно отозвалась  девчонка.  -  Всё  хорошо,  теперь
уйдём.
   Гроза, тем временем, набирала силу. Порыв ветра вцепился в гриву леса  и,
остервенело рванув верхушки, плеснул  первыми  каплями  дождя.  Сразу  стало
темно как зимой в погребе. Мощные  струи  воды  в  мгновение  ока  промочили
одежду и забросали землю сбитой листвой.  От  Шайтана  повалил  густой  пар.
Белоголовый дышал тяжело, но на смертельно загнанного был  не  похож.  Тряся
мокрыми кругляками ушей, стремился поскорей углубиться в лес и напролом  пёр
через буйный малинник. Почувствовав прикосновение Дарькиной ладошки, воркнул
как токующий теререв и засучил куцым обрубком хвоста.
   Туча над головой  напыжилась,  и  снова  раскололась  слепящим  зигзагом.
Оглушительный треск едва не вдавил всех троих в мокрую хвою. Шайтан  дрогнул
всем телом, задрал вбок мокрую морду, жалобно  посмотрел  на  людей.  Дарька
успокаивающе похлопала по острому как сулица рогу, прошептала несколько слов
и козлоконь почти перестал дрожать. Микишка озирался по сторонам. По разнице
краёв неба пытался засечь направление, хотя определить светлую сторону  было
не так просто. Проехав ещё немного, вспомнил про зажатый  в  руке  шестопёр.
Смахнул капающую с лица воду, стал неловко заталкивать его  между  поясом  и
намокшей  рубахой.  Устроив  наконец  оружие   на   прежнее   место,   обнял
освободившейся рукой Дарьку и мгновенно почувствовал как её колотит  крупная
дрожь. И тут до Алтына дошло.
   - Разума моя, так это ты Перуновых Коров призвала?
   Спутница  только  кивнула  в  ответ,  накрыв  лапищу  Микишки   маленькой
ладошкой. Тот, глядя  на  ярящуюся  стихию,  присвистнул.  После  очередного
громового раската приблизил губы к её уху, тихо поинтересовался:
   - А на долго ты такой Карачун устроила?
   Дарька откинула голову, отыскала взглядом глаза Алтына.
   - Со страху, думаю, надолго, - виновато пробормотала она. -  Хорошо  если
до темноты кончится...
   - Эт хорошо! - похвалил Микишка.  -  Эт  гораздо  хорошо!  Опосля  такого
дождичка наших следов и с псами не отыщешь. Сама вот только измучилась.
   Дарька погладила его пальцы.
   - Ничего, к утру всё пройдёт. Мне бы только поспать  немного.  А  во  сне
опять силы наберу.
   Микишка застонал от досады. Где ж тут спать, когда ливень как из ведра  и
пусто, как в амбаре весной. Пошарив глазами по  колоннаде  сосен,  вынул  из
тонких рук посох, снял  её  безрукавку  и  прижав  девчонку  к  себе,  укрыл
медвежьей  шкурой  сверху.  Заглянул  в   лицо,   заметил   слабую   улыбку.
Почувствовав жар его тела, Дарька прикрыла глаза и едва  не  замурлыкала  от
вливающегося в неё тепла. Скоро дрожь прошла и  она  задремала.  Гроза  тоже
остепенилась и, будто только из гордости, тужилась затихающим дождём. Сосняк
пошёл вниз, переходя в череду  мелких  овражков.  За  стволами  обозначилось
светлое пятно. Микишка оживился и с надеждой впился глазами  в  подымающуюся
от земли туманную дымку. Как и ожидал, на пути стали  попадаться  поваленные
стволы, подкопанные овражками  и  не  удержавшиеся  на  тонком  слое  почвы.
Упавшие вековые гиганты лежали подобно мостам, небрежно перекинутым с одного
склона на другой.
   Дождь прекратился. Туча сползала с  небосклона  и  в  воздухе  натянулись
струны лучей заходящего солнца. Решив, что степняки не рискнут двигаться  по
лесу на ночь глядя, Микишка направил скакуна  вдоль  одного  из  овражков  и
скоро увидал то, что искал. Гигантской птичьей лапой в воздухе торчали корни
древней сосны, свалившейся в сторону от  оврага.  Под  громадным  выворотнем
чернело подобие норы. Песок, на котором стояло дерево, осыпался, в то  время
как корни ещё держали собой  толстый  слой  дёрна,  образовывающий  надёжный
навес. Даже в самые сильные ливни, в такие берлоги не попадало ни дождинки.
   Подобравшись  ближе,  Алтын  спрыгнул  на  мокрый   песок   и   торопливо
вскарабкался по склону. Внимательно осмотрев тёмный провал, остался доволен.
Как и ожидал, под земляным пологом было сухо и достаточно просторно для двух
человек. Над входом торчало могучее нагромождение корней, часть  из  которых
тянулась к небу,  а  другая  пронизывала  стены  и  потолок  норы  толстыми,
высохшими до звона  змеями.  Воодушевлённый  удачной  находкой,  вернулся  к
Шайтану, снял Дарьку с седла и осторожно отнёс к берлоге. Затем спустился за
посохом и пристёгнутым к седлу добром. Снова забравшись к  убежищу,  выволок
из сумы белую праздничную рубаху. Еще раз  вспомнил  добрым  словом  Калину,
позаботившуюся, чтобы брату было в чём появиться в Киеве.  Натёртая  воском,
кожа сумок не успела промокнуть и  полотно  было  сухим  как  осенний  лист.
Помявшись немного, Алтын отвернулся  и,  протянул  рубаху  за  спину.  Сзади
послышался шорох, рубаха выползла из  руки  и  маленькая  ладошка,  на  миг,
благодарно стиснула Микишкины пальцы. Прошелестела  сухая  ткань  и  усталый
Дарькин голос произнёс:
   - Как мне в таком наряде?
   Алтын медленно развернулся, окинул взглядом спутницу и просиял, глядя  на
доходящий до щиколоток подол и свисающие до колен рукава.
   - Красивше не бывает! Только в плечах  узковата  и  коротка  маленько.  -
хохотнул он, но тут же сделал суровое лицо. - А теперь спать!
   Перемётная сума, распрощавшись с огнивом, обозначила изголовье и  Дарька,
не особо сопротивляясь приказу, тут же свернулась калачиком. Некоторое время
ещё слышала, как ополченец выжимает промокшую одежду  и  развешивает  её  на
корнях выворотня. Уже засыпая, различала клацанье кремня по кресалу и  треск
разгорающегося костра.  Потом  звуки  истончились  и  растаяли,  уносясь  на
крыльях тихого Дрёмы.
   Микишка глядел в огонь. Вспоминал пережитый страх,  удивлялся  внезапному
отступлению преследователей, думал как выбираться  дальше,  чтобы  снова  не
нарваться на степняков.
 
 
   ...Аман-Гельтулей чувствовал свою значимость. Раньше  и  шапка  десятника
казалась несбыточной мечтой, а теперь по приказу хана  он  вёл  целую  сотню
воинов.  Аман-  Гельтулей  гордо  посматривал  вокруг  себя,  хмурил  брови,
определяя направление движения. Изредка, со скрытой  радостью,  видел  следы
проехавших недавно соплеменников и даже различал  отпечатки  копыт  ханского
жеребца. Сердце наполнялось гордостью, что  ведёт  отряд  точно  к  Радману.
Любой другой не смог бы так быстро отыскать своих в чужой земле,  разве  что
следопыт Алибек...
   Осматривая хозяйским  взглядом  расстилающуюся  вокруг  степь,  одним  из
первых заметил в стороне одинокую точку. Сотня, по  первому  же  взмаху  его
руки, свернула в сторону незнакомца  и  стала  набирать  скорость.  Какое-то
время Аман чувствовал себя сносно, но скачка неуклонно  поднимала  в  голове
муть и каждый скок отзывался толчком под теменем. Благо боль не  усиливалась
и пока можно было терпеть.
   Впереди уже можно было рассмотреть далёкую фигурку всадника  и  пепельную
масть его скакуна, однако, как Гельтулей  ни  старался,  не  мог  разглядеть
привычный, для росских лошадей, хвост. Видя лёгкую добычу, несколько горячих
голов вырвались вперёд. Следом, не желая отставать,  прибавила  ходу  и  вся
сотня. Толчки, в голове Амана, стали превращаться в топорные  удары,  но  он
всё ещё терпел, боясь выказать  слабость.  Расстояние  сокращалось  и  скоро
стала понятной медлительность беглеца: над  серым  крупом  обозначились  дв