л прилежным  учеником.
Каждый, даже самый мелкий наказ совершал со вниманием и завидной  сноровкой.
Потому и знал все премудрости, накопленные аж в пяти коленах до него. К тому
времени как стал мастером, открылись ему и секреты железа, причём не  только
горного или того, что из болотных руд вытапливали, но и того,  что  небесным
зовётся. В старые времена, говорят, пал в наших краях камень  с  неба.  Люди
находили осколки камня: кто - с горошину, кто - с кулак, кто -  с  лошадиную
голову. Несли всё в кузню. Слышали,  что  ежели  добавить  камня  в  простое
железо, то быть поковке крепче и к  износу  упористей.  Говорили,  с  такими
вещами и работать, и охотиться, и воевать способней. Они будто бы сами  чуют
хозяина и под руку подлаживаются.
   Сказывали ещё, будто дед моего предка  столь  вызнал  свойства  небесного
камня, что выковал однажды птицу, коя запущенная с руки выписывала круг,  да
снова в руки возвращалась. Научил этому и внука. Предок же, дабы  ничего  не
забыть, чертал самое важное на дощечках, увязывал в одно, да упрятывал. А уж
когда смастырил своё чудо, так забросил всё  и  к  делу  кузнечному  уже  не
вернулся. Добра же осталось много. И  хитростей,  и  того  камня,  и  прутов
железных разнодольного замеса. Думали угробил всё, да только оказалось,  что
не поднялась рука на плоды трудов, своих и пращуров. Припрятал он то  добро,
да славно так припрятал. Ежели не случай, не отыскать бы его укром.  Однако,
по воле богов нашёл.
   Дёрнуло меня как-то сковать крючки для  рыбарей,  чтобы  были  малые,  да
крепче больших. Когда взялся цевья в петели гнуть, один сорвался со щипцов и
на пол отскочил. Я на карачки. Глядь-поглядь, а ни хрена не видать.  Досадка
взяла, ухватил куцую щётку, да вокруг наковальни,  ползком.  Сметаю  в  кучу
слежавшуюся труху, ищу. Отыскал в щели. Махнул  разок  -  щелка  как  щелка,
только длинна больно. Смёл повдоль, заметил угол, дунул на труху и оторопел.
Под самой колодой, что под наковальней, крышка,  будто  от  погреба.  Сволок
колоду в сторону, потянул за кольцо и сел. Тамочки они, предка секреты.
   Ну, тут пошло и поехало. Что на досках разберу, тут же в  железе  пробую.
Дело спорилось. Скоро и про чудо проклятое нашёл. Смастерил  как  начертано,
поглядел, где можно улучшить, перековал, опять посмотрел. Потом сделал такую
же, но потоньше и целиком из одного небесного камня.  Ну  а  дальше  знаете.
Забрал свою манатку и ушёл.
   - Так как называлось то? - не выдержали за столом.
   - Называлось то? А что  разве  не  сказал?  Называлось  просто:  поначалу
Смерть-Борона, потом... Бивни Саморубы.
   - Бивни Саморубы? - переспросил хозяин недоверчиво.
   Глаза присутствующих остекленели. Взгляды буравили лохматого, но один  за
другим тупились о его лицо и втыкались в столешницу. По всему было  понятно,
что лохматый не врал.
   - Так ты сработал эти самые Бивни? - медленно проговорил старшой. - Стало
быть в мешке то самое и лежит?
   - Не совсем то, но лежит, - кивнул чернявый. - Мои поменьше,  да  поумней
старых. Те всех подряд клали, мои же чуют вружённого, злобного ли, простого.
Можно приказать рубить мужей на тыщу сажень вокруг, можно на  полёт  стрелы.
Бабы же с детьми нетронуты останутся. Можно  древа  валить,  либо  городские
ворота в мгновение извести. Однако, беда та же. Все в округе  едва  прознали
про мою работу, отвернулись как встарь. Слушать не стали, что для добра я их
сработал, да для защиты земель наших. Вот и гуляю теперь...
   - Покажи! - выпалил мальчишка, подавшись вперёд.
   Все тупо обернулись на голос, но, осмысливая сказанное, даже не окрикнули
за дерзость.
   - Показать не мудрено!
   Лохматый запустил руку под лавку, вытянул мешок,  уцепил  пальцами  шнур.
Узел легко поддался, будто давно ждал этого. Пятерня чернявого  окунулась  в
горловину и потащила на свет странное,  в  полтора  локтя,  кольцо  из  двух
изогнутых лезвий с плоской перекладиной посерёдке. По блестящей  поверхности
металла разбегались волны булатного узора, хищная  режущая  кромка  сверкала
как грань яхонта. Лохматый вытянул руку над столом. Давая  разглядеть  всем,
медленно повертел разными сторонами. По  стенам  и  потолку  побежали  яркие
отблески.
   - Вот такая  штука,  -  вздохнул  кузнец  помрачнев  и  стал  расправлять
горловину мешка.
   Убрав Бивни-Саморубы, долил бражки, медленно выпил. Забулькало и в прочих
чарках. Все постепенно отходили от удивления,  на  лохматого  поглядывали  с
уважительной опаской, осознав, на  что  могли  нарваться  утром.  Сотник  же
размышлял  о  том,  как  справиться  с  такой  штуковиной,   коли   придётся
повстречать. Однако, очередная доливка браги переложила думки на весёлый лад
и скоро все уже покатывались со смеху, слушая заковыристые байки лохматого.
   На смену обеденному раскладу уже появились медовые орешки,  когда  хозяин
вдруг посмурнел. Брови зажали переносье, собрав лоб в глубокие  складки.  Не
говоря ни слова, со всего  маху  грянул  кулаком  по  столу  и  зло  закачал
головой. Все замерли, едва не поперхнувшись угощением. Хозяин же  на  глазах
светлел лицом и наконец обвёл всех победным взглядом.
   - Вспомнил, конья грыжа!... Вспомнил, откель в  табуне  полста  четвёртый
взялся! Собун, копытом его по голове, своего коняжку ещё не забрал.
   Мышонком пискнул мальчишка, упрятав в кулачок смех над батькой. Сердце не
успело стукнуть трёх раз, как стены дрогнули  от  раскатистого  гогота.  Дух
перевели лишь когда в дверь заглянули  испуганные  дочки.  Увидав  смеющихся
мужчин, охотно хихикнули и так же быстро скрылись.
   - Ну, гои, - вздохнул старшой, насмеявшись  и  поднялся  из-за  стола.  -
Спасибо этому дому, а  мы  пойдём  в  гости.  Надоть  вас  с  родственниками
познакомить, посидеть, новости послушать, какое в свете чудо  узнать.  Хотя,
одно чудо уже зрили.
   Хозяин подмигнул лохматому.  В  горницу  забежала  девчушка  лет  восьми,
поманила старшого пальчиком и, косясь на гостей, на  цыпочках  потянулась  к
отцовскому уху. Тот пригнулся, с довольной физиономией выслушал и,  погладив
по голове, выпрямился.
   - Все уже собрались, столы под снедью! Не откажите, други, тут недалече -
через пяток домов. Перекусить перекусили, а там ужо посидим по-человечески.
   Извек, порадовавшийся было завершению застолья, распрощался с  намерением
передохнуть после обеда. Ну что ж, на княжьих пирах бывало  и  похуже,  иной
раз по пять раз за день харч метать приходилось. Чернобородый  кузнец  будто
прочёл его мысли. Понимающе улыбнулся, подёргал за ремень, выпуская  из  под
пряжки ещё одну дырочку.
   - Воля ваша! Отчего ж не пойти? Рады будем добрых людей уважить.
   Все подались наружу. Под крыльцом опять заурчал пёс. Извек хмыкнул.
   - Ну и кобель... Того и гляди, ползадницы отъест. Не кобель - Волкодав!
   - Да от этого волкодава один шум по всей округе, - откликнулся хозяин.  -
Вот все и думают, что страшнее не  бывает,  а  толку  чуть.  Ну  бегает,  ну
задирает всех, кого не лень, ну морда толще других, а ведь дурак дураком.
   - Ну, тебе лучше знать, - вставил чернявый, пожав округлыми плечами. -  А
народ по шуму судит. От кого шума больше тот и знаменит.
   Едва  сошли  с  крыльца,  дорогу  перегородили   грозно   шипящие   гуси.
Неторопливо косолапя через двор, выгибали шеи, гоготали и бестолково щёлкали
клювами.
   - Ого! - хохотнул Сотник. - Друзья Волкодава подоспели.
   - Да это вовсе не мои,  -  отмахнулся  старшой  с  досадой  в  голосе.  -
Семёшкины гуси, соседские. Любят в моей луже поплескаться.
   Птицы плотной кучей  миновали  крыльцо.  Люди,  посмеиваясь,  двинули  со
двора. Уже на  улице  догнал  один  из  молодых  парней.  Раскрасневшись  от
пузатого бочонка на плече, поравнялся с  Извеком.  Понизив  голос,  радостно
затараторил:
   - Ужо сейчас попируем. Эт тебе не пиво с  бражкой.  Настоящее  ромейское,
будь они трижды не ладны. Вино добрейшее. С него  ни  спасу,  ни  удержу  от
веселья нет.
   Сотник кивнул, на глазок прикидывая количество вина. Выходило  кружек  по
пять на глотку. Правда, не ведомо сколько питков ждёт на месте. Ну да ладно,
как говаривал Рагдай: - главное ввязаться в драку, а там само пойдёт.
   Лохматый задумчиво шагал рядом с хозяином, рассеянно скользя  глазами  по
улице. Проходя мимо кузни, с тоской поглядел на распахнутую дверь  и  дымок,
вьющийся из трубы. Старшой заметил взгляд, что-то прикинул  в  уме,  хмыкнул
собственным мыслям, потеребил мочку уха.
   - Слышь ко, кузнец... А оставайся у нас. Чай не  прогоним,  нам  толковый
коваль страсть как надобен. Мы коней  по  старинке  куём,  другие  же  давно
по-новому. Подковки тоньше, да будто бы половчей наших. Да и  от  конокрадов
спасу нет, конья грыжа. Может и здесь пособишь.
   Лохматый быстро глянул на старшого.
   - Не шутишь? А как же бивни?
   - Куда уж шутить, конья грыжа, нам тут не до шуток.  Да  и  бивням  твоим
работа найдётся. Леса у нас вон какие. Степняк,  либо  ушкуйник  забалует...
Оставайся!
   Кузнец нахмурился, пробежал глазами по крепким  домам,  недалёкой  опушке
леса, оглянулся назад, где виднелся край загона с табуном.
   - Помыслим.
   - Помысли, помысли, - спешно согласился старшой. - Мы не торопим. Кто ж с
кондачка такое дело решает.
   Сотник улыбнулся, встретив загоревшийся взор лохматого.
   - А что? Весь добрая, народ толковый, дело тебе найдётся.  Чё  сапоги  по
дорогам обивать?
   Хозяин закивал, благодарно глянув на дружинника. Указав рукой в  сторону,
свернул к одному из домов.
   - Вот и прибыли!
   На крыльце поджидал тощий, как камыш, поживший  муж.  Смотрел  открыто  с
изучающим интересом. Лохматый поглядывал всё так же исподлобья, ни на чём не
задерживая взгляда, но лицо, как подобает сделал вежественное и приветливое.
Извек же решил прикидываться простаком, ибо чем проще человек  -  тем  проще
вопросы, чем проще вопросы - тем меньше говорить придётся.
   Как водится, после положенных  слов  прошли  в  двери.  Глазам  открылась
огромная, во весь дом, палата со столами  вдоль  всех  стен.  В  серёдке  по
обыкновению было оставлено место для удобства смены блюд. Сидящие на  лавках
уважительно поднялись поприветствовать вошедших. Старшой поклонился  всем  и
вышагнул вперёд. Ручища плавно пошла в сторону двоих гостей.
   - Прошу принять и уважить по обычаям нашим. Как случаю подобает,  поконом
заведено, да Родом завещано. Гостями у нас ныне  люди  достойные:  дружинник
киевский, имя которому Извек и коваль, каких боле на земле нет, коего  звать
Буланом.
   Сотник с лохматым поклонились и, подгоняемые приветственными  возгласами,
прошли на почётные места в середине стола. Уселись рядом со  встречавшим  на
крыльце  мужем,  оказавшимся  старейшиной  веси.  Не   рассусоливая   долго,
старейшина встал, с редкостным для этих мест серебряным  кубком,  и  могучим
голосом воеводы коротко изрёк:
   - Быть жёнам верными, мужам честными, детям здравыми! Во славу  Рода,  да
нам, внукам богов, на радость!
   Молча выпили, закинули в рот кто до чего дотянулся, сели... тут-то всё  и
началось.  Извек  потерял  счёт  наполненным  чаркам,  открытым  бочонкам  и
выставляемой снеди. Голова кружилась от перекрёстных  разговоров,  вопросов,
ответов, баек, присказок,  слухов,  да  новостей.  Кузнец,  лихо  успевавший
отвечать сразу нескольким любопытным, явил хорошо подвешенный язык, живой ум
и весёлый нрав. Однако, несмотря на то, что  оба  за  словом  в  карманы  не
лазили, и Сотник,  и  кузнец  скоро  притомились.  Отметив  это,  старейшина
мановением  руки  утихомирил  любознательных  и,  дав  гостям   передохнуть,
негромко проговорил:
   - Ведаем, что почтенный Извек обременён службой княжей, посему слово  моё
к тебе, Булан, будет. Прими наше  приглашение,  остаться.  Мы  же  обязуемся
уважить тебя как своего, и делить с тобой хлеб, кров, радость и беду. Ты  же
волен будешь уйти по желанию, коль житьё наше не по душе придётся.
   Казалось воздух над столами  застыл,  как  уха  на  морозе.  Все  взгляды
обратились к лохматому. Сотник, глядя в скатерть, легонько пнул кузнеца  под
столом и предусмотрительно подвинул полную  чашу.  Лохматый  не  шелохнулся,
однако спустя несколько мгновений,  упершись  руками  в  столешницу,  встал.
Голос прозвучал глухо, но услышали все:
   -  Да  куда  мне  уходить,  чай  нагулялся  уже,  пора  делом   заняться.
Благодарень вам!
   Первый глоток кузнеца был слышен от двери, но второй был заглушен дружным
воем пирующих.
   Застолье продолжилось с новой силой. Тут же решилось с жильём, припасами,
утварью и харчами. Не заметили  как  перевалило  заполночь.  Услыхав  вторых
петухов, все повалили из дома навстречу рассвету.  Дохнув  свежего  воздуха,
порешили прогуляться к лесу, поглядеть на чудесные Саморубы в  деле.  Кузнец
нехотя согласился, уговорившись, что покажет только один раз, сколько бы ещё
не просили.  Все,  сморщив  трезвые  лица,  тут  же  согласились,  застучали
кружками кулаков в выпуклые грудины, сулили не просить, даже если ничего  за
раз  не  получится.  Верилось  таким  обещаниям  с  трудом,  однако   стоило
порадовать новых друзей дивом дивным,  доселе  невиданным.  Прихватив  пяток
крынок с прошлогодней сурьёй, потопали к лесу.  Пока  шли  к  дальней  стене
деревьев, Ярило, спешащий ко дню, добавил небу молока.  От  веси  доносились
распевки третьих петухов, а в низинках  уже  скапливался  сонный  и  ленивый
туман.
   Лохматый остановился за полторы  сотни  шагов  от  опушки.  Повёл  рукой,
понуждая всех отойти за спину и, лишь когда убедился, что ближе  пяти  шагов
никого нет, потянул из мешка зигзаги лезвий.  Мудрёно  взявшись  за  серёдку
соединения, прищурился на пару высохших  исполинов,  что  стояли  особняком,
напоминая древних стражей. Покумекав, выверил хват,  примерил  на  вытянутой
руке направление, медленно отвёл орудие назад. Глубокий вздох и...
   Сверкающий диск, набирая обороты, со свистом сорвался с  ладони.  Стоящие
за спиной недоумённо ахнули, заметив неверное направление  броска.  Саморубы
пошли заметно левее цели, однако, набрав немыслимую скорость,  внезапно,  по
пологой дуге свернули к деревам. Никто ничего  не  понял,  когда  Бивни,  не
останавливаясь, промелькнули толи  перед,  толи  за  деревьями.  Лишь  когда
размытый силуэт, завершив дугу, устремился назад, от леса долетел  негромкий
звяк, будто по сушине стукнули тонкой заморской сабелькой.
   Раскрыв ладонь навстречу, кузнец не сводил глаз с мчащегося к нему диска.
Выждав до последнего мгновения, быстро отшагнул вбок и  резко  махнул  рукой
вниз, будто стряхивал воду на то место  где  только  что  стоял.  Блистающий
вихрь словно бы  утратил  направление.  Вращение  мгновенно  прекратилось  и
лезвия с разгона врезались в землю.
   Лохматый не торопясь присел, выдернул своё детище из дёрна  и  с  грустью
оглянулся  на  наблюдателей.  Остолбеневшие  же  мужики,  расшиперив  пасти,
контужено вытаращились  за  его  спину  и...  в  этот  момент  земля  дважды
вздрогнула. Все в молчании следили за опускающимся облаком , пока тишину  не
нарушил печальный голос кузнеца.
   - Вот и дрова будут. Всяко польза.
   Сотник со знанием дела цокнул языком.
   - Лихая вещица. Небось намаялся пока совладать учился.
   -  Было,  -  согласился   лохматый.   -   особенно   пока   останавливать
приспособился. Не знаю  как  с  руками  остался.  Благо  краешком  только  и
задевало.
   Булан завернул рукав и показал  жуткие  шрамы,  перепахавшие  предплечье.
Кузнецу явно  везло.  Ни  один  шрам  не  пересёк  сухожилия,  лишая  пальцы
подвижности. Извек покачал головой, невзначай глянул на свою руку в булатном
наруче. Булан усмехнулся.
   - Ты думаешь я голышом это колечко  покидывал?  Ему  же  всё  едино,  что
наручи, что наковальня. Всё, что на лету попадётся, сечёт  легче,  чем  коса
дождевые нити. На горы, правда не напускал, но разок, в степи, каменной бабе
полбашки снёс. Ненароком конечно, просто в траве не разглядел. А  рука  цела
оттого, они сами зависают над тем местом откуда посланы, но пока не собьешь,
вертятся как бешенные, ни  взять,  ни  остановить.  Слушаются  только  когда
ладонь издали почуют. Тогда выжидаю до последнего, да  отмахиваю  вниз.  Как
ладонь пропадает они уж не крутятся, стремятся уследить куда рука ушла, ну и
тыкаются в землю. Без закрутки-то большой  силы  нет.  Не  страшнее  простых
клинков, правда хороших.
   Потихоньку  потянулись  назад.  Гомонили  обсуждая  увиденное,  чесали  в
головах. Спорили возьмёт ли чудная вещь терем или, к примеру, лодью на воде.
За разрешением споров обращались к кузнецу. Тот вздыхал, но старательно, как
детям, разъяснял - что, сколько и как далеко секут Бивни.  Народ  потихоньку
начал расходиться. Кузнеца с Сотником тоже повели устраиваться на ночлег, но
Извек, сославшись на службу, с трудом попрощался с оставшимися и  направился
за Вороном. Не успел подойти к конюшне, как  невыспавшийся  мальчонка  вывел
бодрого осёдланного коня. Едва дружинник взобрался в седло, Ворон  припустил
резвой рысью.
   Глава 7
   День пути до торжища выдался скучным до дремоты. Солнце, едва  поднявшись
над землёй, зарылось в густеющую  дымку.  Синь  неба  запечалилась  блёклыми
облаками, придавившими к земле полёт суматошных стрижей.  Однако,  ожидаемый
дождь робко отсиживался в низко плывущей серой каше и не торопился облегчить
свинцовое брюхо туч. Пыль не смоченная ни единой каплей,  нехотя  взвивалась
при каждом шаге  Ворона,  и  медленно  оседала  на  месте,  не  встретив  ни
малейшего ветерка.
   Веки Сотника опускались под  собственной  тяжестью,  требуя  расплаты  за
бурно проведённую ночь. До торжища добрался к  вечеру,  едва  не  валясь  от
усталости, свернул к ближайшему постоялому двору. Проследив, чтобы Ворон был
устроен как следует, прошёл сквозь шумный полумрак  корчмы  и,  прихватив  с
собой кувшин молока,  поднялся  в  предложенную  хозяином  конурку.  Лязгнул
запором, выхлебал полкувшина и, едва стащив сапоги, прямо в одежде завалился
на лежанку.
   Утро прорвалось сквозь сон  многоголосым  гамом,  лаем  собак  и  трелями
вездесущих  птиц.  Извек  полежал  с  закрытыми  глазами,  прислушиваясь   к
непривычному  шуму.  Постепенно  начал  вычленять  из   монотонного   гомона
отдельные звуки, влетающие в маленькое окошко, вперемешку с  лучами  солнца.
На крыльце постоянно слышались чьи-то  шаги,  то  размеренные  и  тяжёлые  -
постояльцев, то торопливые и лёгкие - тех, кто обихаживал  гостей.  Стукнула
воротина, по дороге тяжело протопала тягловая лошадь, запряжённая в гремящую
подводу. Издалека доносились зазывания особо горластых торговцев.
   Глубоко вздохнув, Сотник сладко потянулся. Пожалел, что не разделся перед
сном, но резонно подумал, что каждая  палка,  окромя  вил,  о  двух  концах:
теперь и одеваться не придётся. Глаза открывать не хотелось и он наслаждался
возможностью мал-маля полениться. Однако, не к  месту  вспомнился  вчерашний
недопитый кувшин, а брюхо заявило, что пора бы позавтракать. Приоткрыв  один
глаз, Извек огляделся в поисках питья, но не увидел ничего, кроме оструганых
брёвен и запертой двери. Пришлось открыть второй глаз и повернуться на  бок.
Кувшин обнаружился на полу, возле запылённых сапог. Рядом скучала  плошка  с
догоревшей  свечой.  Извек  довольно  улыбнулся  и  потянулся  за   молоком.
Приподнялся на локте, потянул носом, убеждаясь не  скисло  ли  и,  аккуратно
разболтав сливки, приложился. Пил медленно, с чувством, без остановки. Когда
молоко кончилось, некоторое время всё ещё держал посудину опрокинутой,  ловя
ртом крупные капли. Затем вернул крынку на  пол  и  нехотя  опустил  ноги  с
лежанки.
   Пока обувался, откуда-то принесло запах печёного гуся. Не то чтобы больно
жирного, но с приправами и мягкими сахарными косточками.
   - Скорей... - пробормотал Извек. - Скорей умыться и за стол! Пока в брюхе
не устроится гусик или парочка куропаточек  и  кружка-другая  пива,  никаких
дел.
   Он быстро спустился во двор и направился к умывальне. Пар