буду... Как же ныне жизнь?
   - Сотник помедлил, признав  наконец  в  баяне  полупьяного  кощунника  из
давешней корчмы, однако дерюжка, покрывавшая тело,  куда-то  исчезла,  а  на
плечах  белела  длинная  рубаха,  расшитая  красным  узорочьем,  в   который
вплетались тайные знаки, ведомые немногим.
   - Живём, хлеб жуём, пока мяса не предложат. А как предложат, так и  пивом
запиваем.
   - Это славно, - улыбнулся кощунник. - Я про другое. Мне интересно, как  в
кабаках, да в подворотнях?
   Извек  напрягся.  Вестового   с   грамотой   описывали   по-другому,   но
спрашивающий явно ждал от него заветного слова. Всё  ещё  сомневаясь,  Извек
пожал плечами, простецки посмотрел на баяна.
   - В кабаках-то? Да в кабаках всё по-прежнему, пьют, да пляшут.
   - А в подворотнях? - не унимался кощунник.
   - В подворотнях по-прежнему режут. - тихо проговорил Сотник  и  уставился
на носок своего сапога.
   Старичок  сдержанно  кивнул,  зачем-то  подвигал  гусли,  наконец,  хитро
оскалившись, вымолвил:
   - Кабак он на то и кабак,.. а добрые люди по подворотням не шастают.
   Не произнося больше ни слова, полез в дорожный  мешок,  выудил  свиток  с
нашлёпками печатей, незаметно опустил рядом на землю. Тут  же  встал  и,  не
прощаясь, двинулся восвояси. Извек посидел, пока  кощунник  не  затерялся  в
толпе,  поднял  свиток  и,  сунув  его  за  кольчужную  горловину   доспеха,
направился в другую сторону.
   Чудно конечно, подумал он, да не моё это дело. Парить  мозги  приказа  не
было? Не было! Был приказ получить грамоту от  того,  кто  скажет  ответ  на
слово, да отвезти то, что  дадено,  к  князю  в  Киев.  Посему  неча  голову
трудить, пора выбираться отсель, пока ветер без сучков.  Сотник  смешался  с
толпой и не торопясь стал пробираться к постоялому двору. Когда миновал  ряд
оружейников, за спиной послышались крики. Оглянулся.
   Толпа колыхнулась волной, как поверхность омута от  брошенного  камня.  В
центре визжал плешивый  заморский  купец,  а  на  освободившемся  от  народа
пятачке сцепились два неприметных человека. Один держал другого за запястья.
Схваченный же сжимал в руке кожаный кошель, такой же пузатый,  как  вопивший
купец.  Народ,  сыпанувший  было  в  стороны,  остановился  и,   подгоняемый
любопытством, шатнулся обратно. Купец  быстро  унялся  и,  завидев  пропажу,
подступил к воришке с трясущимися губами. Ловчий же  успел  загнуть  руку  с
кошелём и,  перехватить  карманника  поудобней.  Все  были  заняты  зрелищем
борьбы, когда Извек  заметил  в  толпе  второго  вора.  Ловко  скользя  мимо
ротозеев, тот  быстро  приближался  к  сцепившимся.  Выскользнув  из  толпы,
задержался в первом  ряду.  Извек  разглядел  в  его  рукаве  оплётку  ножа.
Взявшись за рукоять поудобней, напарник шагнул к ловчему. Толпа  ахнула,  но
сбоку выскочил какой-то бродяга и, выхватив из-под козьей безрукавки акинак,
рубанул занесённую руку. Хрустнуло. В воздухе закувыркались нож и  несколько
пальцев, а последовавший за этим вздох толпы завершил отчаянный крик вора.
   Враз  побелевший  купец  замер  с  растопыренной  пятернёй.  По   круглой
физиономии пролегла дорожка красного бисера, но он не замечал оросившей  его
крови и не дыша смотрел  на  скорчившегося  в  пыли  злоумышленника.  Вор  с
кошелём прекратил рыпаться и тоже остолбенел.  Ловчий  повалил  его,  упёрся
коленом между лопаток, уцепив за волосы, вывернул голову назад.  Оглянувшись
на товарища,  кивком  поблагодарил  за  прикрытую  спину  и  протянул  купцу
спасённый кошель. Тот стеклянными глазами пялился на своё добро,  постепенно
приходил в себя. Наконец, опомнившись,  цапнул  пузатый  кожаный  мешочек  и
завертел в руках, убеждаясь, что всё в целости.  Сквозь  толпу  протиснулись
два дружинника. Один тут же склонился над раненым, сдёрнул с него  подпояску
рубахи и умело перетянул руку выше запястья. Взгромоздив карманника на ноги,
уцепил за шиворот, чтобы тот не свалился,  и  так,  поддерживая,  повёл.  До
Извека донеслось тихое:
   - Ну, на сегодня отвоевался,  пойдём  уже.  Лекарь  пособит,  а  там  как
сдюжишь.
   - Лучше бы добили... - сквозь зубы промычал вор, теряя сознание, но успел
сделать ещё  несколько  шагов,  прежде  чем  ноги  подогнулись  и  он  начал
заваливаться. Едва повис на руках охранника, как подскочил молодец в  козьей
душегрейке. Махнув кому-то в стороне, подхватил  раненого  с  другого  бока.
Поглядел в землистое лицо с отвисшей челюстью, покачал головой.
   - Не, не дойдёт! Хотя, я поначалу сомневался, но вишь, зря.
   Рядом затопотали  копыта.  Подъехал  седой  воин.  Не  говоря  ни  слова,
спешился, помог взвалить  бесчувственное  тело  на  коня  и  повлёк  жеребца
быстрым шагом. Остальные двое взялись по бокам, придерживая груз.
   Это ещё по-божески, подумал Извек. В Киеве бы сразу зарубили.  Хотя,  кто
знает, что ждёт карманника, когда отойдёт от раны. С одной рукой не  здорово
разживёшься.  Мимо  провели  второго  вора  со  связанными  кушаком  руками.
Пойманный угрюмо глядел перед собой сквозь растрёпанные волосы и,  казалось,
не обращал внимания на вцепившихся с обеих сторон охранников. Поравнявшись с
Сотником, один из сопровождавших задорно подмигнул.
   - Вот так, друже и живём!
   - Весело живёте. - усмехнулся Извек.
   Троица прошествовала дальше. Извек оглянулся, толпы как  не  бывало.  Все
снова деловито мельтешили между рядами, лишь  кое-где  группки  в  несколько
человек обсуждали  происшествие.  Ноги  сами  понесли  к  постоялому  двору.
Задерживаться было незачем, да и Ворон наверняка соскучился.
   На подходе к корчме заметил в  дверях  пацана.  Поманил  пальцем,  шепнул
мальчишке, чтобы собрал чего в дорогу, сам направился седлать Ворона.  Когда
вывел коня на двор, пацан уже ждал с чистой тряпицей в руках. Увидав Извека,
споро подбежал, протянул свёрток, радостно отчеканил:
   - Лопатка кабанья. Лук. Пара груш... Вьюны. Два. В тесте.
   Ловко поймав на лету монетку, просиял как утреннее солнышко, отпорхнул на
крыльцо и уже оттуда, заметив как гость поглядывает на облака, крикнул:
   - В добрый путь! Дядька Жёлудь говорил, что дождя  не  будет,  езжай,  не
рубись! К вечеру развеет.
   Ворон  крутнул  ухом  на  голос,  тряхнул  гривой  и  припустил  веселей.
Несколько раз косился на хозяина, не слыша привычного голоса Извека.  Сотник
же раскладывал в  голове  последние  события.  Караван,  что  задержался  по
дороге, нападение странных грабителей, волки,  пропажа  человека,  наверняка
того, который вёз  грамоту,  появление  грамоты  и  баяна,  знающего  тайное
слово... Уж больно всё запутанно.  Хотя  всё,  что  наказали,  он  вроде  бы
сделал: приехал, получил грамоту, едет обратно, а  думать...  пускай  ведуны
думают, у них жизнь такая. Ворон замедлил  шаг.  Извек  и  не  заметил,  как
произнёс последнюю мысль вслух. Хмыкнул, погладил тёплые  мягкие  уши  коня,
тронул сапогами конские бока. Ворон пошёл быстрей.
   ЧАСТЬ 2
   Глава 8
   Как это ни печально,
   но в действительности всё гораздо хуже,
   чем в жизни.
   Витим - Большая Чаша.
   Сотник хмурился. Между последними событиями была какая-то  связь.  Что-то
шло не так, начиная с исчезновения Рагдая и кознями  против  Извека,  кончая
давешним крещением  и  странной  историей  с  грамотой.  В  сердце  копилась
тревога. Раньше Сотнику удавалось отвлечься от этого чувства, но теперь  всё
чаще приходилось заставлять себя просто выбрасывать чёрные думки из  головы.
Иначе нестыкующиеся мысли  грозили  заполнить  душу  безвыходной  тоской,  а
Селидор говорил, что воин в тоске опасен... для себя.
   И сейчас Извек пытался избавиться от гнетущего чувства,  но  всё  сильней
ощущал горечь. Будто кто-то предал, причём не только  его  самого,  а  нечто
большее. Словно вся Русь поставлена на помост невольничьего рынка, а  вокруг
косорылятся покупатели, заискивая перед хозяином, держащем  в  крепкой  руке
цепь ошейника. В сравнении с  этим,  собственные  неурядицы  меркли.  Сотник
полез за ворот, выудил тугое полешко пергамента, повертел в  руках.  На  миг
показалось, что от печатей веет новым злом. Мелькнула лихая мысль  заглянуть
в послание, однако не гоже это для посыльного, да и под руками ни  огня,  ни
котла для воды нет: печать обратно не навесить.
   Вечер застал на полпути к веси, приютившей бродячего кузнеца. Поразмыслив
немного, Сотник решил не  возвращаться  той  же  дорогой.  После  истории  с
обозом, глупее нет, чем досуже раскатывать с  грамотой  по  дорогам.  Что-то
подсказало поступить, как учил Селидор:
   ...На вылазку никогда не ходи той дорогой, по  которой  послали,  или  по
которой собирался заранее.
   С вылазки никогда не возвращайся той же дорогой, которой ехал. И  вообще,
не топчи траву  два  раза  подряд,  если  не  хочешь  протоптать  дорожку  к
смерти...
   Извек  припомнил  малоезженную  стёжку,  по  которой  однажды  с  Рагдаем
сократили путь до торжища почти на день. Говаривали, что в одиночку  по  ней
лучше  не  ездить.  Будто  бы  появляется  в  чаще  что-то,  сродни  соловью
разбойнику. Однако, в тот раз, ничего похожего не видели, хотя и чуяли,  что
места не добрые. Теперь же, покумекав  немного,  Сотник  решил  выкинуть  из
головы россказни и решительно свернул налево, к темнеющей  полосе  дремучего
леса. По опушке доехал до  еле  заметного  прохода  в  заросшей  кустарником
чащобе. Направил Ворона вперёд, а сам прислушался.  Вокруг  густой  осинник,
серый как небо поздней осенью, светло  вроде,  да  ни  рожна  не  видать.  И
шоркается что-то за спиной, а обернёшься - никого. Хотя, с  другой  стороны,
осинник как осинник.  Даже  кое-где,  видны  грибы,  притаившиеся  в  прелой
листве, будто витязи в засаде. Скоро, однако, стало заметно, что чем  дальше
в лес, тем тише становится птичий щебет. Ветерок, вяло плутавший в  вершинах
мрачных дерев, окончательно завяз и застыл стоячим воздухом.
   Далеко за полдень дорожка вывела в редкий перелесок с большими шелудивыми
полянами. На одной из них, прямо на пути Извека сидела  костлявая  фигура  в
пожухшей дерюге. Ворон замедлил шаг, остановился неподалёку  от  незнакомца.
Сотник зыркнул по сторонам, нет ли в кустах приятелей этого бродяги. Эх,  не
люблю засады и охоты, подумал  он,  но  не  увидав  ни  намёка  на  чьё-либо
присутствие, рассмотрел сидящего. Совершенно высохшее лицо  обрамляли  седые
пыльные волосы, спускающиеся по плечам до самых локтей. Борода все ещё имела
пару чёрных прядей и  была  заправлена  за  верёвку,  служащую  поясом.  Под
бородой поблёскивали медные обереги  делающие  его  похожим  на  калику,  но
вместо клюки, по правую руку лежала рогатина с  зазубренным  лезвием.  Таких
зарубок, отметил Сотник, даже самый крупный медведь не  оставит,  видать  не
только на охоту этот калика ходит. Тем временем бродяга  встал,  обнаруживая
немалый рост и удивительную худобу.
   - Исполать тебе, доблестный Извек, - проговорил  незнакомец,  и  коснулся
травы в земном поклоне. - Велено спросить: здоров ли лучший  ратник  княжьей
дружины?
   - Так уж и лучший?! - усмехнулся Сотник, подозрительно поглядывая  то  на
широкую фигуру, то на густые заросли. - А я слышал, что и получше моего  вои
есть!
   - Были! - уверенно поправил бродяга. - Но после Рагдая, ты один  остался.
Пока один.
   Сотник едва удержал поползшие на лоб брови, незаметно поправил ножны.
   - А мы, надо думать, встречались?
   Калика отрицательно качнул головой. Не подал виду, что  заметил  опасения
всадника, но чтобы развеять сомнения, переложил рогатину  в  другую  руку  и
развернул остриём назад.
   - Нет, ныне впервой и, думаю в последний.  А  имя  твоё  мне  Синий  Волк
назвал. Велел передать, что будет ждать у Каменного Круга. Просил поспешать.
   Извек с облегчением вздохнул. Всё наконец прояснилось. Про Каменный Круг,
кто попадя, не ведает. Видать и в самом деле надо торопиться,  если  Селидор
прислал за  ним  одного  из  перехожих.  Сотник  попытался  сообразить,  как
выбираться из этих мест, но незнакомец уже протянул к лесу мосластую руку.
   - Там за сосной бурелом, за ним натоптанная тропа до  кабаньего  водопоя.
От него вниз по ручью. Русло чистое, езжай без опасений  до  самого  оврага.
Доедешь до реки, а там, правым берегом,  недалече  до  знакомых  мест.  Путь
прямой, к ночи доедешь. Короче только птичьим лётом.
   Извек оглянулся в указанном направлении и вздрогнул  от  резкого  щелчка.
Краем глаза заметил, как воздух  на  месте  калики  схлопнулся  и  по  ветру
понесло облачко белой пыли.
   - Вот и поговорили. -  пробормотал  Сотник  в  растерянности.  -  Вопросы
позадавали, ответы послушали. Можно сказать, успели друг другу надоесть.
   Ворон звякнул удилами и, ощерив белые зубы, как бы между  делом  поплёлся
куда  указано.  Самостоятельно  преодолев  бурелом,  протрусил  до  водопоя.
Приостановился напиться и,  осторожно  переставляя  проваливающиеся  копыта,
двинулся по руслу ручья. Сотник не торопил,  чувствовал  зыбкость  песчаного
дна и лишь уклонялся от перегораживающих путь веток. Когда же ручей вывел  в
широкий овраг, русло  расширилось  на  несколько  саженей  и  измельчало  до
полуторавершковой глубины. Копыта  захлюпали  по  жёлтому  песчаному  дну  и
Сотник задремал, убаюканный плавным шагом  коня.  Приноровившись  пощипывать
траву по краям ручья, Ворон ступал всё медленней и  скоро  уже  тащился  как
раздавленная  улитка  по  сухому  песку  и  в  гору.  У  реки  почти  совсем
остановился и двинулся по кромке воды, выбирая стебельки послаще.
   Темнеющий поблизости пень-гнилушка, приподняв мшистое веко, тайком следил
за конём. Как только  Ворон  приблизился,  пень  расшиперил  второй  глаз  и
потихоньку выпростал из травы длинный прут. Примерившись получше,  захлопнул
глаза, и... прут-рука со свистом рассекла воздух.  Удар  пришёлся  точно  по
крупу. Ворон, заржав, развернулся на месте.  Выныривая  из  дремоты,  Сотник
едва не свалился с седла. Спасла старая выучка: рука вцепилась в гриву, ноги
клещами сжались на крутых боках. Оглядевшись вытаращенными  глазами,  понял,
что добрался куда надо и,  приметив  в  отдалении  знакомый  утёс,  направил
Ворона вдоль берега.
   День иссяк. Свет мерк, будто просачиваясь и истекая сквозь траву.  Солнцу
стало скучно на краю безоблачного неба и оно торопливо скрывалось за  ровным
окоёмом. Извек больше не дремал. Прыжок Ворона враз стряхнул всю сонливость,
к тому же предстояла скорая  встреча  с  Синим  Волком.  В  чащу  заезжал  в
сумерках. Привычным чутьём выбирал прореди над кабаньими  тропами,  пока  не
заметил  заветный  поворот  к  редколесью.  Незадолго  до  появления   луны,
почувствовал знакомый запах, присущий  только  этому  месту.  Пахло  горьким
мхом,  ползущим  по  стволам  подъясеня,  цветами  стой-травы  и  перезрелым
споровником. Ворон тоже сопел, дивясь чудным запахам. Копыта тонули  в  гуще
зипун-травы. Изредка в стоящей тишине сочно хрустел жмень-стебель,  добавляя
туману Охотно остановился, когда за полсотни шагов  от  капища  Извек  решил
спешиться. Протиснувшись сквозь  путаницу  малинника,  Сотник  стёр  с  лица
налипший мусор и остановился неподалёку от круглой полянки.
   Селидор восседал на отполированном веками камне. Резкие  черты  лица,  со
времени последней встречи, стали ещё жёстче. В свете луны, его  застывший  и
осунувшийся лик походил на грубо высеченного из морёного дуба Перуна, мрачно
возвышающегося над  капищем.  Недвижная  фигура  наставника  будто  бы  тоже
уплотнилась  и  задеревенела.  Сидел  видимо  давно:  Извек  издали  заметил
серебристую  сеть  паутины,  колышущуюся  между  локтем  волхва   и   резным
основанием идола.  Только  бушующее  в  глазах  Селидора  пламя  выдавало  в
неподвижном теле жизнь.
   Остановившись в десяти шагах, Сотник приложил ладонь к  груди  и  вытянул
руку в сторону наставника. Глаза сидящего двинулись. Взгляд клинком упёрся в
грудь Извека, поднялся выше и пробуравил переносье. Огонь  медленно  уходил,
но не затухая, а будто бы нехотя прячась за серыми  льдинками  зрачков.  Еле
слышно треснула паутина. Рука Селидора гулко стукнулась в красное  с  чёрным
узорочье груди и дважды выметнулась к дружиннику.
   Сотник  ещё  раз   позавидовал   молниеносным   движениям   волхва.   Эта
удивительная стремительность поражала  всех,  кто  знал  Синего  Волка.  Он,
подобно древним  героям,  был  быстр  до  неуловимости,  до  непостижимости.
Кощунники говорили про таких, что они движутся, как смазанная жиром  молния.
Селидор же двигался как молния, облитая раскалённым маслом.
   После приветствия взгляд наставника потеплел, но лицо оставалось суровым,
будто пришёл не любимый воспитанник,  а  незнакомый  путник.  Крепкая  длань
указала на один из камней по правую руку.  Извек  сел,  ожидая  от  старшего
первого слова. Уже не удивился, тому, что угли посреди кострища  сами  собой
задымили и плеснули непоседливыми язычками пламени. Без огня, да на ногах не
быть беседе доброй.
   - Достаёт ли сил не сходить с пути? - наконец  заговорил  Синий  Волк.  -
Достаёт ли духа от кручин не гнуться.
   Сотник кивнул, улыбнувшись постоянству первых  слов,  посмотрел  в  глаза
наставника.
   - Достаёт, дядько Селидор. И для пути достаёт, и для  кручин.  Однако,  у
тебя самого, слыхал, заботки немалые.
   - Были, Извек, заботки. Были.  Сейчас  поубавилось.  -  волхв  кивнул  на
странную траву, поблёскивающую на поляне за пределами каменного круга.
   Разгорающийся  костёр  высветил  частокол  торчащих  в  земле  степняцких
сабель. Эх, подумал Сотник, и не лень же было посреди леса три сотни клинков
собирать, да с устатку, по буеракам, два пуда сюда тащить. Заметив удивление
ученика, Селидор усмехнулся:
   - Не пропадать же добру. Енисей с Лютиком на гожие мечи перекуют. Там  же
больше половины клинков чистого харалуга. Почитай около сотни добрых  мечей,
не считая топоров, ножей, да оконечников для стрел, копий, сулиц.
   Сотник кивнул. Иной раз, душа-клинок, единственный друг и брат во  чистом
поле. А запас хорошего железа - он по любым временам хорош.
   - Однако, - продолжил волхв, -  Тебе  торопиться  надо,  посему  не  буду
тянуть. Ныне я последние дни на этом месте. Приспело  время  готовить  новые
логовища. На старых капищах, да погостах боле никого не будет. Все,  кто  от
крещения уберёгся, ушли. Прочие подадутся ближними днями.  Нужно  поспешать,
пока новый бог не пожрал всё, до чего руки его рабов дотянутся.
   - Так он уже и так всё пожрал, - зло перебил Извек. - И поконы, и  жизни,
и свободу думать своей головой. Больше и жрать то  нечего...  -  он  осёкся,
уловив укоризненный взгляд наставника.
   - Кабы было так, не стоило бы и с печи слезать. - горько улыбнулся  Синий
Волк. - Русь Киевом не кончается.  А  десяток  весей,  вокруг  него,  только
начало беды. Худшее впереди.
   Извек едва не подскочил над гладкой макушкой гостевого камня. Справившись
с голосом, медленно выговорил:
   - Что может быть хуже?
   - Хуже потерять язык! Потерять правь! Потерять дух и знания пращуров! Про
то в твоих грамотах и говорено, - волхв прикрыл веки и,  как  по  писанному,
заговорил: - От крещёного дня надлежит все письмена нечестивцев, будут ли те
веды досками, берестой, глиной, пергаментом ли, предавать огню, без разбору.
Жрецы же, либо прочие перечи, буде те случатся, повинны смерти. Сих надлежит
повсеместно ругать и сечь железом нещадно...
   Селидор  умолк,  жестом  остановил  восклицание,  готовое   сорваться   с
Извековых уст. Терпеливо продолжил:
   - Иным иноземцы не успокоятся. Им давно  ясно,  что  Русь  ни  силой,  ни
большой силой не взять. Они по сей  день  тяжкой  падучей  маются  от  одной
мысли, что мы захотим пределы расширять. Вот и решили изнутри  подточить.  И
момент правильный выбрали, когда в князья сын рабыни  выбился.  У  такого  и
удила, и стремена доступны, а уж править таким  жеребцом,  большого  ума  не
надо. Посули ему золота, да власти без края и он твой. А Владимиру невдомёк,
что через поколение все бразды п