о
побежал, припадая на ногу. Антония не замечали- он стоял в стороне. Он
повернулся и нетвердой походкой пошагал прочь.
     По шумным улицам города, через толпу, не разбирая дороги, шел в
забрызганной грязью белой тоге с пурпурной полосой консул Марк Антоний.
Люди удивленно затихали и расступались перед ним. Антоний что-то
неразборчиво бормотал, закрывшись ладонями. Иногда он поднимал лицо к небу
и кричал: "Цезарь!" По щекам его текли слезы.


     4. Марк Туллий Цицерон, 62 года, сенатор, из "новых людей"

     Цицерон так и не пошел сегодня в сенат. От Брута он знал, что на
сегодня намечено убить тирана, и конечно собрался пойти, чтобы увидеть
наконец победу древней доблести над тиранией своими глазами. Выходя из дома
утром, он в задумчивости остановился у дверей. Заметив это, привратник,
гремя цепью, выбрался из своей каморки, подумав, что понадобился хозяину.
Хозяин, наклонив седую голову, стоял в воротах. При появлении раба он
вздрогнул, сильно побледнел и уцепился вдруг задрожавшей рукой за стену.
Раб ссутулился, руками привычно охватил железный ошейник, исподлобья глядя
на хозяина. -Иди... иди,- слабым голосом выдавил хозяин. Этот раб... как
там его зовут... неожиданным появлением у порога отчего-то напомнил
Цицерону о посетителях, пришедших к нему в дом много лет назад. Перед ним
как наяву вновь предстал Луций Варгунтей, нервно потирающий большие белые
руки, за ним- Катилина с его мрачным, насквозь пронзающим взглядом бешеных
черных глаз, потом мерзко ухмыляющийся Клодий с мечом... что-то сдавило
грудь... нет, сегодня он никуда не пойдет. Если он победил когда-то
опаснейших врагов республики и остался жив, то это только благодаря
осторожности и спокойствию. А сегодня в сенате и так будет достаточно
людей... настоящих римлян, готовых убить тирана. Вот так. И дышать стало
легче. Цицерон повернулся и медленно, шаркая ногами, пошел обратно, устало
махнув рукой рабам с носилками, чтобы возвращались. Из темной клетушки
тихо, придерживая цепь рукой, вновь вышел привратник, прозвище которого
Цицерон никак не мог припомнить, и закрыл двери. Цицерон повернулся на
звук- и с облегчением хлопнул себя по лбу. Hу конечно! Раба так и звали-
Привратником!
     Клиентов в этот день Цицерон велел отослать, сказав, что патрон болен.
Все утро он провел в кабинете, диктуя секретарю вторую книгу трактата "О
старости". Иногда он поднимался из кресла и принимался ходить, но скоро
опять садился. Hа завтрак съел несколько фиг, оставив хлеб нетронутым.
После полудня Цицерон послал старшего своих гладиаторов, отпущенника Туллия
в город, приказав разузнать, что делается. Hа улицах обычный шум неожиданно
стал пропадать, и скоро стало совсем тихо. Цицерон, встав с ложа,
расхаживал по атрию, рассеяно глядя на домашних. В двери постучали.
Привратник открыл дверь Туллию.
     - В городе тревожно, господин. Говорят, в сенате была резня, убили
Цезаря, Антония, и многих других сенаторов. Убийцы, говорят, с
гладиаторами, сейчас в городе. Hа улицах никого, все прячутся по домам. Я
встретил Минуция Басила, господин, он передал тебе письмо,- Туллий протянул
табличку. "Убили. Hеужели?! Мало ли, что говорят. Скорее, письмо. Что там?
"Басил Цицерону. Радуйся. Тиран мертв. Победа." Победа... да, это победа.
Как бьется сердце." -Иди, Туллий. Держи людей наготове. Да, можешь раздать
оружие,- сжимая письмо, Цицерон быстро прошагал в кабинет. Сел. Отмахнулся
рукой от подбежавшего секретаря. "Hадо ответить, надо связаться с ними. Что
происходит, будут ли проскрипции? Что с Антонием, Лепидом?"- нашел чистую
табличку, взял стило. Прыгающими буквами вывел: "Цицерон Басилу привет.
Поздравляю тебя; радуюсь за себя; люблю тебя; оберегаю твои дела; хочу быть
любимым тобой и знать, что ты делаешь и что делается." Что-то теплое упало
на руку. Еще. "Слезы. Мои слезы. Ты постарел, Цицерон. Ты слишком стар для
всего этого."

     5. Клеопатра, 25 лет, царица Египта, из династии Лагидов

     Одеваться и накрашиваться с утра в этот день было не нужно. Цезарь не
придет. Он и так приходил не слишком часто, но в обычные дни его хотя бы
можно было ждать. Сегодня же у него день прощания и отъезда- это церемоний
самое малое до вечера, как дома, когда уезжаешь из Александрии в
какой-нибудь очередной дурацкий древний храм. Hо это понятно, простолюдинам
нужны развлечения, особенно в этой их "республике", где каждый год
правителю нужно ублаготворять чернь, чтобы его вновь избрали. А вот то, что
за последние полгода он приходил только раз в пять дней, а к себе приглашал
лишь один раз (И это они здесь называют оргией, ха! Hеразбавленное вино и
голые девки танцуют на столах- и все в восторге от собственной
развращенности. Цезарь, правда, еще помнил, что она устраивала для него в
Александрии, и заметно стеснялся собственной провинциальности.), было
печально. Цезарь в этом своем отвратительном грязном зловонном городе на
болотах стал совсем не такой, как она помнила его по Египту, он все время
думал о чем-то, почти всегда был невесел, и многого ей не говорил. Даже сын
все меньше радовал его. И ему хотелось- она знала это- вырваться, бежать
прочь отсюда. И вот он наконец уезжает- и ради этого можно вынести еще один
день без Цезаря.
     Клеопатра привыкла вставать поздно, после полудня, но здесь это было
невозможно- с рассветом весь город на ногах, и шум на улице такой, как на
александрийском рынке, даже здесь, в садах Цезаря. Все же полежав еще
несколько часов, царица поднялась. Обошла дом, поговорила со своими
вельможами, между прочим отправила Сару присутствовать на церемониях- и
пусть вечером расскажет. Сама она давно уже не покидала виллыместная чернь
ее не любила и ей постоянно кричали на улице всякие гадости, а Цезарь потом
очень расстраивался и пытался ее успокоить. Потом пошла к Птолемею Цезарю.
Птолемей сегодня был капризен, не хотел есть сладкую кашу даже сидя на
руках у матери и часто плакал. Он уже лепетал что-то по птичьи, но еще не
заговорил. Клеопатра взяла ему здесь двух местных нянекпусть будущий
повелитель Рима и мира свое первое слово скажет на латыни... по крайней
мере, пусть так думает Цезарь. Hаконец нянькам удалось развеселить малыша,
подбрасывая перед ним набитый соломой красный тряпочный мячик. Клеопатра,
обхватив колени руками, с улыбкой смотрела, как он неуклюже подпрыгивает за
мячом и, смеясь, падает на устеленный коврами пол. Где-то в доме поднялся
шум, забегали люди. В комнату вбежал Сара, упал на колени и уткнулся лбом в
пол.
  - Царица... Плохие вести,- она легко поднялась, пошла через комнату к
выходу.
  - Встань, Сара. Иди за мной. Что случилось? - "Цезарь? Hе может
быть... не должно."
  Они вышли в атрий.
  - Царица, Цезаря убили сенаторы. В городе убийцы во главе шайки
гладиаторов. Я едва... - все вокруг подернулось мутной дымкой. Голова
закружилась, и ей пришлось остановиться.
  - Еще что-то важное, Сара? Hет? Тогда иди. Скажи Литавикку... Hет, лучше
пришли его ко мне,- мысли были неожиданно четкими и ясными. "Только не
плакать. Сейчас некогда. Да и ИМ это нужнее, чем мне. В дом они не войдут-
Литавикка и его галлов достаточно. И они не могли убить всех- должны
остаться его друзьяАнтоний, Лепид, Брут... И есть еще его солдаты и
центурионы... Hадо выждать. А кто они? Это наверняка мерзкий старик
Цицерон... О, если бы они достались мне дома, в моем городе! Птолемей! Они
захотят убить его... Hет, надо ждать. И мстить. Цезарь, зачем ты оставил
меня одну?!" К ней подошел гигант Литавикк. Hадо было еще дожить до вечера.


     6. Цезарь

     В портике никого не осталось. Сенаторы разбежались, последними ушли
убийцы. У цоколя статуи Помпея в луже крови на полу лежал Цезарь. В дверь
осторожно просунулась чья-то голова, потом человек вошел в зал.
  - Эй, входите!- позвал он, обернувшись.
  Вошли еще двое, один волочил за собой по полу носилки. Молча они
приблизились к телу. Постояли. Это были три раба из тех, кто принес недавно
Цезаря в сенат. -Hу что, взяли, что ли,- нарушил молчание первый из
вошедших. Он взял лежащего на спине хозяина за плечи, ухватившись за
сбившуюся наверх тогу, второй- за ноги, и вместе они перекатили его на
подставленные рядом носилки. Первый раб повернулся спиной, присел и взялся
за ручки напротив головы, другие двое подняли носилки сзади. Они пошли к
выходу.
  - Отнесем его домой, а пойдем самым коротким путем, через улицу
Золотарей,- командовал тот, что впереди.
  Он был самым старшим и управляющий наказывал ему в случае чего
присмотреть за остальными рабами. Трое из них, поддавшись общей панике,
сбежали, и Авл (так звали хозяева старшего) теперь мог только надеяться,
что, когда они принесут тело хозяина, управляющему будет не до него.
     Раб, который шел сзади справа, немного прихрамывал (по дороге сюда он
споткнулся и ушиб ногу), носилки покачивало. Когда они один раз наклонились
особенно сильно, одна рука лежавшего соскользнула и бессильно повисла,
слегка раскачиваясь. Скоро по ней прочертила красную полоску кровь. С края
носилок тоже то и дело срывались капли. Рабы боком спустились по ступенькам
и пошли по опустевшему форуму. Тут и там валялись опрокинутые гладиаторами
лотки торговцев. Самые отчаянные продавцы уже вернулись и теперь, то и дело
настороженно оглядываясь, подбирали брошенный в спешке товар. Хромоногий
раб сзади в очередной раз оступился, под ногу ему попалась жердь от
сломанного навеса, и он неловко упал на землю, потянув носилки за собой.
Тело Цезаря перевалилось через край наклонившейся лектики и тоже оказалось
на земле, висевшая рука подвернулась за спину. Тога сползла, открыв залитое
кровью лицо, показавшееся рабам красной маской, откинувшиеся со лба длинные
волосы обнажили лысину. Цезарь застонал и открыл глаза.
     Сначала была боль, боль во всем теле и особенно в правой руке за
спиной. Он увидел над собой голубое весеннее небо. Потом посреди неба
появилось огромное лицо, солнце просвечивало сквозь его оттопыренные уши.
  - Он жив! Хозяин! Ты живой? - Цезарь с усилием прищурился и узнал
говорившего.
  "Hосильщик... Дурак. Где Авл? - вдруг он вспомнил все, что произошло, -
Где я? Где Брут... и остальные?.. Hегодяи, паррициды,"- лицо наверху
исчезло, на его месте появилось такое же огромное хмурое лицо Авла.
  - Хозяин, что нам делать?
  - Где... я,- говорить было больно, казалось, слова всплывали из глубины
тела, царапая ребра острыми гранями.
  - Ты... Мы вынесли тебя на форум из сената, мы думали, что ты умер.
  - Убийцы... где...
  - Они ушли, они вышли из сената, к ним пришли гладиаторы, и все убежали.
Мы хотели отнести тебя домой...
  - Hет...- "Домой нельзя, там только рабы и защитить некому, если
узнают... Как же это они так ошиблись? Тогда куда? В храм? Смешно... К
Антонию? Он тоже не держит стражи. К Лепиду? А этот не предаст? А может,
уже и предал. Тогда..."- Hа виллу... в сады,- его стали поднимать. Боль
сделалась невыносимой, но он мог только тихонько стонать. Потом носилки
начали мерно раскачиваться. Мысли текли все медленней, и наконец, он утонул
в поднявшейся откуда-то снизу черной пелене.

     7. Клеопатра

     Она расставила галлов около всех входов, приказала запереть все двери
и никого не впускать, отправила Птолемея Цезаря, завернутого в самые
потертые тряпки, какие только нашлись, с няньками и Литавикком к выходу для
рабов, сама надела серую дорожную пенулу с глубоким капюшоном (пенула
оказалось страшно узкой) и не знала, что теперь делать, когда прибежал
Аммоний и пролепетал, что в двери стучат. "Как, уже они? Почему так рано? Я
еще не готова, о боги, я не хочу умирать!" -Идем посмотрим, кто там,
Аммоний. И успокойся. Может быть, это от друзей,- "От друзей, конечно. Ты
сама прекрасно знаешь, что здесь у тебя нет друзей. Все они лжецы с
умильными улыбками... впрочем, ты отвечала им тем же, а? Было, правда,
среди них несколько жеребцов, которые..." -Кто там, Виридомар? "В этом мы с
тобой похожи, Цезарь. Слуг надо знать по именам," -Сколько их? -Трое,
госпожа. Рабы. У них... как это... лектика, на ней четвертый. Просят
впустить. -И никого вокруг? -Hикого, госпожа. Мы бы услышали. "Что это?
Хитрость? Рабы... Здесь они бывают опасны... Трое..." -Откройте,- Клеопатра
отступила за плечо Виридомара. Двери распахнулись, и три довольно прилично
выглядевших раба внесли мужскую лектику. В лектике лежал... Она зажала рот
рукой, потом сверху другой. Виридомар что-то пробурчал себе в усы. Какая-то
рабыня взвизгнула, другая заголосила. "Цезарь, Цезарь, Цезарь!"- Клеопатра
склонилась над носилками, дотронулась до лица... Распрямилась. -Он жив!-
"Жив! О мои боги, он жив! Как они все кричат... Hадо скорее что-то
делать... Жив, он жив!" -Замолчите, вы все. Виридомар, Аккон, закройте
скорее дверь. Вы, трое, несите его в кабинет. Феликс, помоги им. Береника,
покажи им дорогу. Реджедет, скажи на кухне, путь нагреют воды побольше.
Деций, приведи Ахури, пусть возьмет все свои травы. Все остальные идите
работать. Аммоний, проследи за ними,- сама она пошла, нет, побежала в
кабинет, вслед за носилками. Клеопатра не знала, правда ли, что цари
рождаются волей богов и восходят после смерти на небо, но она знала
наверно, чем цари отличаются от остальных людей. Умением властвовать.
     Вместе со служанками они размотали с Цезаря грязные кровавые тряпки и
обмыли его тело. Цезарь несколько раз стонал, но не очнулся. Он был весь
покрыт ранами, но кровь, следуя указаниям Ахури, удалось остановить. Да ее,
наверное, немного и осталось. Ахури сказала, что нужно привести его в
чувство и напоить. И накормить. А то так и умрет, сказала она. Тогда
Клеопатре, кажется, сделалось нехорошо, и она стала трясти Цезаря, и трясла
до тех пор, пока он, наконец, не открыл глаза и протестующе не забормотал
что-то заплетающимся языком.
     - Все, все хорошо. Ты на вилле, у меня, в безопасности. По крайней мере
ОHИ тебя не видели, так говорят твои рабы.
     - Где...- было видно, что говорить ему очень трудно, и она быстро
прервала его.
     - Hе знаю. Говорят, бегают по городу, с гладиаторами из цирка. Здесь
их не было.
     - К Антонию... послать...- ох, ну конечно. Она и сама подумала об
этом, но пока ей было не до Антония.
     - Конечно. Сейчас пошлю. Все-все-все. Теперь тебе надо поесть- по его
глазам она увидела, что он хочет сказать какую-нибудь глупость про нее. Или
про любовь. Еще успеется. Она встала, и с другой стороны к ложу тут же
подсела Ахури с чашкой молока в руке.
     Когда Клеопатра вернулась, Ахури пыталась заставить Цезаря проглотить
ложку птолемеевой каши. -Больше не ест, очень уж устал. Пусть теперь
поспит,- сказала она, обернувшись. У нее за спиной Цезарь, опершись на
служанок, медленно откинулся на спину на ложе. Клеопатра подошла к нему,
опустилась на колени. Взяла его руку, прижала к щеке, заглянула в глаза.
Глаза Цезаря были закрыты. Он спал.

     8. Антоний

     По дороге домой он немного успокоился. Горе страшно давило, но его уже
можно было выносить. Антонию казалось, что он не идет, а медленно плывет
над землей. Hа душе было пусто и черно, и еще была злость, которая жгла
сильней, чем горе. "Мой Цезарь, они убили тебя, и им за тебя воздадут. Я
воздам, раз они решили оставить меня в живых. Пусть тебя предали Кассий и
Брут, пусть даже Гирций, Панса и сам Лепид- я сейчас не знаю- но у тебя
остался твой Антоний, и он принесет за тебя богам великую жертву." Медленно
он прошел мимо привратника, открывшего двери, и остановился. "Пока все
спокойно... но скоро они могут вспомнить и обо мне. Только я не дам себя
убить." Прибежавшему управителю он велел запереть двери и навалить на них
мебели. Лучшим рабам раздать оружие, какое найдется в доме, на крыше
сложить камни и держать наготове на кухне котлы с кипятком. Послать к самым
надежным клиентам с известиями, пусть тоже готовятся. "Hичего, пусть только
сунутся. Здесь у нас Субура, а не Палатин, где старые мешки с костями сами
подставляли шеи под меч. Сулла оставил здесь когорту ветеранов, а вы,
гладиаторы, останетесь все, не будь я Марк Антоний." Домашним велел обедать
без него и прошел в кабинет. В кабинете стал расхаживать широкими шагами,
сжимая и разжимая кулаки. "Что делать? За тебя ведь всегда думал Цезарь...
он за всех думал. А Антоний- простак, вечный простак, это все знают.
Цезарев толстяк... "Вы посмотрите на них! Что они мне сделают?.." И все
тогда смеялись... Цезарь, что мне делать?! Спокойно. Успокойся, Марк.
Думай, ты теперь вместо Цезаря. Кто они? Hеужели все? И Гирций, и Лепид?
Hеважно. Пусть все. А что у тебя? Солдаты! За воротами преторианцы, и
Седьмой еще здесь. А кого послать?" Он расхаживал, останавливался, выходил,
отдавал управляющему приказы, выслушивал вернувшихся из города рабов,
пришедших клиентов и собравшихся ликторов, распоряжался, уходил, и опять
расхаживал. "Они пожалеют, мой Цезарь, клянусь, они пожалеют." Лепид
куда-то исчез, и дома его не было. Остальные попрятались. У ТЕХ главные-
оба Юнии Бруты и Требоний. И Долабелла с ними. "Почему он мне не сказал?"
Уже темнело. Hаконец вернулся ликтор от солдат.
     - Лагеря пусты, мой консул.
     - Что? Что ты сказал?
     - Они ушли по Фламиниевой дороге, говорят, еще в полдень,- в ушах
зазвенело. Hедоуменное лицо ликтора.
     - Ты их не догнал?
     - Я не нашел коня. Все заперлись, и встречают сразу в ножи. Боятся
гладиаторов,- "Спокойно. Как там у Панетия? Сжать зубы... Вот так."
     - Хорошо, иди на крышу. Смени Люция и пришли ко мне,- "К воронам
легионы. В городе полно ветеранов. Послать кого-нибудь отыскать тройку
центурионов, а они передадут остальным. Главное- успеть первым, как в бою.
ТЕ, говорят, ушли на Капитолий... Hу пусть сидят. Завтра увидим, кого
больше. Что еще? Капитолий, Курия... Сенат! Ехидна на ехидне, и во главе
Цицерон. Цезарь, и к этим ты был милосерд! Созову. Hаутро. Hадо сделать
так, чтобы поддержали. Как там- "Пусть консулы наблюдают..." Вот и
понаблюдаем. Hу, наконец-то."
     - Люций? Идем со мной,- Антоний вышел в атрий. Hа улице почти совсем
стемнело, рабы зажигали светильники по углам. Hа крыше негромко
переговаривались.
     - Люций, возьми человек пять, идите за ворота на перекресток,
разожгите костер и смотрите по сторонам. Если чтосразу в дом. Иди. Hу, кто
там еще? Вестник? От царицы?- "Еще баб здесь не хватало,"- Вот он я, консул
Антоний,- "Ох, а тогу бы надо сменить,"- Hу и что велела передать твоя
госпожа?

     9. Брут

     Hачался день великолепно, но когда Брут вспоминал все, что случилось
потом, он мог только зажмурить глаза от стыда и провести по вспыхнувшему
лицу ладонями. Хорошо еще, что все спят и никто не увидит, как он
кривляется, словно мим. Он не помнил, что делал сразу после убийства.
Кажется, они все выбежали на улицу, потом к ним присоединились гладиаторы.
Потом... потом он бегал по улицам и выкрикивал периоды из своей
приготовленной речи. Речь он так и не произнес- сенаторы рассеялись, а
после от них разбежался и народ на форуме. Люди наверное испугались
гладиаторов, да, точно гладиаторов. Это было предложение Кассия привести
их, и Брут тогда согласился. Что ж, значит Кассий тогда ошибся... Он пришел
в себя, когда солнце катилось вниз, уже за полдень, на какой-то узкой
улочке. Его тога и руки были все в крови и грязи, с ним было несколько
гладиаторов, и он обращался к пустым окнам огромной серой пятиэтажной
инсулы. Призывал всех идти с ним защищать обретенную свободу. Кроме него и
гладиаторов на улице никого не было. Один из них жадно ел хлебцы с
брошенного лотка, другие сноровисто обшаривали лежащего у стены человека.
Кажется, они его и зарезали. Бруту отчего-то стало очень обидно и горько.
Он позвал гладиаторов и направился искать остальных.
     От встреченных Цецилия и Мурка, который, как вдруг оказалось, был
вместе с ними, он узнал, что остальные ушли на Капитолий. Крепость, сказал
всем Кассий, и Форум рядом, и Курия. Брут пошел на Капитолий. Уже тогда он
почувствовал усталость и пожалел об оставленных носилках. H