ешь ли ты, что жрецы храма Рэ в городе Он займут при  дворе,  да  и
среди народа такое положение, которое затмит наше?..
     Но тут они заговорили совсем тихо...



                                    4

     Друзья расположились вокруг костра, отвоевавшего у ночи уголок  света
и тепла. Смуглая, с редкими в Кемте  синими  глазами  Туанес  прижалась  к
мужу, молодому столичному скульптору Мериптаху.
     Напротив нее нежился серый в "яблоках" охотничий кот Миу. Рядом с ним
- его хозяин, весельчак и силач Кар.
     Удивительный человек! Он и Мериптах  -  "сыновья"  одного  учителя  -
Рэура. Однако Кар по-своему воспринял мудрость учителя и стал  фокусником,
а не скульптором.
     Туанес, дочь смотрителя Великой пирамиды Хуфу, - да живет он вечно! -
знала их обоих с детства. Кар был заметным мужчиной. Пожалуй,  только  три
человека в Кемте обладали  таким  ростом  и  физической  силой:  Кар,  его
приятели - телохранитель царя Унми  и  Главный  жрец  Птаха,  сорокалетний
Хену.
     Мериптах не похож на них. Он среднего  роста,  удивительно  стройный,
курчавоволосый, с красивыми и тонкими чертами лица.  Уступал  он  им  и  в
силе,  зато  отличался  необъяснимой  нежностью.  Порой  его  черные,  как
угольки, глаза светились так необычно, что у Туанес захватывало дух и  она
готова была готова на все, лишь продлить такие мгновенья.
     Они приплыли сюда в дельту, в заросли Гошен, на  тростниковой  лодке,
чтобы нарезать гибких стеблей папируса и изготовить из них бумажные  ленты
для чертежей и записей. Таково задание  Анхи,  старшего  брата  Мериптаха,
архитектора  и  строителя  нижнего  заупокойного   храма   царя.   А   Кар
присоединился к ним - поохотиться.
     Мериптах  сидел  лицом  к  неразрушимым  звездам  севера,  в  которые
превратились души умерших царей. Кар расположился  напротив,  и  казалось,
будто Нога быка и Бегемотиха лежали на его плечах.
     Ах, как занимательно рассказывал Кар,  как  владел  он  мудрым  даром
богов - умением покорить окружающих одними словами!
     - Никогда не увидите вы этот оазис, - рассказывал бывалый охотник.  -
Нашел я его населенным зверями  в  год,  что  недавно  уступил  нынешнему.
Сперва узнал дорогу, потом пошел по ней. Провел я там три дня совсем один,
при небе пылающем. Гораздо лучше увидеть это место, чем слушать о  нем.  Я
не боялся того оазиса, потому что я ловкий. Сперва я добыл  огонь,  сделал
жертву всесожжения богам. Потом отдыхал, чтобы собрать  силы,  необходимые
охотнику. Действовал я как змея пустыни, не боялся одиночества ночи.
     - Верно, Кар, - восхищенно заметила Туанес, - ты действовал как  змея
пустыни.
     - Ты царь слова, Кар, - чуть сдержаннее подтвердил Мериптах, в  общем
одобрявший умение друга подчеркнуть свое  достоинство,  что  приличествует
мужчине.
     - Да, после был я награжден во дворце, - согласился Кар.  -  Вельможи
восхваляли меня, а я нашел их знающими толк  в  охотнике.  Я  всегда  умею
поступить правильно, у меня острые глаза, два чутких  уха,  быстрые  ноги,
крепкие руки. Слушая голоса оазиса, я отгадывал его  жителей,  места,  где
они прятались.
     - Кто же там живет, Кар? - торопила Туанес.
     - Многие звери того оазиса ушли на Запад, в Страну  мертвых.  Ведь  у
меня были длинный лук, острые стрелы, - скромно пояснил Кар. - Дикого быка
поразило копье мое, еще зайцев трижды по пять, страуса три, козлов четыре.
Антилопам я счета не вел...
     - Только и всего? -  с  деланным  разочарованием  произнес  Мериптах,
переведя взгляд на Туанес и любуясь отблеском в  ее  потемневших  от  ночи
глазах.
     - Не заблуждайся, Мериптах, - возразил Кар.  -  Один  из  этих  дней,
наступивши, дал мне множество приключений... Увидел я зверя: у него четыре
ноги, голова птицы, два крыла, точно такие, как у сокола.
     Мериптах напрягся от странного удовольствия, овладевшего им,  и  даже
жестом или непрошенным движением опасался помешать рассказчику.
     - Затем, - продолжал Кар, - я видел  павианов,  шумно  приветствующих
утреннего Рэ. Я, умный, успел завязать свой пояс узлом,  ведь  все  знают,
что это верный амулет, означающий жизнь. Еще успел я нарисовать  на  песке
глаз Хора - такой, как показывал нам  учитель,  -  символ  благополучия...
Затем увидел я змею пустыни. Она ела лягушек, что тут же родились  из  ила
возле источника. Потом к воде пришли львица с головой ястреба, на конце ее
хвоста рос лотос...
     -  О  боги!  -  воскликнула  Туанес,   потирая   ладонью   магическое
изображение глаза на своем золотом браслете.
     Вдруг Кар схватил Мериптаха за руку и больно сжал ее.
     - Что с тобой, Кар? - удивился скульптор, взглянув  на  побледневшего
друга.
     - Смотри, Мериптах, смотри, Туанес... - вполголоса заговорил Кар. Его
крупное, обычно доброе  лицо  окаменело,  темные  глаза  как-то  отрешенно
глядели вдаль. Мой отец в беде... Ему плохо  сейчас,  Мериптах!  Плохо!  Я
чувствую это. Он кусает землю. Мне надо вернуться домой...
     - Сейчас ночь, - сказал Мериптах. Волнение Кара невольно передалось и
ему. - Подожди утра...
     - Хорошо, Мериптах. Ты иди спать: сегодня ты много  работал,  да  еще
стирал белье - свое, Туанес, даже помог мне. Завтра тоже  немалый  труд  у
тебя... Смотри, Мериптах. А мы с Миу  на  заре  -  в  путь...  Иди  спать,
Туанес...
     Кот услышал свое имя, открыл глаза,  мяукнул  и  потянулся:  он  тоже
поработал сегодня на славу, вытащил из зарослей не  одну  раненую  стрелой
хозяина утку, а для себя выловил у берега приличную рыбину. Он  подполз  к
Кару и положил голову на его колено.
     - Не спрашивай больше, Мериптах, спи. Увидимся дома... Сенеб!
     - Сенеб, Кар!



                                    5

     ...Шумный всплеск прервал сон Мериптаха. Он  вскочил  с  тростниковой
циновки и выглянул из шалаша: уже утро, его Туанес  выходила  из  воды  на
берег.
     Коричневая  и  точно  отполированная  ласковой  рекой,  она  казалась
золотистой в лучах рассвета.  Высокие  ноги  с  сильными  бедрами  ступали
упруго, слегка погружаясь в мелкозернистый сырой песок.
     Закинув за шею руки и склонив набок голову, Туанес старательно выжала
воду из распущенных черных волос, обрезанных ниже плеч.
     Синие глаза ее весело глядели на мужа. Тонкие брови  слегка  касались
друг друга на переносице. Белозубая улыбка  оттеняла  ямочки  на  щеках  и
углубление на подбородке.
     Удлиненное лицо казалось детским, да и вся  она,  такая  маленькая  и
хрупкая, с туго подтянутым животом, выглядела совсем девочкой.
     - Рэ! - восхищенно произнес Мериптах. - Когда появляешься ты в  небе,
ты делаешь это для Туанес!
     Молодой скульптор был счастлив, но... Но счастье, как и  произведение
искусства,  редко  бывает  совершенным.  Двадцать  пять   лет   сравнялось
Мериптаху, девятнадцать - Туанес, а у них до сир пор нет детей...
     Может, чем-то заслужили немилость Мут-Нечер, богини-матери?
     - Сенеб, Мериптах! Будь здоров! - весело крикнула Туанес и побежала к
нему, точно за ней гнались чудища из вчерашних рассказов Кара.
     - Сенеб, Туанес, сенеб!
     Мериптах нежно  обнял  жену  и  мозолистыми  ладонями  провел  по  ее
влажному телу сверху вниз, сбрасывая  прохладные  капли  на  сухую  землю.
Будто вспомнив что-то, он вдруг нырнул в заросли  высокой  травы.  Там,  в
квадратной яме, лежала завернутая в сырую ткань неоконченная статуэтка.
     Вернувшись, он укрепил ее на плоском  камне.  Теперь  он  знал,  чего
недоставало скульптуре, а его пальцы, еще храня живую прохладу и  свежесть
тела Туанес, безошибочно лепили  изгиб  торса  и  отклоняли  назад  ровную
спину.
     - Но я отклонилась вбок, а не назад, - заметила Туанес.
     - А так еще больше похоже на тебя! - упрямо сказал Мериптах, и Туанес
не стала возражать: когда он говорил "таким тоном" - лучше не мешать.
     Мериптах трудился  молча,  сосредоточенно  шлифуя  мокрой  подушечкой
большого пальца скульптуру, а мысли его почему-то возвращались к прошлому,
к дням первой встречи с Туанес.
     Их дома стояли почти рядом, в районе, где жили мастера  по  дереву  и
металлу, скульпторы и камнерезы, художники и писцы, не  знавшие  бедности,
но... и славных родословных.
     Хотя это не совсем так. Дед Мериптаха, камнерез Рахеритеп, ушедший за
горизонт еще до его рождения, прославился при Хуфу.  Ему  поручили  высечь
пирамидион -  остроконечный  последний  камень  царской  усыпальницы  -  и
установить его на вершине Великой пирамиды перед началом ее облицовки.
     Неб-тауи, то есть покойный  владыка  Обеих  Земель,  -  да  будет  он
счастлив и в Царстве  Запада!  -  пожаловал  тогда  Рахеритепу  усадьбу  и
немалый участок земли.
     Отец Мериптаха, мастер Минхотеп, был проектировщиком  жилых  домов  в
столице, а старший брат Анхи стал архитектором и автором  проекта  нижнего
заупокойного храма ныне здравствующего царя.
     Матери своей Мериптах не знал - она умерла при  его  рождении,  и  он
чувствовал себя  виноватым  и  обреченным  на  житейские  неудачи  (может,
бездетность Туанес - одно из таких наказаний).
     Итак, жили они с Туанес на одной  улице,  но  впервые  встретились  в
городке неподалеку от Великой  пирамиды,  населенном  бедными  строителями
богатых усыпальниц.
     Прямые узкие улицы с глухими стенами домов  имели  особые  неглубокие
каналы, которые специальные рабочие наполняли водой утром и вечером.
     На их же улице в столице вода журчала в любое время дня...
     Мериптаху тогда было одиннадцать  лет.  Он  прилежно  учился,  хорошо
рисовал, но больше всего радовал учителя Рэура, когда лепил что-нибудь  из
глины, высекал из камня или резал по дереву. Делал он это  быстро,  хорошо
улавливал сходство, и как-то по-своему.
     Может быть, его дарование унаследовано от деда?..
     В тот день Мериптах пришел в  городок  с  Анхи.  Брата  здесь  хорошо
знали, относились к нему с уважением и  по  возможности  всегда  старались
устроиться на работу именно к нему.
     Зайдя к камнерезу Тхутинахту, Анхи завел с ним  деловой  разговор,  а
Мериптах остался на улице, чтобы  испытать  "на  плаву"  маленькую  ладью,
вырезанную накануне из куска священной акации.
     Кораблик, спущенный на воду, тотчас принял необходимое положение!
     Тут Мериптах заметил, что его восторг разделяет крохотное  синеглазое
существо с ямочками на щеках и подбородке, еще незнакомое с одеждой.
     -  Ты  кто?  -  спросил  он,  недовольный  тем,  что   нарушено   его
одиночество.
     - Туанес, - вежливо ответило существо.
     Мериптах   хотел   прогнать   ее,   но,   почувствовав   неподдельное
удовольствие девочки, смягчился и позволил остаться.
     - Ты откуда?
     - Мой  отец  Хуфу-ка-иру,  смотритель  Небосклона  Хуфу,  -  послушно
объяснила пятилетняя Туанес.
     - Как ты оказалась здесь?
     - Не знаю...
     - Надо бы знать, - назидательно сказал Мериптах.
     - Отец пришел к рабочим, а я жду его здесь.
     Пока боги размышляли, оставить это знакомство случайным  или  занести
его в книгу судеб, ладья, наткнувшись  на  камень,  изменила  направление,
заплыла в боковое ответвление и  попала  бы  в  чей-то  двор,  если  б  не
застряла на мели в проеме стены.
     Мериптах взмахнул руками, как крыльями,  и  кинулся  на  выручку,  но
отверстие было мало даже для него. Тогда Туанес легла  на  живот  прямо  в
воде, подползла под стену, взяла ладью  и  стала  выбираться  наружу,  как
вдруг плечом коснулась острого камня, оставившего кровавый след.
     Мальчик немедля обмыл ранку и закрыл ее пластырем  из  чистой  глины.
Девочка не уронила ни одной слезы.
     - Смелая ты, Туанес, ты смелая!  -  похвалил  он,  и  девочка  весело
рассмеялась.
     ...Прошло пять лет. Еще год. Еще... Их дружба не  прерывалась  ни  на
один день и крепла. Видно, таково  было  желание  богов,  у  которых  есть
время, чтобы вершить и людские дела.
     Они часто бродили в окрестностях Белых Стен, а поскольку ее  отец  по
долгу службы был приставлен к Великой пирамиде, они посещали и эти места.
     Над ними уходила в самое небо  сверкающая  пирамида.  Солнечные  лучи
обнимали  ее,  одинокую,  и,  отражаясь,  образовывали  в  голубой  вышине
прозрачные треугольники, видимые издалека. Воздух, накаленный  ее  широким
подножием, беззвучно скользил по пирамиде колеблющимся маревом.
     Жаркий ветер пустыни порой кинет в эту громаду облако  песка,  и  оно
взовьется и закрутится жгутом над вершиной, но тут же  опустится  вниз.  И
только гордый сокол,  друг  и  покровитель  фараонов,  высоко  кружит  над
пирамидой, раскинув свои могучие крылья.
     Тело  Хуфу  покоилось  где-то  в  каменной  толще,  освобожденное  от
нечистых внутренностей, пропитанное благовониями, запеленатое в  несколько
слоев  материи,  укрытое  золотыми  погребальными  доспехами,  украшенными
драгоценными камнями, с золотым мечом у бедра.
     И оттого, что  оно  так  близко,  хотя  и  недосягаемо,  благоговение
охватывало их.
     А рядом уже строилась гробница здравствующего царя Хефрэ, с восхода и
до заката стучали молотки и раздавались крики рабочих, волоком тащивших  в
гору огромные каменные блоки.
     Здесь высилась скала, изрядно "худеющая" на их глазах, - рабочие то и
дело откалывали от нее камни для заполнения внутренности пирамиды, как это
делалось и раньше при строительстве  усыпальницы  Хуфу.  Постепенно  скала
принимала все более причудливые формы и напоминала то  сидящего  человека,
то лежавшую... кошку.
     С востока в скале имелся просторный грот, обращенный к реке. Мериптах
и Туанес облюбовали его для себя. В  разгар  полевых  работ  строительство
прекращалось, и можно было оставаться тут сколько хочешь.
     Кроме того, Анхи, в нескольких шагах воздвигавший нижний  заупокойный
храм, разрешил брату устроить себе в гроте мастерскую.
     Однажды  они  засиделись  до  темноты.  Мериптах   обнял   Туанес   и
почувствовал волнение, незнакомое до сих пор.
     Туанес первая пришла в себя, отстранилась и молитвенно  обратилась  к
небу:
     - О боги, прошу вас: не смотрите на меня. Отвернитесь, пожалуйста,  я
хочу целоваться с Мериптахом!
     И,  уверенная,  что  воспитанные  небожители  исполнили  ее  просьбу,
девушка прильнула к своему верному другу и закрыла глаза.



                                    6

     Закончив работу, Мериптах покрыл глиняную фигурку магической  красной
кнраской, чтобы скульптура  была  здоровой  и  удачливой.  Скинул  с  себя
набедренник и с разбегу мягко, без всплеска, ушел в воду.
     Проводив его взглядом, Туанес принялась готовить  завтрак.  Разложила
на земле у входа в шалаш пальмовые листья для пищи и  мягкие  комки  сухих
водорослей - вытирать пальцы и рот.
     В раздумье перебрала  продукты  в  прохладной  яме.  Выбрала  любимое
Мериптахом жирное мясо бегемота, несколько черепашьих яиц, священный  лук,
лепешку и несколько молодых кисловато-сладких побегов паписуса.
     Раздув огонь из тлеющих угольков, Туанес подогрела мясо  на  вертеле.
Мериптах уже вылез из воды, отряхнулся и, не вытираясь, присел к костру.
     Ели с достоинством и молча: болтливость за трапезой - грех.  Мериптах
с удовольствием запивал мясо темно-коричневым пивом, от которого Туанес по
обыкновению отказалась.
     Увидев у  реки  пьющего  ибиса,  она  направилась  туда  с  кувшином,
подождала, пока птица отошла в сторону, и набрала воды из этого места: она
знала, священный ибис чувствует плохую воду и не любит ее...
     Напившись Туанес поблагодарила  богов  и  убрала  остатки  пищи.  Они
надели шляпы  из  узких  и  длинных  листьев  папируса,  сели  в  лодку  и
отправились на работу, благо плыть было недалеко.
     Достигнув заводи, где папирус был выше человеческого роста,  Мериптах
притормозил лодку веслом у края заросли и принялся за дело.
     Выдергивая из воды упругие трехгранные стебли, он отламывал  верхушку
с цветком, отрезал корневище и передавал Туанес, которая связывала  стебли
пучками и укладывала  посередине  лодки,  вдоль  обоих  бортов,  чтобы  не
нарушить равновесия.
     Когда запас стеблей становился угрожающе тяжелым, Мериптах  направлял
лодку к островку, где была их походная мастерская.  Они  освобождались  от
груза и возвращались в заросли.
     ...На северо-западе виднелась ярко освещенная солнцем каменная  гряда
холмов.  Тысячи  людей  вырезали  там  в  каменоломнях  гигантские  плиты,
вставляли в пропилы деревянные клинья и поливали водой. Дерево разбухало и
с треском отрывало известняковые блоки от массива.
     Одни грузчики волокли эти заготовки -  весом  в  десятки  тонн  -  на
каменных катках к  баржам,  чтобы  речники  доставили  их  к  строительной
площадке пирамиды, а другие вновь тащили их  по  твердой,  но  увлажненной
дороге, с криками и стонами, в облаке пыли и песка. Камнерезы вновь должны
были распилить камень на куски,  обтесать  и  отшлифовать,  а  рабочие  по
насыпям  поднять  их  в  небо  и  с  точностью  до   волоска   уложить   в
предназначенные места усыпальницы очередного фараона, пока еще  нежащегося
в прохладной тени дворцового сада.
     И так день за днем, столетие за столетием...
     После трехчасового отдыха в самую жаркую пору Мериптах и Туанес снова
принялись за работу.
     Особенно ловко работала Туанес. Усевшись на маленькую  скамейку,  она
захватывала пальцами левой ноги нижнюю часть стебля, держа левой рукой его
верхний конец, в правую брала острый камень и разрезала стебель вдоль.
     Нарезав нужное количество стеблей, Туанес разворачивала их в  длинные
ленты и осторожно как бы раздавливала  их  между  двух  гладких  и  ровных
камней. Потом склеивала из этих лент полосы.
     Полоса для письма состояла их двух слоев. Для гибкости и прочности  в
наружном слое волокна стеблей располагались сверху вниз, а во внутреннем -
горизонтально, то есть слева направо. Куски полос шириной  менее  локтя  в
свою  очередь  склеивались  крахмалом  из  кусков  до  необходимой  длины.
Изготовленные таким образом полосы подвергались длительной сушке в тени.
     Окончив работу, Туанес пошла под навес,  где  на  шестах  висели  уже
готовые полосы, и с удовлетворнием осмотрела их.
     - Смотри, Мериптах, смотри, как  я  научилась...  Особенно  вот  этот
папирус...
     - Вижу руку умеющего, Туанес. На такой  белой,  гладкой  полосе  жаль
писать обыденное.
     - Пусть она будет моей, Мериптах. Когда-нибудь  ты  напишешь  на  ней
что-нибудь особенное. Для меня!
     - Хорошо, Туанес, я сейчас помечу ее. Спрячу в глиняный футляр...




                               НОЧЬ ВТОРАЯ,
                           полная беспокойств...


                                    1

     Если от Белых Стен пойти на северо-запад, то за чертой города, совсем
недалеко, встретится поселок, где  живут  скульпторы,  мастера  по  камню,
надзиратели гробниц, а также вскрыватели трупов, бальзамировщики  -  одним
словом, все те, кто обслуживает Город мертвых - некрополь столичной знати,
растянувшийся до самой Великой пирамиды.
     На западной окраине  поселка  стоит  дом,  ничем  не  примечательный:
глинобитный, одноэтажный, с несколькими комнатами и скромным бассейном  во
дворе.
     Здесь живут Нефр-ка, его сын Кар и маленький черный человечек  пигмей
Акка, вызывающий острое любопытство соседей. Акка - слуга в доме, помощник
Кара  во  время  представлений  и  просто  друг,  полноправный  член  этой
небольшой мужской семьи.
     Во дворе - от входа направо - зверинец. Там живут мыши, гуси,  петух,
лиса, змеи и молодой лев Ара. Тут же и стойло ослика.
     У  Акка  две  непременные  обязанности:  ухаживать  за  животными   и
тщательно выбривать на своем лице скудную растительность - бороду в  Кемте
носит фараон, а усы - лишь некоторые из вельмож. Не имеет смысла услаждать
доносчиков и раздражать сильных мира сего...
     Возбужденный недобрым предчувствием,  Кар  распахнул  калитку  и,  не
глядя  на  своих  четвероногих,  крылатых   и   безно