го  Главного  скульптора
Рэура, что сейчас на южных каменоломнях. Мне нужен твой совет.
     - Разве звезда может учить луну, как надо светить ночью?
     - Тогда зачем ты занимаешь эту должность?! У тебя есть дом - он твой.
А  должность,  занимаемая  тобой,  принадлежит   мне...   Может,   ты   не
справляешься?
     - Хем-ек, - поразмыслив, ответил скульптор,  -  я  только  имею  свое
мнение о вещах и явлениях. Может ли оно послужить советом? Не знаю...
     - Хороший ответ. Смотри, Хеси: внизу у моего заупокойного храма  есть
скала.  Один  молодой  скульптор   просит   разрешения   высечь   из   нее
Шесеп-анха...
     Хеси помрачнел. Его красивое лицо стало жестоким. Тонкие  губы  точно
слиплись. В черных глазах - жаркая зависть.
     Царь усмехнулся:
     - По тебе вижу - замысел хорош.
     - Но я ничего не сказал, Хем-ек.
     - Я вижу, Хеси, все вижу!
     - Кто он?
     - Мериптах.
     - Еще никто не делал таких больших  скульптур,  Хем-ек,  -  осторожно
заметил Хеси.
     - Потому что никто не подумал о таком!
     - Это трудно...
     - Как все великое.
     - Неподходящее место, Хем-ек. Вот, думаю я, там  пирамида  твоя,  там
Царство Запада, а скульптура Мериптаха будет говорить о жизни...
     - О вечной жизни, Хеси!
     - Но Шесеп-анх...
     - У него будет мое лицо, Хеси! - жестко сказал Хефрэ.
     Хеси понял.
     - Именно это я хотел сказать, Хем-ек, - пробормотал вельможа. -  Твое
лицо на скульптуре придаст всему особый смысл.
     - Твое мнение теперь?
     Хеси тяжко вздохнул. Никто из придворных не мог привыкнуть  к  манере
царя говорить прямо и требовать такой же прямоты от окружающих.
     - Я за эту скульптуру, Хем-ек. Но только...
     - Говори.
     - Мериптах молод, неопытен. Лучше поручить  строительство  скульптуры
другому. Я бы мог возглавить его, Хем-ек...
     Царь задумался. Надолго.  Хеси  напряженно  ожидал.  Сегодняшний  его
визит в Большой дом оказался более чем необычным. Хеси полагал,  что  царь
заговорит о загадочно  пропавшем  Аписе...  А  тут...  Гениальный  замысел
Мериптаха мгновенно был оценен Хеси, но и поразил его в самое сердце.
     Он понимал камень и дружил с ним, но фантазия его была немощна. Порой
часами смотрел Хеси на камень, но никак не мог придумать, что бы  из  него
сделать, как найти применение своим умелым рукам.
     Тогда он решил, так сказать, брать количеством, то  есть  повторял  в
копиях более или менее удачную скульптуру. Но  этим  с  большим,  чем  он,
успехом занимался Сеп.
     Хефрэ уже подумывал  заменить  Хеси  на  этой  должности,  как  вдруг
скульптор словно очнулся от "творческого сна". Длительный застой  сменился
бурной деятельностью. Из его рук с  необыкновенной  быстротой  выходили  в
свет скульптуры одна лучше и  оригинальнее  другой.  Из  дерева  и  глины,
алебастра и гипса, диорита и гранита.
     Сутками он  сидел  дома  и  самозабвенно  трудился.  Да  иначе  и  не
справиться с этим. Никого не пускал он в свою мастерскую, но это уже право
художника...
     Наконец царь заговорил вновь:
     - Нет, Хеси. Это будет несправедливо. Поговори с ним.  Если  Мериптах
согласится, тогда ты будешь руководить строительством его Шесеп-анха.
     - Мудры слова твои, Хем-ек!
     - И еще, Хеси, это будет, если найдется Апис...
     - Злые люди похитили его, Хем-ек.
     - Или боги отвернулись от тебя?
     Хеси прижался к полу, не смея  перечить.  Исчезновение  алебастрового
Аписа было столь таинственно и для Хеси, что вельможа до сих  пор  не  мог
придумать приемлемого объяснения.
     Единственное, что было в его силах, - это свалить ответственность  на
Хену, в храме которого все произошло.  Однажды  он  сделал  это  в  личной
беседе с царем и даже преуспел, но фараон все еще не удовлетворился, тая в
своей голове мысль опасную и только сейчас высказанную им вслух...
     - Ступай, Хеси.
     - Да продлят боги дни твоего земного бытия, и  будешь  ты  жив,  цел,
здоров!



                                    12

     Чаще всего Рэура и Мериптаха можно было видеть на палубе беседующих у
макета скалы и красивой глиняной скульптуры.
     - Учитель, - сказал Мериптах в первый же день их  отбытия  из  города
Абу, - у меня новый, совсем новый замысел...
     - Слушаю, Мериптах.
     - Ты знаешь, Учитель, что означает Та-Мери?
     - Земля возлюбленная. Хорошие, добрые слова, Мериптах!
     - Согласен, Учитель. Я хочу своей скульптурой  изобразить  Та-Мери...
Мой лев будет спокойным, смирным. В этом я вижу счастье Кемта. Наша страна
должна быть могучей, как лев, умной, как человек, и  всегда  желать  мира!
Будет не Шесеп-анх, а Та-Мери...
     - Боги говорят твоими устами, Мериптах!
     - Если лев каждого государства будет мирным, тогда никто  не  познает
бедствий войны!
     - А что скажет царь?
     - Это я скажу ему, Учитель... Я скажу, что у него уже нет врагов - он
всех победил. Перед ним - трепещут. Спокойная  поза  моего  льва  означает
величие царя, его силу, объединяющую обе земли. Еще скажу, что царь -  это
Кемт, а Кемт - это царь!
     Наверное, всему есть конец, - восторженно произнес Рэур,  прижимая  к
своей груди любимого ученика. - Но нет, думаю я, нет конца человеку! Я сам
поговорю с царем, Мериптах, сам...
     Они обсуждали всякую мелочь,  опасаясь  непредвиденных  трудностей  в
будущем.  Тяжелогруженная  барка  медленно  двигалась  на  север,  но  дни
проходили для них быстро. Они  перебрали  вдвоем  десятки  вариантов,  все
упрощая образ Та-Мери и придавая ему необходимую строгость и стройность.
     - Я вовремя лишился зрения, -  однажды  с  горькой  усмешкой  заметил
Рэур.
     - Не понимаю, Учитель.
     - Теперь царь разрешит мне снять с его лица маску, а тебе будет легче
добиться точного портретного сходства, - пояснил Рэур.
     Мериптах не ответил.
     - Но лучше поговорим о деле, -  продолжал  Рэур.  -  Нужна  еще  одна
скульптура из глины. Только большего размера. Для рабочих.
     - Ты прав. Учитель, прав, - согласился Мериптах.
     Полтора месяца длилось их плавание от каменоломен Юга до Белых  Стен.
И у них - ни минуты свободного времени. Весь свой опыт передавал Мериптаху
его учитель.
     - Такую скульптуру, - сказал Рэур, - нельзя сделать одному  человеку.
Не сумеет ее сделать толпа людей. Вылепим большую модель, Мериптах.  Потом
рассчитаем. Потом - будем резать ее на части. Каждую часть дадим одному из
отрядов рабочих с камнерезом во главе. Сейчас  мы  можем  наметить  все  -
только лицо оставим... Пока я не сниму маску с лица Хемефа...
     - На сколько частей разрежем модель?
     - Это самое трудное, Мериптах. Надо, чтобы  рабочие  не  мешали  друг
другу. Еще - чтобы их не было мало. Еще, Мериптах... Эта скала имеет  слои
по горизонту, линии, их разделяющие, словно трещины.
     - Да, Учитель. На копии скалы, что я сделал из глины, все нарисовано.
     - Тобою сказанное отрадно. Одну из этих трещин - там, где будет лицо,
- ты используешь, чтобы сделать рот царя. Понял?
     - Да, Учитель.
     - Найди ее - пусть эта линия станет основой расчетов, Мериптах.
     - Нашел, Учитель...
     - Тому, кто нашел, есть что терять. Три раза по три проверь!
     И снова они считали и  пересчитывали  пропорции  будущей  скульптуры,
прикидывали число  рабочих,  недостающий  материал,  где  его  взять,  как
доставить.




                             НОЧЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
               все еще темная, хотя кое-что и проясняется...


                                    1

     Месть - опасное чувство.  Человека  горячего  ослепляет,  опустошает,
лишает речи. При уме холодном - наделяет  коварством,  терпением,  внешним
спокойствием.
     Именно месть привела Кара к везиру. Фокусник был человеком необычным,
известным в столице, и везир принял его без промедления.
     - Сенеб, хранитель истины, благодарю тебя за внимание.
     - Сенеб, Кар, рад видеть тебя счастливым, - милостиво ответил Иунмин.
     - Слышал я, что  Хем-еф  повелел  наградить  нашедшего  алебастрового
Аписа золотом доблести?
     - Говори, Кар, - насторожился везир.
     - Соизволь призвать главного жреца  Хену,  скульптора  Хеси,  мастера
Сепа.
     - Сепа тоже?!
     - Тоже.
     Везир удивился. Распорядился. Любопытен он. Да и день сегодня пустой,
точно гнилой орех. Не  худо  бы  поразвлечься.  Пока  посланные  исполняли
приказание, Кар не торопясь поведал странную  историю.  Жадный  до  слухов
вельможа получил целую гроздь подробностей и мысленно отрывал  их,  словно
виноградинки, одну за другой,  как  бы  любуясь  и  предвкушая  дальнейшее
удовольствие...
     Вызванные вели себя по-разному. Хену - сумрачен и неразговорчив. Хеси
по обыкновению учтив и краток. Сеп - многословен и пусторечив.
     - Сен-н-неб, лю-лю-бим-мец ца-цар-ря, - тянул он. - Я ж-ж-ду  т-твоих
пр-ри-ка-а-за-а-ний.
     Ничто не выдавало волнения в нем, предчувствия беды. У Кара  невольно
сжались кулаки.
     - Хену, - сказал везир, - ты озабочен поисками  алебастрового  Аписа,
пропавшего из храма?
     Жрец кивнул.
     - Хеси тоже? Это же работа твоих рук...
     Хеси горестно склонил голову.
     - А я п-пр-ри-ч-чем? - удивился Сеп.
     - Ты будешь свидетелем, - пояснил везир.
     Сеп хлопнул себя по  ляжкам  и  развел  руками  в  знак  вынужденного
подчинения.
     - Кар обещал нам помочь, - объявил везир.
     Хеси  посмотрел  на  фокусника   с   откровенным   недоверием.   Хену
безразличен, его мозг еще не успел уяснить  смысл  услышанного.  Сеп  -  с
уважением повернулся к Кару.
     - Напиши, Хену, напиши свое желание на папирусе, - попросил Кар.
     Жрец трудился долго  и  сосредоточенно.  Кар  взял  у  него  записку,
тщательно свернул ее несколько раз. Щелкнул пальцами,  и  в  руке  у  него
появилась  эбеновая  шкатулка  с  малахитовым  "глазом  Гора"  -   древним
талисманом - на одной из боковин.
     Наступило всеобщее молчание, и вдруг... шкатулка  заговорила.  Глухой
голос доносился, казалось, из самой ее глубины:
     - Знаю желание досточтимых мужей...
     Все невольно отшатнулись, переводя взгляды  со  шкатулки  на  Кара  и
обратно. Фокусник  невозмутим.  Слегка  приоткрытые  губы  его  оставались
неподвижными, а голос из шкатулки тем временем продолжал:
     - Поднимитесь все... Неси меня, Кар, в Город мертвых...
     Хеси схватился за  сердце,  -  видно,  нервы  избалованного  вельможи
сдали, и он  оглянулся  с  явным  намерением  остаться,  но  везир  жестом
пригласил его следовать вместе с ними.
     На улице слуги усадили их в носилки, и вся процессия в  сопровождении
десятка рослых нубийцев из охраны везира покинула столицу.
     Солнце уже клонилось к закату и светило в лица  путников,  когда  они
сошли на землю и приблизились к древней гробнице-бархану.
     - Здесь никто не похоронен, - объяснил  зеленый  "глаз  Гора".  -  Вы
увидите заброшенную кладовую  скульпторов,  давно  зашедших  за  горизонт.
Готовьтесь...
     Слуги добыли огня и зажгли фитили. Один из них освещал путь Кару.  За
ним шли Хену, Сеп, Хеси. Замыкал  шествие  везир.  Пробирались  осторожно,
порой, когда факельщик уходил вперед, - на ощупь, чтобы не зашибиться и не
упасть.
     В мастерской при виде Аписа везир ахнул  от  удивления:  происходящее
воспринималось им как сон. Облегченный вздох вырвался из груди Хену.  Хеси
в изнеможении оперся о стену, чтобы не упасть.  Сеп  окончательно  лишился
речи.
     - Вот смотри, - сказал Кар, поворачиваясь к везиру. - Это  скульптура
давно умерших мастеров, а не Хеси. Ее похитили отсюда, поставили  в  храме
Птаха, а она - вернулась... Нельзя обманывать ее!
     - Но кто? Кто взял Аписа из его дома?
     - Спроси у Аписа, - предложил Кар. - Спроси у  самого  Аписа.  Скажи,
Священный: кто похитил тебя?
     - Мастер Сеп, - сурово ответил Апис.
     Чувствовалось,  что  алебастровый  бык  только  начал  свою  речь   и
намеревается сказать немало важного для собравшихся. Но тут  тяжелое  тело
Сепа грохнулось на пол.
     И уже не только везиру, но и остальным присутствующим в общем картина
стала ясной. В тени остались лишь некоторые детали. В этом помог Хеси.
     Вельможа  упал  на  колени  перед  везиром,  с  жаром  поцеловал  его
сандалии, поднял к нему свое орошенное слезами раскаяния лицо и  негромко,
но отчетливо заговорил:
     - Прости, Иунмин, прости... Наш земной путь  недолог,  но  неровен...
Сеп обнаружил эту мастерскую, Хранитель истины, но я до сих  пор  не  знал
этого! Теперь я тоже понял: этот Апис  -  творение  древнего  неизвестного
мастера. Я же думал, что его сработали камнерезы Сепы...
     - Но ты говорил, что это твой Апис, - напомнил везир.
     - Каюсь, говорил. Тщеславие едва не сгубило меня. Я приобрел фигуру у
Сепа, чтобы порадовать Хем-ефа.
     - Себя тоже, - закончил везир, движением руки прекращая эту  сцену  и
направляясь к выходу.
     Слуги  подобрали  бесчувственного  Сепа,  Хену  побрел  с  ними.  Кар
удовлетворенно улыбнулся и подмигнул Апису...
     ...Пройдет несколько дней  -  и  Сеп  будет  запираться  и  клятвенно
заверять, что он не виновен, никогда не был  до  того  рокового  вечера  в
подземелье, что не покушался на  жизнь  смотрителя  пирамиды  Нефр-ка,  но
показания алебастрового Аписа, уличающее признание  Хеси  и  рассказ  отца
Кара - все вместе окончательно убедят царя.
     Хефрэ сослал Сепа в  южные  каменоломни,  разумеется,  после  плетей.
Совсем легко отделался Хеси: на этот раз Хем-еф ощутил  тепло  родственной
крови и простил "шалости" своего троюродного брата. Больше  того,  наказал
молчать всем посвященным.
     Однако добрый Нефр-ка посчитал себя  отмщенным,  и  теперь  его  рана
стала затягиваться быстрее. Посему они с  Каром  оторвали  головы  десятку
гусей и преподнесли их в жертву славной богине Маат.
     Будущее покажет, что жертва эта была принята  Повелительницей  Истины
благосклонно.



                                    2

     Слухи о том, что скала в Городе  мертвых,  ранее  предназначенная  на
слом, будет жить в образе льва с головой царя Кемта, просочились  в  среду
мастеров еще до объявления царского указа. Когда же Анхи принялся набирать
строителей - известие проникло и в лачугу бедноты.
     В короткий срок было призвано пять  тысяч  камнерезов  и  землекопов,
разбитых на отряды по двести пятьдесят человек. Каждый  отряд  состоял  из
"десяток", то есть бригад по  десять  человек.  Возглавил  их  друг  Анхи,
пятидесятилетний Тхутинахт, - замысел Мериптаха вдохновил его.
     - Смотри, - сказал он Анхи, - до сих пор строил я дома  вечности  для
вельмож. Хорошее дело. Но теперь понял я, что Тхутинахт не может  умереть,
пока не родится Шесеп-анх!
     Не  рискуя  до  возвращения  Мериптаха  приниматься   собственно   за
скульптуру, Анхи приказал углубить и  расширить  ров  вокруг  скалы.  Ведь
будущий Шесеп-анх вырубался в склоне пологого холма, идущего от пирамид  к
Хапи.  Значит,  надо  освободить  по  бокам  "тела"  будущего  льва,  пока
намеченного  вчерне,  достаточно  пространства,  чтобы  Шесеп-анх  казался
сидящим на ровной просторной площадке.
     - Смотри, Анхи, - настаивал  Тхутинахт,  -  камень,  изымаемый  нами,
можно обтесывать в плиты для наращивания передних лап льва.
     - Так, Тхутинахт, - кивнул Анхи. - Сын  моей  матери  Мериптах  точно
говорил мне об этом, ошибки не будет. Готов камень!
     Тхутинахта обучили грамоте еще в  юности,  но  он  не  любил  писать,
предпочитая расчеты в уме.  Поэтому  Анхи  пошел  с  ним  на  строительную
площадку и показал, как и где должны проходить ее границы.
     Планирование и расстановка  рабочей  силы  -  привычное  занятие  для
Тхутинахта. Но почему-то сейчас он все  внимание  направил  на  расширение
площадки до нужных размеров. Анхи не вмешивался - он  хорошо  знал  своего
верного помощника.
     С восходом солнца строительную площадку окутывало облако пыли, оттуда
доносились неумолкаемый грохот кувалд, и стук молотков,  и  зычные  голоса
десятников. Юго-восточную часть площадки  Тхутинахт  отвел  под  круг  для
экзекуций.
     Рука Тхутинахта твердая, как  и  его  принцип:  "Человек  с  ласковым
взором убог". Поэтому бывали дни, когда в круге нерадивые выстраивались  в
очередь, а "нравоучительная" бригада едва успела обеспечивать себя пучками
папируса и измочаливать их о спины нуждающихся в поучениях.
     Тхутинахт торопился. Это его чувство передалось остальным. Работали с
остервенением под грозные окрики и свист розог. Анхи в первые  дни  совсем
не появлялся здесь.  Так  длилось,  пока  строительная  площадка  достигла
нужного размера, а по  ее  краям  вырубили  канавку  шириной  в  локоть  и
заполнили ее водой Священной Хапи. Уф-ф!..  Теперь  злые  силы  не  смогут
помешать  строителям,  не  посмеют  перешагнуть  замкнутую  водную  черту.
Широкое скуластое лицо Тхутинахта с  умными  и  строгими  черными  глазами
подобрело. Успокоились и бригадиры. Облегченно вздохнули рабочие. Вот  как
важно окружить себя священным кольцом!  Кроме  того,  поверхность  воды  в
канавке давала бригадирам  постоянную  и  точнейшую  линию  горизонта,  от
которой следует вести вертикальные расчеты.
     Тхутинахт замедлил темп  работ,  рассчитанный  на  длительное  время.
Правильно  расставил  по   объектам   рабочих.   И   принялся   добиваться
ритмичности. Даже "друзья палок" - экзекуторы - частенько теперь удалялись
в тень и отдыхали.
     Однажды в круг экзекуций угодил чернокожий  мальчишка,  дрожавший  от
страха и возмущения.
     - Я не ваш, - вопил он. - Я пришел только посмотреть...
     - Дай доказательство, - проворчал высокий нубиец, одной рукой  крепко
державший мальчишку, а другой - извлекающий гибкий стебелек из связки.
     - Но у меня ничего нет, - отбивался мальчишка. - Я бедный, говорю  я,
совсем бедный! У меня нет доказательства...
     - Зато у тебя есть спина, а у меня - вот  это...  -  холодно  заметил
нубиец. - Нижний никогда не станет верхним просто так: ты будешь  посылать
многих, если научишься слушать старших!
     На его шершавое и мускулистое плечо  легла  чья-то  нежная  маленькая
ладонь, и нубиец оглянулся.
     - А, это ты, Туанес, - миролюбиво произнес он.
     - Вот возьми медное кольцо, а мальчика отпусти со мной...
     - Смотри, Туанес, смотри. Как хочешь. Кольцо я возьму, пожалуй.
     Страх мальчишки мгновенно улетучился. Он глянул  на  Туанес,  как  на
царевну из сказки, и открыл  белозубый  рот.  В  глазах  его  теперь  одно
любопытство...
     - Пойдем со мной, - сказала она.
     - Идем. Кто красив - тот добр, - простодушно ответил мальчик.
     - Как тебя зовут?
     - Джаи.
     - Что делаешь ты здесь?
     - Я стану соколом, - не  отвечая  на  вопрос,  мечтательно  заговорил
Джаи, - а этот нхас, - он метнул злой взгляд в сторону нубийца, - змеей. Я
возьму его в свой клюв, унесу в небо. Потом  брошу  его  на  камни.  Будет
знать он!
     - Перестань злиться, Джаи.
     - Потом я стану большим. Еще - богатым. Возьму тебя в жены, поведу  в
свой дворец.
     Туанес весело засмеялась: такого юного фантазера она видела впервые.
     - Кто твои родители, Джаи?
     - У меня их нет, - беспечно ответил он.
     - Откуда ты?
     - Не знаю... Я живу в доме скульптора Хеси. У него  много  слуг,  они
приютили меня. Особенно ко мне добр Сенмут - точильщик инструментов Хеси.
     - Как очутился ты здесь?
     - Я везде бываю, Туанес... Сенмут уехал в свой город  Абу,  я  сейчас
один. Хуже стало.
     - Ты голоден?
     - Я всегда хочу есть, - просто сказал Джаи и спросил  с  надеждой:  -
Хочешь накормить меня?
     - Если пойдешь со мной.
     - Хорошо, Туанес. А правда, что из той скалы, - он махнул рукой назад
через плечо, - хотят сделать льва?
     - Верно, Джаи.
     - Хорошо. А как зовут того, кто это придумал?
     - Мериптах.
     - Хотел бы я его видеть.
     - Я тоже, Джаи, - с грустью произнесла Туанес.
     - Ты его не знаешь? - сочувственно