итет Кассию и его партии.
Цезарь при вести об этом недоумевал: амнистия, думал он, имела еще
видимость человеколюбия и жалости к родственникам и людям сенаторского
звания; представляя им небольшие провинции, желали гарантировать им
безопасность; подтверждая Дециму обладание Галлией, сенаторы создали
представление, будто они находятся во вражде с Антонием из-за его
стремления к единовластию, что должно было послужить предлогом к размолвке
и его, Цезаря, с Антонием. С другой стороны, объявление Долабеллы врагом
из-за убийства одного из убийц, замена Бруту и Кассию провинций, которыми
они управляли, начальством над самыми большими провинциями, выделение для
них больших войск и денег, назначение их полководцами над всеми
полководцами, которые находятся по ту сторону Ионийского моря, - все это
повышало значение партии Помпея и ослабляло значение партии Цезаря. Он
задумывался и над той уловкой, которую они пустили в ход по отношению к
нему, еще молодому человеку: правда, ему декретировали и статую и
председательство, его назначили пропретором, на деле же выходило, что его
лишали того войска, которое принадлежало ему. Ведь когда консулы командуют
в армии, роль пропретора ничтожна. Он считал, что выдача наградных только
тем солдатам, которые перебежали к нему от Антония, затронет честь его
солдат. Да и вся война для него дело постыдное, и фактически сенат
пользуется им против Антония до полного низвержения последнего.

65. Впрочем, Цезарь держал эти мысли про себя и во время жертвоприношения,
совершенного по поводу получения новой должности, он сказал войску: "Все
это я получил, соратники, от вас, не теперь, а с того момента, как вы дали
мне власть. Ведь сенат дал мне ее из-за вас. Так что будьте уверены, за это
я буду считать себя обязанным вам и, если боги дадут удачу, отплачу за все
одновременно". Так Цезарь располагал к себе войско и привлекал его к себе.
Из консулов Панса набрал войско по всей Италии, Гирций поделил войско с
Цезарем, а так как сенат провел для него набор тайно, он требовал части из
двух легионов, которые отложились от Антония, зная, что это наиболее ценная
часть войска. Цезарь со всем согласился. Поделив войско, они проводили зиму
вместе. Когда она была на исходе, Децим уже страдал от голода, а Гирций и
Цезарь отправились на Мутину, чтобы Антоний, воспользовавшись тем
положением, в каком находилось войско Децима, не овладел им. Мутина зорко
охранялась Антонием, а Гирций и Цезарь не выступали со всеми силами против
Антония, поджидая Пансу. Тем временем происходили частые кавалерийские
стычки. Правда, у Антония всадников было больше, но неудобство местности,
прорезанной горными потоками, лишало большие части кавалерии всякого
преимущества.

66. Так шли дела под Мутиной. В Риме в отсутствие консулов Цицерон
действовал при помощи демагогии. Народные собрания происходили часто.
Готовилось оружие, причем были мобилизованы все ремесленники без
вознаграждения за работу, собирались деньги, и налагались тяжелые
контрибуции на друзей Антония. Они вносили все требуемое с большой
готовностью, избавляя себя этим от всяких обвинений, до тех пор пока Публий
Вентидий, товарищ по оружию Гая Цезаря и друг Антония, не перенеся гнета
Цицерона, не убежал в колонии Цезаря и, как известный человек вновь набрав
для Антония два легиона, не поспешил к Риму, чтобы захватить Цицерона.
Поднялась большая тревога. Большинство, потеряв всякую надежду, незаметно
удаляло детей и женщин из города, Цицерон же убежал из Рима. Узнав об этом,
Вентидий направился к Антонию. Но он был отрезан Цезарем и Гирцием, зашел в
область Пиценума, набрал еще один легион и стал выжидать, что будет. Когда
Панса приближался с войском, свита Цезаря послала к нему Карсулея, который
вел преторианскую когорту и Марсов легион для облегчения ему прохода через
ущелья. Антоний, не придавая значения этому ущелью, считал его лишь
пригодным для того, чтобы задержать в нем врага. Он горел, однако, желанием
завязать сражение, но не мог блеснуть своей кавалерией, так как равнина
была болотистая и окружена рвом; поэтому он спрятал два лучших легиона в
болото с обеих сторон искусственно проложенной узкой дороги, заслонив их
камышом.

67. Карсулей и Панса прошли ущелье ночью. Рано утром они с одними лишь
когортами Марсова легиона и пятью другими взошли на искусственно
проложенную дорогу, еще свободную от врагов. Они тщательно осматривали
болото, лежавшее с обеих ее сторон. Камыш колебался, и это вызвало у них
подозрение. Там и сям показывались уже щиты и шлемы, и вдруг и
преторианская когорта Антония появилась перед ними. Солдаты Марсова
легиона, окруженные со всех сторон, не видя возможности бежать, велели
вновь набранным воинам не сражаться вместе с ними, чтобы по неопытности не
внести беспорядка в их ряды. Против преторианской когорты Антония они
выстроили преторианскую когорту Цезаря. Сами они вышли в болото,
разделившись на две части; одну возглавлял Панса, другую Карсулей. Так как
болот было два, то было и два сражения, разделенные проходом так, что одни
не видали, что происходило у других, на проходе же между болотами
преторианские когорты вели свое сражение сами по себе. Солдаты Антония
собирались отомстить Марсову легиону за то, что они перешли к врагу и
оказались изменниками по отношению к ним; Марсов легион хотел наказать их
за равнодушное отношение к убитым в Брундизии. Зная, что они представляют
самые сильные части в войске и Антония и Цезаря, они были уверены, что
именно в этом бою решат исход войны. Одним, составлявшим два легиона,
совестно было потерпеть поражение от одного легиона врага, а других
воодушевляло честолюбие победить два легиона противника, несмотря на то,
что они составляли только один легион.

68. Так они ринулись друг на друга, разгневанные, обуреваемые честолюбием,
больше следуя собственной воле, чем приказу полководцев, считая эту битву
своим личным делом. Наученные опытом, они воздержались от боевых криков,
так как это никого бы не испугало; никто не издавал звука во время
сражения, ни при победе, ни при поражении. Не будучи в состоянии ни
обходить противника, ни бежать, так как они сражались на болотах и рвах,
они крепко стояли, как вкопанные, друг против друга, никто не мог ударить
другого мечом; они сцепились как в борьбе. Не было ни одного напрасного
удара, поэтому много было ранений и убийств, и вместо крика раздавались
стоны. Кто падал, того выносили сразу, и другой незаметно становился на его
место. Увещеваний или приказаний не понадобилось, каждый руководился своим
большим опытом. Когда противники уставали, они расходились на короткое
время для передышки, как это бывает при состязаниях, а затем опять шли в
бой. Вновь прибывшие новобранцы были поражены, видя такие проявления
доблести, совершавшиеся в образцовом порядке и в полной тишине.

69. Когда все таким образом с нечеловеческими усилиями сражались,
преторианская когорта Цезаря была полностью уничтожена. Из Марсова легиона
часть, находившаяся под командой Карсулея, брала верх над противниками, не
бросившимися в постыдное бегство, а слегка отступавшими; армии,
возглавляемой Пансой, также приходилось туго. Все же обе стороны держались
с успехом, пока Панса не был ранен копьем в пах и отвезен в Бононию. Тогда
только его часть стала отступать, сначала шаг за шагом, затем они повернули
и ускоряли отступление, превратившееся в конце концов в бегство.
Новобранцы, видя это, также побежали с криком, в беспорядке до укрепления,
которое возвел для них квестор Торкват, еще во время битвы подозревая, что
оно пригодится. Новобранцы столпились в укреплении беспорядочно, хотя они
были так же италийцами, как и солдаты Марсова легиона, - доказательство
того, какие преимущества дает тренировка, даже при одинаковости племенного
происхождения. Марсов легион, напротив, постыдился и не вошел в палисады,
но остановился около них: несмотря на чрезмерную усталость, легион все же
горел желанием биться до неизбежного конца, если бы кто-нибудь на него
напал. Антоний воздержался от стычки с Марсовым легионом, считая это делом
слишком трудным, а напал на новобранцев и довел тут дело до большой резни.

70. Гирций узнал о сражении в Мутине, находящейся в 60 стадиях от поля
битвы. Быстрым шагом он спешил туда с другим легионом, отпавшим от Антония.
Был уже поздний вечер, и победоносные части Антония возвращались с пением
победных песен. Тогда появился Гирций перед ними, шедшими вне боевого
строя, с нетронутым и невредимым легионом в полном строю. Они, правда,
снова выстроились тогда под давлением необходимости и проявляли много
подвигов и по отношению к новым врагам, но, будучи изнурены, не устояли
против свежих сил, и большинство из них было убито именно в сражении с
Гирцием. Он их, правда, не преследовал, опасаясь болота. Когда стало совсем
темно, он от них отстал. Болото на большое пространство было покрыто
оружием, трупами, полумертвыми людьми, ранеными; однако и здоровые
настолько устали, что перестали заботиться о себе. Всадники, ближайшие
помощники Антония, посланные им, подобрали их и сажали некоторых из них
вместо себя, а некоторых вместе с собой на конец или велели им, держась за
хвосты лошадей, бежать рядом с ними и тем содействовать своему спасению.
Так после прекрасного сражения наступление Гирция уничтожило силы Антония.
Ночь они провели в не имевшем укреплений селении, у самой равнины, где
происходило сражение. Это селение называется Торжище галлов. Из общего
количества войск на обеих сторонах пало около половины; преторианская
когорта Цезаря погибла целиком, из солдат Гирция - немногие.

71. На следующий день все вернулись в лагеря под Мутиной. Антоний решил
после такой неудачи не рисковать больше крупными сражениями с врагами и не
вступать с ними в бой в случае их нападения, но только ежедневно беспокоить
их кавалерийскими набегами до тех пор, пока не сдастся Децим, изнуренный
уже голодом до крайних пределов. Гирций и Цезарь именно по этой причине
решили, наоборот, спешить дать бой. Когда они выступили к бою, Антоний же
не вывел своих войск, они пошли другой стороной от Мутины, стороной,
которая в силу неблагоприятного положения не подвергалась такой строгой
осаде; они хотели прорваться в город с большим войском. Антоний напал на
них тогда с одной своей кавалерией. Когда и они стали обороняться при
помощи только кавалерии, а другая часть войска спокойно шла своей дорогою,
Антоний, испугавшись за судьбу Мутины, вывел два легиона. Они обрадовались,
повернулись и вступили с ними в бой. Тогда Антоний вызвал из других лагерей
другие легионы. Но они подходили медленно, будучи вызваны неожиданно; к
тому же им пришлось идти издалека, так что тут войско Цезаря выиграло
сражение. Гирций ворвался даже в лагерь Антония и пал, сражаясь у палатки
полководца. Цезарь, вбежав в лагерь, подобрал его труп и захватил лагерь,
пока вскоре же не был вытеснен оттуда Антонием. Оба войска провели ночь в
полном вооружении.

72. Антоний после второго нанесенного ему поражения сразу же после битвы
устроил совещание со своими друзьями. Они считали правильным, чтобы Антоний
держался прежнего плана, т. е. чтобы он продолжал осаду Мутины и не
принимал боя. Они указывали на то, что обе стороны в одинаковой мере
пострадали, что Гирций убит, Панса ранен, они же превосходят противника
кавалерией. С другой же стороны, указывали они, Мутина голодом доведена до
крайности и скоро сдастся. Так решили друзья, и это было лучшее. Антоний
под злым влиянием божества боялся, как бы Цезарь не попытался, как
накануне, ворваться в Мутину или окружить его укреплениями, так как у него
больше было технической силы. "Тогда и кавалерия не принесет пользы, -
сказал он, - а Лепид и Планк будут меня презирать, раз я потерплю
поражение. Если я сниму осаду с Мутины, Вентидий немедленно присоединится к
нам с тремя легионами из Пиценской области, и тогда Лепид и Планк будут
охотно его союзниками". Так говорил не трусливый в опасностях человек.
После этого Антоний немедленно снял осаду и направился к Альпам.

73. Децим хотя и избавился от осады, но зато был в страхе перед Цезарем. Он
боялся его как врага, после того как консулы выбыли из строя. Децим велел
сломать мосты, наведенные через реку, еще до начала дня. На лодке отправил
он затем к Цезарю послов и выразил ему признательность за спасение. Он
просил его начать с ним переговоры в присутствии граждан Мутины, но чтобы в
это время река разделяла их. Он надеялся его убедить, что злой гений
ослепил его, Децима, когда он, по наущению других, строил козни против
Цезаря. Цезарь дал посланцам Децима гневный ответ и отверг благодарность,
высказанную ему Децимом, словами: "Я явился не для того, чтобы спасать
Децима, а чтобы воевать с Антонием, с которым в свое время я могу и
помириться. Вся моя натура против свидания или переговоров с Децимом: пусть
он живет себе невредимый, пока таково желание жителей этого города". Децим,
узнав об этом, стал у реки, назвал Цезаря по имени и громким голосом
прочитал письмо сената, которое назначает ему Галльскую провинцию. Он
запретил Цезарю в отсутствие консулов переправляться через реку в чужую
провинцию и выступать в дальнейшем против Антония: достаточно-де будет,
если он, Децим, сам будет его преследовать. Цезарь знал, что Децим дошел до
такой смелости благодаря поддержке сената. Поэтому он его пощадил, хотя он
и мог бы его захватить силою одного приказа. Он направился к Пансе в
Бононию и написал обо всем сенату. Написал также и Панса.

74. Цицерон одно письмо прочел народу, так как оно было написано консулом,
письмо же Цезаря он прочел только в сенате. Цицерон внес предложение об
устройстве жертвоприношений и молебствий в продолжение 50 дней по случаю
победы над Антонием; таких жертвоприношений римляне не постановляли ни во
время галльского нашествия, ни когда-либо во время другой войны. Войско
консулов он передал Дециму, несмотря на то, что Панса был еще жив (его
состояние считали, впрочем, уже безнадежным). Децим был назначен
единственным полководцем против Антония. И он устроил народные молебствия о
даровании Дециму победы над Антонием. Такова была ненависть Цицерона к
Антонию и его подлость. Он вновь утвердил двум легионам, отпавшим от
Антония, обещанные до того государством каждому солдату 5.000 драхм
наградных за победу, как будто бы они ее уже одержали. Равным образом он
утвердил им право носить всегда лавровые венки на празднествах. О Цезаре,
однако, ни слова не стояло в письменных распоряжениях Цицерона. Даже имя
его вовсе не упоминалось: так он им пренебрегал, когда считалось, что
Антоний уже побежден. Написали также Лепиду, Планку и Азинию Поллиону,
чтобы они вступили в бой с Антонием, когда подойдут к нему близко.

75. Таково было положение дел в Риме. А Панса, умирая от ран, попросил к
себе Цезаря. "Я любил твоего отца как самого себя, - сказал он, - но я не
имел возможности мстить за его смерть и не мог не подчиниться мнению
большинства: ведь и ты подчинялся ему, хотя у тебя и было войско. И ты
поступил правильно. Сначала боялись тебя и Антония, который казался
ревностным поборником дела Цезаря; потом обрадовались, когда вы с ним стали
враждовать, надеясь, что вы таким образом друг друга ослабите. Когда же
увидели, что у тебя войско, они старались тебя привлечь на свою сторону
тем, что наделяли тебя видными, но лишенными реального значения почестями.
Убедившись в том, что ты горд и не принимаешь предлагаемых почестей,
особенно тогда, когда войско тебе предлагало власть, а ты ее не принял, они
были встревожены этим и назначили тебя полководцем вместе с нами, чтобы мы
от тебя отняли два опытных легиона. Они надеялись, что если один из вас
потерпит поражение, другой будет слабее, так как он будет один, а когда и
его удалят, они уничтожат всю партию Цезаря и выдвинут партию Помпея: ведь
это основа. в их политике.

76. Мы с Гирцием выполняли возложенное на нас поручение, пока не укротили
Антония, чрезмерно возгордившегося. Мы хотели, чтобы он после поражения
помирился с тобой. Этим поступком мы полагали отблагодарить Цезаря и
считали, что это наиболее полезное для будущего решение. Об этом мы не
могли говорить с тобой раньше. Но после поражения Антония, когда Гирций
скончался, а меня ждет роковой исход, пора об этом сказать, не для того,
чтобы ты меня, умирающего, поблагодарил, но чтобы ты, родившийся под
счастливой звездой, как показывают твои дела, узнал, что тебе полезно, и
знал наши с Гирцием намерения и то, что обусловливало наши действия.
Войско, которое ты нам сам дал, я имею все основания передать тебе, что я и
делаю. Если тебе удастся удержать новобранцев, я тебе передам и их. Если же
они слишком раболепствуют перед сенатом, тем более что их начальники
посланы с тем, чтобы они за нами наблюдали, и если переход их на твою
сторону будет плохо истолкован и заставит тебя раньше чем нужно выступить,
пусть их возьмет квестор Торкват". С такими словами он передал новобранцев
квестору и умер. А квестор, согласно приказанию сената, передал их Дециму.
Гирцию же и Пансе Цезарь устроил торжественные похороны, а трупы их послал
в Рим.

77. В это же время в Сирии и Македонии имели место следующие события. Гай
Цезарь, проходя по Сирии, оставил там один легион, так как он тогда уже
думал о действиях против парфян. Руководство над легионом было поручено
Цецилию Бассу, начальником его был Юлий Секст, юноша, приходившийся сродни
Цезарю. Юлий Секст вел изнеженный образ жизни и всюду вел за собою легион.
Он как-то оскорбил Басса, когда тот упрекал его. И когда Юлий впоследствии
послал за ним, а Басс явился не тотчас, Юлий велел привести его силой. Тут
поднялись шум и драка; солдаты, не будучи в состоянии перенести это
оскорбление, пронзили Юлия копьем. Вскоре после этого они раскаялись в
своем поступке и стали бояться Цезаря. Они составили заговор: если их не
простят и им не будут доверять, они будут бороться до смерти; они заставили
присоединиться к этому решению и Басса, набрали новый легион и упражнялись
в военном деле. Так представляется дело Басса одним историком. Либон же
говорит, что Басс служил в войске Помпея, а после поражения проживал как
частное лицо в Тире. Он кое-кого подкупил из солдат легиона, которые и
убили Секста, а сами перешли к Бассу. Как бы то ни было, они разбили Тация
Мурка, посланного против них с тремя легионами, пока Мурк не призвал на
помощь Марция Криспа, правителя Вифинии, который прибыл с тремя другими
легионами на помощь Мурку.

78. Когда они были осаждены Мурком и Криспом, Кассий поспешно принял
командование над обоими легионами Басса и шестью легионами, его
осаждавшими, перешедшими к нему отчасти по дружбе, отчасти потому, что они
повиновались ему как проконсулу. Ведь было постановлено, как я уже сказал,
чтобы все подчинялись Кассию и Бруту. В скором времени и Аллиен, посланный
Долабеллой в Египет, привел оттуда четыре легиона, рассыпавшиеся после
поражения Помпея и Красса или оставленные Цезарем Клеопатре. И Кассий
окружил в Палестине Аллиена, ничего не знавшего о положении, и заставил его
примкнуть к нему, так как он боялся со своими четырьмя легионами сражаться
против восьми. Так Кассий, против всякого ожидания, располагал в общей
сложности двенадцатью легионами. Он окружил и осадил Долабеллу, прибывшего
из Азии с двумя легионами и принятого по старой дружбе в Лаодикею. Сенат
принял это известие с большой радостью.

79. Гай Антоний, брат Марка Антония, враждовал и вел войну из-за Македонии
с Брутом, имея в своем распоряжении один легион. Потерпев поражение, он
устроил Бруту засаду. Последний, удачно избежав ее, в свою очередь также
прибегнул к засаде, однако, окружив Антония, не причинил ему никакого вреда
и даже приказал своему войску приветствовать противника. А когда тот не
ответил на приветствие и не принял этой попытки к сближению, он дал
противнику возможность невредимым выйти из мешка. Обойдя его другими
дорогами и снова окружив в крутой мес