Помпею, укрепившемуся в ней и
принимавшему беженцев. Ветулин вел упорную борьбу, пока побежденный во
многих сражениях, не отправил сына и всех остальных проскрибированных в
Мессину, а сам, увидя, что корабль уже отплыл в море, бросился в гущу
врагов и тут погиб в сече.

26. Назон, преданный своим вольноотпущенником, который раньше был его
любовником, выхватил у одного из воинов меч и, убив одного лишь предателя,
сам отдался в распоряжение убийц. Один верный господину раб усадил его на
холм, а сам отправился к морю с целью нанять для него судно. Возвращаясь,
он увидел, что его хозяина убивают и что тот уже испускает дух, и громко
вскрикнув: "Подожди минутку, господин", он убивает центуриона, внезапно
напав на него. А после этого он покончил с собою и сказал господину:
"Теперь ты отомщен". Луций дал своим двум вернейшим вольноотпущенникам
золото и направился к берегу моря; после того как те убежали, он вернулся
и, отчаявшись в своем спасении, отдался убийцам. Лабиен, во время
сулловских проскрипций многих захвативший и казнивший, теперь счел
постыдным не подвергнуться с достоинством той же участи. Выйдя за ворота
дома, он сел на кресло и ожидал убийц. Цестий скрывался за городом у
преданных ему рабов. При виде центурионов, носившихся постоянно с оружием и
головами, он не мог выдержать постоянного страха и велел рабам развести
костер, чтобы они могли сказать, что хоронят якобы умершего Цестия. Едва
они, обойденные таким образом Цестием, зажгли костер, как он бросился в
него. Апоний, укрывшись в безопасном месте, не вынес житейских невзгод и
сам отдался в руки палачей. Другой человек нарочно сидел в открытом месте,
и так как убийцы не являлись, тем временем повесился.

27. Луций, зять бывшего в то время консулом Азиния Поллиона, бежал морем,
но не будучи в силах перенести невзгоды бури, бросился в пучину. Цесенния,
убегавшего с криком, что он не внесен в списки, но что из-за его денег на
него злоумышляют, преследовавшие подвели к списку и велели прочесть
собственное свое имя и в то время, как он читал, убили. Эмилий, не зная,
что он попал в список, и видя, как преследуют кого-то другого, спросил
преследующего центуриона, кто осужден на смерть. Центурион, узнав Эмилия,
сказал: "Ты и он", и умертвил обоих. Циллон и Деций, узнав при выходе из
сената, что их имена стоят в списках, растерялись и побежали через ворота,
хотя еще никто их не преследовал; самое это бегство выдало их встретившимся
на пути центурионам. Ицилий, тот самый, который, будучи судьей в деле Брута
и Кассия (когда наблюдал за судом Цезарь с толпою солдат), в то время как
остальные судьи тайно подали голоса за обвинение, один открыто положил
оправдательный голос в урну, забыл о своем великодушном свободолюбии, стал
под выносившееся мертвое тело вместе с несшими носилками и нес покойника.
Стража у ворот, увидев, что несущих покойника одним больше, чем это было
обычно, не подозревая несущих, стали осматривать носилки, не притворился ли
кто мертвецом. Носильщики изобличили Ицилия как человека, не
принадлежавшего к одной профессии с ними, и, убийцы, установив личность
Ицилия, умертвили его.

28. Вар был выдан своим вольноотпущенником в то время, как он, бродя с
одной горы на другую, попал в Минтурнские болота, где и остановился на
отдых, чтобы набраться сил. В то время как жители Минтурна, разыскивая
гнездо бандитов, обходили болота, закачавшаяся верхушка тростника
обнаружила местопребывание Вара. Будучи схвачен, он заявил, что он - бандит
и, приговоренный к смерти, не протестовал против этого. Когда же его
намеревались пытать, чтобы он выдал сообщников, он не выдержал этого, как
несовместимого со своим достоинством, и сказал: "Запрещаю вам, минтурнцы,
меня, бывшего консула и - что для ныне властвующих важнее -
проскрибированного, пытать и убивать. Ибо если уже мне нельзя избежать
смерти, то лучше погибнуть от руки равных мне по достоинству". В то время
как минтурнцы все еще не верили и считали его рассказ вымыслом, центурион,
делавший обход, узнал его и отрубил ему голову, а туловище оставил
минтурнцам. Ларг был захвачен в то время, когда он скитался по полям, хотя
разыскивали не его, но другого. Сжалившись над ним, когда он попал им в
руки, хотя они его и не искали, они отпустили его на свободу в лес. Но
преследуемый другими, он побежал к первым и сказал: "Лучше вы убейте меня,
вы, сжалившиеся надо мною, чтобы вам получить награду, а не им". Так он
оплатил им своею смертью за их человеколюбие.

29. Руф, имевший прекрасный дом, сдававшийся в наем, по соседству с
Фульвией, женой Антония, раньше не уступал его Фульвии, желавшей купить
дом, теперь же принес его ей в дар и все же подвергся проскрипции. Голову
его, принесенную Антонию, последний, сказав, что она не нужна, отослал
жене, которая велела выставить ее, вместо форума, перед наемным домом.
Другой имел прелестную тенистую виллу, где был красивый и глубокий грот,
что, вероятно, и послужило причиной того, что он подвергся проскрипции.
Случайно он находился в гроте, ища прохлады от жары, и в то время как
убийцы еще вдали бежали за ним, раб, направив его в угол грота, надел
тунику господина и притворился, что он - хозяин и находится в страхе. И,
вероятно, он был бы умерщвлен, если бы один из рабов не указал на обман.
После казни господина народ не переставал выражать свое негодование перед
высшими должностными лицами, пока не настоял на том, чтобы доносчик был
распят, а хотевший спасти господина получил свободу. Скрывавшегося Гатерия
выдал его раб; тотчас же получив свободу, он выступил покупателем при
распродаже с торгов имущества убитого и жестоко издевался над его людьми. А
те молча, в слезах, следовали за ним повсюду. Народ вознегодовал на это, и
триумвиры его, как преступившего границы должного, снова отдали в рабство
детям проскрибированного. Таковы бедствия, происшедшие с мужчинами.

30. Тогдашняя превратность судьбы постигла и сирот из-за их богатства. Так,
один мальчик по дороге в школу был убит вместе со своим учителем, который
обнял его и не отпускал. Атилий, только что надевши мужскую тогу, шел,
согласно обычаю, в процессии друзей в храм для совершения жертвоприношения.
Когда неожиданно его имя было внесено в списки, друзья и рабы разбежались.
Одинокий и оставленный всеми, он после столь торжественной процессии
отправился к матери. Когда же и та из страха его не приняла, он, не
решившись просить милосердия у других после отказа матери, побежал на гору.
Оттуда сойдя от голода на равнину, он был схвачен человеком, который
захватывал прохожих и, связав, принуждал их к работе. Но так как он по
своей изнеженности не мог работать, то с надетыми на него цепями убежал на
проезжую дорогу, отдался в руки проходившим центурионам и был убит.

31. В то время как происходили все эти события, Лепид праздновал триумф над
испанцами и издал эдикт следующего содержания: "В добрый час! Приказываю
всем мужчинам и женщинам приносить жертву и праздновать настоящий день. Кто
будет уличен в невыполнении настоящего приказания, будет считаться в числе
проскрибированных". Лепид праздновал триумф в храмах, причем все принимали
участие в процессии в праздничной одежде, но с ненавистью в душе. Домашнее
имущество проскрибированных было расхищено. Немногие, однако, покупали их
имения, стыдясь пользоваться чужим несчастьем и полагая, что не на радость
им будет достояние погибших, что небезопасно вообще быть замеченным с
золотом или серебром, что приобретение нового небезопасно теперь, тем более
что и владеть прежним имуществом сопряжено с опасностью. Лишь некоторые
решались делать приобретения, и за очень дешевую цену, потому что других
покупателей не было. Поэтому-то триумвирам, надеявшимся, что полученной
выручки хватит на военные издержки, недоставало еще двухсот миллионов драхм.

32. Объявив об том в народном собрании, триумвиры составили список 1.400
женщин, владевших наибольшим состоянием. Им надлежало, представив оценку
имущества, внести на военные нужды сумму, какую каждой назначат триумвиры.
Скрывшим что-либо из имущества или неправильно оценившим его назначены были
наказания, а осведомлявшим об этом как свободным, так и рабам - награды.
Женщины решили обратиться с просьбой о защите к родственницам триумвиров.
Они были приняты сочувственно сестрой Цезаря и матерью Антония, но с трудом
перенесли оскорбление, будучи прогнаны от дверей Фульвией, женой Антония. И
вот, протискавшись на форуме к трибуне, где заседали триумвиры, в то время
как народ и стража расступились перед ними, женщины произнесли следующую
речь, избрав для этой цели Гортензию: "Как и подобало таким женщинам как
мы, нуждавшимся в вашей помощи, мы обратились к вашим женам. Но испытав,
что совсем не подобало нам, от Фульвии, мы ее поступком вынуждены совместно
явиться на форум. Вы отняли уже у нас родителей, детей, мужей и братьев под
тем предлогом, что вы были оскорблены ими. Если же вы еще отнимите у нас и
средства к существованию, то поставите нас в тяжелое положение, недостойное
нашего происхождения, образа жизни и природы женщины. Если вы считаете себя
обиженными нами так же, как мужчинами, то подвергните нас, подобно им,
проскрипции. Если же мы, женщины, никого из вас не объявляли врагом
отечества, не разрушали домов, не подкупали войск, не приводили армий
против вас, не препятствовали вам достигнуть власти и почета, то почему мы
должны подвергнуться карам, не будучи соучастницами во всем этом?

33. К чему нам платить налоги, раз мы не участвовали ни в отправлении
государственных должностей, ни в почестях, ни в предводительстве войсками,
ни вообще в государственном управлении, из-за которого вы теперь спорите,
доведя нас уже до столь больших бедствий? Вы скажете: потому, что теперь
война. Но когда войны не было? И когда женщины платили налоги, женщины,
которых сама природа освобождает от этого у всех народов? Наши матери,
правда, всего один раз, вопреки нашему полу, собрали налог: это когда
грозила опасность всему вашему господству и даже самому городу, когда нам
угрожали карфагеняне. Но и тогда женщины вносили налог добровольно и притом
не с земель, имений или домов, без чего не может существовать свободная
гражданка, но только из своих собственных украшений, к тому же не
подвергавшихся оценке, не под угрозой указчиков или доносчиков, не по
принуждению или насилию, а вносили столько, сколько сами пожелали. И какой
у вас сейчас страх за государственную власть или отечество? Когда наступит
война с галлами или парфянами, и мы окажемся не хуже наших матерей в
стремлении спасти отечество. Но для гражданской войны мы никогда не станем
вносить вам денег или помогать вам в борьбе друг с другом. Мы не вносили
налогов ни при Цезаре, ни при Помпее, ни Марий, ни Цинна не принуждали нас
к этому, ни даже Сулла, тиран отечества. А вы еще говорите, что
упорядочиваете государственный строй!"

34. Пока Гортензия произносила эту речь, триумвиры возмущались. Неужели
женщины, в то время как мужчины сохраняли спокойствие, осмеливаются
выступать в народном собрании, требовать отчета у магистратов в их
действиях? Неужели, в то время как мужчины несли тяготы войны, женщины
будут отказываться вносить деньги? Триумвиры приказали служителям стащить
женщин с трибуны. Но так как поднялся протест в окружавшей толпе, и
служители приостановили выполнение приказания, триумвиры заявили, что
откладывают рассмотрение вопроса на следующий день. А на другой день они
приказали лишь 400 вместо 1.400 матронам объявить стоимость своего
состояния. Из мужчин же всякий владевший более чем 100.000 сестерций, как
гражданин, так и иностранец, вольноотпущенник, жрец и все иностранцы без
каких-либо исключений подлежат этому распоряжению под страхом таких же
наказаний и таких же наград за доносы. Все должны были 1/50 часть своего
имущества немедленно отдать триумвирам взаймы и внести годовой доход на
военные нужды.

35. Таковы были напасти, выпавшие на долю римлян из-за распоряжений
триумвиров. Войско, которое теперь делало, что хотело, поступало еще хуже.
Так как триумвиры находили в своей деятельности поддержку лишь в солдатах,
то последние требовали у них дома осужденных, их земли, их виллы или целые
имения; другие настаивали на усыновлении их выдающимися лицами; третьи
действовали на свой страх и риск, убивая непроскрибированных и грабя дома
невиновных. В конце концов триумвиры даже предписали одному из консулов
положить предел происходящим правонарушениям. Но тот, боясь затронуть
солдат, чтобы не вооружить их против себя, арестовал и распял несколько
рабов, которые, одетые солдатами, совершали вместе с ними беззакония.

36. Таковы, в большинстве случаев, были крайние пределы несчастий,
постигших приговоренных. То же, что, против ожидания, происходило с
некоторыми, как, например, избавление от гибели тогда или почет
впоследствии, это и мне приятнее рассказывать и читателям полезнее знать,
чтобы и они не отчаивались в несчастьях. Так, для некоторых оказалось
возможным бежать к Кассию или к Бруту или в Африку к Корнифицию, который
также стоял за демократию. Большинство отправилось в Сицилию, соседящую с
Италией, где Помпей охотно принимал их к себе. В самом деле, Помпей в то
время оказывал исключительное внимание несчастным, рассылал всюду гонцов,
приглашавших всех к нему, обещал спасшим кого-либо - свободным и рабам -
двойную награду сравнительно с тою, которая давалась арестовывавшим. Лодки
и транспортные суда шли навстречу плывшим по морю; триремы крейсировали
вдоль берегов, подняв у себя сигналы для блуждающих и спасая попадавшего им
навстречу. Сам Помпей выходил навстречу прибывавшим и тотчас же снабжал их
одеждой и предметами домашнего обихода. Достойным он давал командные
должности в армии или флоте. И когда впоследствии он заключал мир с
триумвирами, он согласился на него лишь при том условии, что мир
распространен будет и на бежавших к нему. Таким образом Помпей оказал
большие услуги для отечества, испытывавшего бедствия, и снискал себе добрую
славу благодаря всему этому, в дополнение к отцовской славе, и притом не
меньшую, чем последняя. Другие же, разными способами бежавшие или
скрывавшиеся, проводили время, строя под давлением горя всякие планы, кто
за городом, кто на кладбищах, а кто и в самом городе, пока не был заключен
мир. И поразительные примеры любви жен к мужьям, преданности детей к
родителям и - вопреки природе вещей - рабов к господам имели тут место.
Наиболее удивительные из них я опишу.

37. Павел, брат Лепида, вследствие того, что центурионы пощадили его как
брата верховного правителя, благополучно отплыл к Бруту, а потом в Милет,
откуда, даже несмотря на приглашение вернуться после заключения мира,
отказался выехать. Мать Антония держала у себя своего брата Луция, дядю
Антония, даже и не скрывая его. Ибо и ее щадили центурионы как мать своего
верховного правителя. Когда позже они все же стали замышлять вторгнуться в
ее дом, она бросилась на форум и обратилась к сидевшему на трибунале вместе
с коллегами по власти Антонию со словами: "Я доношу, самодержец, на самое
себя: я скрывала у себя Луция и посейчас еще скрываю и буду скрывать, пока
ты не казнишь нас обоих. Ведь такое наказание объявлено и для укрывающих".
Антоний упрекнул ее в том, что она проявила себя хорошей сестрой, но
недоброй матерью, ибо ей следовало не спасать теперь Луция, но помешать ему
тогда, когда он ее сына предложил объявить врагом. Затем он поручил консулу
Планку внести предложение о возвращении Луция из изгнания.

38. Мессала, молодой человек благородного происхождения, бежал к Бруту.
Опасаясь его высокомерия, триумвиры издали следующий эдикт: "Поскольку
Мессала, как доказали нам его родственники, даже и не был в Риме, когда
убит был Гай Цезарь, он исключается из списков осужденных". Однако Мессала
не воспользовался этим прощением. Когда же Брут и Кассий пали во Фракии, а
войско их было еще многочисленно, были флот и деньги, были и большие
надежды, войско избрало полководцем Мессалу; но последний, отклонив это
избрание, убедил их покориться непреодолимой судьбе и присоединиться к
армии Антония. Он был с Антонием в дружеских отношениях до тех пор, пока не
завладела Антонием Клеопатра; тогда он в неудовольствии на него перешел на
сторону Цезаря. Последний назначил его консулом вместо самого Антония,
смещенного по постановлению народа, когда он вторично был объявлен врагом
отечества. После того как Мессала был командиром военных кораблей в битве
при Акциуме против Антония, Цезарь послал его против отложившихся галлов и
после одержанной им победы даровал ему триумф. Бибул одновременно с
Мессалой тоже получил милость: будучи назначен Антонием командующим флотом,
он нередко был посредником в переговорах между Антонием и Цезарем, был
назначен Антонием префектом Сирии и в этом звании там скончался.

39. Ацилий тайно бежал из города. Когда домашний раб выдал его солдатам,
Ацилий, пообещав им еще большую сумму денег, убедил их послать некоторых из
их среды к своей жене с условленными знаками, которые сам им вручил. Жена
предложила им все свои украшения, сказала, что дает их с тем, чтобы они, в
свою очередь, сдержали свое обещание, но не уверена, сдержат ли они его. И
в любви к мужу она не оказалась обманутой: солдаты наняли судно для Ацилия
и доставили его в Сицилию. Лентула, тайно бежавшего в Сицилию, жена просила
взять ее с собой и с этой целью не спускала с него глаз. Он не желал, чтобы
она подвергалась опасности наравне с ним. Будучи назначен Помпеем претором,
он сообщил жене, что он спасся и состоит претором. Она, узнав, где
находится муж, убежала из-под надзора матери с двумя рабами, с которыми
благополучно совершила трудный путь под видом рабыни и вечером из Регия
переправились в Мессину. Легко разыскав преторскую палатку, она застала
Лентула не в пышной обстановке претора, но с непричесанными волосами,
лежащим на земле, в неприглядных условиях, все это из-за тоски по жене.

40. Апулею жена пригрозила, что выдаст его, если он бежит один. И вот
против воли он взял ее с собою. Помогло ему в бегстве, которого никто не
подозревал, то обстоятельство, что он отправился в путь вместе с женой,
рабами и рабынями, на глазах у всех. Жена Анция завернула его в постельный
мешок и поручила носильщикам за плату доставить его из дома к морю, откуда
он и убежал в Сицилию. Жена Регина своего мужа ночью спустила в канал для
стока нечистот, куда днем солдаты не решились войти из-за зловония; в
следующую же ночь она нарядила его угольщиком и велела гнать перед собой
осла, нагруженного углем, сама же, сидя в носилках, подвигалась впереди
него на коротком расстоянии. Одному из воинов возле ворот носилки
показались подозрительными, и он стал их обыскивать. Регин испугался и,
прикинувшись одним из пешеходов, просил солдата оставить женщин в покое.
Тот ответил ему как угольщику, грубо, но скоро узнал его - он прежде как-то
был в походе под его начальством в Сирии - и сказал: "Иди себе спокойно,
император, ибо мне приличествует и теперь так тебя называть". Своего мужа,
Капония, выпросила себе его жена у Антония, бывшая до тех пор
целомудренною, она так одно несчастье исцелила другим.

41. Сын Геты представился, будто он сжигает во дворе дома труп
повесившегося отца. Тайком он держал отца в недавно приобретенном имении.
Там старик, чтобы быть незамеченным, надел кожаную повязку на один глаз.
Когда наступил мир, он снял повязку, но глаз от бездействия уже потерял
способность видеть. Оппия, желавшего вследствие своей немощной старости
остаться на месте, сын нес на своих плечах по Риму, пока не доставил его за
ворота; во время остального пути до Сицилии он вел его или нес и таким
образом доставил на место; никто ничего не заподозрил и не подшучивал при
виде этой сцены. Ведь и Эней, как пишут, возбудил уважение в врагах, когда
нес на плечах отца. Впоследствии народ, восхваляя подвиг юноши, избрал его
эдилом. Так как вследствие конфискации имущества у