ута была
большая трибуна. Полководцы взошли на нее с одними лишь сенаторами, а
войска, как их, так и союзнические, стояли вокруг трибуны внизу; уже вид
массы войска, которое считалось достаточно мощным, наполнял сердца
радостью. Крепка была вера и надежда обоих полководцев, когда они видели
себя во главе столь многочисленного войска. В свою очередь все это еще
больше укрепляло веру войска в полководцев: ведь общие надежды порождают
взаимное расположение. Так как среди многочисленной толпы стоял шум,
глашатаи и трубачи старались водворить молчание. Когда оно, наконец,
наступило, Кассий - ибо он был старше по возрасту - выйдя немного вперед за
фронт на середину, произнес следующую речь.

90. "Соратники! Во взаимном друг к другу доверии нас объединяет главным
образом опасность, являющаяся для нас общей. Но нас объединяет также и
выполнение на деле всех данных нами обещаний как самое надежное
ручательство в том, что мы обещаем вам в будущем. Наши надежды опираются на
вашу доблесть, солдаты, и на нас самих, которых вы видите теперь на этой
трибуне, на сенаторов, столь многочисленных и столь влиятельных! В нашем
распоряжении, как вы знаете, имеется много военного снаряжения, много
провианта, оружия, денег, кораблей и союзников из провинции и царей. Есть
ли нужда поэтому призывать вас моею речью к мужеству и рассудительности,
коль скоро вас объединяет общее военное снаряжение и общее дело? Что
касается той лжи о нас, которая исходит от обоих наших врагов, то вы знаете
их очень хорошо и в силу этого добровольно стали нашими собратьями по
оружию. Но нам представляется целесообразным основательно выяснить все
дело, из чего лучше всего будет видно, какое прекрасное и справедливое
основание для войны на нашей стороне.

91. Ведь мы, вместе с вами участвовавшие в военных походах Цезаря, бывшие в
этих походах предводителями, сильно помогли его возвышению и всегда
оставались его друзьями: едва ли поэтому может показаться, что мы из личной
вражды злоумышляем против него. Но в области мирных дел он оказался
заслуживающим порицания - не в отношении нас, его друзей, - ибо и здесь он
ценил нас больше других, - а в отношении законов, в отношении
государственного строя: ведь более ни одного не оставалось в силе закона,
ни связанного с властью знати, ни имеющего отношения к правам народа. А все
это установили еще наши предки, когда, по изгнании царей, они дали клятву и
зарок никогда более не потерпеть новых царей. Храня эту клятву и отвращая
от себя проклятие, мы, потомки клявшихся, не могли дольше допускать, чтобы
один человек, хотя бы любимый и ценимый нами, в себе одном сосредоточил всю
власть, от народа взял себе распоряжение государственной казной и войском и
выборы магистратов, от сената - управление провинциями, чтобы вместо всех
законов он сам стал единственным законом; чтобы вместо власти народа
явилась власть господина; чтобы вместо сената занял место во всем
самодержец.

92. Может быть, вы недостаточно ясно сознавали все это, а видели только его
военную доблесть. Но теперь, вероятно, вы это легко поймете, хотя бы исходя
из того, что имеет отношение к вам одним. Вы, народ, во время войны во всем
подчиняетесь полководцам как владыкам. Но в мирное время вы сами, в свою
очередь, имеете над нами власть: хотя сенат и обсуждает предварительно все
мероприятия, чтобы предотвратить ваши ошибки, но решаете вы, вы голосуете
по трибам и центуриям, вы избираете консулов, трибунов, преторов. Наряду с
избранием магистратов вы решаете и важнейшие дела, наказывая или награждая
нас, когда, управляя вами, мы заслуживаем наказания или награды. Это-то
право воздавать по заслугам, граждане, и возносило правителей на вершину
счастья - достойным воздавались почести, и получившие почести бывали
благодарны вам. В силу этого права вы сделали консулом Сципиона, когда
получили извещение о его действиях в Африке; в силу того же права вы на
каждый год избирали трибунами тех, кого хотели, чтобы они в случае
надобности отстаивали перед нами ваши интересы. Да что мне перечислять
дальше то, что вы и сами знаете!

93. Но с тех пор, как стал властвовать Цезарь, вы уже более не избирали ни
одного магистрата - ни претора, ни консула, ни трибуна, никому не давали
оценки, не могли присуждать награду сообразно этой оценке. Коротко говоря,
никто не оказывался обязанным вам ни за получение магистратуры, ни за
управление провинцией, ни за сдачу отчета о своей деятельности, ни за
правосудие. Более же всего достойно сожаления то, что вы даже не могли
прийти на помощь самим своим трибунам, когда их оскорбляли, на помощь той
власти, которую вы установили как свою собственную магистратуру, объявив ее
священной и неприкосновенной. Вы видели, что эти неприкосновенные
магистраты дерзко лишены своей неприкосновенной власти и своей священной
одежды, лишены без суда, по одному распоряжению, так как оказалось, что
они, охраняя ваши интересы, восстановлены против тех, кто пожелал
провозгласить Цезаря царем. Все это сенат воспринял особенно тяжело - из-за
вас: ведь трибунская власть ваша, а не сенатская магистратура. Ни открыто
порицать этого человека, ни привлечь его к суду сенат не мог из-за мощи
военных сил, так как и войска, принадлежавшие до сих пор государству,
Цезарь превратил в свою личную собственность. Поэтому-то сенат и решил
защищаться против тирании единственным оставшимся ему способом - путем
покушения на его жизнь.

94. Нужно было, чтобы план возник у наилучших людей, а исполнено дело было
бы немногими. Когда это совершилось, сенат тотчас же вынес о происшедшем
согласное суждение, вполне ясное, так как он даже постановил, что должна
быть выдана награда за тираноубийство. Но так как сенаторов удержал от
этого Антоний, чтобы, как он говорил, предотвратить беспорядки, да и мы
считали, что помощь государству следует оказать не ради награды, а ради
самой родины, сенат от этого отказался, желая не оскорблять памяти Цезаря,
а лишь избавиться от тирании. Было постановлено предать все происшедшее
забвению, даже еще определеннее - что за убийство не должно быть
преследования. Немного позже, когда Антоний стал, заискивая перед народом,
возбуждать его против нас, сенат дал нам и управление крупнейшими
провинциями, и высшую власть над войском, и управление всеми землями от
Ионийского моря до Сирии; что же, наказывал он этим нас как преступников
или награждал за убийство, предоставляя нам священный пурпур, фасции? Теми
же мотивами были вызваны и действия сената по отношению к юному Помпею. Он
не принимал никакого участия в происшедшем, но так как он был сыном Помпея
Великого, первого из сражавшихся за власть народа, и к тому же несколько
досаждал тирании своим скрытым пребыванием в Испании, сенат вызвал его из
изгнания, присудил выдать ему компенсацию за имущество отца из
государственных средств и объявил его начальником всех морских сил: все это
делалось для того, чтобы и он, сторонник демократии, получил какую-нибудь
магистратуру. Какое же еще действие сената вы требуете как лучшее
доказательство того, что все это совершилось с его согласия, кроме разве
того, чтобы это было еще подтверждено словами? И это сенат сделает - он
скажет и при этом вознаградит вас большими дарами, как только сможет и
говорить и вознаграждать.

95. Как обстоит дело теперь, вы знаете. Они подвергаются проскрипциям без
суда, имущество их конфискуется, без судебного приговора их убивают в
домах, на дорогах, в храмах - убивают воины, рабы, враги, вытаскивают их из
самых тайных убежищ; везде они подвергаются преследованию, хотя законы и
дают желающему право уйти в изгнание. А на форуме, куда мы прежде никогда
не приносили головы даже убитого врага, а только оружие и носы кораблей,
там теперь выставлены напоказ головы недавних консулов, преторов, трибунов,
эдилов и всадников; и за такие злодеяния присуждаются еще и награды. Это
как бы какой-то прорыв наружу всего, что до сих пор было скрытой болезнью:
внезапные похищения мужей, всевозможные мерзости преступления их жен и
сыновей, вольноотпущенников и рабов. Вот до чего испортились нравы в
городе! И вожаками негодяев во всем этом являются триумвиры, которые сами,
прежде всех других, подвергли проскрипциям своих братьев, дядей, опекунов.
Говорят, что некогда город был захвачен самыми дикими варварами; но галлы
никому не отсекали голов, не оскорбляли убитых, не мешали своим противникам
скрываться или бежать. Никогда ни сами мы не обращались таким образом с
каким-либо городом, нами завоеванным, не слышали также, чтобы другие
допускали по отношению к кому-нибудь такие несправедливости, какие терпит
теперь город, не простой город, а владыка над миром, терпит от тех, кто
избран для того, чтобы заботиться о его порядке и исправлять
государственные дела. Сделал ли что-либо подобное Тарквиний, которого за
вызванное любовью оскорбление одной женщины изгнали, несмотря на его
царскую власть, и из-за этого единственного преступления не допустили
больше царствовать?

96. Так поступая, граждане, триумвиры называют нас преступниками и, говоря,
что мстят за Цезаря, они заносят в проскрипционные списки тех, кого в Риме
даже и не было во время его убийства. Среди последних находится также и
большинство тех, которых вы теперь видите: они подверглись проскрипции за
свое богатство, за происхождение или за демократический образ мыслей. Так
попал вместе с нами в проскрипционные списки даже Помпей, находившийся
далеко, в Испании, в то время, когда нами было совершено убийство. По одной
и той же причине - что он сын отца-демократа, - он сенатом был вызван в Рим
и провозглашен начальником морских сил, а триумвирами - проскрибирован. А в
чем выразилось соучастие в действиях против Цезаря женщин, приговоренных к
контрибуциям? В чем был соучастником того же преступления народ? А ведь под
угрозой доносов и наказаний было приказано всем, обладающим свыше 100.000
драхм, представить оценку имущества и ведь назначают все новые и новые
налоги и взносы. И поступая таким образом, они все же не выплатили своим
воинам обещанных подарков. Мы же, не совершившие никакого преступления,
выплатили нашим воинам все обещанное и имеем средства для еще больших
наград. Так и сами боги помогают нам, потому что мы поступаем справедливо.

97. Видя же покровительство богов, вы можете видеть и отношение людей, если
взглянете на ваших сограждан. Вы часто видели их вашими преторами и
консулами, получившими за свою деятельность похвалу, и вы видите, как они
прибегают к нам, как ни в чем неповинным и настроенным демократически; они
примкнули к нашей партии и вообще разделяют наши желания, проявляют
одинаковые с нами стремления и в дальнейшем будут нам помогать. Ибо гораздо
более справедливы те награды, которые мы объявили тем, кто спасет этих
людей, чем награды, объявленные триумвирами их убийцам. Также они видят,
что, устранив Гая Цезаря за то, что он хотел править единолично, мы не
собираемся смотреть сквозь пальцы на действия тех, кто хочет присвоить себе
его власть; и управление государством мы не хотим взять себе, а
предоставляем его всей народной массе, в соответствии с обычаями предков. А
что не по одинаковым побуждениям хотят воевать обе стороны (они - ради
власти и тирании, что они уже и показали своими проскрипциями, мы же - лишь
для того, чтобы, освободив родину, жить в качестве простых граждан под
сенью законов), - это легко удостоверят эти люди, а еще до них - боги.
Лучший залог успеха в войне - справедливость защищаемого дела.

98. Пусть не тревожится и тот, кому, может быть, пришлось быть воином у
Цезаря. Даже и тогда ведь мы принадлежали не ему, а родине, и дававшееся
нам жалованье и награды давались не Цезарем, а государством; и теперь вы не
больше являетесь войском Кассия или Брута, чем римским войском; мы же,
римские полководцы, - ваши товарищи по военной службе. Если бы и наши враги
держались в этом одного с нами мнения, все безбоязненно могли бы сложить
оружие и сдать войска государству, чтобы оно избрало правильное решение; и
если они согласны с таким предложением, мы приглашаем их к этому. Но так
как они не согласны - а они не могут быть согласны из-за проскрипций и
всего прочего, что они сделали, - идем, соратники, со здоровой верой и
бесхитростным рвением, идем воевать за свободу, на пользу одному только
римскому сенату и народу!"

99. Тут все кричали "идем!" и требовали, чтобы их тотчас же вели на войну.
Радуясь их рвению, Кассий через глашатаев вновь потребовал тишины и опять
выступил с речью. "Да воздадут вам за вашу верность и рвение боги,
покровители справедливых войн! Но что приходится отнести уже на счет
человеческой предусмотрительности полководцев, а именно - что у нас все и
по количеству и по качеству лучше, чем у врагов, в этом убедитесь из
дальнейшего. Легионов пехоты мы выставляем количество, равное легионам
врагов, так как мы в силу необходимости разместили большое количество их
повсюду; по количеству же конницы и кораблей мы далеко превосходим врагов,
равно как и по числу союзников - царей и племен, вплоть до мидян и парфян.
К тому же у нас враги находятся только с фронта. Мы же и в тылу у врагов
имеем в Сицилии Помпея, нашего единомышленника; Мурк и Аэнобарб на
Ионийском море стоят с большим флотом, со многими гребцами, с двумя
легионами войска и со стрелками; постоянно плавая по морю, они причиняют
врагу беспокойство, между тем как у нас в тылу и море и суша свободны от
врагов. Денег, которые называют главным нервом войны, у них нет: они не
выплатили войску обещанных наград; не соответствуют их ожиданиям и доходы
от проскрипций, так как никто из порядочных граждан не покупает ненавистных
земель; не поступают к ним средства и из других источников, так как Италия
изнурена восстаниями, налогами, проскрипциями. У нас же благодаря нашим
стараниям и наличные средства имеются в изобилии, так что вам может быть
тотчас же выдано все, что потребуется; и сверх того поступает еще много из
находящихся у нас в тылу провинций.

100. Продовольствия, представляющего наибольшие затруднения при наличии
большого войска, у них нет, кроме того только, что доставляется из
Македонии, горной страны, и Фессалии, небольшой области: и эти продукты им
приходится доставлять по суше, со всякими затруднениями. Если же они
попробуют подвозить продовольствие из Африки, Лукании, Япигии, путь им
отрежут Помпей, Мурк и Домиций. У нас же продовольствие уже имеется и сверх
того ежедневно доставляется без труда по морю со всех островов и материков,
сколько их есть от Фракии до реки Евфрата; все это подвозится
беспрепятственно при полном отсутствии врага у нас в тылу. Таким образом, у
нас будет возможность или ускорить дело, или, затянув его, изнурять врагов
голодом. Вот сколько и каких приготовлений сделано благодаря людской
предусмотрительности для вас, соратники; остальное же, в соответствии с
этим, пусть сделают ваши усилия и попечение богов. А мы, по примеру прежних
случаев, отдав вам все, что обещали, и вознаградив вашу верность множеством
даров, воздадим и за большее дело по заслугам, если на то будет воля богов.
Но и теперь за ваше рвение вам, уже отправляющимся на борьбу, в связи с
этим собранием и этой речью мы теперь же, с этой же кафедры, выдадим
деньги: каждый солдат получит тысячу пятьсот италийских драхм, центурион -
в пять раз больше и военный трибун - соответствующую его званию сумму".

101. Сказав это и расположив войско к действию и словами и подарками,
Кассий распустил собрание. Воины оставались некоторое время вместе,
воздавали величайшие хвалы Кассию и Бруту и со своей стороны обещали
исполнить все, что до них относится. Тотчас же стали распределять между
солдатами обещанные подарки, давая лучшим из воинов под всякого рода
предлогами и сверх обещанного. Получивших подарки Брут и Кассий все время,
часть за частью, отправляли в Дориск; немного спустя двинулись вслед за
ними и они сами. Два орла, слетевшие на двух серебряных орлов на знаменах,
стали их клевать или, как это казалось некоторым, покрыли их крыльями. Они
и оставались при войске, причем полководцы сочли достойным кормить их на
общественно-государственный счет, пока орлы не улетели за день до битвы.
Обойдя в течение двух дней Черный залив, войско пришло в Эн, а из Эна в
Дориск и затем в остальные приморские города до Серрийских гор.

102. Так как Серрийские горы простираются до самого моря, сами
военачальники углубились внутрь страны, а Тиллия Кимвра с флотом, легионом
пехоты и немногими стрелками послали обогнуть гористый берег моря. Прежде
этот берег был, несмотря на хорошую почву, совсем пустынным, так как
фракийцы не плавали по морю и не решались спускаться в приморские страны из
страха перед теми, кто может с моря напасть; но когда зллины - халкидцы и
другие, - захватив приморские области, стали пользоваться также и морем,
здесь процвели и торговля и земледелие, чем довольны были и фракийцы,
получившие возможность вступить в обмен продуктами земледелия. Это
продолжалось до тех пор, пока Филипп, сын Аминты, не вытеснил оттуда и
халкидян и всех прочих, так что там не осталось ничего, кроме фундаментов
храмов. Проплывая, согласно приказанию Брута и Кассия, мимо этого вновь
ставшего пустынным берега, Тиллий распределил и расписал все места, удобные
для лагерей, а также места, пригодные для причала кораблей: это он сделал
для того, чтобы отряд Норбана оставил ущелья, убедившись, что сторожить их
бесполезно. Все произошло так, согласно ожиданию: Норбан, находившийся в
Сапейских теснинах, испугался вида кораблей и призвал к себе на помощь из
Корпилийского ущелья Децидия; тот явился на помощь, и войско Брута прошло
через оставленное ущелье.

103. Поняв хитрость врагов, Норбан и Децидий усилили охрану Сапейского
ущелья. Вновь войско Брута попало в затруднительное положение; отчаяние
овладело ими при одной мысли, что им придется теперь начинать тот путь, от
которого раньше они отказались, и вновь проделать все то, что они уже
совершили, а время идет, и наступило уже позднее время года. При таком их
настроении Раскуполид сказал им, что есть еще путь вдоль самой Сапейской
горы, который можно проделать в три дня; до сих пор этот путь оставался
недоступным для людей из-за крутизны, безводия и густого леса. Если бы они
захотели взять с собою запас воды и проложить узкую, но все же проходимую
дорогу, они из-за густого леса не были бы видны даже птицам; на четвертый
день они придут к реке Гарпессу, впадающей в Гебр, а еще через день
достигнут Филипп, где можно было бы захватить и со всех сторон окружить
врагов, так что они не имели бы возможности уйти. Слова Раскуполида
понравились войску и вследствие затруднительности того положения, в котором
оно находилось, и особенно благодаря надежде захватить столь большое войско
врагов.

104. Итак, они послали вперед часть войска вместе с Раскуполидом и под
предводительством Луция Бибула, поручив им проложить дорогу. С трудом они
все же выполнили поручение, работая с рвением и усердием; рвение их
особенно усилилось, когда несколько посланных вперед воинов вернулось и
сообщило, что вдали видна река. Однако на четвертый день, изнуренные
усталостью и жаждой, так как взятый ими с собой запас воды почти кончился,
они стали указывать на то, что им говорили лишь о трехдневном пути без
воды, и, впав в состояние панического страха, боялись засады; они верили,
что посланные вперед видели реку, но думали, что их повели не по той
дороге. Впав в отчаяние, они подняли крик и при виде Раскуполида, бегавшего
от одного к другому и старавшегося ободрить их, бранили его и бросали
камни. В то время как Бибул умолял их довести дело до конца без ропота, к
вечеру река стала видна передним рядам: поднялись громкие радостные крики,
естественные в таких случаях; тотчас же они повторялись находящимися позади
и дошли до самых задних рядов. Когда Брут и Кассий узнали об этом, они
тотчас же поспешно тронулись в путь, ведя по проложенной дороге все
остав