шееся войско. Но им не удалось остаться до конца скрытыми от врагов,
не удалось и захватить их. Ибо Раск, брат Раскуполида, по крику заподозрив
приближение войска, пошел посмотреть, что делается, и, увидев происходящее,
удивился, что такое большое войско прошло по безводному пути, по которому,
как он думал, не прошел бы и зверь из-за сильной густоты леса; о виденном
он сообщил отряду Норбана. Последний со своим войском бежал ночью из
Сапейского ущелья к Амфиполю. Так оба фракийца стяжали славу в своих
войсках: один потому, что он повел войско по неизвестному пути, другой
потому, что это не осталось ему неизвестным.

105. Войско же Брута благодаря своей необыкновенной отваге пришло в
Филиппы, где к нему присоединился и приплывший туда Тиллий, и куда сошлось
и все войско.
     Филиппы - город, раньше называвшийся Датом, а еще раньше - Кренидами;
последнее название объясняется тем, что вокруг холма много полноводных
источников. Филипп Македонский укрепил это местечко, удобное для действий
против фракийцев, и по своему имени назвал его Филиппами. Город расположен
на обрывистом холме, равняясь по величине ширине холма. С севера к нему
примыкают леса, через которые Раскуполид провел войско Брута; с юга -
болото, а за ним море; с востока - Сапейское и Корпилийское ущелья; с
запада - равнина, доходящая до Миркина и Драбиска и реки Стримона и
простирающаяся приблизительно на 350 стадий, очень плодородная и красивая.
Здесь, как говорят, произошло похищение Коры, собиравшей цветы. Есть здесь
и река Зигакт, в которой, по преданию, при переправе бога кони сломали
колесницу, отчего река и получила свое имя. Равнина эта имеет наклон, что
удобно для поднимающихся по ней из Филипп, но представляет трудности для
направляющихся из Амфиполя.

106. Недалеко от Филипп есть другой холм, который называют холмом Диониса,
где имеются золотые рудники, носящие имя "Асилы". В десяти стадиях от этого
холма - еще два холма, отстоящие от Филипп приблизительно на восемнадцать
стадий, а друг от друга - приблизительно на восемь. На этих холмах и
разбили свои лагери Кассий - на южном, Брут - на северном. Когда войско
Норбана отступило, они не двинулись вперед, так как узнали, что
приближается Антоний, оставивший в Эпидамне заболевшего Цезаря. Равнина
была удобна для сражения, а холмы - для лагерей. По обе стороны от них
находились с одной стороны болото и озера до Стримона, с другой -
неприступные и непроходимые ущелья. Расстояние между холмами, равное восьми
стадиям, представляло проход, как бы ворота из Азии в Европу; его Брут и
Кассий перегородили на всем протяжении стеною от укрепления к укреплению, а
в середине оставили ворота, так что оба лагеря оказались объединенными.
Была поблизости от лагеря и река, которую одни называют Гангом, другие
Гангитом, а сзади море, которое Брут и Кассий предполагали использовать и
для складов и для гавани. Фасос, находящийся на расстоянии ста стадий, они
наметили себе для складов, а гаванью же для трирем избрали Неаполь,
отстоящий от них на семьдесят стадий. Так, радуясь удобствам местечка, они
укрепляли свой лагерь.

107. В это время Антоний поспешно двигался со своим войском, желая
захватить, как сборное место для сражения, Амфиполь. Найдя его уже
укрепленным для него войском Норбана, он был рад этому и оставил в Амфиполе
все снаряжение вместе с одним легионом, предводительствуемым Пинарием, сам
же, пройдя с большой смелостью значительно вперед, расположился лагерем на
равнине, на расстоянии всего восьми стадий от противников. И тотчас же
обнаружились слабые стороны его лагеря и преимущества лагеря врагов. Они
расположились на холме, он - на равнине; деревом они снабжались с гор, он -
из болотистой местности; воду первые получали из реки, он из колодцев,
только что им вырытых; продовольствие они привозили с Фасоса, в расстоянии
немногих стадий, он - из Амфиполя, находящегося в 350 стадиях. Так поступал
Антоний, по-видимому, в силу необходимости - больше не было ни одного
холма, а остальную часть равнины река по временам превращала в болото и как
бы еще более ее углубляла; благодаря этому Антоний находил в выкопанных
колодцах источники с обильной сладкой водой. Эта отвага Антония, хотя она и
была вызвана отсутствием другого выхода, поразила врагов, удивлявшихся, что
он, пренебрегая опасностью, расположился лагерем так близко и тотчас же
после своего прибытия. Он возвел много укреплений и все их поспешно
укреплял рвами, стенами, частоколами. Укрепляли и враги все, что у них
осталось неукрепленным. Кассий, видя безрассудную энергию Антония, стал
обносить стеною и единственный оставшийся необнесенным участок лагеря,
прилегающий к болоту и ранее оставленный без укреплений из-за его
незначительной ширины; таким образом, больше уже ничего не оставалось не
защищенного стенами, кроме боковых частей, где к лагерю Брута прилегали
утесы, к лагерю Кассия - болото, а за ним море. Вся средняя часть лагеря
была окружена рвом, валом, стеною и воротами.

108. Так укрепляли свои лагеря обе стороны. В течение всего этого времени
они состязались друг с другом только в метании копий и в конных диверсиях.
Когда же были закончены все предположенные приготовления, явился и Цезарь,
еще недостаточно окрепший для участия в сражении; его носили на носилках
перед рядами войск. Войско Цезаря тотчас же выстроилось в боевой
готовности, а войско Брута также построилось против врагов на более высоком
месте, но спускаться вниз не стало: было решено не спешить с битвой, в
надежде недостатком продовольствия довести врагов до истощения. У обеих
сторон было по девятнадцати легионов тяжеловооруженных - в войске Брута с
неполным количеством солдат, у Цезаря в числе, даже превышающем
установленное. Конницы, считая также служивших у обеих сторон фракийцев,
было у Цезаря и Антония 13.000, у Брута и Кассия - 20.000. Таким образом,
по числу людей, по храбрости и отваге полководцев, по оружию и всему
снаряжению войска обе стороны выглядели блестяще; но они оставались
бездействующими в течение многих дней, так как сторонники Брута не хотели
вступать в сражение, надеясь еще до сражения истощить врагов недостатком
продовольствия. Они имели своим поставщиком продовольствия Малую Азию и
получали все по морю из близких мест, у противника же не было запасов, не
было и друзей: они не могли получать продукты ни через купцов из Египта,
так как страна эта была истощена голодом, ни из Испании или Африки из-за
присутствия на море Помпея, ни из Италии из-за Мурка и Домиция. Македонии
же и Фессалии, которые одни в это время снабжали их, надолго хватить не
могло.

109. Учитывая главным образом все это, сторонники Брута затягивали дело, но
Антоний из страха перед продовольственным вопросом решил принудить врагов
вступить в бой. Он задумал незаметно сделать болото проходимым, чтобы,
очутившись в тылу у ничего еще не подозревающих противников, отрезать
доставку им продовольствия с Фасоса. Выстраивая каждый раз в боевой
готовности все части войска, чтобы казалось, что войско выстраивается все
целиком, силами одной его части он и ночью и днем просекал в болоте узкий
проход, срезая тростник, делая насыпь и по обе стороны ее наваливая камни,
чтобы она не разваливалась, а глубокие места укрепляя валами и строя
плотины; все это делалось в глубоком молчании. От врагов эту работу скрывал
росший около прохода тростник. Проработав таким образом десять дней,
Антоний неожиданно для врагов ночью послал построенные колоннами отряды,
захватил все надежные места во внутренней части местности и одновременно
обнес оградою много укреплений. Кассий был поражен и самой идеей этого
предприятия и незаметным его осуществлением. Задумав, в свою очередь,
отрезать Антония от укреплений, он сам выстроил стену через все болото
поперек, начав от лагеря и вплоть до моря, так же как и враги, вырубая
тростник, возводя плотины и пристраивая заграждения к укреплениям. Таким
образом он отрезал сделанный Антонием проход, чтобы ни находящиеся внутри
не могли больше перебегать к Антонию, ни Антоний не мог бы прийти к ним на
помощь.

110. Увидев около полудня, в каком положении находится дело, Антоний тотчас
же с энергией и яростью повернул свое войско, обращенное в другую сторону,
и повел его к выстроенной Кассием стене между болотом и лагерем; он нес с
собою железные орудия и лестницы, чтобы уничтожить стену и двинуться на
лагерь Кассия. В то время как он храбро шел по косой и крутой дороге,
проходящей между обоими войсками, солдаты Брута в своем высокомерии стали
тяготиться тем, что они стоят вооруженные, в то время как мимо них
пробегает войско врагов. И тогда они напали на них самовольно, раньше, чем
получили какое-либо предписание от своих начальников; напав на них с
фланга, они перебили всех, кого им удалось захватить. Раз начав, они напали
затем и на войско Цезаря, выстроенное прямо против них; обратив войско в
бегство, они стали его преследовать, пока не взяли и лагерь, который был
общим у Антония и Цезаря. Самого Цезаря в лагере не было: из-за
приснившегося ему сна он остерегался этого дня, как он сам об этом пишет в
своих воспоминаниях.

111. Видя, что битва разыгралась, Антоний обрадовался, считая, что это он
вынудил к ней врага: вспомним, что он был очень встревожен недостатком
продовольствия. Но повернуть в долину он не счел нужным, опасаясь,
развернув фалангу, внести беспорядок в строй. Продолжая начатый путь, он
совершал его беглым маршем и поднимался вверх, несмотря на обстрел и
трудности пути, пока, будучи тесним, не наткнулся на фалангу Кассия,
сохранявшую свой первоначальный строй и пораженную неожиданностью всего
происходящего. Отважно прорвав фалангу, Антоний устремился к стене,
находящейся между болотом и лагерем, выламывая ограду, засыпая ров,
подрывая возведенные сооружения, убивая стражу у ворот и выдерживая обстрел
со стены, пока, наконец, сам не прорвался внутрь через ворота, а из солдат
одни вошли через подкопы, другие перебрались через обрушившуюся частьстены.
Все это произошло так быстро, что, стена была уже захвачена, когда пришли
работавшие в болоте. Бешеным натиском они обратили и этих в бегство и
оттолкнули в болото; в самый лагерь Кассия уже вступили только те, кто
перебрался с Антонием через стену, в то время как остальная масса и той и
другой стороны сражалась друг с другом по ту сторону стены.

112. Так как лагерь был хорошо укреплен, его охраняло совсем небольшое
количество людей; поэтому Антоний легко овладел им. В это время стала
сдавать уже и часть войска Кассия, находившаяся снаружи; видя, что лагерь
взят, она разбежалась в беспорядке. Таким образом, обеими сторонами
сражение было доведено до конца и с одинаковым успехом.
     Брут обратил в бегство левое крыло неприятельского войска и взял
лагерь; Антоний, победив Кассия, с необычайной отвагой разрушал его лагерь.
У обеих сторон было много убитых; из-за обширности равнины и поднявшейся
пыли ни одна из сторон не знала, в каком состоянии другая; узнав, наконец,
о положении дела, и те и другие отозвали остававшихся на поле битвы. Те
возвращались, по внешнему виду своему более похожие на носильщиков, чем на
воинов. Но и тогда они не замечали и не видели друг друга, между тем как,
сбросив свой груз, одни могли бы много сделать против других; забыв
воинскую дисциплину, каждый нагружал себя добычей. Число убитых, как
говорят, доходило в войске Кассия приблизительно до восьми тысяч, включая
сюда и участвовавших в бою рабов, в войске Цезаря - вдвое больше.

113. Кассий, оттесненный от своих укреплений и не имевший возможности
вернуться в лагерь, бежал на холм, на котором были расположены Филиппы, и
оттуда смотрел на все происходящее. Но из-за поднявшейся пыли он видел не
все или видел неясно; заметил он лишь, что лагерь его взят, и приказал
Пиндару, своему оруженосцу, чтобы тот бросился на него и убил его. В то
время как Пиндар медлил выполнить это приказание, прибежал посланный с
известием, что на другом фланге Брут одержал победу и разрушает
неприятельский лагерь. Кассий ответил: "Скажи ему, пусть он одержит полную
победу,- а затем, обратившись к Пиндару,- Скажи, что ты медлишь, отчего не
освобождаешь меня от позора?" Тогда Пиндар убил своего господина,
подставившего ему горло. Так представляют себе смерть Кассия некоторые.
Другие же считают, что, когда всадники Брута явились с доброй вестью,
Кассий, думая, что это враги, послал для выяснения дела Титиния; а когда
всадники встретили его радостно, как друга Кассия, и при этом громко
кричали, Кассий, думая, что Титиний попал к врагам, сказал: "Итак, мы
ждали, чтобы увидеть, как схватили нашего друга?" - и удалился в палатку
вместе с Пиндаром, и последний после этого больше не появлялся. Вследствие
этого некоторые думают, что он убил Кассия не по его приказанию. Жизнь
Кассия кончилась в самый день его рождения, когда как раз и разгорелась
битва. Титиний за свое промедление покончил жизнь самоубийством.

114. Плача у трупа Кассия, Брут назвал его последним римлянином, желая этим
сказать, что больше уж никогда не будет мужа, равного ему по доблести; он
упрекал его за поспешность и необдуманность его поступка; говорил вместе с
тем, что Кассий счастлив, освободившись от забот и печалей, которые еще
неизвестно до какого конца доведут его, Брута. Затем, передав тело друзьям
и велев похоронить его тайно, чтобы войско при виде похорон не подняло
плача над Кассием, сам Брут, не заботясь ни о пище, ни о каких-либо
удобствах, в течение целой ночи работал над восстановлением лагеря Кассия.
С наступлением дня, когда враги, чтобы не показаться ослабевшими, стали
выстраивать войско для сражения, Брут, поняв их побуждение, сказал:
"Вооружимся и мы и в свою очередь покажем, что мы пострадали меньше". Когда
он построил войско, враги отступили, и Брут с насмешкой сказал своим
друзьям: "Те, кто вызвали нас на бой как истомленных, даже и не попытались
сражаться с нами".

115. В тот самый день, когда разыгралась битва при Филиппах, в Ионийском
море также произошли крупные события в таком же роде. Домиций Кальвин вез
Цезарю на грузовых судах два легиона тяжеловооруженных, из них особенно
славился Марсов легион, названный так за свою стойкость. Вез Кальвин также
и преторианскую когорту, включавшую до двух тысяч человек, четыре отряда
всадников и сверх того еще множество набранных для войны людей; их
сопровождало также несколько трирем. Навстречу им вышли Мурк и Аэнобарб со
ста тридцатью военными кораблями. Плывшее на парусах впереди небольшое
количество грузовых кораблей ускользнуло от них; остальные вследствие
внезапно ослабевшего ветра стали блуждать по морю при полном безветрии,
отданные во власть врагов кем-то из богов. На каждое судно враги без страха
нападали и разрушали его; не могли помочь судам и сопровождавшие их
триремы, из-за своей малой величины вращавшиеся на месте. Оказавшись в
очень опасном положении, они совершили много различных подвигов: поспешно
притягивали корабли канатами друг к другу, скрепляли их шестами, чтобы не
дать врагам прорваться. Когда же им удалось это закончить, Мурк стал
обстреливать их огненосными стрелами. Тогда они, быстро развязав канаты и
спасаясь от огня, поплыли в разные стороны друг от друга, а затем опять
выезжали навстречу триремам, готовые к плаванию или нападению.

116. При возникшем возмущении, особенно среди воинов Марсова легиона,
недовольных тем, что они, превосходя всех силой, гибнут в бездействии, одни
покончили с собою еще до тех пор, пока достиг их огонь, другие, вскочив на
неприятельские триремы, многое сделали, многое и вытерпели. А полусожженные
корабли еще долго плавали с людьми, погибавшими частью от огня, частью от
голода и жажды; из этих людей некоторые, державшиеся за мачты и корабельные
доски, были прибиты к пустынным скалам или утесам. Среди них были такие,
которым против всех ожиданий удалось спастись: некоторые продержались до
пяти дней, слизывая смолу и жуя паруса или веревки, пока волны не вынесли
их на сушу. Много было и таких, которые сдались врагам, ослабев под
влиянием бедствий; сдались также семнадцать трирем. Воинов солдаты Мурка
заставляли приносить клятву верности; полководец их Кальвин на своем
корабле возвратился на пятый день в Брундизий, когда его считали уже
погибшим. Вот какие события произошли на Ионийском море в один день с
битвой при Филиппах - все равно, назвать ли их кораблекрушением или морской
битвой; совпадение этих двух событий поразило всех, когда впоследствии о
нем узнали.

117. Созвав войско на собрание, Брут обратился к нему с такой речью: "Во
вчерашнем сражении, соратники, нельзя найти ничего, в чем вы не оказались
бы сильнее врагов. Вы и начали сражение с рвением, хотя и без приказания; и
четвертый легион, которому, как самому прославленному у них, был поручен
фланг, вы уничтожили целиком, а за ним и выстроенную рядом с ним часть
войска и шли таким образом до лагеря; и самый лагерь вы взяли и разграбили,
так что все это далеко превосходит тот ущерб, который мы потерпели на левом
крыле. Но затем, имея возможность довести дело до благополучного конца, вы
предпочли грабить, а не убивать ослабевших: большая часть вас, проходя мимо
врагов, бросилась на имущество. И в это самое время опять повторилось то же
соотношение: они разгромили один из наших двух лагерей, мы же взяли все их
укрепления, так что и в этом отношении приобретение вдвое больше ущерба.
Итак, вот наши преимущества в сражении. А насколько и в остальном мы
превосходим их, это вы можете узнать и от пленных - вы услышите о
недостатке хлеба, о его вздорожании, о затруднениях с его доставкой и почти
о полном его отсутствии. Ведь они не имеют возможности получать его ни из
Сицилии, ни из Сардинии, ни из Африки, ни из Испании из-за Помпея, Мурка и
Аэнобарба, отрезавших им доступ в море 260 кораблями. Македонию они уже
истощили и имеют хлеб почти из одной только Фессалии; а надолго ли ее еще
хватит?

118. Итак, когда вы видите, что они особенно спешат со сражением, знайте,
что они, мучимые голодом, избрали близкую смерть от руки врага. А мы в свою
очередь обставлены так, чтобы раньше нас повел войну против них голод, и
чтобы они, когда нам придется с ними встретиться, были уже ослабевшими и
истощенными. Не будем позволять себе раньше времени поддаваться излишнему
рвению. Пусть никто не сочтет образ действий, основанный на опыте,
медлительностью; пусть взглянет на находящееся у нас в тылу море, которое,
присылая нам столько подкрепления и продовольствия, дает тем самым
возможность достигнуть победы, не подвергая себя опасности, если только вы
будете выжидать и не сочтете позорным, что над нами будут смеяться, будут
вызывать нас на бой те, кто, как это показали вчерашние события, не лучше
нас, но кто лишь ищет средства против другого страха. А рвение ваше,
которое сейчас я прошу вас умерить, отдайте целиком тогда, когда мы об этом
попросим. Я со своей стороны уплачу вам полную награду тогда, когда, по
воле богов, все дела будут завершены и победа будет полной; теперь же за
проявленную вами вчера доблесть даю в придачу каждому воину по тысяче
драхм, начальникам же вашим с соответствующей прибавкой".
     Такую речь сказал Брут и тотчас стал распределять по легионам подарки;
некоторые полагают, что, кроме того, он обещал отдать воинам на
разграбление Лакедемон и Фессалонику.

119. Цезарь и Антоний, зная, что Брут не будет сражаться по своей воле,
созвали своих воинов. Антоний сказал им следующее: "Я знаю, сотоварищи, что
в своих разговорах и враги наши приписывают себе честь вчерашнего дела, так
как они обратили в бегство некоторых из наших и разграбили лагерь; но на
деле они покажут, что победа целиком принадлежит вам. Я обещаю вам, что ни
завтра, ни в следующие дни они добровольно не пойдут на битву. А это
является вернейшим доказательством вчерашнего поражения и вызванного им
страха; подобно тому как это бывает при гимнастических состязаниях, и здесь
более слабые отк