сандрийцами, после Габиния - Красса, погибшего в Парфии, а после Красса
- Бибула. После смерти Гая Цезаря и последовавшей за нею смуты сирийские
города управлялись отдельными правителями при содействии парфян; дело в
том, что парфяне после несчастья, постигшего Красса, вторглись в Сирию и
там действовали заодно с соправителями. Прогнав их в Парфию, возложив
тягчайшую контрибуцию на народ и повторив ту же ошибку и по отношению к
пальмирцам, Антоний не стал ждать восстановления спокойствия во
взбудораженной стране, но, распределив по провинциям войско для зимовки,
сам отправился в Египет к Клеопатре.

11. Она оказала ему великолепный прием, Антоний остался в Египте на зиму,
проживая там без отличительных знаков власти, держа себя и ведя образ жизни
частного человека, потому ли, что он находился в чужом государстве и в
царской резиденции, или потому, что хотел свою зимовку превратить в
праздник. Он отложил, по крайней мере, в сторону все заботы, перестал
думать об обязанностях верховного правителя, носил эллинскую
четырехугольную столу вместо тоги, принятой на его родине, белые аттические
сандалии, какие носят афинские и александрийские жрецы и которые называются
фекасиями. Выходил из дому Антоний только в храмы и гимнасии или для беседы
с учеными; время проводил с греками и Клеопатрой, которой, несомненно, он
главным образом и посвящал все свое время.

12. Так проводил время Антоний. У Цезаря во время его возвращения в Рим3
снова усилилась его болезнь, принявшая особенно опасный характер в
Брундизии: распространилась даже молва, что он умер. Выздоровев, Цезарь
вступил в Рим и показал друзьям Антония письмо, полученное от него. Друзья
приказали Калену отдать Цезарю два легиона и написали в Африку Секстию,
чтобы он уступил Африку Цезарю. Оба они так и сделали; Цезарь вместо
прежних его провинций отдал Африку Лепиду, не внушавшему каких-либо
подозрений своею деятельностью; остатки конфискованного при проскрипциях
имущества Цезарь распродал. При составлении списков войска для поселения в
колониях и при раздаче ему земель у Цезаря возникли затруднения. Солдаты
просили дать им те города, которые как лучшие были им выбраны еще до войны;
города же требовали, чтобы колонии были распределены по всей Италии или
чтобы они получили наделы в других городах, а за землю требовали платы с
получающих ее в дар. А денег не было. Тогда все обиженные, молодежь,
старики, женщины с детьми, стали стекаться в Рим; сходясь группами на
форуме или в храмах, они с плачем говорили, что, не совершив никакого
преступления, они, жители Италии, изгоняются со своих земель и от своих
очагов, словно они проживали во вражеской стране. Слыша это, римляне
негодовали и скорбели вместе с ними, так как понимали, что война велась не
ради пользы Рима, а в интересах правителей, желавших произвести
государственный переворот. Награды раздавались и колонии учреждались для
того, чтобы более уже не возрождалась демократия, так как устраивались для
правителей поселения наемников, готовых на все, чего бы от них ни
потребовали.

13. В ответ на это Цезарь оправдывался перед городами необходимостью
принять эти меры, понимая, впрочем, что такое объяснение ни в какой мере не
покажется достаточным. И действительно, оно не казалось таковым: солдаты
стали нагло нападать на соседей, забирать себе больше, чем им было
предоставлено, стали выбирать наилучшее. Не остановили солдат ни упреки
Цезаря, ни его многочисленные новые подарки: к правителям, нуждавшимся в
солдатах как опоре своей власти, солдаты относились с пренебрежением. Так
прошло пять лет. За это время по необходимости постоянно обусловливалась
прочность положения каждой из сторон зависимостью одной из них от другой;
вождям нужно было, чтобы власть их поддерживалась войском, войску - чтобы
существовала власть для закрепления того, что они себе забрали. А так как
утверждение за воинами их владений не было бы прочным, если бы не была
прочна власть, передавшая им эти владения, то воины и боролись бы за нее с
вынужденным к ней сочувствием. Цезарь давал нуждающимся солдатам много и
сверх переданного сначала, заимствуя для этого деньги из храмов. Это
подняло еще более его престиж в глазах войска и приобрело еще большую
благодарность, когда они видели, что Цезарь дает им не только земли, но и
города, дома и деньги.
     Зато криками негодования и ненависти встречали его терявшие то, что им
принадлежало, но Цезарь терпел эти оскорбления, лишь бы угодить войску.

14. Видя все это, брат Антония Луций Антоний, бывший в то время консулом4,
жена Антония Фульвия и управляющий делами Антония в его отсутствие Маний
стали бояться, как бы не показалось, что все то, что происходило, сделано
одним Цезарем и что поэтому его одного будут за все это благодарить,
Антоний же потеряет благорасположение воинов. Поэтому они решили возвратить
Антония и задержать организацию колоний. Но так как это было, по-видимому,
невыполнимым, поскольку войско настаивало на своих требованиях, они стали
просить Цезаря назначить устроителей колоний из числа легионеров Антония -
хотя по договору с Антонием распоряжаться колониями было поручено одному
Цезарю, все же они упрекали Антония за его отсутствие в такое время.
Приведя к войску Фульвию и детей Антония, они горячо просили солдат не
допускать, чтобы Антоний пожертвовал славою и благодарностью, которую он
заслужил оказанными им услугами. Впрочем, в это время слава Антония
особенно возросла в глазах и войска, и всех прочих: вследствие болезни
Цезаря вся победа при Филиппах представлялась делом рук одного Антония.
Цезарь хорошо понимал, что с ним поступают несправедливо, что нарушается
заключенный договор, но из личного расположения к Антонию уступил. Таким
образом друзья Антония назначили своих уполномоченных для устройства
колоний из числа солдат Антония. Эти уполномоченные, желая показать себя
еще более щедрыми к воинам, чем Цезарь, позволяли им причинять еще больше
обид населению. Но была масса лиц из других городов, которые, живя рядом с
колониями воинов и терпя от них много обид, порицали Цезаря, говорили, что
эти поселения хуже проскрипций: последние применяются по отношению к
врагам, а эти - к людям, не совершившим никаких преступлений.

15. Цезарь знал, что указанные лица действительно терпят обиды, но ничего
не мог против этого поделать: и денег не было для оплаты землевладельцам их
земель, и отсрочить выдачу наград за победу было невозможно при все еще
продолжавшихся войнах: Помпей господствовал на море и отрезал путь к
городу, обрекши его на голод; Аэнобарб и Мурк набирали новое войско и флот
и были бы также готовы к будущим действиям, если бы они не были
вознаграждены за прежние победы. Большое значение имело и то, что уже
прошло пятилетие власти триумвиров, которые теперь снова нуждались в
расположении к ним войска. Вследствие всего этого Цезарь предпочитал не
обращать внимания на проявлявшиеся в это время наглость и дерзость солдат.
Раз, между прочим, произошел такой случай: в театре, в присутствии Цезаря,
один солдат, не имея собственного места, прошел на места так называемых
всадников; народ обратил на это внимание, и Цезарь прогнал солдата. Войско
возмутилось, и, когда Цезарь выходил из театра, воины, обступив его,
требовали показать им этого солдата; не видя его, они решили, что он убит.
Когда же он подошел, они сочли, что он только что приведен из тюрьмы; так
как он отрицал это и рассказал, как все произошло, они стали говорить, что
он лжет в соответствии с полученным им приказанием, и поносили его как
изменника общественному делу. Вот что произошло в театре.

16. Созванные в это время на Марсово поле для очередного наделения землею
солдаты поспешили прийти еще ночью и сердились, что Цезарь медлит со своим
приходом к ним. Центурион Ноний стал смело порицать их, напоминал им о
положении подчиненных по отношению к властвующему, указывал, что задержка
Цезаря вызвана его нездоровьем, а не пренебрежением к ним. Солдаты сначала
насмехались над ним, называли его льстецом, а затем, под влиянием
возраставшего с обеих сторон раздражения, стали поносить его и кидать в
него камнями, а когда он бросился бежать, начали его преследовать. Он
прыгнул в реку; они его вытащили, убили и труп его бросили на дорогу, по
которой должен был пройти Цезарь. Друзья Цезаря советовали ему не ходить к
воинам, а отступить перед этим безумным натиском, но он все же пошел,
считая, что даст еще большую пищу бешенству, если не явится. Увидев труп
Нония, он отошел в сторону и упрекал за убийство солдат так, как если бы
оно было делом рук немногих; убеждал их быть в будущем осторожнее; затем
произвел раздачу земель, предложил, чтобы за наградами приходили те, кто их
достоин, и дал подарки также и некоторым не заслужившим их, сверх их
ожиданий. В конце концов пораженная толпа раскаялась в своем суровом
отношении к Цезарю, устыдилась и сама себя осудила: Цезаря просили выяснить
все дело и наказать виновников смерти Нония. Он же сказал, что знает, кто
виновен, но что наказанием им будет уже самое сознание их вины и осуждение
их товарищами. Солдаты, получив прощение, почет и подарки, сразу же, в
противовес к прежнему их настроению, стали восхвалять Цезаря.

17. Ограничимся этими двумя примерами тогдашнего безначалия. Причинами его
было и то, что полководцы занимали свои должности по большей части, как это
бывает в период междоусобных войн, не на основании выборов, а также и то,
что войска набирались не по установленным издревле воинским спискам и не
для нужд всей родины, служили не для общественного блага, а в интересах
только тех, кто их в войска зачислял; да и им они служили, подчиняясь не
силе закона, а потому, что их привлекали данные отдельными лицами обещания;
и сражались они не против врагов всего государства, а против врагов
отдельных лиц, не против чужеземцев, а против равноправных с ними
сограждан. Все это подорвало воинскую дисциплину: солдаты считали себя не
столько отправлявшими военную службу, сколько помощниками своих начальников
на основе личного расположения, личного желания и полагали, что и правители
нуждаются в них в личных своих интересах. Переход на сторону неприятеля,
считавшийся прежде совершенно недопустимым, в это время даже удостаивался
даров; так и поступали солдаты в громадном числе, а некоторые из знатных
людей считали, что переход из одной партии в другую, совершенно ей
подобную, не представляет собой "перебежки". Партии же были действительно
вполне схожи, и никогда ни та, ни другая из них не занимала сама по себе
враждебного положения в отношении римского государства как такового. Скорее
предводители обеих партий представляли себе дело так, будто все они
содействуют благу родины, и это в свою очередь облегчало такие "перебежки":
везде оказывалось возможным служить на пользу родине. Предводители понимали
это положение и мирились с ним, зная, что они солдатами управляют не в силу
закона, а скорее путем их задабривания. Таким образом, все войско было
готово к смуте и к анархии, к неповиновению возглавлявшим смуту вождям.

18. А голод в это время терзал Рим: по морю ничего не доставлялось
римлянами из-за Помпея; в самой Италии вследствие войн прекратились
земледельческие работы. Если же что и произрастало, то шло для войска.
Целые толпы занимались в городе по ночам грабежом, еще больше отягощая тем
самым его положение. Делалось все это безнаказанно; молва приписывала
грабежи солдатам. А народ закрыл свои мастерские и не хотел знать никаких
властей; в обедневшем и разграбляемом городе не было, казалось, нужды ни в
ремеслах, ни в магистратах.

19. В это время у Луция, приверженца демократии, бывшего недовольным
властью триумвиров, которая, казалось, не прекратится и по истечении
установленного для нее срока, начались многочисленные столкновения и
несогласия с Цезарем. Землевладельцев, у которых были отняты земли и
которые просили защиты у всех влиятельных граждан, Луций один принимал у
себя и обещал им помочь, причем они, в свою очередь, обещали помогать ему
во всем, что бы он ни приказал. Это противодействие его как Антонию, так и
Цезарю вызывало неудовольствие в войсках Антония. Также и Фульвия говорила,
что Луций не вовремя затевает распрю; ее, впрочем, вскоре переубедил хитрец
Маний, указавший, что при спокойном состоянии Италии Антоний останется у
Клеопатры, если же начнется война - поспешно возвратится. Фульвия сразу,
под влиянием чисто женских побуждений, стала подстрекать Луция к ссоре. А
когда Цезарь выехал в оставшиеся еще неустроенными колонии, она послала к
нему детей Антония вместе с Луцием, чтобы Цезарь своим появлением перед
войском не получил превосходства перед Антонием. Когда конница Цезаря
поскакала на Бруттийское побережье, опустошаемое Помпеем, Луций - или
действительно так думая, или притворяясь, что думает, будто конница выслана
против него и детей Антония, - бежал в колонии Антония; там, набирая отряд
для своей охраны, он перед войском обвинял Цезаря в измене Антонию. Но
Цезарь разубедил солдат, уверив их, что у него с Антонием искренняя дружба
и полное единомыслие, что Луций под влиянием враждебного настроения хочет
поссорить их, противодействует власти триумвиров, благодаря которой воины
имеют теперь постоянные владения в колониях. Он указал также, что конница
еще и теперь находится в Бруттии, где и выполняет данное ей поручение.

20. Узнав о всем происходящем, начальники войска устроили в Теане разбор
всего этого дела и договорились на следующем: триумвиры не должны
препятствовать консулам управлять по обычаям отцов; никому, сверх
принимавших участие в битве при Филиппах, не должны быть даваемы земельные
наделы; находящиеся в Италии войска Антония должны участвовать на равных с
другими условиях в распределении имущества проскрибированных и денег,
которые будут выручены за имеющее быть проданным имущество; ни один из
триумвиров не должен набирать войско в Италии, Цезарю же в его походе
против Помпея должны быть даны в помощь два легиона из числа принадлежащих
Антонию; путь через Альпы должен быть открыт войскам, посылаемым Цезарем в
Испанию, и им не должен чинить препятствий Азиний Поллион; Луций,
заключивший договор на указанных условиях, должен отослать личную охрану и
бесстрашно исполнять свое дело. На таких условиях заключен был договор при
посредстве начальников войска; выполнены же были только два последних
условия: Сальвидиен беспрепятственно перешел Альпы.

21. Но так как все остальные пункты не проводились или с проведением их
медлили, то Луций ушел в Пренесте, говоря, что он боится Цезаря,
окруженного, в силу своей власти, телохранителями, в то время как он,
Луций, охраны не имеет. Ушла к Луцию и Фульвия, говоря, что она боится
Лепида из-за детей своих; она предпочла указать на Лепида, а не на Цезаря.
Об этом оба они известили Антония, а с письмами к нему были посланы друзья,
которые должны были сообщить ему обо всем. Что в точности было написано
Антонием в ответ, я не мог установить, хотя и старался это выяснить.
Начальники войск клятвенно обязались вновь вынести решение по делу
правителей в соответствии с тем, что представится справедливым, и тех, кто
откажется подчиниться их решению, принудить к повиновению. Для этого они
призвали Луция и его приближенных; когда те не согласились явиться, Цезарь
стал горячо порицать их и перед начальниками войска и перед римской знатью.
Тогда знатные граждане отправились к Луцию и убедили его сжалиться над
изнуренными междоусобиями Римом и Италией и согласиться на то, чтобы был
произведен суд или при них или при начальниках войска.

22. В то время как Луций был еще под впечатлением всего сказанного
явившимися к нему лицами, говорившими такие речи, выступил Маний и с
большою смелостью сказал, что Антоний лишь собирает деньги среди
чужеземцев, в то время как Цезарь заранее завладел и расположением войска
и, благодаря своей энергии, удобнейшими местностями в Италии: ибо Галлию,
которая раньше была предоставлена Антонию, он сделал независимой, обманув
Антония; и Италию чуть ли не всю, а не восемнадцать лишь городов, он
записал за своими ветеранами; тридцать четыре легиона, вместо сражавшихся с
ним двадцати восьми, он наделил не только землею, но и деньгами из храмовых
сумм. Эти деньги он собирал будто бы для борьбы с Помпеем, против которого
он даже и не начинал готовиться к войне, несмотря на сильнейший голод в
Риме; на самом же деле он распределял собранные деньги среди войска, чтобы
заручиться его расположением против Антония. Также и имущество
проскрибированных Цезарь больше дарил своим воинам, чем продавал. Если он
действительно хочет мира, ему следует прежде всего отчитаться в своих
прежних действиях, а в дальнейшем выполнять только то, что будет решено на
общем совещании. Таким образом, Маний смело потребовал, чтобы, с одной
стороны, Цезарь ни в чем не был единоличным господином, а с другой - чтобы
его договор с Антонием не был незыблемым; затем, чтобы каждый из них
пользовался неограниченной властью только в пределах того, что ему
поручено, и чтобы распоряжения каждого из них признавались имеющими силу.
Из всего этого Цезарь видел, что противная сторона хочет войны, и тогда обе
стороны стали к ней готовиться.

23. Два легиона, поселенные в городе Анконе, прежде служившие под
начальством отца Цезаря и участвовавшие также в походах Антония, узнали об
этих приготовлениях Цезаря и Антония и из уважения, питаемого к каждому из
них, отправили в Рим послов просить их обоих примириться. Когда Цезарь
ответил, что не он затевает войну с Антонием, а что Луций выступает против
него, Цезаря, послы, сговорившись с начальниками войска, все вместе
отправили посольство к Луцию, прося его вместе с Цезарем предоставить дело
суду; было ясно, что они собирались делать в случае его отказа от суда.
Когда группа Луция согласились на суд, местом для него был избран город
Габии, между Римом и Пренесте: там был устроен трибунал с двумя кафедрами
для ораторов посредине, как это бывает в настоящем суде. Придя первым,
Цезарь послал всадников навстречу Луцию, чтобы они посмотрели, нет ли там
какой-нибудь засады. Эти всадники, встретившись с всадниками Луция,
представлявшими собой, очевидно, передовой или разведочный отряд, убили
некоторых из них. Луций отступил, боясь, как он говорил, засады; и когда
начальники войска стали его звать, обещая дать ему охрану в пути, он не
послушался их.

24. Таким образом, примирение не состоялось. Луций и Цезарь решили воевать
и уже стали резко выступать друг против друга в издаваемых ими приказах.
Войско Луция состояло из шести легионов пехоты - количество, которое он
имел при начале консульства; кроме того, у него было еще одиннадцать
легионов Антония под начальством Калена, все размещенные в Италии. У Цезаря
было четыре легиона в Капуе, а при себе он имел преторианские когорты;
кроме того, шесть легионов вел из Испании Сальвидиен. Деньги Луций имел из
провинций, с которыми Антоний не вел войны. У Цезаря же все его провинции,
за исключением Сардинии, были охвачены войной, вследствие чего он занимал
деньги из храмовых сумм, обещая с избытком вернуть их; брал он в Риме из
Капитолийского храма, в Анции, Ланувии, Немусе и Тибуре; в этих городах еще
и теперь есть богатейшие храмовые сокровищницы.

25. Волнения против Цезаря происходили также и вне Италии. В результате
проскрипций, военных колоний и распри Цезаря с Луцием слава и сила Помпея
очень возросли. Кто боялся за себя, кто был лишен своего имущества, кто
совершенно не признавал нового государственного строя - все они скорее
всего шли к нему; кроме них, и молодежь, стремившаяся участвовать в войне
ради наживы и не придававшая никакого значения тому, под чьим знаменем она
сражается - ведь везде она сражается вместе с римлянами, - также и она
охотнее всего шла к Помпею, стоявшему, по ее мнению, за наиболее
справедливое дело. Морская добыча сделала Помпея богатым; он имел и большой
флот, и по