ы Апулея. Вследствие того, что трибуном стал Апулей, о
происшествии с Нонием перестали говорить, уличить же Апулея побаивались.

29. Апулей и Главкия подвергли изгнанию Метелла24, после того как они
склонили на свою сторону Гая Мария, тайного врага Метелла, исправлявшего
тогда в шестой раз консульскую должность. Составленный ими тремя план
действий сводился к следующему. По внесенному Апулеем законопроекту должна
была быть разделена земля, которая теперь у римлян называется Галлия и
которую занимали в свое время кимвры, кельтское племя. Их незадолго до того
прогнал Марий, и самую землю, как уже не принадлежащую галлам, приобщил к
Риму. К законопроекту было добавлено: если народ его утвердит, сенат в
течение пяти дней должен под клятвою обязаться привести законопроект в
исполнение; кто из сенаторов такой клятвы не даст, не может оставаться в
сенате и должен уплатить в пользу народа 20 талантов. Всем этим имелось в
виду отомстить тем, кто настроен был против Апулея, в том числе и Метеллу,
который по своему настроению не мог согласиться дать упомянутую клятву.
Таков был законопроект Апулея. Он назначил день для его рассмотрения,
причем разослал гонцов с уведомлением об этом сельских жителей, на которых
всего более рассчитывал, так как они служили в армии под командой Мария.
Римский народ относился к законопроекту с неодобрением, потому что он
направлен был на пользу италийцам.

30. В назначенный для обсуждения законопроекта день возникло волнение,
причем те из трибунов, которые противодействовали его проведению и потому
подвергались со стороны Апулея оскорблениям, сошли с ораторской трибуны.
Городская чернь стала кричать, что во время заседания народного собрания
был слышен гром, а вследствие этого у римлян нельзя было выносить никаких
решений. Сторонники Апулея тем не менее насильственно продолжали заседание.
Тогда горожане подпоясали свои плащи, схватили попавшиеся им под руку
дубины и прогнали сельчан. Последние, в свою очередь, по призыву Апулея,
бросились с дубинами же на горожан и насильственно провели законопроект.
После того как он был утвержден, Марий как консул обратился к сенату с
предложением подумать о соблюдении данной ими клятвы. Зная, что Метелл -
человек твердый в своем мнении и стойкий в своих мыслях и словах, Марий с
умыслом первый высказал свое мнение и заявил, что он лично никогда по
доброй воле такой клятвы не принесет. После того как и Метелл высказался в
таком же смысле и все прочие одобрили его и Мария, последний закрыл
заседание сената. Затем на пятый день - это, по законопроекту Апулея, был
последний срок для принесения клятвы - Марий около девятого часа поспешно
созвал сенат и объявил, что он боится народа, который очень ревностно
относится к проведению законопроекта: впрочем, он нашел такое изворотливое
средство: принести клятву повиноваться этому закону, когда он будет
законом. Тогда ожидавшие его утверждения сельчане разойдутся по своим
делам, а потом нетрудно уже будет доказать, что не может считаться законом
тот законопроект, который утвержден вопреки отеческим постановлениям,
насильственно и под раскаты грома.

31. После этих слов Марий не стал ожидать, чем дело кончится, и, в то время
как от расставленной им ловушки и бесплодно потраченного времени все
молчали в оцепенении, не дал им сроку обдумать все происшедшее и направился
в храм Сатурна, где нужно было приносить клятву квесторам. Там Марий
первый, а также его сторонники принесли клятву, принесли ее и все прочие,
боясь каждый за самого себя. Один только Метелл не принес клятвы, но
бесстрашно продолжал оставаться при своем первоначальном решении. На
следующий день Апулей послал к Метеллу судебного пристава, который должен
был удалить его из здания сената. Когда остальные трибуны стали его
защищать, Главкия и Апулей бросились к сельчанам и начали говорить им, что
не будет у них земли, не будет утвержден закон, если Метелл не будет
изгнан. Тогда составили декрет об изгнании Метелла; консулы добавили к
нему, что никто не должен допускать Метелла к пользованию ни огнем, ни
водой, ни приютом, причем заранее назначили день, когда этот декрет должен
подвергнуться обсуждению. Среди горожан поднялось страшное возмущение, и
они стали все время сопровождать Метелла с кинжалами в руках. Метелл
приветливо беседовал с ними, благодарил их за доброе к нему расположение,
но сказал, что он не допустит, чтобы из-за него возникла какая-либо
опасность для отечества. С этими словами Метелл и удалился из города.
Апулей утвердил декрет, а Марий распубликовал его содержание.

32. Так Метелл, человек, пользовавшийся наилучшей репутацией, отправился в
изгнание. Апулей после этого стал в третий раз трибуном. Вместе с ним
трибуном был какой-то беглый раб; таковым его считали, хотя он выдавал себя
за сына старшего Гракха. При голосовании народ из расположения к Гракху был
на стороне этого беглого раба. При ближайшем избрании консулов на одно
место был избран без возражений Марк Антоний, а на другое претендовали
вышеупомянутый Главкия и Меммий. Главкия и Апулей, опасаясь Меммия,
пользовавшегося очень большою известностью, подослали к нему в день самых
выборов каких-то людей с дубинами, которые избили его до смерти на виду у
всех присутствующих. Народное собрание, приведенное этим в большое
возмущение, было распущено, попраны были все законы, все судебные
приговоры, забыт был всякий стыд. На следующий день народ сбежался в
негодовании и гневе, чтобы покончить с Апулеем. Но Апулей собрал вокруг
себя другую толпу народа из сельчан и вместе с Главкией и Гаем Сауфеем,
квестором, захватил Капитолий. Сенат приговорил их к смертной казни, а
Марий, как ему ни неприятно было это, должен был, правда с проволочкой,
собрать кое-какую вооруженную силу. В то время как он медлил, был перерезан
водопровод, шедший в храм Сатурна. Сауфей, погибавший от жажды, хотел
поджечь храм. Главкия же и Апулей, понадеявшиеся, что их выручит Марий,
сдались, сначала они, а за ними и Сауфей. Марий, в то время как все
требовали немедленно же их казнить, заключил их в здании сената, чтобы, как
он говорил, расправиться с ними, придерживаясь закона. Но народ, считая все
это только уловкой, разобрал черепицу с крыши здания и бросал ее в
сторонников Апулея до тех пор, пока не убил его самого, квестора, трибуна и
претора, в то время когда все они еще были облечены знаками своей власти.

33. При этом волнении погибло и много другого народа, в том числе и второй
трибун, тот, который считался сыном Гракха и который в тот день впервые
исполнял свою трибунскую должность. Дело дошло до того, что никого уже
больше не могли защитить ни свобода, ни демократический строй, ни законы,
ни авторитет власти; поэтому и должность трибуна, священная и
неприкосновенная, учрежденная для противодействия преступлениям и для
охраны народа, подвергала насилию и испытывала его25. После того как убиты
были Апулей и его приверженцы, со стороны сената и народного собрания
раздавались громкие голоса, требовавшие возвращения Метелла. Однако
народный трибун Публий Фурий, бывший сыном не свободного гражданина, а
вольноотпущенника, упорно сопротивлялся этому и остался непреклонен,
невзирая на то, что его, в присутствии народа, со слезами и земными
поклонами умолял Метелл, сын Метелла. За это он прозван был впоследствии
благочестивым. В следующем году трибун Гай Капулей привлек Фурия по этому
делу к суду, и народ, не выслушав его оправдания, растерзал его. Таким
образом, ежегодно на форуме совершалось преступление. Теперь Метеллу
даровано было разрешение вернуться, и, по рассказам, ему не хватило дня,
чтобы принять у ворот поздравления лиц, его встречавших. Дело Апулея, после
обоих Гракхов, доставившее римлянам столько хлопот, является третьим
эпизодом в истории гражданских войн.

34. При таком положении вещей началась так называемая Союзническая война, в
которой принимали участие многие италийские племена. Она началась
неожиданно, приняла вообще большие размеры, и страх перед нею потушил на
долгое время междоусобные распри. Однако при ее окончании она породила
другие смуты и выдвинула более сильных руководителей партий, которые в
борьбе между собою прибегали не к внесению законопроекта, не даже к
заискиванию пред народом, но к сплоченной военной силе. Я включил поэтому и
Союзническую войну в настоящее сочинение, так как она началась из-за бывших
в Риме волнений и привела к другой, еще худшей смуте. Началась война так.
     Консул Фульвий Флакк26 был, строго говоря, первый, кто совершенно
открыто стал подстрекать италийцев добиваться прав римского гражданства с
тем, чтобы из подчиненных стать участниками в римском владычестве. Когда
Флакк внес свое предложение и упорно настаивал на его осуществлении, сенат
отправил его в какой-то военный поход. Во время этого похода истек срок
консульской власти Флакка. Но он после окончания консульских полномочий27
получил звание трибуна вместе с младшим Гракхом, который вносил такого же
рода проект относительно италийцев. Когда оба они, как рассказано мною
ранее, были убиты28, италийцы пришли в очень большое возбуждение. Они
считали для себя недостойным числиться подданными вместо того, чтобы
участвовать в управлении, они стыдились того, что Флакк и Гракх,
действовавшие в их интересах, должны были испытать постигшую их участь.

35. После Флакка и Гракха трибун Ливий Друз29, человек очень знатного
происхождения, также обещал, по просьбе италийцев, снова внести
законопроект о даровании им гражданских прав. Это было главное пожелание
италийцев, так как они рассчитывали, что этим способом они тотчас же
станут, вместо подвластных, полновластными. Ливий, подготовляя к этому
народ, приманивал его на свою сторону тем, что организовал много колоний в
Италии и Сицилии, выведение которых хотя и было решено с давних пор, однако
не было приведено в исполнение. Сенат и всадников, враждовавших тогда между
собою, в особенности из-за судов, Ливий пытался примирить законопроектом,
одинаково приемлемым для тех и для других. Не имея возможности открыто
вернуть судейские должности сенату, он придумал следующую уловку. Из-за
происходивших тогда распрей число сенаторов едва доходило до трехсот; Ливий
предложил прибавить к ним столько же сенаторов из числа всадников,
руководствуясь знатностью происхождения, так чтобы на будущее время суды
состояли из совокупности всех этих 600 лиц. Ливий присоединил к своему
законопроекту еще то, чтобы члены сената производили расследование по делам
о взяточничестве, преступлении, по которому тогда почти совершенно
неизвестно было привлечение к суду, настолько взяточничество вошло в обычай
и было беспрепятственно распространено. Ливий в своем законопроекте имел в
виду и сенаторов и всадников, но случилось обратное тому, на что он
рассчитывал. Сенат был в высшей степени раздражен тем, что в его состав
войдет такое большое число членов из всадников, которые таким образом
достигнут высшего звания в государстве; при этом сенат не без основания
предполагал, что всадники, сделавшись сенаторами, будут с еще большей силой
заводить распри с прежними сенаторами. В свою очередь, всадники
подозревали, как бы при таком угодничестве Ливия суды не перешли на будущее
время от всадников в ведение исключительно одного сената. Так как всадники
хорошо нажились и пользовались большим влиянием, то они не без горького
чувства выражали свое настроение. Многие из них к тому же и в своей среде
были настроены подозрительно, поэтому должны были оказаться в
затруднительном положении и относиться подозрительно друг к другу при мысли
о том, кто же из их состава признан будет более достойным быть избранным в
число трехсот. И зависть к более влиятельным из числа всадников овладела
всеми прочими. Сверх всего этого они возбуждены были еще тем, что должны
были снова всплыть обвинения во взяточничестве, которые, как они до сих пор
были уверены, были уничтожены с корнем и притом в их интересах.

36. Таким образом, в ненависти против Друза сошлись в своем настроении и
всадники и сенаторы, хотя те и другие относились друг к другу враждебно;
один лишь народ ликовал при мысли о выведении колоний. Но италийцы, ради
которых Друз главным образом придумал все это, испугались закона о
выведении колоний. Они боялись, как бы у них немедленно же не были отняты
те общественные римские земли, которые не были еще поделены и которые одни
из них возделывали, отчасти захватив их насильственным путем, отчасти
скрытно; при этом италийцы сильно беспокоились и о своих собственных
землях. Этруски и умбры, которые испытывали те же опасения, что и италийцы,
и которые, как думали, были привлечены консулами в Рим под предлогом
выступить с обвинениями против Друза, а на самом деле - с целью убить его,
открыто поносили законопроект и поджидали только дня, когда он будет
обсуждаться. Друз, обратив внимание на создавшееся напряженное положение,
изредка выходил из дома, но все время занимался у себя, в слабо освещенном
портике. Когда он однажды к вечеру отпускал от себя толпу народа, он
внезапно вскрикнул: "я ранен", и с этими словами упал. Он был найден
пронзенным в бедро сапожным ножом.

37. Таким образом, и Друз был убит во время исполнения им должности
трибуна. Теперь всадники положили его политику в основу для доносов на
своих противников. Они уговорили трибуна Квинта Вария выступить с таким
законопроектом: должны быть привлечены к ответу все те, кто явно или тайно
помогает италийцам выступать против государства. Всадники надеялись таким
образом немедленно подвести всех влиятельных лиц под ненавистное обвинение,
суд над ними забрать в свои руки и после того,как они будут устранены,
получить в государстве еще бoльшую силу. Когда другие трибуны отказывались
дать ход этому законопроекту, всадники с обнаженными кинжалами окружили их
и заставили утвердить законопроект. После его утверждения тотчас же
началась запись лиц, желающих выступить обвинителями против самых видных
сенаторов. Один из последних, Бестия, не дождавшись вызова в суд, удалился
в изгнание, чтобы не отдаться в руки противников; другой сенатор, Котта,
правда, выступил в суде, произнес внушительную речь о своем образе
действий, открыто поносил при этом всадников, но и он удалился из Рима до
голосования. Завоеватель Греции Муммий, позорно попавшись на удочку к
всадникам, обещавшим оправдать его, приговорен был к изгнанию и провел
остаток своей жизни на Делосе.

38. Так как преследования аристократии все более и более росли, народ стал
выражать неудовольствие, что ему приходится лишаться сразу стольких лиц,
так много потрудившихся на пользу государства. Да и италийцы при вести о
печальном конце Друза, о тех поводах, по которым упомянутые выше лица
подверглись изгнанию, не считали возможным допустить, чтобы с людьми,
действовавшими в их интересах, так поступали. Не усматривая далее никакого
средства осуществить свои надежды на получение гражданских прав, италийцы
решили открыто отложиться от римлян и повести против них вооруженную войну.
Путем тайных переговоров между собою они условились об этом и для
скрепления взаимной верности обменялись заложниками. В течение долгого
времени римляне не знали о происходящем, так как в городе происходили
судебные разбирательства и междоусобные распри. Но когда римлянам все это
стало известно, они начали рассылать по италийским городам людей из своей
среды, наиболее подходящих, с целью незаметно осведомиться, что такое
происходит. Один из них, увидев, как одного мальчика ведут в качестве
заложника из Аускула в другой город, донес об этом управляющему этими
местами проконсулу Сервилию; по-видимому, в то время и в некоторых местах
Италии управляли проконсулы - эту магистратуру много времени спустя снова
вызвал к жизни римский император Адриан, но она удержалась лишь короткое
время после него. Сервилий со слишком большой горячностью бросился на
Аускул в то время, когда жители его справляли праздник, жестоко пригрозил
им и был убит, так как они убедились, что замыслы их уже открыты. Вместе с
Сервилием был убит и Фонтей, его легат, - так называют римляне тех
должностных лиц из числа сенаторов, которые следуют в качестве помощников
за правителями провинций. После того как убиты были Сервилий и Фонтей, и
остальным римлянам в Аускуле не было уже никакой пощады: на всех римлян,
какие находились в Аускуле, жители его напали, перебили, а имущество их
разграбили.

39. Лишь только разнеслась весть о восстании в Аускуле30, все соседние
народы стали открыто готовиться к войне: марсы, пелигны, вестины,
марруцины, вслед за ними пицентины, френтаны, гирпины, помпеяны, венузины,
япиги, луканы, самниты. Все эти племена были настроены враждебно против
римлян и раньше, как и вообще все племена, обитавшие от реки Лириса,
называемой теперь, кажется, Литерном, вплоть до углубления, образуемого
Ионийским заливом, по сухому и по морскому пути. Они отправили в Рим послов
с жалобой на то, что они, хотя и содействовали во всем римлянам в
укреплении их власти, за оказанную помощь не удостоены прав римского
гражданства. Сенат дал им очень решительный ответ: если они раскаиваются во
всем происшедшем, пусть отправят посольство к сенату - это непременное
условие. Теперь у италийцев исчезла всякая надежда, и они стали готовиться
к войне. Их общая армия, помимо войск, расквартированных по городам,
состояла приблизительно из 100 000 пехоты и такого же количества конницы.
Римляне послали против них такие же военные силы, состоявшие частью из
римлян, частью из оставшихся им верными союзников из числа италийских
племен.

40. Римскою армиею командовали консулы Секст Юлий Цезарь и Публий Рутилий
Луп. Они оба отправились в путь как на большую междоусобную войну.
Остальные магистраты занимали ворота и укрепления Рима - ведь ему грозила
опасность, или, по крайней мере, она была очень близка. Принимая в
соображение, что война предстоит сложная, что она будет вестись во многих
местах, римляне послали вместе с консулами наилучших в то время легатов: к
Рутилию - Гнея Помпея, отца так называемого Великого Помпея, Квинта
Цепиона, Гая Перпенну, Гая Мария и Валерия Массалу, к Сексту Цезарю -
Публия Лентула, брата Цезаря, Тита Дидия, Лициния Красса, Корнелия Суллу,
Марцелла. Все эти лица, поделив между собою театр военных действии, служили
под командою консулов, которые наблюдали за их действиями. Самим консулам
римляне постоянно посылали еще других лиц - такою важною представлялась им
эта война. У италийцев были свои предводители в каждом из городов, но сверх
того были и общие предводители с неограниченной властью над всем союзным
войском: Тит Лафрений, Гай Понтилий, Марий Эгнатий, Квинт Попедий, Гай
Папий, Марк Лампоний, Гай Видацилий, Герий Азиний, Веттий Скатон. Они
поделили между собою армию на равные части и действовали против римских
командиров. Много успехов они одержали, но потерпели и много неудач. Самое
достопримечательное и в том и в другом отношении сводится в общих чертах к
следующему.

41. Веттий Скатон обратил в бегство Секста Юлия, вывел у него из строя 2
000 человек и оттеснил его к Эзернии, стоявшей на римской стороне. Луций
Сципион и Луций Азиний, руководившие ее защитой, переоделись рабами и
бежали. Эзерния была покорена временем и голодом; Марий Эгнатий,
захвативший Венафр благодаря измене, истребил две римские когорты, стоявшие
в нем. Публий Презентей, обратив в бегство Перпенну, командовавшего 10 000
войска, положил на месте 4 000 человек, а у большей части оставшихся в
живых взял вооружение. Вследствие этого консул Рутилий отстранил Перпенну
от командования и оставшуюся часть войска присоединил к армии Гая Мария.
Марк Лампоний истребил до 8 000 человек из армии Лициния Красса, а
оставшихся в живых преследовал до города Грумента.

42. Гай Папий взял Нолу благодаря измене и объявил двум тысячам римлян,
находившимся в ней: если они перейдут на его сторону, он примет их в свое
войско. Они перешли и служил