ую, ведя свое
войско, которое было сильно нагружено добычей; и многие падали с крутизны
вследствие бездорожья; иной раз их увлекало вниз и их оружие, и их скарб. И
этолийцы легко могли бы привести их в большой беспорядок, но они ни разу
здесь не показались, а отправили в Рим посольство просить о мире. Антиох же
спешно созывал войско из внутренних областей к морю, готовил корабли,
поставив начальником над ними Поликсенида, беглеца из Родоса. Переплыв в
Херсонес, он вновь его укрепил, а равно привел в боевую готовность Сест и
Абидос: он считал, что римская армия должна была бы этой дорогой проникнуть
в Азию. Делая Лисимахию складочным пунктом для этой войны, он стал свозить
в нее большое количество оружия и большие запасы хлеба; он ожидал, что в
ближайшее время римляне нападут на него с большим сухопутным войском и
большим флотом. Тем временем римляне выбирают преемником Мания в ведении
войны Люция Сципиона, который тогда был у них консулом, но так как он был
нерешителен и неопытен в военных делах, они выбирают ему в качестве
советника его брата Публия Сципиона, того, который лишил карфагенян их
военного превосходства и первый получил прозвище Африканского.

22. Сципионы еще только готовились к походу, как Ливий, охранявший Италию,
выбранный преемником Атилию в звании наварха, тотчас же на своих кораблях,
на которых он объезжал берега Италии, вместе с несколькими карфагенскими,
данными ему, и другими союзническими приплыл в Пирей, и, взяв от Атилия
войско, он поплыл на 81 тяжелых судах-катафрактах; с ним плыл Эвмен на
пятидесяти своих, и у него половина была тяжелых. Они спустились к Фокее,
которая хотя была подчинена Антиоху, но под влиянием страха приняла их, а
на следующий день они выплыли в море для морского боя. Выплыл против них и
наварх Антиоха Поликсенид на двухстах кораблях, намного более легких, чем
неприятельские. И в этом было его большое преимущество, так как римляне еще
не были привычны к этому морю. Видя два карфагенских корабля, плывших
впереди, Поликсенид послал три корабля из своих и захватил эти два, но
пустых, так как ливийцы попрыгали в море. На эти три корабля тотчас, полный
гнева, двинулся Ливий на своем корабле военачальника, намного опередив свой
флот. Так как корабль был один, то они, полные презрения, набросили на него
железные лапы, и, когда корабли стали борт-о-борт, бой завязался, как на
твердой земле. Намного превосходя своей смелостью, римляне перешли на
неприятельские суда и победили; таким образом они вернулись, ведя вместе с
одним кораблем два других. Таково было предварительное столкновение перед
морским боем. Когда же оба флота напали друг на друга, то благодаря силе и
решимости римляне одержали верх, но ввиду тяжести своих судов они не могли
захватить врагов, убегавших от них на своих легких судах. Сирийцы в своем
стремительном бегстве спаслись в Эфес, римляне же пристали к Хиосу, куда к
ним прибыли союзные родосские суда в числе двадцати семи. Антиох, узнав об
этой морской битве, послал Ганнибала в Сирию, чтобы привести сюда новые
суда из Финикии и Киликии. Когда Ганнибал собирался вернуться, родосцы
заперли его в Памфилии и захватили некоторые из его судов, а за остальными,
устроив засаду, они следили.

23. Тем временем Публий Сципион, прибыв в Этолию вместе с консулом и приняв
войско от Мания, оставил без внимания осаду этолийских городов как дело
маленькое, и вновь на просьбу этолийцев предписал им отправить послов в Рим
по поводу своих дел; но он торопился двинуться против Антиоха, раньше чем
кончится срок командования у брата. Он пошел через Македонию и Фракию к
Геллеспонту; эта дорога была бы для него трудной и тяжелой, если бы Филипп
Македонский не приготовлял для него дороги, не принимал и не сопровождал
его, заранее наведя мосты и приготовив рынки. За это Сципионы тотчас же
освободили его от уплаты недоимок, получив на это полномочие от сената,
если они найдут его готовым им служить. Они послали и к Прусию, царю
Вифинии, перечисляя ему, сколько царям, вступившим в союз с римлянами, они
увеличили их царство. Примером может служить, говорили они, Филипп, царь
Македонский: победив его на войне, они все же оставили его царем, "его
сына, бывшего у нас заложником, мы ему отпустили, равно освободили и от
уплаты остальных сумм долга". Обрадованный всем этим, Прусий согласился
быть их союзником в войне с Антиохом.
     Когда наварх Ливий узнал о движении Сципионов, он оставил родосца
Павсимаха6 с родосскими кораблями и с частью своего флота в Эолии, с
большею же частью кораблей он отплыл в Геллеспонт, чтобы ожидать там пешее
войско. Сест, Рэтей и Ахейская гавань, а также некоторые другие места,
перешли на его сторону, а Абидос, который отказался повиноваться, он стал
осаждать.

24. Когда Ливий отплыл, то Павсимах стал производить различные опыты и
маневры со своим флотом, устроил различные машины, приделал к длинным
шестам огненосные железные сосуды; этот огонь должен был висеть над морем,
так чтобы от своих кораблей он был далеко, но попадал на неприятельские
суда при их приближении. Пока он занимался этим делом, хитро устроил
ловушку Поликсенид, наварх Антиоха, бывший тоже родосцем, но по некоторым
причинам изгнанный из отечества: он обещал Павсимаху, что отдаст в его руки
флот Антиоха, если он согласится содействовать ему в вопросе о возвращении
на родину. Павсимах относился подозрительно к этому коварному и способному
на всякое преступление человеку и долгое время оберегал себя от него. Но
когда Поликсенид написал ему собственноручное письмо о своей готовности
совершить измену и с этой целью отплыл из Эфеса и сделал вид, что рассылает
свое войско за продовольствием, Павсимах, видя его отплытие и не
представляя себе, чтобы кто-нибудь послал собственноручное письмо
относительно измены, не имея твердого намерения ее выполнить, совершенно
уверился, снял стражу и сам разослал своих для заготовки хлеба. Когда
Поликсенид увидал, что Павсимах попался в ловушку, он тотчас собрал все,
что ему надо было для выполнения, а Никандра, пирата, он послал с
небольшими силами на Самос, чтобы на суше с тыла произвести замешательство
в войске Павсимаха. Среди ночи он отплыл и сам и приблизительно в утреннюю
стражу напал на врагов, еще спавших. Павсимах при таком внезапном и
негаданном бедствии приказал воинам покинуть корабли и с суши отбиваться от
врагов. Но когда с тылу на него напал Никандр, Павсимах, считая, что и суша
занята не только теми, кого можно было видеть, но, как это бывает при
ночных смятениях, гораздо большим числом, пришел в замешательство и вновь
велел садиться на корабли. Он первый выходит на бой и первый, со славой
сражаясь, погибает. Из остальных одни были взяты в плен, другие погибли. И
из кораблей только семь, которые несли огонь, так как никто из-за пламени
не решался к ним приближаться, сумели бежать, остальные же двадцать он на
буксире привел с собою в Эфес.

25. После этой победы Фокея, Самос и Кумы вновь перешли на сторону Антиоха.
Ливий, испугавшись за свои собственные корабли, которые он оставил в Эолии,
поспешно возвратился к ним. К нему поспешил Эвмен, а родосцы прислали
римлянам другие двадцать кораблей. После короткого промежутка все вновь
воспрянули духом и отплыли к Эфесу, готовые к морскому бою. Так как никто
против них не выходил, то половину кораблей они на долгое время поставили
напоказ посреди моря, а с остальными, пристав к неприятельской земле, они
стали ее опустошать, пока Никандр7, напав на них из глубины страны, не
отнял у них добычи, а их самих преследовал до самых кораблей.
     Римляне вновь вернулись на Самос. Окончилось время морского
командования Ливия.

26. В то же время Селевк, сын Антиоха, стал опустошать землю Эвмена и
осадил Пергам, заставив людей запереться в городе. Поэтому Эвмен спешно
переправился в Элею - это была гавань его царства - и с ним Люций Эмилий
Регилл, принявший от Ливия главное командование на море. Прибыл и от
ахейцев вспомогательный отряд Эвмену в составе тысячи пехотинцев и ста
отборных всадников. Их полководец Диофан8, увидав со стены, как люди
Селевка в беспечности играют и пьют, стал убеждать пергамцев сделать вместе
с ним вылазку против врагов. Так как они не соглашались на такое
предприятие, он вооружил тогда свою тысячу и своих сто всадников, и,
двинувшись вперед, стал под стеной и дальше никуда не двигался. Враги не
обращали внимания на них, поскольку видели, что их немного и что они не
решаются вступить в рукопашный бой. Но, когда люди Селевка стали обедать,
Диофан, сделав на них нападение, привел в смятение и оттеснил сторожевые
отряды; когда же другие бросились к оружию, стали взнуздывать коней,
гоняться за убегающими или с трудом садиться на неспокойных коней, Диофан
одержал над ними блестящую победу. При этом жители Пергама со стены
громкими криками приветствовали его победу; но и тогда они не решились
выступить. Убив сколько он мог при таком быстром показе мужества, а
некоторых взяв в плен, и мужей, и коней, он спешно вернулся назад. На
следующий день он опять поставил ахейцев под стеною: пергамцы и на этот раз
не вышли с ним. Селевк с большим количеством всадников стал приближаться к
нему, вызывая его на сражение. Но Диофан тогда не двигался с места, стоял у
самой стены, но был настороже. Когда же Селевк, прождав до полудня, когда
его всадники уже устали, повернул назад и стал уходить, тогда Диофан, напав
на его арьергард, приведя его в замешательство и причинив ему сколько
возможно потерь, быстро вновь отступил под прикрытие стены. И таким
образом, делая постоянно на него хитрые нападения и во время экспедиций за
хлебом, и за дровами и постоянно, так или иначе причиняя ему затруднения,
он заставил Селевка уйти от Пергама и гнал его изо всех других областей
царства Эвмена.

27. Немного времени спустя у Поликсенида произошел морской бой с римлянами
у Мионнеса: Поликсенид вступил в этот бой с 90 тяжелыми судами, а Люций,
наварх римлян, имел 83, из них 25 были от родосцев. Их начальник Эвдор был
поставлен на левом крыле; увидав же, что Поликсенид намного превосходит
римлян и с того, и с другого фланга, он испугался, как бы не быть
окруженным, и быстро перегнал их, так как суда у него были легкие и гребцы
опытные в морском деле; он первым и повел против Поликсенида огненосные
суда, со всех сторон блиставшие огнем. Корабли Поликсенида не решились
напасть на них вследствие огня, но объезжали вокруг них; при этом они
наклонились и зачерпнули воды; они ударялись о боевые балки, пока родосский
корабль не сделал нападения на сидонский; удар был настолько силен, что
якорь сидонского корабля упал на родосский и связал их оба вместе. Корабли
стали недвижимыми, и экипажи их вступили в бой как бы на твердой земле. На
помощь им с обеих сторон подошло много кораблей, и с той и с другой стороны
началось блестящее соревнование в храбрости; вследствие этого центр
кораблей Антиоха оказался открытым и римские корабли, продвинувшись, стали
окружать врагов, которые этого все еще не замечали. Когда же они это
поняли, то повернули назад и бежали. У Антиоха погибло без одного 30
кораблей, из них 13 было захвачено со всеми людьми. У римлян погибло всего
два судна. И Поликсенид, ведя за собой родосский корабль, ушел в Эфес.

28. Таков был конец морской битвы у Мионнеса. Еще не зная о ней, Антиох
старательно укреплял Херсонес и Лисимахию, считая это важным делом, как это
и было на самом деле, для войны против римлян; да и вся Фракия была бы для
них неудобной для прохода с войском и труднопроходимой вследствие плохих
дорог, если бы Филипп не проводил их. Но Антиох был и в остальных делах
человеком легкомысленным и с быстро меняющимся настроением. Когда он узнал
о поражении при Мионнессе, он совсем пал духом, считая, что против него
действует злой рок. Все идет против всяких ожиданий: римляне властвуют на
море, где он считал, что намного их превосходит; родосцы заперли Ганнибала
в Памфилии; Филипп провел римлян по непроходимым дорогам, а он думал, что
Филипп должен был особенно помнить зло, которое он претерпел от римлян.
Всем этим он был приведен в расстройство, а божество, как это случается со
всеми при наступлении несчастий, лишило его способности здраво рассуждать;
поэтому он неразумно покинул Херсонес, прежде чем встретиться лицом к лицу
с неприятелем, и не увез оттуда, сколько у него было собрано там хлеба,
оружия, денег, машин, не сжег даже их, но в неприкосновенности оставил
врагам все эти запасы. Он не обратил никакого внимания на жителей
Лисимахии, сбегавшихся к нему с женами и детьми, с великим плачем, как
будто из осажденного им города. Он думал только о том, как бы помешать
врагам переправиться у Абидоса, и все еще оставшуюся у него надежду на
благополучное окончание войны он полагал в этом. Как бы пораженный от
божества слепотою, он и переправу не сумел охранить, но поспешил уйти в
глубь страны, торопясь предупредить врагов, а на переправе не оставил
никакой охраны.

29. Когда Сципионы узнали о его отступлении, они стремительно заняли
Лисимахию и, овладев всеми богатствами и оружием в Херсонесе, они спешно
перешли через Геллеспонт, оставленный пустынным и без охраны, и успели
оказаться (в Азии) раньше, чем это стало известно Антиоху, оставшемуся в
неведении в Сардах. Пораженный этим, Антиох впал в отчаяние, и, собственные
ошибки свои приписывая злому року, он послал византийца Гераклида к
Сципионам вести переговоры о прекращении войны, отдавая им Смирну,
Александрию на Гранике и Лампсак, из-за которых он и начал с ними войну, и
обещая уплатить половину военных расходов. Он поручил, если будет
необходимо, отдать им из ионийских и эолидских городов те, которые в этой
войне стояли на стороне римлян, и то, чего Сципионы потребуют. Гераклид
получил право говорить об этом открыто, частным же образом он нес от
Антиоха Публию Сципиону обещание уплатить крупную сумму денег и отпустить
на свободу его сына. Антиох взял его в плен в Греции, когда он плыл в
Деметриаду из Халкиды. Этот мальчик был тот Сципион, который позднее взял
Карфаген и его разрушил, и после этого Сципиона он вторым получил имя
Африканского; он был сыном Павла, победившего Персея, царя Македонского;
Сципиону же он по роду был сыном дочери, а по усыновлению - сыном9.
Сципионы совместно дали Гераклиду ответ, что если Антиох нуждается в мире,
то он должен отказаться не только от ионийских и эолийских городов, но и
ото всей области по сю сторону Тавра; он должен оплатить все расходы по
этой войне, происшедшей из-за него. Частным же образом Публий сказал
Гераклиду, что если бы Антиох предложил такие условия, когда он еще владея
Херсонесом и Лисимахией, то римляне охотно их бы приняли; может быть, даже
и в том случае, если бы он хотя бы охранял переправу через Геллеспонт;
теперь же, когда они переправились и находятся в безопасности, когда они,
как говорится по пословице, наложили на коня узду и сверх узды сели на коня
верхом, они не примут заключения мира на меньших условиях. Сам он очень
признателен царю за его любезное предложение и еще больше будет чувствовать
признательность, получив от него сына; он готов отвечать ему тем же и
советует ему принять предложенные условия, прежде чем ему придется испытать
предъявление более тяжких требований.

30. Сказав так, Публий вследствие болезни удалился в Элею, оставив брату в
качестве советника Гнея Домиция. Антиох, так же как и Филипп Македонский,
полагая, что, даже если он проиграет войну, у него не будет отнято больше,
чем заключено в предъявленных ему требованиях, стянул свое войско на
равнину Тиатиры, недалеко от неприятелей, а Сципиону отослал его сына в
Элею. Привезшим его Сципион советовал, чтобы Антиох не вступал в сражение,
пока он сам не вернется назад. Следуя этому совету, Антиох разбил второй
лагерь около горы Сипила и окружил его крепкой стеной; он воспользовался
рекой Фригием как передовым укреплением против врагов, чтобы не быть
вовлеченным в сражение против своей воли. Домиций, полный честолюбивого
стремления, чтобы война была окончена только при нем, очень смело перешел
через реку и на расстоянии стадий 20 от Антиоха стал лагерем. Четыре дня
подряд оба они выстраивали свои войска около этого укрепления, но боя не
начинали. На пятый день Домиций вновь выстроил своих и самоуверенно стал
подниматься в гору. Так как Антиох не выходил против него, тогда он
расположил другой лагерь ближе к врагам и, пропустив еще один день, во
всеуслышание объявляет врагам, что завтра Антиоху, хотя бы он этого не
хотел, придется вступить в сражение. Антиох, приведенный всем этим в
волнение, вновь изменил свое решение, и, хотя он мог просто стоять под
стенами своего лагеря или отбиваться вполне удачно под защитой стен, пока
Публий не поправится, он счел для себя постыдным, имея более многочисленное
войско, избегать сражения. Поэтому он двинул свои силы в бой.

31. Еще ночью, перед концом стражи, оба вывели свои войска, и каждый из них
следующим образом расположил их. Левое крыло занимали 10.000 римских
тяжеловооруженных, у самой реки; за ними шли другие десять тысяч италийцев;
все они стояли в три ряда в глубину. Рядом с италийцами стояло войско
Эвмена и ахейские легковооруженные в количестве 3000. Так было выстроено
левое крыло; на правом же стояли всадники: римские, италийские и Эвмена,
всего тоже не более 3000. К ним всем были присоединены в большом количестве
легковооруженные и стрелки, а вокруг самого Домиция было четыре отряда
всадников. Таким образом, всех их было около 30.000; во главе правого крыла
стоял сам Домиций, в центре он поставил консула, а левое крыло он поручил
Эвмену. Что касается слонов, которых он имел из Ливии, то, считая, что от
них не будет никакой пользы - их было меньше, чем у врагов, и они ростом
были короче, как все ливийские (а меньшие боялись более крупных), - он их
поставил позади всех.

32. Так были построены римляне. У Антиоха все войско состояло из 70.000; из
них самая сильная часть была македонская фаланга - 16.000 человек,
выстроенная так, как ее организовали Александр и Филипп. Он поставил ее в
центре, разделив на 10 частей, по 1600 человек в каждой, и в каждой этой
части по фронту было 50 человек, а в глубину - 32; на флангах каждой части
стояли слоны, всего 22. Вид этой фаланги представлял подобие стены, а слоны
- башен. Таково было пешее войско Антиоха; что касается конницы, то с
каждой стороны у него стояли галаты, одетые в тяжелое вооружение
(катафракты), и так называемая гвардия (агема) македонян. То были отборные
всадники и потому и носили такое название. Оба эти отряда, равные по
численности, стояли с той и с другой стороны фаланги. Рядом с ними фланги
занимали - правый некоторые легковооруженные и другие всадники с
серебряными щитами и конные лучники в количестве двухсот; на левом же
фланге стояли племена галатов - тектозаги, трокмы, толистобии, некоторые
каппадокийцы, которых прислал Ариарат, и смешанные отряды иноземных войск,
за ними другая конница в панцирях и еще другая, легковооруженная, которую
называли "конницей гетеров". Так Антиох построил свое войско. Кажется, что
все свои надежды он возлагал на конницу, которую густыми рядами он поставил
по фронту, фалангу же, вопреки всем правилам войны, он поставил скученно,
на небольшом пространстве, ту фалангу, на которую он должен был бы особенно
надеяться, как на очень обученную военным приемам. Было у него большое
число и других пращников и стрелков из Фригии, Ликии, Памфилии, Писидии,
Крита, Тралл и Киликии, снаряженных по образцу критян. Кроме этих, еще
другие конные лучники, даи (даки?), мизийцы, элимеи и арабы, которые, сидя
на очень быстрых верблюдах, очень искусно стреляют сверху вниз, а при
близком столкновении пользуются очень длинными и узкими ножами. Колесницы с
косами были поставлены между двумя войсками, чтобы начать бой по фронту; и
им было сказано после первого же столкновения уходить назад.

33. На вид казалось, стояли два войска: одно