оторое
расстояние, достигли мы  какой-то  рощи,  состоявшей  из  высоких  деревьев,
украшенной зелеными лужайками, где нашим погонщикам захотелось  остановиться
для некоторого подкрепления сил, чтобы ревностно взяться  за  лечение  своих
пострадавших по разным причинам тел. И вот, растянувшись на земле, кто  где,
немного оправились  от  усталости,  а  потом  спешат  ранам  оказать  помощь
различными средствами: тот обмывал кровь водой из протекавшего  мимо  ручья,
один к опухоли смоченные уксусом губки прикладывал, другой обвязывал  бинтом
зияющие раны.
   Так каждый по-своему заботился о своей поправке.
   19. Между тем с вершины холма смотрел на нас какой-то  старик,  который
пас мелкий скот; около него щипали траву козы. Кто-то из наших спросил  его,
нет ли у него для продажи свежего молока или  молодого  сыра.  Но  он  долго
качал головой и наконец говорит:
   - И вы еще о еде и питье или вообще о каком-то отдыхе думаете!  Неужели
вы совсем не знаете, в каком месте находитесь?
   И с этими словами собрал своих овечек и пошел прочь.  Речь  эта  и  его
бегство немалый страх нагнали на наших пастухов. Покуда  в  ужасе  стараются
они догадаться, каким свойством обладает эта местность, и никого не находят,
у  кого  бы  спросить,  приближается  по  дороге  другой  старик,   высокий,
обремененный годами, всем  телом  опираясь  на  палку,  еле  волоча  ноги  и
обливаясь слезами; увидя нас, он еще пуще заплакал  и,  касаясь  колен  всех
молодых людей по очереди, так взмолился:
   20. -  Заклинаю  вас  Фортуной  и  вашими  гениями-хранителями  10,  да
доживете вы в веселье и здоровье до моего возраста, помогите старцу дряхлому
и малютку моего, преисподней похищенного, верните моим сединам! Внучек мой и
любезный спутник в этом путешествии захотел поймать  воробышка,  чирикавшего
на заборе, и свалился в соседний ров, заросший сверху кустарником; жизнь его
в крайней опасности, так как по стонам его и по тому, как поминутно  дедушку
зовет он на помощь, слышу я, что он еще жив, но по слабости тела моего,  как
сами видите, помочь не могу. Вам же, молодостью  и  силой  одаренным,  легко
оказать поддержку несчастнейшему старцу и доставить  мне  живым  и  здоровым
самого младшего из моих потомков и единственного отпрыска.
   21. Всех охватила жалость при виде того, как он молил, раздирая седины.
А один из пастухов, и храбрее по духу, и летами моложе, и  телом  крепче,  к
тому же единственный вышедший  без  увечья  из  предыдущей  схватки,  быстро
встает и, спросивши, в каком месте упал мальчик, без колебания идет вслед за
стариком к густому  кустарнику,  на  который  он  указал  ему  пальцем.  Тем
временем все отдохнули, раны залечили, нас накормили  и,  собравши  пожитки,
начали готовиться в дорогу. Сначала  долго  кликают  по  имени  того  юношу,
наконец, обеспокоившись долгим его отсутствием,  послали  человека  отыскать
товарища, напомнить ему,  что  пора  в  путь,  и  привести  с  собой.  Через
некоторое время возвращается посланный, смертельно бледный,  весь  дрожит  и
удивительные  вещи  рассказывает  про  своего  товарища,  будто  тот   лежит
навзничь, почти весь съеденный, а над ним - огромный  дракон,  грызущий  его
тело, старика же убогого пропал  и  след.  Услышав  это  и  сравнив  рассказ
посланного со словами пастуха, вожаки наши поняли, что  дракон  и  есть  тот
самый жестокий обитатель этих мест, о котором их предупреждали,  и,  покинув
опасную местность, проворно пускаются в бегство, погоняя нас частыми ударами
палки.
   22. Пройдя  как  можно  скорее  значительное  расстояние,  достигли  мы
наконец какого-то селения, где и отдыхали всю ночь.  Там  произошел  случай,
весьма достойный упоминания, и о нем я хочу рассказать.
   Некий раб, который по поручению господина ведал всем его  хозяйством  и
был к  тому  же  управляющим  огромного  поместья  -  того  самого,  где  мы
остановились, - проживал здесь, женатый на рабыне из того же дома, но сгорал
страстью к некой  свободной  женщине  на  стороне.  Жена  его,  оскорбленная
изменой, дотла сожгла все его расчетные книги и все, что хранилось в амбаре.
Но,  не  чувствуя  себя  удовлетворенной  и  считая,  что  такой  убыток   -
недостаточная месть за оскорбление ее брачного ложа, она обратила свой  гнев
против собственной плоти и крови и, вдев голову в петлю,  привязав  малютку,
давно уже рожденного ею от  того  самого  мужа,  к  той  же  самой  веревке,
бросилась вместе с младенцем в глубокий колодец. Хозяин  очень  разгневался,
узнав  об  этой  смерти,  и,  схватив  раба,  доведшего   жену   до   такого
преступления, велел раздеть его, всего обмазать медом и крепко  привязать  к
фиговому дереву. А в дупле  этого  дерева  был  муравейник,  кишмя  кишевший
насекомыми, и муравьи тучами сновали туда и  сюда.  Как  только  они  учуяли
сладкий медовый запах, шедший от тела, то, глубоко впиваясь, хотя и мелкими,
но бесчисленными и беспрерывными укусами, долго  терзали,  так  что,  съевши
мясо и внутренности, начисто обглодали  все  кости,  и  к  зловещему  дереву
оказался привязанным  только  сверкающий  ослепительной  белизной,  лишенный
всякой мякоти скелет.
   23. Покинув и это отвратительное место нашей стоянки и оставив  жителей
в глубокой печали, поехали  мы  дальше  и,  проведя  весь  день  в  пути  по
равнинам, уже усталые, достигли некоего многолюдного и  знаменитого  города.
Здесь те пастухи решили навсегда обосноваться, рассчитывая найти  безопасное
убежище от возможных преследований и привлекаемые  благоприятной  молвой  об
изобилии продовольствия. Вьючным животным дали  три  дня  на  восстановление
сил, чтобы вид у нас был получше и легче было нас продать, потом вывели  нас
на базар, и, после того как глашатай 11 громким голосом назвал цену  каждого
в отдельности, лошади и другие ослы были приобретены богатыми  покупателями;
а мимо меня, оставшегося напоследок в одиночестве, большей частью  проходили
с пренебрежением. Мне уже надоели все эти прикосновения покупателей, которые
по зубам хотели узнать мой возраст, так что, когда кто-то вонючими  пальцами
уже в который раз принялся ощупывать мои десны, я  схватил  зубами  грязную,
зловонную  руку  и  совершенно  раздробил   ее.   Последнее   обстоятельство
оттолкнуло окружавших нас людей от покупки, так как они сочли меня за  дикое
животное. Тогда глашатай11, надорвав горло и охрипнув, принялся  за  смешные
прибаутки, прославляя мои достоинства:
   - Долго ли нам  еще  без  толку  выводить  на  продажу  такого  мерина,
старого, ослабевшего, с разбитыми ногами, безобразного от хвори  и  все  же,
несмотря на тупость и лень, норовистого, годного только разве что на  решето
для щебенки? Даже если бы даром его кому-нибудь отдать, так  корму  на  него
жалко.
   24. Такими причитаниями глашатай вызывал  хохот  у  присутствующих.  Но
жесточайшая судьба моя, от которой не смог я убежать, куда  б  ни  бежал,  и
гнева которой не смог смягчить перенесенными уже бедствиями, снова  обратила
на меня слепые свои  очи  и  чудесным  образом  послала  покупателя,  самого
подходящего для жестоких моих испытаний. Судите сами:  развратника,  старого
развратника, плешивого, но украшенного седеющими висячими  локонами,  одного
из тех отбросов толпы, что, ударяя в систры и кастаньеты, по городам и селам
нищенствуют, возя с собою изображение Сирийской богини 12.  Воспылав  жаждой
купить меня, спрашивает он глашатая, откуда я родом; тот сообщает, что родом
я из Каппадокии и достаточно  крепенький.  Тот  дальше  справляется  о  моем
возрасте; оценщик  отвечает  шуткой:  -  Некий  астролог,  составлявший  его
гороскоп, выдавал его за пятилетнего; впрочем, лучше всех, конечно, знает об
атом он сам - по записям, сделанным его родителями в списках граждан. Хотя я
и рискую умышленно погрешить против  Корнелиева  закона,  если  вместо  раба
римского гражданина тебе продам, но купишь ты  верного  и  усердного  слугу,
который и в дороге, и дома может тебе пригодиться.
   Но тут ненавистный покупатель принялся задавать вопрос за  вопросом  и,
наконец, с тревогой осведомляется, смирный ли я.
   25. А глашатай отвечает:
   - Овечка перед тобой, а не осел, любую работу  исполняет  спокойно,  не
кусается, не лягается - ну просто, можно сказать, скромный человек в ослиной
шкуре. Это и проверить нетрудно. Всунь лицо ему между ляжек - легко узнаешь,
сколь великое окажет он терпение.
   Так глашатай издевался над этим развратником, но тот,  поняв,  что  над
ним насмехаются, притворно вознегодовал:
   - А тебя, падаль, пусть сделают слепым,  глухим  и  полоумным  крикуном
всемогущая и всерождающая Сирийская богиня, святой Сабадий 13, Беллона 14, и
Идейская матерь 15, и владычица Венера вместе со своим Адонисом  16  за  то,
что столько времени пристаешь ко мне со своими нелепыми шутками! Что же  ты,
глупец, думаешь, будто я могу вверить богиню непокорному вьючному животному,
чтобы  он  внезапным  толчком  сбросил  божественное   изображение,   а   я,
несчастный,  принужден  был  бегать  с  растрепанными  волосами   и   искать
какого-нибудь лекаря для поверженной наземь богини?
   При таких речах вдруг пришло мне в голову прыгнуть,  как  сумасшедшему,
чтобы меня приняли за непокорного и дикого и торг не состоялся.  Но  замысел
мой предупредил  беспокойный  покупатель,  поспешивший  уплатить  семнадцать
денариев; желавший отделаться от меня хозяин с удовольствием принял деньги и
сейчас же, взяв меня за узду, сплетенную из альфы 17, передал Филебу -  этим
именем назывался новый мой владелец.
   26. Тот, получив нового слугу, повел меня к своему дому и, едва  ступил
на порог, закричал:
   - Девушки, вот я вам с рынка хорошенького раба привел!
   А  девушки  эти  оказались  толпой  развратников,  которые  сейчас   же
возликовали нестройным хором ломающихся, хриплых, пискливых голосов,  думая,
что для их услуг действительно припасен какой-нибудь невольник;  но,  увидя,
что не дева подменена ланью, а мужчина - ослом 18, они сморщили носы и стали
по-всякому издеваться над своим наставником, говоря, что не раба он купил, а
мужа - для себя, конечно.
   - Смотри только, - твердили, - не слопай  один  такого  восхитительного
цыпленочка, дай и нам, твоим голубкам, иногда попользоваться.
   Болтая между собою таким образом, они  привязали  меня  к  яслям  возле
дома. Был  среди  них  какой-то  юноша,  достаточно  плотного  телосложения,
искуснейший в  игре  на  флейте,  купленный  ими  на  рабском  рынке  на  те
пожертвования, что они собирали, который, когда они носили  по  окрестностям
статую богини, ходил вместе с ними, играя  на  трубе,  а  дома  без  разбора
служил общим любовником. Как только он увидел меня в доме,  охотно  и  щедро
засыпал мне корма и весело проговорил: -  Наконец-то  явился  заместитель  в
несчастных моих  трудах!  Только  живи  подольше  и  угоди  хозяевам,  чтобы
отдохнули уже уставшие мои бока.
   Услышав такие слова, я призадумался об ожидающих меня новых невзгодах.
   27. На следующий день, надев пестрые  одежды  и  безобразно  размалевав
лицо краской грязно-бурого цвета,  искусно  подведя  глаза,  выступили  они,
украсившись женскими повязками и шафрановыми платьями из полотна и шелка; на
некоторых были белые туники, поддерживаемые  поясами,  разрисованные  узкими
пурпурными полосками, напоминавшими маленькие копья в полете, ноги  обуты  в
желтые туфли; а изображение богини, закутанное в шелковый покров,  водрузили
они на меня; сами же, обнажив руки до плеч, несли огромные мечи и  секиры  и
прыгали с криками, возбуждаемые звуками флейты, в бешеном  священном  танце.
Миновали они немало хижин и наконец достигли дома зажиточного  хозяина;  как
только они вступили в него, сейчас же воздух огласился нестройными  воплями,
и они в  исступлении  принялись  носиться,  опустив  голову,  стремительными
движениями поворачивая шею, так что свисающие  волосы  развевались,  образуя
круг; некоторые на бегу кусали свои плечи и, наконец, двусторонними  ножами,
которые при них были, руки себе начали  полосовать.  Один  из  них  особенно
старался: из глубины груди вырывалось  у  него  прерывистое  дыхание,  и  он
изображал дикое исступление, словно на него снизошел дух  божий,  как  будто
божеское присутствие, вместо того чтобы  совершенствовать  человека,  делает
его немощным и больным.
   28.  Но  смотри,  какое  вознаграждение  заслужил   он   от   небесного
провидения! Притворно начал он громогласным вещанием поносить самого себя  и
обвинять в  том,  будто  он  каким-то  образом  преступил  священные  законы
религии; потом кричит, что должен от собственных рук  получить  справедливое
возмездие. Наконец схватывает бич -  своего  рода  оружие  этих  полумужчин,
одним им свойственное, - сплетенный из полосок  лохматой  шерсти  с  длинной
бахромой и овечьими косточками различной  формы  на  концах,  и  принимается
наносить  себе  узелками  этими  удары,  защищенный  от   боли   необычайным
присутствием духа. Можно было видеть, как от порезов мечом и от ударов бичом
земля увлажнилась нечистой кровью этих скопцов. Обстоятельство это возбудило
во мне немалую тревогу; при виде  такого  количества  крови,  вытекавшей  из
многочисленных  ран,  подумал  я:  "А  вдруг  случится  так,   что   желудок
странствующей богини пожелает ослиной крови, как некоторые люди бывают охочи
до ослиного молока?" Наконец, не то утомясь, не то удовлетворясь бичеванием,
прекратили они кровопролитие и стали собирать и складывать  за  пазуху,  где
места было довольно, медные и  даже  серебряные  деньги,  которые  наперебой
протягивали им многочисленные жертвователи; кроме того, дали им бочку  вина,
молока, сыра, немного муки разных сортов, а некоторые подали  и  ячменя  для
носителя богини; все это они с жадностью забрали и, запихав в специально для
подобной милостыни приготовленные мешки, взвалили мне  на  спину,  так  что,
выступая под тяжестью двойной  поклажи,  был  я  одновременно  и  храмом,  и
амбаром.
   29.  Таким  образом,  переходя  с  места  на  место,  они  обирали  все
окрестности. Придя наконец в какое-то селение, на радостях по случаю хорошей
поживы  решили  они  устроить   веселое   пиршество.   Посредством   ложного
предсказания выманили они у какого-то  крестьянина  самого  жирного  барана,
чтобы удовлетворить этой жертвой алчущую Сирийскую богиню, и, приготовив все
как следует к ужину, идут в баню; помывшись там, они приводят  с  собою  как
сотрапезника здоровенного мужика, щедро наделенного силой бедер и  паха;  не
поспели они закусить кое-какими овощами, как, не выходя из-за стола, грязные
эти скоты почувствовали бесстыдные  позывы  к  крайним  выражениям  печально
знаменитой похоти, окружили  толпой  парня,  раздели,  повалили  навзничь  и
принялись осквернять гнусными своими губами. Не  могли  глаза  мои  выносить
долго такого беззакония, и я попытался воскликнуть:
   - На помощь, квириты!
   Но никаких звуков и слогов у меня не  вышло,  кроме  ясного,  громкого,
поистине ослиного "о". Раздалось же оно совершенно не ко времени, потому что
из  соседнего  села  прошлой  ночью  украли  осленка,  и  несколько   парней
отправились его отыскивать, с необыкновенной тщательностью обшаривая  каждый
закуток; услышав мой рев в закрытом помещении и полагая, что в  доме  прячут
похищенное  у  них  животное,  они,  чтобы  лично  наложить  руку  на   свою
собственность, неожиданно всей гурьбой вваливаются  в  комнату,  и  очам  их
предстает гнусная пакость; тотчас они сзывают соседей  и  всем  рассказывают
про   позорнейшее   зрелище,   поднимая   на   смех   чистейшее   целомудрие
священнослужителей.
   30.   Удрученные   таким   позором,    молва    о    котором,    быстро
распространившись,  по  заслугам  сделала  их  для  всех  отвратительными  и
ненавистными, они  около  полуночи,  забрав  все  свои  пожитки,  потихоньку
покинули селение; проделав добрую часть пути до  утренней  зари  и  уже  при
ярком солнечном свете достигнув какого-то  безлюдного  места  в  стороне  от
дороги, они долго совещались  между  собой,  а  затем,  решив  предать  меня
смерти, сняли с меня изображение богини и положили ее на  землю,  освободили
меня от всякой сбруи, привязали к какому-то дубу и своим бичом  с  бараньими
косточками так отхлестали, что я едва не испустил дух; был один  среди  них,
который все грозился своей секирой подрезать мне поджилки за то, что я будто
бы нагло попрал его целомудрие, на котором не было, разумеется, ни пятнышка,
но остальные, думая не столько о моем спасении, сколько о лежащей  на  земле
статуе, сочли за лучшее оставить меня в живых. Итак, снова нагрузив  меня  и
угрожая ударами мечей  плашмя,  доезжают  они  до  какого-то  прославленного
города. Одно из первых лиц города, и  вообще-то  человек  благочестивый,  но
особенно чтивший нашу богиню, заслышав бряцание кимвалов и тимпанов и нежные
звуки фригийских мелодий, выбежал навстречу и, по данному им когда-то обету,
предложил  богине  гостеприимство,  нас   всех   разместил   внутри   ограды
просторного своего дома, божество же старался  умилостивить  знаками  самого
глубокого почитания и обильными жертвами.
   31. Здесь, как  помню,  жизнь  моя  подверглась  величайшей  опасности.
Какой-то крестьянин  послал  в  подарок  своему  господину,  у  которого  мы
остановились, часть своей охотничьей  добычи  -  огромный  и  жирный  олений
окорок; повесить его имели неосторожность возле кухонных дверей недостаточно
высоко, так что какая-то  собака,  тоже  своего  рода  охотник,  тайком  его
стащила и, радуясь добыче,  покуда  никто  ее  не  увидел,  скорее  подальше
утащила. Обнаружив пропажу и коря себя за небрежность,  повар  долгое  время
проливал бесполезные слезы, а потом, удрученный  тем,  что  хозяин,  того  и
гляди, потребует обеда, и вообще перепуганный сверх всякой меры, простился с
малолетним сыном своим и, взяв  веревку,  собирался  повеситься.  Несчастный
случай с мужем не ускользнул от глаз его  верной  жены.  Крепко  ухватившись
обеими руками за роковую петлю, она говорит:
   - Неужели ты так перетрусил из-за этого несчастия, что  совсем  лишился
разума и не видишь  простого  выхода,  который  посылает  тебе  божественный
промысел? Если в крайнем этом смятении, воздвигнутом  судьбою,  сохранил  ты
хоть каплю здравого смысла, выслушай меня внимательно: отведи  этого  чужого
осла в какое-нибудь скрытое место и там зарежь, отдели его окорок так, чтобы
он напоминал пропавший, получше и повкуснее приготовь его с подливой и подай
хозяину вместо оленьего.
   Негодному плуту улыбнулась мысль спастись ценой моей жизни.  И,  горячо
похвалив  свою  подругу  за  находчивость,  он  принялся  точить  ножи   для
живодерства, которое считал уже делом решенным.

КНИГА ДЕВЯТАЯ

   1. Так негоднейший кровопийца готовил против меня оружие,  я  же,  видя
настоятельную необходимость  принять  какое-либо  решение  в  столь  опасную
минуту и не тратя времени на долгие размышления, почел  за  лучшее  бегством
избавиться от надвигающейся гибели и, сейчас же оборвав веревку, которой был
привязан, со всех ног пускаюсь удирать,  для  пущей  безопасности  поминутно
лягаясь. Быстро пробежав ближайший портик, тут же врываюсь я в столовую, где
хозяин дома давал жертвенный пир жрецам богини 1, и  в  своем  стремительном
беге разбиваю и опрокидываю немало  столовой  посуды  и  даже  пиршественных
столов. Недовольный таким безобразным разгромом,  хозяин  отдает  приказание
меня, как животное резвое и норовистое, увести и со всем тщанием запереть  в
каком-нибудь надежном месте, чтобы я вторичным буйным появлением не  нарушил
мирной трапезы. Ловко защитив себя такой хитрой  выдумкой  и  вырвавшись  из
самых рук палача, я радовался спасительному для меня заточению.
   Но  вот  уж  правда,  что  Фортуна  никогда  не   позволяет   человеку,
родившемуся   в   несчастливый   час,   сделаться   удачником,   и   роковое
предначертание божественного промысла невозможно отвратить