отдыхом?
Только  тебе  и  занятия,  что  денно  и  нощно   ненасытную   свою   утробу
неразбавленным вином с жадностью наливать?
   Дрожа от страха, пронзительным голосишком старуха отвечает:
   - Да для вас, молодчики мои верные, кормильцы мои молоденькие,  вдоволь
наварено всякой вкусной снеди, все готово: хлеба  вволю,  вино  до  краев  в
перетертые чаши налито и горячая вода, как всегда, для мытья на скорую  руку
приготовлена.
   После таких слов они сейчас же  раздеваются  и,  пропотев  голые  перед
большим огнем, обмывшись горячей водой и натершись маслом, садятся за  стол,
в изобилии приготовленный для пиршества.
   8. Только что они расположились, как вдруг приходит другая,  еще  более
многочисленная орава парней, в которых мигом  можно  было  узнать  таких  же
разбойников. И эти тоже приволокли добычу из  золотых  и  серебряных  монет,
посуды и шелковых одежд, затканных золотом.  И  эти,  освежившись  купаньем,
занимают  места  на  ложах  среди  товарищей,  а  прислуживанье  за   столом
распределяется по жребию. Едят и пьют  без  всякого  толка:  кушанье  целыми
кусками, хлеб краюхами, вино ведрами. Не забава - крик, не пенье  -  оранье,
не  шутки  -  сквернословье,  и  вообще  все  похожи  на  фиванских  лапифов
полузверских и кентавров получеловеческих 4. Тут один из них, превосходивший
остальных крепостью телосложения, сказал:
   - Здорово мы разнесли дом Милона Гипатского. Не только множество  добра
доблестью нашей добыли, но и из строя у нас никто не выбыл, а лучше  того  -
даже четырьмя парами ног больше нас стало, как мы домой пришли. А вы, что  в
беотийские  города  на  промысел  ходили,  вернулись  пощипанными,   потеряв
храбрейшего атамана нашего, самого Ламаха 5, за жизнь которого смело я отдал
бы все тюки, что вы приволокли. Как-никак собственная отвага  его  погубила:
среди знаменитых царей и полководцев будет прославлено имя  такого  мужа.  А
вам, добропорядочным воришкам, годным на жалкие  рабские  кражи,  только  бы
трусливо по баням да старушечьим каморкам шарить, как тряпичникам.
   9. Один из тех, что пришли позднее, возражает:
   - Что ж, ты один только не знаешь, что чем богаче дом,  тем  легче  его
разграбить? Хоть и много там челяди в просторных покоях, но каждый больше  о
своем спасенье, чем о хозяйском добре, думает. Экономные же и одинокие  люди
маленькое, а иногда и вовсе не маленькое свое имущество запрятывают  далеко,
стерегут  крепко  и  с  опасностью  для  жизни  защищают.  Слова  мои   могу
подтвердить примером. Как только пришли мы в Семивратные  Фивы,  сейчас  же,
как по нашему ремеслу полагается, стали усердно разузнавать, есть  ли  среди
жителей богатые люди; не укрылся от нас некий меняла Хризерос 6,  обладатель
большого богатства, который во избежание налогов и повинностей  общественных
великими   хитростями   великое   имущество    свое    скрывал.    Запершись
один-одинешенек в маленьком, но с  крепкими  запорами  домишке,  оборванный,
грязный, сидел он на своих мешках с золотом. Вот и решили мы на него первого
сделать налет, так как, ни во что не ставя  сопротивление  одного  человека,
полагали, что без всяких хлопот, просто, завладеем всем его богатством.
   10. Без промедления, как только стемнело,  стали  мы  караулить  у  его
дверей; снимать их с петель, сдвигать, взламывать было нам не  с  руки,  так
как двери были створчатые и стук перебудил бы  всех  соседей  нам  на  беду.
Итак, главарь наш, бесподобный Ламах, полагаясь на испытанную свою доблесть,
осторожно просовывает руку в отверстие, куда вкладывают  ключ,  и  старается
отодвинуть засов. Но Хризерос, негоднейший из двуногих, давно уже не спал  и
слышал все,  что  происходит;  упорное  храня  молчание,  неслышными  шагами
потихоньку подкрался он  и  руку  вожака  нашего,  неожиданно  нанеся  удар,
большим гвоздем накрепко приколотил к дверной доске, потом, оставив его  как
бы в гибельных объятиях креста, сам вылез на крышу своей лачуги, а оттуда не
своим голосом начал кликать на  помощь  всех  соседей,  называя  каждого  по
имени, и  призывать  к  защите  от  общей  опасности,  распуская  слух,  что
внезапный пожар охватил его дом. Тут каждый,  испугавшись  близкой  беды,  в
тревоге бежит на подмогу.
   11. Очутившись тут в двойной опасности - или всем погибнуть, или кинуть
товарища, мы с его согласия прибегаем к  решительному  средству,  вызванному
обстоятельствами. Уверенным ударом посредине  связок  отрубив  напрочь  руку
нашему главарю в том месте, где предплечье соединяется с плечом,  и  заткнув
рану комком тряпок, чтобы капли крови не выдали  наших  следов,  мы  бросаем
обрубок, где он был, а то, что осталось  от  Ламаха,  проворно  увлекаем  за
собою. Пока все кругом трепетало, а мы сильного шума  и  нависшей  опасности
страшились, муж этот возвышенный, исполненный духа и доблести, видя,  что  и
следовать в бегстве за нами не может, и оставаться ему небезопасно,  усердно
нас убеждает, усердно молит, заклиная Марсовой десницей и  верностью  слову,
освободить доброго товарища по оружию от мук и от плена. Да и как может жить
порядочный разбойник, лишившись руки, что одна и режет, и грабит? За счастье
почел бы он пасть добровольно от товарищеской руки. Не  будучи  в  состоянии
никого из наших уговорами  своими  побудить  к  добровольному  отцеубийству,
обнажил он оставшейся рукою свой меч, долго его  целовал  и  сильным  ударом
вонзил себе в самую середину груди. Тут мы,  почтив  мужество  великодушного
вождя нашего, закутали старательно останки  его  тела  полотняным  плащом  и
предали на сокрытие морю. Ныне покоится Ламах наш, погребенный всею стихиею.
   12. Так он обрел кончину, достойную своей доблестной жизни.
   И Алцим вот не мог ничего поделать, несмотря  на  изобретательность,  с
жестокой волей судьбы. Взломав дверь в  какую-то  лачужку,  забрался  он  на
верхний этаж, в спальню к спящей старухе, и, вместо того, чтобы первым делом
укокошить ее, свернув шею, начал из широкого окна наружу выбрасывать нам  ее
пожитки, одну вещь за другой, чтобы мы подбирали. Побросав лихо все пожитки,
он не захотел дать спуску и постели, на  которой  лежала  старушонка;  итак,
вытряхнув ее из  кровати  и  вытащив  из-под  нее  простыни,  тем  же  путем
намеревался их отправить, как негодница эта, упав ему  в  ноги,  взмолилась:
"Что ты, сынок, молю тебя, зачем ты жалкое тряпье и хлам несчастной  старухи
отдаешь богачам соседям, на чей двор это окно выходит?" Обманутый  хитрою  и
притворною  речью,  Алцим  поверил  сказанному  и,  боясь,   как   бы,   уже
предупрежденный  об  ошибке,  он  не  отдал  чужим  ларам  7,  вместо  своих
товарищей, выброшенное им прежде, а также и то, что он собирался  выбросить,
высунулся из окна и стал внимательно осматриваться,  прежде  всего  стараясь
распознать, насколько зажиточны соседи, о которых говорила старуха. Пока  он
так усердно высматривал, не подозревая никакой беды, старуха эта  пакостная,
хоть и увечная была, быстрым и  неожиданным  толчком  его,  не  соблюдавшего
равновесия, свесившегося из окна и  погруженного  в  осмотр,  спихнула  вниз
головою. Кроме того, что высота  была  значительная,  падая,  угодил  он  на
лежавший подле большущий камень, так что вдребезги переломал себе ребра,  и.
выблевывая из груди потоки крови, рассказал нам,  что  произошло,  а  потом,
недолго промучившись, расстался с жизнью. По примеру первого  погребения  мы
послали и его верным спутником вслед за Ламахом.
   13. Осиротев от двух этих ударов и не решаясь долее  пытать  счастия  в
Фивах, мы направились в соседний город Платею. Там мы услышали много  толков
о некоем Демохаре, собиравшемся устроить  бой  гладиаторов.  Он  был  мужем,
знатнейшим по происхождению, богатейшим  по  состоянию,  непревзойденным  по
щедрости, и старался, чтобы народное развлечение  достойно  было  по  блеску
своему его богатства. У кого  найдется  столько  изобретательности,  столько
красноречия, чтобы в подобающих выражениях описать различные стороны сложных
приготовлений?  Вот  знаменитые  по  силе  гладиаторы,  вот  и   испытанного
проворства охотники, а там преступники, осужденные  на  смерть,  уготованные
для откармливания диких зверей  8;  сколоченные  машины  на  высоких  сваях,
башни, построенные из соединенных одна с другой досок  наподобие  подвижного
дома, украшенные яркою живописью, -  прекрасные  вместилища  для  участников
предстоящей охоты 9. К тому же какое множество, какое  разнообразие  зверей!
Он специально позаботился издалека привезти эти ходячие породистые  гробницы
для осужденных преступников. Но из всех приготовлений к  роскошному  зрелищу
больше всего поражало необыкновенное количество огромных  медведей,  которых
он собирал, не жалея затрат, откуда мог. Не считая тех, что  захвачены  были
на его собственных охотах, не считая тех, что он покупал  за  хорошую  цену,
еще и друзья наперерыв дарили ему  медведей  различных  мастей,  и  всех  он
тщательно кормил при великолепном уходе.
   14. Но столь славное, столь  блестящее  приготовление  к  общественному
развлечению  не  укрылось  от  пагубного  ока  Зависти.  Утомленные   долгим
заточением, к тому же измученные  летним  зноем,  вялые  от  продолжительной
неподвижности и неожиданно пораженные заразной болезнью,  медведи  пали  без
малого все до одного, так что почти ни один из них не уцелел. Чуть ли не  на
каждой площади можно было увидеть  полуживые  туши,  следы  этого  звериного
кораблекрушения. Тогда простой народ, темная нищета которого побуждает  его,
не привередничая в выборе пищи, искать даровых блюд и  не  брезгать  никакою
гадостью  для  подкрепления   своего   отощавшего   желудка,   сбегается   к
появляющемуся повсюду провианту. Ввиду таких обстоятельств у меня и славного
нашего Эвбула явился вот какой тонкий план. Мы уносим к себе в убежище,  как
будто для приготовления пищи, одну из самых больших туш;  очистив  аккуратно
шкуру от мяса, искусно сохранив все  когти  и  самую  голову  зверя  оставив
совсем нетронутой до начала шеи,  кожу  всю  выскребаем  старательно,  чтобы
сделать тонкой, и, посыпав мелкой золою, вытаскиваем на  солнце  для  сушки.
Пока кожа дубится от пламени небесного светила, мы тем  временем  до  отвалу
насыщаемся мясом и так распределяем обязанности в  предстоящем  деле,  чтобы
один из  нас,  превосходящий  других  не  столько  телесною  силой,  сколько
мужеством духа, к тому же совершенно по доброй воле, покрывшись этой шкурой,
уподобился медведице и, будучи нами принесен в дом к Демохару,  открыл  нам,
при благоприятном ночном безмолвии. свободный доступ через двери дома.
   15. Немало нашлось  смельчаков  из  храброй  шайки,  которых  привлекло
исполнение  этой  искусной  затеи,  но  общим  голосованием  из  них  другим
предпочтен  был  Фразилеон,  ему  достался   жребий   на   рискованное   это
предприятие. Вот он  скрылся  с  веселым  лицом  в  удобную  шкуру,  которая
сделалась мягкой и гибкой. Тут самые края зашиваем  мы  тонкою  бечевкой  и,
чтобы не видно было шва, хотя и без того он был еле  заметен,  напускаем  на
него густой мех  со  всех  сторон.  Не  без  труда  протискиваем  мы  голову
Фразилеона до самого горла зверя, туда, где перерезана была шея, и, проделав
отверстия для дыхания против  ноздрей  и  против  глаз,  сажаем  храбрейшего
нашего товарища, сделавшегося сущим животным, в купленную  нами  заранее  по
дешевке клетку, куда он, не теряя  присутствия  духа,  сам  быстро  вскочил.
Окончив таким образом предварительные приготовления, мы занялись  дальнейшим
выполнением проделки.
   16. Отыскавши имя некоего Никанора, который, происходя родом из Фракии,
был связан священными узами дружбы с вышеупомянутым Демохаром, мы состряпали
от его имени письмо, будто бы верный друг этот посылает первинки своей охоты
в подарок для украшения празднества. Дождавшись, чтобы достаточно  стемнело,
под прикрытием мрака мы доставили  Демохару  клетку  с  Фразилеоном  и  наше
подложное письмо; удивленный величиной зверя и обрадованный щедростью своего
товарища, пришедшейся очень кстати, прежде всего отдает он приказ  отсчитать
нам, как он думал, посредникам в столь радостном  деле,  десять  золотых  из
своей казны. Так как всякая новинка возбуждает в людях желание посмотреть на
неожиданное зрелище, то сбежалось большое  количество  народа  поглазеть  на
зверя, но наш Фразилеон угрожающими движениями неоднократно  довольно  ловко
сдерживал их любопытство; граждане в один голос прославляют счастье и  удачу
Демохара, который после подобного падежа животных с новым  этим  пополнением
сможет в какой-то степени спорить с судьбою.
   И вот он отдает приказ сейчас  же  отправить  со  всевозможным  тщанием
зверя на свои лежавшие под паром земли. Тут я вмешиваюсь.
   17. "Остерегись, - говорю, - господин, усталое  от  солнечного  зноя  и
дальнего пути животное отсылать в стаю ко многим зверям, к тому  же,  как  я
слышал, не вполне здоровым. Не лучше ли здесь, около дома,  найти  для  него
место достаточно обширное, где  было  бы  много  воздуху,  а  еще  лучше  по
соседству с каким-нибудь прудом, прохладное. Разве ты  не  знаешь,  что  эта
порода всегда живет близ густых рощ, пещер сырых, приятных источников?"
   Испуганный такими доводами и без труда с ним согласившийся, вспомнив  о
многочисленных потерях, Демохар охотно позволил  поставить  клетку  где  нам
заблагорассудится. "Мы и сами, - продолжаю, - готовы по ночам спать при этой
клетке, чтобы усталому от зноя и тряски животному и пищу вовремя, и питье, к
которому он привык, как следует  подавать".  "Для  этой  службы  в  вас  нет
никакой надобности, - он отвечает, - почти вся  прислуга  у  меня  благодаря
длительной привычке знакома с уходом за медведями".
   18. После этого мы откланялись и ушли. Выйдя за городские ворота, видим
мы какую-то усыпальницу, расположенную в стороне от дороги, в  уединенном  и
скрытом от глаз месте. Там вскрываем наудачу, как вместилище  будущей  нашей
добычи, несколько  полусгнивших  и  обветшавших  саркофагов,  где  покоились
истлевшие и уже в прах обратившиеся тела усопших; затем,  по  заведенному  в
нашей шайке обычаю, дождавшись того часа ночи, когда не светит  луна,  когда
навстречу идущий сон первым  своим  натиском  с  силой  нападает  на  сердце
смертных  и  овладевает  ими,  выстраиваем  наш  вооруженный  мечами  отряд,
явившийся на грабеж, как будто по повестке, перед самыми воротами  Демохара.
Со своей стороны, и Фразилеон, улучив воровской час ночи, выходит из клетки,
сейчас же всех до единого мечом убивает сторожей, находящихся  поблизости  и
объятых сном, наконец,  самого  привратника  и,  вытащив  ключ,  распахивает
ворота и указывает нам,  быстро  ворвавшимся  и  наполнившим  весь  дом,  на
кладовку, куда спрятано было, как он с вечера предусмотрительно  заприметил,
множество денег. Едва только общими усилиями немедленно ее взломали, я отдаю
распоряжение, чтобы каждый из сотоварищей уносил, сколько  может,  золота  и
серебра, прятал его скорее в жилищах верных наших покойников и со  всех  ног
возвращался за следующей порцией; я же для  общего  блага  должен  был  один
остаться у порога дома и за всем тщательно наблюдать, пока те  не  вернутся.
Самый вид медведицы, снующей между зданиями, казалось, способен был  навести
страх, если бы кто из челяди оказался не спящим. Да и правда,  всякий,  будь
он и храбр и смел,  а  все  же,  встретившись  с  такой  звериной  громадой,
особенно ночью, тотчас пустился бы наутек и со страхом и дрожью  заперся  бы
на засовы у себя в каморке.
   19.  Но  всем  этим  правильным  предположениям  здравого   рассуждения
противостала жестокая неудача. Покуда я с нетерпением жду возвращения  своих
товарищей,  какой-то  захудалый  раб,  обеспокоенный  шумом  или  по  наитию
проснувшийся, осторожно вылезает и  видит,  что  зверь  по  всему  помещению
расхаживает  свободно  взад  и  вперед.  Не  проронив  ни  слова,  раб  этот
возвращается вспять и всем в доме рассказывает, что он видел.  Не  прошло  и
минуты, как весь дом наполнился челядью, которой было немалое количество. От
факелов,  ламп,  восковых  и   сальных   свечей   и   прочих   осветительных
приспособлений мрак рассеивается. И не с голыми руками вышла  эта  толпа:  у
кого что - с кольями, с копьями, с обнаженными, наконец,  мечами  становятся
они охранять входы. Не забыли пустить для облавы на зверя и свору охотничьих
собак длинноухих, шерсть дыбом.
   20. Шум все усиливается, и я помышляю уже обратно убежать восвояси, но,
спрятавшись за дверью, смотрю, как Фразилеон чудесно  отбивается  от  собак.
Достигший последних пределов жизни, не забыл он ни о себе, ни о  нас,  ни  о
прежней своей доблести, но защищался  в  самой  пасти  зияющей  Цербера.  Не
покидая мужественно роли, добровольно на себя  взятой,  но,  то  убегая,  то
защищаясь  различными  поворотами  и   движениями   своего   тела,   наконец
выскользнул он из дому. Но и владея всем доступною свободою, не  смог  он  в
бегстве  найти  спасенья,  так  как  все  собаки  из  ближайшего   переулка,
достаточно свирепые и многочисленные, гурьбой  присоединяются  к  охотничьей
своре, которая тоже сейчас же вырвалась из дому и помчалась в погоню.  Какое
печальное и зловещее зрелище предстало глазам моим!  Фразилеон  наш  окружен
сворой свирепых собак, захвачен  и  раздираем  многочисленными  укусами.  Не
будучи в состоянии выносить такой скорби, я вмешиваюсь в шумную толпу народа
и  -  единственное,  чем  могу  я  помочь,   не   выдавая   себя,   славному
товарищу,обращаюсь к начальникам облавы с такими увещеваниями:
   "Какое тяжелое и страшное преступление совершим мы, если погубим такого
огромного и поистине драгоценного зверя".
   21. Но несчастнейшему юноше  мало  принесли  пользы  мои  хитрые  речи:
выбегает из дому какой-то здоровенный верзила и, не  раздумывая,  прямо  под
сердце поражает  медведицу  копьем,  за  ним  другой,  и,  наконец,  многие,
оправившись от страха и подойдя поближе, наперерыв наносят раны мечом. Итак,
Фразилеон, честь и украшение шайки  нашей,  потерял  свою  жизнь,  достойную
бессмертия; не утратив своего  терпения,  не  нарушив  священной  клятвы  ни
единым криком, ни единым воплем, раздираемый уже зубами, пораженный оружием,
отвечал он на случившуюся беду, переносимую с благородной  стойкостью,  лишь
глухим воем да звериным рычаньем и отдал душу року, оставив по  себе  славу.
Однако он нагнал такой страх и  такой  ужас  на  все  это  сборище,  что  до
рассвета, даже до бела дня не нашлось  такого  смельчака,  который  хотя  бы
пальцем дотронулся до уже поверженного зверя, пока наконец медленно и  робко
не подошел какой-то немного осмелевший мясник и,  вспоров  брюхо  зверя,  не
обнаружил в медведице  доблестного  разбойника.  Так  потерян  был  для  нас
Фразилеон, но не потерян для славы.
   Мы  же  немедленно,  увязав  добычу,  что  сохранили  для  нас   верные
покойники, спешным маршем покинули платейские пределы, и  не  раз  приходила
нам в голову такая мысль: не мудрено, что не находим мы в жизни этой никакой
верности, когда она, гнушаясь коварством нашим, перекочевала к душам усопших
и к покойникам. Вот, вконец измучившись от тяжести поклажи и трудности пути,
потеряв трех товарищей, приносим мы добычу, которую вы видите.
   22. По окончании  этой  речи  в  память  усопших  соратников  совершают
возлияния  из  золотых  чаш  неразбавленным  вином,  потом,   усладив   себя
несколькими песнями в честь Марса, немного успокаиваются. Что касается  нас,
то знакомая наша, вышеупомянутая старуха, засыпала  нам  свежего  ячменю  не
скупясь,  свыше  меры,  так  что  конь  мой,  получив  всю   эту   массу   в
исключительное свое пользование, мог вообразить себя на пиру  салиев  10.  Я
же, который до сих пор признавал ячмень только  мелко  размолотым  и  хорошо
разваренным, стал шарить по углам,  где  была  свалена  целая  куча  хлебных
корок, оставшихся от разбойничьих трапез, и пустил в хо