Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Балашов Д.М.. Господин Великий Новгород -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -
столе, Домаша в дальнем углу. Подошел. - Любаве отдай! В монастырь хочу идти, Олекса. - От детей? - От тебя. - Слушай, Домаша! Быль молодцу не укор, а тебя я не отдам никому, не продам за все сокровища земные. Мне за тебя заплатить мало станет жизни человеческой. Лебедь белая! Краса ненаглядная, северное солнышко мое! Вишь, я обозы бросил, к тебе прилетел? Мне и в далекой земле надо знать, что ты ждешь и приветишь. А про то все и думать пустое, суета одна! Положил руки на плечи, - уперлась, потом обернулась, припала на грудь. - Ох, трудно с тобою, Олекса! И без тебя трудно. Пристают ко мне... - Кто?! - Пустое... Так сказала... Ну идем, ино еще поживем до монастыря-то! Рассмеялась, смахнула слезы. Глянула, проходя в дареное иноземное зеркало. Все-таки ловок Олекса, удачлив во всем, все ему сходит с рук! V К приезду гостей Олекса переоделся. Взял было алую рубаху - любил звонкий красный цвет, - Домаша отсоветовала: <Не ко глазам>. Нравились светлые голубые глаза Олексины. - По тебе, так мне в холщовой рубахе ходить, как на покосе! - И с синей вышивкой! Однако алую отложил, вздохнув, выбрал белую полотняную с красным шитьем. Вспомнил рубаху Станяты, Любавин дар, нахмурился, отложил и эту. Взял другую, шитую синим шелком, порты темно-зеленого сукна, сапоги надел черевчатые, мягкие, щегольские, дорогой атласный зипун. Прошелся соколком, постукивая высокими каблуками алых востроносых сапогов, поворотился: - Хорош ли? - Седь-ко! Домаша любовно расчесала волосы, слегка ударила по затылку: - Топерича хорош! Вскоре начали собираться. Гости входили, кто чинно, кто шумно. Максим Гюрятич - этот всех шумнее. Обнялись, расцеловались, оглядели друг друга с удовольствием. Максим потемнее волосом да покруглее станом. - Толстеешь, брате! - Да и ты вроде не тонее стал? Максим повел долговатым хитрым носом, кинул глазами врозь, как умел только он - будто сразу в две стороны поглядел. - Слух есть, обоз твой дорогою ся укоротил? Он расставил руки, показывая длину обоза: вез, вез, - и, уменьшая расстояние, вдруг сложил дулю, дулей ткнул Олексу в живот и захохотал. - Ну ты... - засмущался Олекса, - потише! Но сам прдхохотнул, довольный: - Не я, Радько! - Я бы за Радька твоего двух лавок с товаром не пожалел! - А что, Радько у него и дороже стоит! - сказал, подходя, Олфоромей Роготин. - Ты, Максим, расскажи, как нынче немца вез на торг! Не слыхал, Олекса? - Откуда, я вчера и сам-то прибыл! - Ну, брат, дело было! Я ведь мало не пропал нынче, обидели меня раковорци вконец! - Да и не тебя одного, всех! Заяли Нарову, да и на поди! - Всех-то всех, да думать надоть. Вот Лунько мне и по сю пору гривну серебра отдать не может, так я ему простил, мне мой немец топерича все вернет, с прибытком! А спервоначалу-то и мне не до смеха стало. Повозникам плати, за перевалку плати, другое-третье плати, да раковорцам, да морской провоз, да подати... Привез ему, не берет немец: у тебя товар подмоченный! Я: Христос с тобой, у тебя датчане и не такой еще брали! Связку ему, сорок соболей, каких! <Я шессный немецкий купец!> Ну, купецкая честность, известно, хуже мирской татьбы, я ему вторые сорок... Уж на третьей только уломал, да еще с меня провозное, да мытное, да ладейное. Ну ладно, ты все то возьми да дай цену! Нет, и цены не дал, нипочем взял товар, мало не раздел догола. Ладно, думаю, так оставить - хозяйка из дому прогонит. Я туда-сюда, разнюхал, что он меха уже продал датчанам, сукна набрал, хочет сам в Новгород товар везти, к зимнему меховому торгу ладитце. Я к повозникам: дружья, братья, товарищи, выручайте! Ну, конечно, тута меня совсем раздели, по-свойски, стало стыд горстью забирать да дыру долонью закрывать... Однако - ударили по рукам, везу купца своим повозом. Сам хоронюсь. Сменка ему выслал. Бреду за последним возом в худой лопотиночке, в лапотках, братцы! Калика перехожая, да и толь. Ништо! Тихонечко везу немца, берегу, через кажную речку возы поодинке переводим... Ему нейметце, торг-то отойдет, скорее нать! Можно. Ну, раз в воду провалились, там - в снег, там - под горку, - всю кладь разнесло. А что с кого, законы я знаю, так подвожу - всё по его вине; купцу убыток, а повозник тому не причинен. Под Саблей покажись ему, будто нечаянно, говорю: в Волхово, напоследи, и вовсе утопим! Мой немец меня признал, куда кинутьце? <Мне ти повозники не нать, нать других!> Других? Ладно. Тараха послал договариватьце. - Тарашку? - Его. - Ловок, ох, ловок! - Ну. Тот: мне-ста от рубежа везти, а тут невыгодно станет. Немец мой ему разницу платит. Я этой разницей мало не все, что повозники с меня сняли, покрыл. Повеселее стало. - Ну, Тарах-то довез? - Стой, не скоро! Тарах его татьбой напугал. Кругом-то везет, через Волхово переволок да меня-то опеть и кажет: <Главный тать! Купец был, да разорили его немцы. Знаем, что татьбой живет, а взеть не можем, послуха не сыскать! Откупись, купец!> Ну, взял я с него своих соболей. Вестимо, не сам и торговал, тоже люди мои, а я будто и не знаю. Тарашка его возил-возил да напоследи коней выпряг и сам утек, - тоже тать будто, а меня оговорил понапрасну. Тут я опеть покажись, уж гуньку изодел, во своем наряде, - спасать купца. Зла, говорю, не помню, а заплатить надо, лошадям-то овес нать, снегу не заедят! В Новгород довез, а уж меховой торг отбыл, опозднился мой немец. Говорю: ты честный купец, а я тоже честный, у меня меха без обману. Ну, и взял с него, конечно, да напоследях таких соболей да куниц приволок - он и глаза отворил. В долг набрал! Возьмешь, говорит, на мне опосле. - Все ж таки отдал ему? - А что, совсем-то не стал губить немца. Не приедет, я кому продам? Да и сам не останний раз в Колывани. Всю-то овчинку с волка нашего не спустил, постриг только малость. Да и с долгом-то он вперед сговорчивее будет! Сидит сейчас, словно мышь в углу, воск колупает. Ну, я это возвращаюсь, а Лунько ко мне: <Помилуй, раковорцы вконец обобрали, гривны не набрал!> - <Ну, - говорю, - мне на тебя роте не ходить, не ябедничать стать! Коней верни, да долю дашь через лето, а что долгу твоего, так прощаю, кланяюся той гривне серебра>. - Ну, Максим, ты и разбойник! - Я что! Вот ты... Максим вновь, поведя носом, сложил руку дулей, ткнул Олексу и захохотал. - Иди лучше, Олекса, гостей встречай! В это время их всех троих точно клещами прижало друг к другу. - Страхон! Балуй! Не руки у замочника - железо. Был он коренаст, темновиден и силен, что медведь. Раньше во всем конце его один Якол, кожемяк, и обарывал. - Всё, купцы, торгуете, всё народ омманываете, еще не весь товар продали, не всех людей омманули? - спрашивал Страхон, не выпуская приятелей. - Пусти, черт, задавишь! Замочник с неохотой разжал объятия. - Занесла меня нелегкая промеж вашей братьи, купечества, как сома в вершу. - Дмитр еще будет, не печалуй! - А что? Дмитр, тот покрепче вашего мужик! Ну как, полюби немцам мои замки? - Не боись, Страхон, тебя не проведу (со Страхоном, как и с Дмитром, их связывало давнее совместное дело: Олекса уже много лет сбывал в Висби и Любек русские замки Страхоновой работы). Хочешь ли знать, сколь выручил? - То потом! - отмахнулся Страхон с беспечной гордостью уверенного в себе ремесленника. (<Мастерство не деньги, оно всегда в руках, это купец трясется над каждой ногатой!>) - Прости, Олекса, у меня тут к Максимке словцо тайное... Пойдем! От Ратибора Клуксовича привет тебе хочу передать... Много не церемонясь, он сгреб Гюрятича чуть не за шиворот и потащил в угол. <Чего это он Максима?> - насторожился Олекса, услышав ненавистное имя. Но раздумывать сейчас было некогда. Гости всё прибывали. Кум Яков пришел пеший - недалеко жил, да и редко ездил на коне. Одет просто, как всегда. Завид, тот приехал в санях с Завидихой, сыном Юрко, шурином Олексы, Таньей, молодшей сестрой Домашиной, - четверыма. Мужиков встречал Олекса, жонок - Домаша. Ульяния всех гостей принимала на сенях. Ей кланялись почтительно мужики и молодшие жонки. Сейчас, в дорогом цареградском бархате с золотыми цветами по нему и грифонами в кругах, суховатая небольшал Ульяния кажется и строже и выше ростом. Темно-лиловый, в жемчужном шитье повойник нарочно приоткрывает по сторонам серебряные волнистые волосы. На старых наработавшихся руках пламенеют рукава алого шелку. На шее - ожерелье из янтарей - Олексин дар, и пуговицы на саяне золотые, с зернью и изумрудами, редкие, тоже Олекса где-то достал, расстарался. Поджав сморщенные, потемневшие губы, улыбаясь, ревниво оглядывает она рыхлую Завидиху, которая, шурша шелками и затканным серебром фландрским бархатом, отдуваясь, тяжело подымается по ступеням. Лицо красное, широкое, что братина; тройной подбородок, рот полураскрыт, задыхается, как на сени взойти. <Годы-то еще и не мои! - не без удовлетворения думает Ульяния, целуясь с Завидихой. - И чего величаются? Завид свое от отца получил, а Юрко и сейчас сам дела вести не может. Сумели бы, как мой-то Олекса, подняться!> Сравнилась еще раз: не уступит Завидихе, пожалуй, и понаряднее будет! Повела глазом, мысленно добавляя: <И Домашу свою поглядите, боялись ведь, что голой будет у нас ходить!> У Домаши, с хитрым расчетом, простые белого тонкого полотна рукава, даже без шитья, только по нарукавью тоненькая лента золотого кружевца, зато в уборе - драгоценные колты из Рязани, в самоцветных камнях, между которыми целый сад: на тоненькой витой рубчатой серебряной проволочке, с конский волос толщиною, качаются крохотные золотые цветочки, каждый чуть больше просяного зерна. Танья, как стала целоваться с сестрой, так и впилась глазами, даже ахнула, не видала до сих пор еще. - Откуда? - О прошлом годе еще Олекса привез, да редко надеваю, берегу! Не утерпела, повела сестру показывать дареное зеркало. Жонки проходили в покои Ульянии - пока, до столов, мужики - в горницу. Пришел уже и отец Герасим в простом своем белом подряснике холщовом, с крестом кипарисным, из Афона привезенным. Никогда не носил дорогих тканей, - недостойно то слуге божьему, и шубу надевал простую, медвежью, за что был паки уважаем прихожанами. Прибыл уже и сотский, Якун Вышатич, с женой. Большой, тяжелый, в не гнущемся от золотого шитья аксамитовом зипуне. Богат, ведет торговлю воском, в Иваньском братстве состоит, а там шутка - пятьдесят гривен взнос! Брат Тимофей еще раньше пришел, сидел у матери, Ульянии, а теперь вместе с Олексой встречал гостей, подергивая узкую бороду, улыбаясь как бы виновато. Редко улыбался брат, не умел, а когда надо было, как сейчас, словно виноватился перед людями. Знал он всех не только в лицо и по родству, знал, кто как живет, - у него взвешивали свое серебро, при нем рядились и считались, и потому даже Якун Вышатич поздоровался с ним уважительно, а Максим Гюрятич - так и с опаской. Знал брат и такое про Максима, что тот старому другу Олексе, да и жене своей никогда не сказывал. Радько, принаряженный, лоснящийся после бани, тоже вступил в горницу. Его приветствовали, не чинясь, уважали за ум и сметку, да и знали, что в доме Олексы он что дядя родной. Прибыла запоздавшая сестра, Опросинья, с чадами. Мужик ее был в отъезде. Зимним путем ушел в Кострому и еще не ворочался. Расцеловались с Олексой, Домашей и матерью. Детей свели вместе и отослали под надзор Полюжихи. Прибыли и прочие званые. Задерживался Дмитр, наконец прискакал и он на тяжелом гнедом жеребце. Поздоровались. - Почто не с супругой? - Недужна. <Поди, и не недужна, - подумал Олекса, приглядываясь к строгому лицу кузнеца, - а надеть нечего, после пожара-то голы остались!> Стало обидно за Дмитра: не таков человек, чтобы низиться перед прочими, а горд, самолюбив - удачей не хвастает и беды своей николи не скажет. - Как путь? - бросил отрывисто Дмитр, слезая с коня. - Товар есть для тебя. - Знаю. Спытать надо. - Хорошее железо, свейской земли, на клинки пойдет! - После поговорим. Я нынце покупатель незавидной, может, кому другому продашь? - За тобою не пропадет, не первый год знаемся! Олекса обиделся несколько, кузнец понял, потеплел: - Прости, ежели слово не по нраву молвил. Ну, веди к гостям. Уже были все в сборе, как главный гость пожаловал. Его уж и мать Ульяния вышла на крыльцо встречать, а Олекса сам держал стремя - тысяцкий Кондрат, седой, величественный, медленно слезал с седла. В горницах Кондрата приветствовали все по очереди, каждый за честь считал поклониться ему. Теперь можно было и начинать. Всего набралось с женами до сорока душ, сели за четыре стола, составленных в ряд в столовой горнице. Детей, что привезли с собою, кормили в горнице на половине Ульянии. Особо, в клети на дворе, накрыли для слуг и молодшей чади. Блюда там были попроще и пир пошумнее. Мать Ульяния пригласила к столу. Отец Герасим прочел молитву и благословил трапезу. Перекрестились, приступили. На закуску были соленый сиг, датские сельди, лосось, снетки, рыжики и грузди с луком. Разные квасы, пиво, мед и красное привозное вино в кувшинах стояли на столах. Квасы - в широких чашах, обвешанных по краю маленькими черпачками. Потом пошли на стол рыбники, кулебяка с семгой, осетриной, налимом, уха - сиг в наваре из ершей. Рыбу ели руками, пальцы вытирали чистым рушником, положенным вдоль стола. После рыбных последовали мясные перемены: утки, куры, дичь и венец всего - печеный кабан с яблоками. Кондрат прищурился. - По дороге свалили, под Новым городом! - А хоть и подале - не беда. Нынче князь и зайцев травить не дает и птиц бить на Ильмере не велит! - Ну, зайцы - то боярская печаль. - Не скажи! - подал голос Страхон. - Боярину не труд и за Мстой поохотитьце, а вот у меня сосед, лодейник, Мина, Офоносов сын, знаете его! Мастер добрый, а семья больша, дети - мал мала меньше, родители уже стары, и старуха больна у его. Дак он силья поставит, худо-бедно зайчишку принесет, щи наварят с мясом. Опеть же гоголь, утица тамо... чад-от семеро, ежель всё с одного топора, много нать! - Сейчас-то не ходит? - Какое! Ходит и сейчас! Тут не хочешь - пойдешь. А только два раза силья обирали у его... - Да. Сюда б его, мужики! Скоро пошли шаньги с творогом, морошкой и брусникой, оладьи, пареная репа в меду, топленое молоко, сливки, белая каша сорочинского пшена с изюмом. Напоследи - кисель, пряники печатные, орехи, свои и привозные грецкие. Умел угостить Олекса. Становилось шумно, гости всё чаще прикладывались к меду и пиву. Уже и жонки, кроме Ульянии, с поклоном стали покидать стол. Разгорелся спор. Захмелевшие сотрапезники осадили тысяцкого. - Немцы за горло взяли, Кондрат! - Доколе терпим?! - Дождут наши бояра, что Святую Софию обдерут, и станет тогда Колывань Новым Городом, а Новгород Торжком. - Да и то навряд! - Слыхал, Кондрат, чего раковорци лонись учудили? Уже и Нарова ихняя стала? - Молчишь! - Поведешь когда? Все пойдем! - Князя Ярослава надо спросить... - Что немцы, что Ярослав - одна стать! - Ну уж... Про князя такое! Бога вы не боитесь, мужики! - А виру дикую на возах Клуксовичева чадь взяла почто? Ты наш тысяцкий, тебе ведать, тебе и виру брать, а не ему, псу! - Ты наша защита! Князь что! Князю мы только на рати надобны! - Тише, мужики, и нам нужны низовские полки! - Нет, ты скажи, Кондрат, что Михаил Федорович думат? - Посадник один не решает, мужики! - А еще кто ле? - Елферья Сбыславича, того знаем, наш воевода, а еще кто? Михаил Мишинич? Жирослав? - Они решают за Новгород, а Новгород при чем? - Владыка пока не благословит... - Владыка тоже не весь Новгород! - И вече... - Без князя Ярослава мы что веник без обвязки, - вмешался Максим Гюрятич. - Попомните Олександра, мужики! Кабы не он, не стоять Нову-городу. - Вы так, простая чадь другояк, порядок нужен! - При Олександре был порядок! Пожни заял, села брал под себя! Да того всего мало, а вот что под татар ялись под число*, то обидно! _______________ * Я т ь с я п о д ч и с л о - записываться с целью обложения данью. - Не видали вы татар, мужики, князь Олександр знал, что делал. - Видали, ездили в низовскую землю! Надо было ему брата Андрея спихнуть с владимирского стола, небось тех же татар назвал! - Татары от бога посланы, по грехам нашим, - вставил голос кум Яков, - о них же прежде писано, и Мефодий, Патарский епископ, свидетельствует, яко сии суть изошли из пустыни Етриевьскыя, что меж востоком и севером. Так Мефодий глаголет: <Яко окончанию времен, явитися тем, яже загнал Гедеон в гору каменну, и попленят всю землю от Востока до Ефрата, и от Тигра до Поньтского моря, кроме Ефиопия!> А вот почто всех писали под число по дворам, по одину, то князь Олександр худо сделал! Вятшим легко, а меньшим трудно. Оттого у меньших и нужа, и преступници умножились, и пиянство, и чад своих в наймы в роботу дают! - Весь Новгород возмутил, стояли за Жилотугом! - Нет, нам с владимирцами в розмирье худо быть. Зайдут пути на Торжок, не пустят к нам обилья, насидисся! - А князь Ярослав нам крест целовал, что того отступаются, что брат мой, Олександр, заял, а сам чего творит? - В Новгороде иноземца утесняет - нам печаль! А во свои земли на проезд свободный от великого кагана ярлык добыл? Это как понять? Максим тряс головой: - Ну, разошлись мужики, уйми ты их, Олекса! Ульяния то и дело предлагала самым разгоряченным закусить, выпить, но спор, утихнув, снова возгорался. - Ярослав на Микифоре Манускиничи серебро поимал? - Почто обидит гостей новгородских? - Во всем только свою выгоду блюдет! От Воишелгова мятежа Литва во Плесков вбежала, хотели новгородцы иссещи их, дак не дал! Говорит: <Крещены они Святославом>. Добро! Ты, Гюрятич, не прекословь тамо, оба слушайта! Дак в то же лето пришел. Довмонт к плесковичам, и приняли его честью, и тоже окрестился во Плескове и на тую же Литву на поганую ратью пошел со плесковичами! Так Ярославу забедно стало, привел полки низовские: <Хощю бо, на Довмонта, Плескову!> Было?! - Едва возбранили ему! - Было, мужики, дак мы же ему и отсоветовали: негоже тебе, княже, с нами не уведавшись, ехать во Плесков... - А Довмонта знаем! Про него худого не скажет никто! Лонись Елферий Сбыславич с ратью и с Довмонтом, с плесковичами, ходил на Литву. Много повоевали и приехали вси здоровы. Да вот Якун был на той рати! - Прежде того Литва Полоцк заняла, а сына Товтивилова упасе бог к нам, в Новгород... - То не наша печаль его на стол сажать! - Как не наша, мужики, как бояр его и самого принели всем Великим Новгородом, а Литва его прошала убить. - Того без веча не решим, мужики, полно спорить! - Не угодно ли, мужики, вина заморского по чаше? - вновь вмешалась Ульяния. - Шумите непутем, гостя редкого обидите, Кондрат к нам боле и не зайдет!

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору