Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Балязин В.Н.. За светом идущий -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  -
вич. На Варварке изба сгорела. Новой Четверти подьячего Анкудинова Тимофея Демьянова. - Одна изба? - быстро спросил Беглецов, еще не понимая, что заставило Коростина заявиться к нему домой чуть ли не среди ночи. - Изба-то одна, да хозяин ее не простой человек. Я и подумал: не грех бы мне тебя, Никита Наумович, упредить. - А я чаю, уж не улица ли сгорела? - Слава богу, одна изба, и люди все живы, Никита Наумович. Я на пожар поспел, пепелище велел водой залить, оглядел все со тщанием - никто не погиб, и соседние дома все целы. И послухам велел быть в приказе с утра - вдруг занадобятся? - Ладно, Митяй, ступай. Будешь надобен, пошлю за тобой. Да узнай про то, где теперь Анкудинов Тимофей, и, узнав, о пожаре его расспроси. Досыпать Беглецов не стал. Постоял у окна, подумал, сказал про себя: "Ай да Митяй, умная голова, спасибо, что упредил". И, возвратившись в спальню, стал быстро одеваться - сердцем чуял: надо было не мешкая известить о случившемся начальника Земского приказа, думного же дворянина Наумова Василия Петровича. "x x x" Василий Петрович Наумов сидел в Земском девятый год. Из них семь лет вместе с Никитой Беглецовым. Служба в Земском приказе была не в пример другим службам тягостнее и беспокойнее. Ведал сей приказ всей Москвой, и, что бы где в столице ни случилось - татьба ли, разбой ли, пожар ли, или иное какое лихо, - за все про все перед государем был в ответе Земский приказ. Кроме того, с московских тяглых людишек должны были приказные люди исправно взимать налоги и по всем тяжбам вершить суд, а буде надо - и расправу. Однако бог лес не уравнял, а паче того - человеков. И потому каждое дело надо было вершить с умом и с оглядкой. Мешкать было нельзя, а уж спешить - тем более. Паче же всего следовало оберегаться поступков и решений, кои по судейскому недомыслию могли задеть людей сильных и родовитых. И потому редко когда государевы думные дворяне или дьяки какое-либо важное дело решали враз и единолично; мужики и посадские худые людишки в сей счет не шли - их делишки решал любой подьячий. В то утро, 22 июня 1643 года от рождества Христова, Василий Петрович стоял в моленной, поверяя себя господу. Тихо и благолепно было на душе у Василия Петровича, когда вышел он из моленной в горницу и увидел сидящего у окна Никиту Наумовича. "Да, в Земском служить - не в Панихидном", - подумал Василий Петрович, догадавшись, что какие-то неприятные дела привели в неурочный час его помощника. Беглецов встал, отвесил низкий поклон, коснувшись рукой пола. Наумов вопросительно на Беглецова глядел, ждал. - Дело к тебе, Василий Петрович. - Говори. - Тимофея Демьянова Анкудинова изба сгорела. - Это разноглазый такой из Новой Четверти? - Он, Василий Петрович. - Жена его Патрикеева Глеба Исаковича дочь? - Так, Василий Петрович, все истинно. Митяй Коростин на пожаре был, все сделал гораздо. При пожаре никого в избе не было, то и дивно. Изба пуста - и вдруг под утро как бы сама по себе горит, - продолжил Беглецов. - Почему думаешь - сама по себе? - Решеточный приказчик Овсей Ручьев видел, как первый сполох из избы над крышей взлетел. Коли бы ее кто снаружи поджигал, не так бы она занялась. - А зачем Тимофею свою избу жечь? - То и надобно сведать, Василий Петрович. Наумов задумался. Постучал пальцами по краю стола. - То ты добре сделал, Никита Наумович, что дело это до меня довел. Тут хорошо подумать надобно. Помню я, как приехал Анкудинов на Москву, жил он немалое время у Ивана Исаковича Патрикеева. А Патрикеев, сам знаешь, благодетелю нашему Степану Матвеевичу Проестеву первый друг. Так что дело это надо делать без всякой зацепки. А про Тимошку нынче же узнай все доподлинно: где он сам, где женка его с детишками и отчего изба его загорелась? "x x x" По дороге в приказ Беглецов прикинул, с чего начнет розыск. Приехав, он первым делом призвал к себе Никодима Пупышева - старого ярыгу, великого мастера по сыску обретавшихся в нетях людишек. Никодим пожевал беззубым ртом, поглядел в потолок, молча нахлобучил шапку и неспешно вышел. Вернулся Никодим к полудню с заплаканной молодой бабой. Оставил ее на дворе, строго наказав его дожидаться, а сам нырнул в приказную избу. - Привел, Никита Наумович. - Тимошку? - Женку его, Наталью. - А Тимошка где? - Того она не ведает. - А ну, веди женку ко мне. Наталья Анкудинова, молодая, круглолицая баба, с лицом, опухшим от слез, войдя, испуганно покосилась на Беглецова и, не ожидая вопросов, с порога заголосила: - И ничегошеньки-то я не знаю, ничего не ведаю! И чего он ко мне пристал? Хоть бы ты, господине, велел ему отстать от меня! Беглецов молча глядел на Наталью, которая причитала не умолкая. - Ты чья будешь, красавица? - спросил Беглецов тихо и ласково. Наталья мгновенно замолкла, недоверчиво глядя на Беглецова. - Анкудинова я, Наталья, - проговорила она робко. - Садись, Наталья. В ногах правды нет. Наталья присела на краешек скамьи. Страх понемногу отпускал ее, и она чувствовала, что от сидящего перед нею начального человека не надо ей ждать никакого зла. - Позвал я тебя, красавица, горю твоему помочь. - Беглецов ласково на Наталью поглядел, поиграл четками. - Знаешь, поди, что лихие люди избу твою нынче в ночь спалили? Беглецов внимательно посмотрел на молодуху. Та глаза отвела, снова дурашливо запричитала: - Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! - Да ты погодь. Нешто не знаешь, что избу твою пожгли? - Не знаю, боярин, не ведаю. - И ярыга мой того тебе не говорил? - Ничего я не знаю, не ведаю! - Ну, а муж твой, Тимофей Анкудинов, где ныне обретается? - И того я тоже не знаю. - Значит, ничего не знаешь? Ну, а как ты с детишками у Ивана Пескова оказалась - тоже не ведаешь? Наталья замолкла, снова отвела глаза в сторону. Беглецов понял: зацепился точно. Сидел, ждал, лениво перебирая четки. - Ну, так как же ты к Ивану Пескову с детишками попала? Наталья молчала. - Али мне Ивана Пескова об том спросить? Наталья заплакала. Беглецов ждал. - Ничего-то я не знаю, - неуверенно затянула она. - Ну, вот что, баба, - вдруг, сильно стукнув рукой по столу, сухо и зло проговорил Беглецов, - плакать дома будешь, а здесь слезам не верят. Или ты мне тотчас скажешь, кто тебя к Пескову привел, или не я буду с тобой разговаривать, а кнутобойцы в пыточной избе. Наталья от страха побелела. Откуда было ей знать, что Беглецов просто-напросто пугает ее? Не помня себя, Наталья заговорила: - Не гневись, боярин, на меня, глупую. Со страху забыла я все. Привез меня к Ивану муж мой, Тимофей. - А когда привез? - Нынче под утро и привез. - А зачем ему было ночью тебя с ребятишками из своей избы в чужую возить? Наталья хотела было снова сказать заведенное - "не знаю", но, взглянув на Беглецова, тотчас же передумала. - Сказал он мне, что буду я с детишками у Ивана жить. А он с Москвы вместе с Косткой, товарищем своим, вон пойдет. И они нас на телегу усадили и к Ивану свезли. А боле я, боярин, вот те крест святой, - Наталья встала, истово перекрестилась на образа, - ничего не знаю. - Что, много муж твой задолжал? - спросил вроде бы невзначай Беглецов. - И этого я, боярин, не знаю, - ответила Наталья и заплакала. Беглецов поглядел на нее печально. - Иди с богом. Будешь надобна - призову. "x x x" Отпустив Наталью, Беглецов прошел в соседний покой к Наумову. - Худо дело, Василий Петрович. - С Анкудиновым, что ль? - С ним. - Ну, говори. - Тимошка с Косткой Конюховым, Новой же Четверти подьячим, женку Тимошкину и детишек ночью свезли к Ивашке Пескову. После того изба Тимошки загорелась. А сами они, Тимошка и Костка, из Москвы побегли вон. Предвосхищая вопросы Наумова, Беглецов пояснил: - И Тимошка, и Костка задолжали в Москве немалые деньги. А чтобы те долги не платить, чаю я, Тимошка избенку свою подпалил: чего де с погорельцев возьмешь, тем паче, что баба бездомная за беглого мужика безответна. Наумов глядел куда-то вбок, вроде и не слушал. Беглецов, помолчав, спросил: - Али я не то говорю, Василий Петрович? - Может, то, а может, и не то. - Скажи, Василий Петрович, не томи. - Твоя правда, Никита Наумович, еще не вся правда, а может, половина или же четверть. А правда в том, что Леньку Плещеева, бывого вологодского воеводу, из Сибири обратно в Москву привезли. "x x x" Узнав, с каким делом привезли в Москву Леонтия Плещеева, Беглецов мгновенно понял, что теперь дело Анкудинова принимает совсем иной оборот, и потому решил бумаги по начатому розыску составлять сам. Пригрозив пыткой, он еще раз допросил Наталью Анкудинову, выспросил, что мог, у Ивана Пескова, записал речи соседей Тимофея и пищиков с подьячим, что сидели с Конюховым и Анкудиновым в Кабацком приказе. И после великого и многотрудного розыска вышло так: Новой Четверти подьячие Тимошка Анкудинов да Костка Конюхов воровским обычаем затягались со многими людьми и ночью, украв из казны сто рублей, чтобы замести следы, подожгли избу и тем же воровским, изменным обычаем бежали из Москвы неведомо куда. Полностью отводя от себя возможные упреки в нерадении и попустительстве, Беглецов отправил отписку в Сыскной приказ, чтобы на заставы посланы были листы, а в тех листах были бы описаны приметы воров, и буде божиим соизволением попадут те воры в руки властей, то, оковав железом, послать воров в Москву, в Разрядный приказ, за крепким караулом. Глава десятая "ЧЕРНИГОВСКИЙ КАШТЕЛЯН" Тимофей открыл глаза. Ясные незакатные звезды текли в черном высоком небе. И, почти дотрагиваясь до звезд, немо и недвижно стояли околдованные тишиной медные сосны. Только ближний ручей тихо журчал, обмывая коряги и камни, да всхрапывали рядом уставшие кони. Неслышно дыша, спал, разбросав длинные жилистые руки, Костя. Спали птицы и звери, и только звезды да он, Тимофей, не спали в этот час - глядели друг на друга и шептали друг другу тайное, сокровенное. Робко, будто опасаясь - не рано ли? - пискнула первая пичуга. За ней, увереннее, - вторая. Тимофей сел на ворохе сена, пригладил руками волосы, потер ладонями лицо и пошел к ручью мягкой, крадущейся походкой. Вернулся свежим, умытым, бодрым. Сила и радость переполняли его. Лес уже наполнился свистом, стрекотом и стуком бодрствующей, трепещущей, бьющейся жизни. Вставало солнце. Тимофей прикоснулся к плечу Кости. Костя тотчас открыл глаза и быстро сел, приглаживая волосы и потирая лицо. - Седлай коней, Константин. К ранней заутрене надобно быть нам в Киеве, - проговорил Анкудинов строго, как говаривали со своими стремянными начальные люди. - Счас, князь-батюшко, счас, Иван свет Васильевич, - произнес Костя дурашливо и метнулся к коням, изображая страх и великое усердие. Анкудинов не засмеялся. Подошел к Косте, сказал: - Не шутейное дело задумали мы с тобой, Константин. Кончились наши забавы. Одно слово не так скажи, одним глазом не туда посмотри - и висеть нам на дыбе в Разрядном приказе. А получится у нас, как задумали, то так с тобою заживем - царю завидно станет. - И пора бы уж, - посерьезнев, ответил Костя. - Иные недоумки, головою от рождения скорбные, в двадцать лет уже окольничьи, а в тридцать - бояре. А и всех-то заслуг - что не в избе, а в хоромах на свет появились. - А мы, Костя, хоть и из избы мир божий увидали, зато не обделил нас создатель умом да сноровкой. И пять раз будем мы дурнями, если данное нам перед иными людьми превосхожденье на пользу себе не употребим. - В золоте будем ходить, князь Иван Васильевич, и на золоте есть будем, как и подобает великим мужам, кои от одного короля к другому служить отъезжают. - Ну, дай-то бог! - весело воскликнул Тимофей и вскочил в седло. А Костя бережно собрал осыпавшееся сено, закинул его на верхушку стога и, тронув коня, выехал из леса. "x x x" Адам Григорьевич Кисель, черниговский каштелян, комиссар короны и сенатор республики, в этот день долго не ложился спать. Через двое суток в Варшаву отправлялся воеводский гонец, и Адам Григорьевич с двумя писарями готовил необходимые письма. Адам Григорьевич, сидя в углу комнаты, диктовал, затем читал написанное, перемечал киноварью и отдавал обратно - писать набело. От долгой работы у каштеляна заболела спина, резало глаза: все никак не мог собраться поменять очки, да и годы давали себя знать - все-таки шел седьмой десяток. Когда часы пробили десять, Адам Григорьевич встал, потер поясницу, повел плечами. - Завтра придете в десять. Писаря молча поклонились. Адам Григорьевич походил по комнате, посидел у стола, сложа руки. Подумал. Медленно, аккуратно очинил перо, затем второе и третье. Придвинул к себе лощеную бумагу с затейливым фламандским вензелем в верхнем правом углу. Придвинул шандал, аккуратно снял со свечей нагар. Склонив голову набок и взяв перо в левую руку, вывел тщательно: "Ясновельможный пан! Неделю назад в Киеве, в Печерском монастыре, объявился некий беглец из Московии, называющий себя Иваном Васильевичем Шуйским - внуком покойного царя Василия. Моими стараниями ныне живет князь Шуйский на моем киевском подворье. Я постарался, чтобы слух о его появлении не распространялся, по крайней мере, до тех пор, пока вы не примете решения, как следует с ним поступить и что предпринять. Гонец, который доставит это письмо, должен привезти от вас и ответ на него". Кисель улыбнулся и сразу же написал второе точно такое же письмо. Залив конверты с письмами сургучом, Кисель вдавил в еще мягкий сургуч серебряный перстень-печатку с латинскими буквами "F" и "S" и, еще раз улыбнувшись, сам себе сказал: "Ай да молодец Адам Григорьевич! Ай да розумный чоловик! Теперь читай письма кто хочешь - никак не догадаешься, кто и кому их писал". "x x x" Летом каштелян вставал до первых петухов. И на этот раз проснулся ни свет ни заря. Светало. Адам Григорьевич полежал с открытыми глазами, разгладил усы - делал он это всякий раз, когда крепко над чем-нибудь задумывался, - и хлопнул в ладоши, вызывая казачка. Хлопчик лет десяти тут же вбежал в спальню и замер у порога. - Оденусь я сам, а ты пойди в гостевые покои, где живут ныне паны из Московии, и попроси ко мне Ивана Васильевича не мешкая. Мальчик выбежал, а Адам Григорьевич неторопливо, по-стариковски, стал одеваться. Только он затянул златотканый кушак, как тот же хлопчик возник на пороге и, низко поклонившись, сказал: - Иван Васильевич московский до вашей милости. Адам Григорьевич погладил усы, велел: - Проси. Анкудинов вошел быстро. Здороваясь, чуть наклонил голову, взглянул сумрачно. Кисель шагнул навстречу, протянул руку, проговорил душевно: - Поздорову ли, князь Иван Васильевич? - Спаси бог на добром слове, Адам Григорьевич. Поглядели друг на друга внимательно. Анкудинов, как и прежде, - недовольно, Адам Григорьевич, как и прежде, - ласково. Тимофей будто ненароком коснулся пальцами золотого креста, что висел у него поверх кафтана. Остановившись перед дверью в соседний покой, Адам Григорьевич спросил участливо: - Ай чем недоволен, Иван Васильевич? Анкудинов, поглядев строго, сказал громко: - Не холоп я, Адам Григорьевич, и не слуга твой. А корм мне и дворянину моему идет не по достоинству, а будто мы простые мужики или казаки. - И только-то? - засмеялся Адам Григорьевич. - Ну, эта кручина - не беда, князь. Ну, да ладно - не гневайся, князь. Чего раньше-то не сказал? - Гонор шляхетский и у меня есть, пан Адам. Христарадничать князья Шуйские и в нужде не обыкли. - Да что ты, князь! Корм тебе я со своего стола посылаю. Да дело-то в том, что сам я в яствах и брашнах умерен, говяды и в мясоед не вкушаю, в вине воздержан, пища моя - хлеб, молоко, да то, что с огорода и с бахчи на стол идет. - Кисель обнял Тимофея за плечо: - Стар я стал, забываю, что в молодые годы и я попить-поесть любил. А ведь вы люди молодые, вас молочком да дыней не насытишь. Адам Григорьевич хлопнул в ладоши. Подбежавшему казачку сказал весело: - А ну, хлопчик, скажи, чтоб несли в застольную вина ренского добрую сулею да быстро бы зажарили индюка и всего прочего принесли бы тотчас довольно. Кисель показал рукой на дверь в соседнюю комнату. Сам дверь распахнул, пропустив князя впереди себя. Сел на лавку сбоку, гостя посадил под образа. Погладив усы, начал тихо: - Позвал я тебя, князь, по спешному делу. Через час пойдет в Варшаву гонец с письмами к панам-сенаторам. Одно письмо - о тебе. Не лучше ли это письмо послать с верным человеком особо? Правый глаз у князя Ивана Васильевича стал чуть косоват: задумался князь. - У меня, Адам Григорьевич, два верных человека. Известный тебе дворянин Константин Евдокимович да, чаю я, еще и ты. Не остыл еще Тимофей от недавнего разговора - держал на Киселя сердце. "Экой наглец", - подумал Кисель. Однако ответил сдержанно: - Я, князь, верный человек только моему королю да православной церкви. А тебе - лишь доброхот, покуда готов ты служить нашему делу и вере наших отцов. Анкудинов понял, что перегнул палку, поставив Костю и Киселя на одну доску, а себя против них возвысив. Здесь, на удачу, появился казачок с серебряным подносом, с серебряными же сулеей и стопками. - Стало быть, и думать нечего, - ответил Анкудинов с улыбкой. - Коли нужен верный человек, хоть и один он пока что у меня, бери его, Адам Григорьевич, и любой твой наказ он исполнит, как мой собственный. - Добре, князь, - ответил Адам Григорьевич, наливая в стопки душистое ренское. Гостю - под край, себе - самую малость. - Вели своему человеку быть в канцелярии, как только мы с тобой угощаться кончим. "x x x" Костя выехал в Варшаву вместе с гонцом пана Адама, казаком по имени Силуян, лишь только взошло солнце. Шли они одвуконь, ведя в поводу сменных лошадей. В девять часов утра, по летнему времени в самую обеденную пору, гонцы остановились у ручья, на опушке соснового бора. Неподалеку от них на большом панском поле жали хлеб мужики и бабы. Солнце взошло уже довольно высоко. Становилось жарко. Костя и Силуян расседлали коней, разулись, положили под головы седла и с наслаждением вытянули ноги. Расстелив чистый холщовый плат, Силуян разломил хлеб, отрезал два куска сала, достал из тороков кисет с солью и походную деревянную сулею с водой, похожую на сырный круг. Молча сжевали гонцы мягкий пахучий хлеб, розовое твердое сало и прилегли снова - набираться сил перед дальней дорогой. Костя закрыл глаза, и возникло перед ним все, что увидел он, выехав из Киева. Увидел дорогу - широкую, пыльную, серую. Желтые хлеба, зеленые травы. Полуголых, черных от загара косарей, белые платочки жнущих баб. Верхоконных панских надсмотрщиков, что медленно, как бы задремав в седлах, п

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору