Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Башкуев А.. Призвание варяга -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  -
брать ударами с запада!) Так сама Природа развела Россию и Польшу по "разные стороны баррикад". Поэтому Барклай не стал рисковать и "подбирать земли" к востоку от Витебска. Вместо этого тысячи паровых машин были поставлены на телеги и переброшены на строительство "Восточного Вала" -- системы траншей и фортов по всей границе с Россией. Когда меня спрашивают -- "А было ль Восстание?", - я предлагаю проехать на Днепр и посмотреть на тамошние траншеи полного профиля, обращенные -- против русских. Когда наивцы бормочут: "А может быть это -- поляки?!" - я отвечаю: "Господа, это -- траншеи. Это создано после Разделов Речи Посполитой. А кто еще, кроме нас, в эти годы мог отрывать такие траншеи против вас -- русских?!" (Забегая вперед, доложу, что "Восточный Вал" сыграл свою роль в событьях Войны 1812 года. Хоть этого никто и ждал!) Другая постройка той же зимы -- "Дрисский Рубеж". Равно как мы страшились нападения русских с востока, так же мы опасались и угроз католических с запада. Но если "Восточный Вал" возник на высоком берегу Днепра, "Дрисский Рубеж" откапывался на низком -- правом берегу Дриссы и его все время затягивало грунтовыми водами. В итоге уже к началу 1798 года все силы с Дриссы были переброшены на строительство "Восточного Вала". Строительство ж "Дрисского Рубежа" признано "бессмысленным и бесперспективным". Удивительно, но русские нам не поверили и работы по "восстановлению Дрисского Рубежа" начались незадолго до вторжения Бонапарта. На сей раз строил Фуль, но и у него -- траншеи превратились в бесконечные канавы с водой. С точки зренья Истории -- наш отказ продолжить работы на Дриссе привел к ужасной осаде Риги летом 1812 года и фактической сдаче Литвы и Курляндии -- якобинцам с поляками. Но против Бога с Природою не попрешь. Сколь воду ты не откачивай, - она дырочку сыщет. Зато, - как стоял "Ливонский Рубеж" так и стоит -- ни одна якобинская сволочь не прорвалась сквозь него в сердце Лифляндии. Как выстроился "Восточный Вал", так и не выскочил чрез него Бонапарт из России... Божья Воля. Когда русские осознали величие "Восточного Вала", сам Суворов отказался его штурмовать. За это Павел его отправил в отставку. Но утрата губернии Витебской привела к отсеченью России от прочей Европы! Теперь русским нужно было рассчитывать лишь на свои собственные ресурсы. А тут -- новая катавасия. Павлу подали петицию московских помещиков, в коей ему доносилось: "Кредитный Банк Российской Империи отказывает в предоставленьи кредитов русским помещикам на основаньи того, что они -- русские. Все же кредиты идут лишь полякам, которые совершенно выжили всех русских с рынка и теперь ценами унижают русских людей". Павел вскипел. Он решил во всем разобраться и вызвал к себе своего казначея и директора Кредитного Банка. Сей Институт появился в России во времена Анны. В те годы русские дворяне, разоряемые бироновщиной, стали продавать собственное "дворянство" в обмен на прощенье долгов. Тогда Анна, чтоб не извести вконец свою ж армию, предложила закладывать имения в Кредитный Банк. В итоге -- к началу правления моей бабушки долги частных лиц Кредитному Банку составили шестьдесят миллионов гульденов золотом (это около трехсот миллионов рублей!). Это при всем Имперском бюджете -- в сорок миллионов гульденов на круг... Бабушка моя поняла, что взыскать сию сумму с неплательщиков невозможно и простила все эти долги. Так что к началу Правления Павла Кредитный Банк стал опять приносить некий доход. Когда Павел потребовал от своих слуг об®яснений, Директор Кредитного Банка встал на колени и закричал: - "Вы ж меня без ножа режете! Лучше увольте, но не заставляйте давать денег русским! Они же -- не отдают!" Павел весьма изумился. Но проверка банковских записей показала удивительную картину: русские и вправду не отдавали долгов. На Руси весьма своеобразные понятия Чести: проигранное отдают любою ценой. Зато долг процентщику отдадут лишь по пьянке, иль в каком ином состоянии умопомешательства. При этом на полном серьезе кредитные деньги воспринимаются как "дурно нажитое" и сплошь и рядом к ним относятся: "легко пришло, легко и уходит". Возвращать же долги никто и не думает! Иное дело -- поляки. Эти воспитались в нормальных рыночных отношениях и собственную деловую репутацию ставят превыше всего. Поэтому польский помещик отдавал деньги исправно и в срок. В соответствии с Указами моей бабушки "исправный должник" получал льготу -- в увеличении кредита. В итоге те же московские магнаты Кесьлевские к 1812 году к весне брали в Банке кредит на два миллиона рублей серебром и успели вернуть его до начала Войны со всеми процентами -- именно потому, что начиналась Война и поляки Кесьлевские боялись, что русские заподозрят их в желании не отдать под шумок! А какой русский решился бы на сей подвиг?! Кесьлевские ведь -- отдали долг не имея еще прибылей с урожая... Но люди сии заботились о своей деловой репутации! Это -- Кесьлевские. В то же самое время кредитный предел для русских помещиков в Московской губернии составлял... вы не поверите. Полторы тысячи рублей. При невозврате сей суммы -- новый кредит не выдавался. С 1810 года ни один русский помещик в Московской губернии не мог получить денег в кредит, ибо был должен Кредитному Банку по счетам прошлых лет. Почувствуйте разницу. Одни просят и получают два миллиона рублей серебром под Честное Слово, а другим не дают и полутора тысяч! Это и называется -- разницей в деловой репутации. Вы по-прежнему удивляетесь, что за сорок лет горстка изгнанников смогла подмять под себя две трети земель Московской губернии, да производить четыре пятых ее урожаев?! А вы не задумывались над тем, что у этих поляков -- помимо всего и урожайность на квадрат почему-то в полтора-два раза выше, чем у русских, да еще и на худшей земле?! Почему? А вот -- потому. Павел осознав эту реальность впал в состояние комы. Когда он из нее вышел, он собрал у себя всех русских, подписавших сию ябеду и сказал так: - "Почему вы долга не платите?" На сие ему отвечали: - "У нас -- недород. У нас -- обстоятельства!" Тогда Павел расчувствовался и заявил: - "Коль русским у нас в стране будет плохо, плохо будет и всей Империи. А может быть и -- всему Миру". Без комментариев. На основании этих слов Павел уволил Директора Кредитного Банка и собственного казначея, приказав выдать денег всем русским помещикам под их Честное Слово. (Полякам же велели больше не давать и копейки!) На русский рынок обрушился невиданный "дождь" дешевых рублей. Это при закрытии "Латвийской границы", бойкоте русских товаров средь "северных стран" и очередной Войне на Кавказе... За 1797 год рубль обесценился в восемь раз. Но даже столь дешевые рубли в Кредитный Банк не вернули и с такою инфляцией! Так русская казна начала свое неуклонное движение в бездну, а Павел к своей могиле. В конце 1800 года Россия окончательно обанкротилась, - первым рухнул Кредитный Банк под грудой невозвращенных долгов... С октября 1800 года в русской армии не выплачивали никому жалованья, - это просто удивительно, что Павел дожил до марта 1801 года! И это случилось с той самой страной, которой моя бабушка оставила недурную казну в тридцать миллионов рублей серебром! Да не в павловских ценах, иль ассигнациях Александра, но -- бабушкиных "полновесных рублях"! Нет, недаром ее кличут -- Великой! Все сии безобразия до глубины души возмутили "польскую партию". (Павел запретил давать кредиты только полякам и они увидели в том особую обиду в свой адрес.) И если до сего дня "поляки" на Руси грызлись с "немцами", теперь мы впервые оказались с ними -- "товарищи по несчастью". Что любопытно, полякам все равно нужны были деньги и они обратились к кошельку моей матушки. В чем им не было отказано. Мало того, - на сей случай матушка нарочно ввела "мягкий кредит" и поляки получали у нее средства под меньший процент. Если угодно -- в те дни мы впервые увидели друг в друге не просто врагов, но торговых партнеров и сие стало прологом к нынешнему "Золотому Веку" Империи. Давайте начистоту. Россия -- единственная страна во всем мире, в коей политикой занимаются все, кто угодно, кроме "титульной нации". Дело в российской Природе. Во всех иных странах становление национальных партий происходило на основании интересов экономических, - обычно на производстве тех, иль иных продуктов питания. На Руси ж -- вся земля "зона рискованного земледелия", а на сих рисках не выстроить регулярную экономику. И из этого -- последовательную политику. Поэтому до начала "промышленной революции" на Руси и не могло быть никаких политических партий -- столь слабая база в сельском хозяйстве не могла обеспечить общности интересов. Но, когда на Россию пришел "промышленный бум", здесь уже пронеслась и "бироновщина", и "избиения немцев" так что вопросы национальные вышли на первый план. Легче всего в любой стране поднимается "промышленность легкая" - пищевая, мануфактура и прочее. Наиболее развиты сии отрасли в "легкомысленной" Франции и ее восточной союзнице -- Польше. Так что первые же мануфактуры в России возводились только поляками и -- для поляков. (Они опасались, что русские учудят в их отношении нечто подобное расправе над курляндским правлением и надеялись, что разрушение мануфактур без поляков -- остановят русский погром. Расчет их был верен.) Так возникла "польская партия". Сегодня в ней уже больше русских, чем чисто поляков, но по сей день -- сии люди выступают за поблажки сфере обслуживания, легкой промышленности и ресторанам. Но вслед за "легкой промышленностью" во всех странах подымается промышленность и "тяжелая". Шахты, выплавка стали, горное дело, военная индустрия всегда были любимым коньком всех германских племен. Так возникла "немецкая партия" Российской Империи. Партия пушек, верфей, шахт и железных дорог. Обратите внимание на одну тонкость. Начинали-то мы все по -- национальному признаку. Но деньги не имеют национальности. Потихоньку все в нашем кругу перемешались, да переженились между собой, так что сегодня -- полным-полно немцев в пекарнях, равно как и поляков -- в литейных. "Партии" же сохраняют свои имена только лишь на основании былых экономических приоритетов. Обратите внимание -- экономических. Все же решения Павла были продиктованы чем угодно, но только не экономическим смыслом. Неудивительно, что в первые же полгода правления на него ополчились как "немцы", так и - "поляки". (Вся же вражда наших партий свелась сегодня к прениям над бюджетом и вопросам налогообложения, иль напротив -- поблажки тем, иль иным областям индустрии. Если так будет и дальше, когда-нибудь мы дорастем до нормальной парламентской демократии. Конечно, хотелось бы -- раньше, но -- всякому овощу свое время.) x x x Осенью 1798 годя указом Императора Павла я был произведен в прапорщики Лейб-Гвардии Семеновского полка. Государь пошел на сие, скрепя сердце, но его принудила международная обстановка. Когда "обозначились контуры" павловского режима, все инородцы поспешили прочь из столицы. Лютеране с иудеями живо укрылись в матушкиной Риге, хуже пришлось католикам, которые бежали к Наследнику Константину в его полу-католический Киев. Если такие горести были у армейских чинов, вообразите, что творилось на флоте! Россия "вышла к морю" на нашей памяти и все высшие флотские должности были по праву за "инородцами", имевшими морское образование. Причем большая часть адмиралов была именно католиками! Ведь моряки по характеру не любят перемен и по добру никто из них не пойдет к чужим берегам проситься на службу. Поэтому русскую форму надевали прежде всего выходцы из Данцига и Курляндии, обученные в польских мореходных училищах, - все прочее побережье было насквозь лютеранским и католическим капитанам было непросто даже бросать якорь в ином порту. Немногим лютеранам и тут повезло: согласно договору меж бабушкой и матушкой - Балтийский флот был наделен правами "экстерриториальности", так что команда корабля, бросившего якорь в Риге, Ревеле, или Рогервике, надевала черную форму, а вернувшись в Кронштадт и Питер - поднимала бабушкины цвета. Хуже пришлось католикам. Они не могли пристать к Константину и это породило "эпоху русских географических открытий". Если вспомнить, что адмирала Крузенштерна звали Адам, а адмирала Беллинсгаузена - Тадеуш, можно понять насколько им стало туго. От хорошей жизни не поплывешь открывать Антарктиду, или - вокруг света... Завершение же эпохи "русских открытий" связано с тем, что ныне все флотские капитаны с адмиралами - воспитанники Рижской мореходки. (А русская флотская форма не "петровско-андреевская" белая с синим, но "лютеранская" - черная с белым.) Как вымерли последние католики на флоте, так и отпала надобность путешествовать "за три моря". (Кстати, Афанасий Никитин отправился в Индию не от хорошей жизни, но, спасая себя от монгольской сабли, да московского бердыша, - его родимая Тверь затрещала под ударами москвичей, да их татарских союзников.) Но не всем дано плавать в полярных льдах, или помирать от тропической лихорадки. Поэтому большая часть флотских католиков настояла на военной экспедиции в Средиземное море - против тамошних якобинцев. Так вышел "Второй поход" Ушакова, увенчанный взятием Корфу и созданием "Республики Ионических Островов". Все было бы хорошо, если б не Павел. Жители Мальты, измученные жестокостями британского правления, увидав столь мощную эскадру вблизи своих берегов и обнаружив известную доброту Ушакова, обратились к Павлу за помощью. И тот стал "Гроссмейстером Мальтийского Ордена" со всеми вытекающими последствиями. Англичане увидали в том повод к войне и немедля пригнали подмогу к армаде лорда Нельсона, закрыв Гибралтар. Французы, узнав о начале войны на море меж нами и Англией, немедля заключили союз с турками и стали накапливать в турецких портах (в паре плевков от Корфу) эскадру Брюэса. Россия же оказалась "меж двух огней" в состоянии войны с обеими великими державами. Вырваться из такого кольца не представлялось возможным, и без леса на починку кораблей, боеприпасов и провианта ушаковская эскадра была обречена. Тогда русские католики, надеясь спасти братьев по вере, уговорили Павла послать самого князя Суворова в Итальянский поход. (Получи мы надежные базы для флота в Италии, дело приняло бы иной оборот.) Поэтому Павел об®явил все мое поколение остзейцев офицерами Семеновского полка, повелев нам "следовать на войну". Согласно обычаю, с бароном в поход выходит до роты его мужиков. Так Император надеялся получить наши штуцеры, молва о коих гремела по всей Европе. Единственное, чего он не учел (а он отличался даром не видеть сути), что все высшие чины в Суворовской армии были за католиками. Сама же идея послать родных чад на суд и расправу к католической нечисти, вызвала во всем ливонском дворянстве хохот почти истерический. Павел весьма изумился, когда матушка, пышно отпраздновав наше производство в офицеры имперской армии, на другой день под овации и рукоплескания всей Остзеи огласила Указ, по которому отлучка из Латвии без ее письменного разрешения об®являлась Изменой Родине. Павел в ярости приговорил всех нас к смертной казни, матушка тут же не осталась в долгу, приняв у нас Присягу Латвии. Никогда мы не были так близки к окончательному отделению от великого соседа! Лишь осознав это (и найдя в сем деле корень личной вины), Павел пошел на попятную... В 1799 году я защитил докторскую по химии. Не будь я сыном моей матушки, не видать мне столь важной степени в шестнадцать, как моих ушей. Но то, что в 1807 году я стал членом Прусской Академии Наук, а в 1808 - Парижской Академии, дозволяет мне верить, что хоть и не в шестнадцать (что - нонсенс), но в реальном возрасте я все ж защитил бы обычную диссертацию. С детства я питал слабость к матушкиным порохам и фейерверкам. Поэтому на практикумах, обязательных в Дерпте, я баловался с парафинами, получая из них нечто по древним рецептам "греческого огня". (Такую тему я сам выбрал для "личной работы".) Однажды я прокалил соду, сплавил ее с белым глиноземом (все по старинным трактатам) и обработал сплав горячим раствором "парафиновых кислот". Полученное мыло обладало невероятно горючими свойствами. Оно горело прямо в воде, прекрасно липло к любой поверхности и прожигало насквозь даже металл. Я дал ему имя -- "NAPalm", - или Натрий-Алюминиевые соли Пальмитиновой кислоты. (Пальмитин - основной углеводород нефтяных парафинов). Мое мыло сразу пошло в дело для начинки ядер нового типа, - "брандскугелей" (ими в Рижском заливе были сожжены якобинские эскадры в 1812 году), а мне - присвоено звание доктора химических наук. Сегодня считают, что мои научные заслуги больше связаны с технологией производства активного хлора и хлоратов, а также за работы с азидом ртути и азидом свинца. Иными словами - хлорного пороха к "пушкам Раевского", да капсюлей к "унитарному патрону". Но сие - вопрос Тайны. Россия - страна с малым флотом, и перечить нам готова одна только Англия. Напалм же используется лишь в береговой артиллерии. (Чтоб не пожечь свои же корабли, да - пехоту.) Поэтому по сей день технология его производства остается нашей Государственной Тайной. Вот приплывут к нам сыны Альбиона, тогда и - рассекретим. Здесь мы подошли к вопросам секретности. Все наши научные подвиги с первого же дня были окутаны завесой секретности, граничащей с паранойей. Только в 1807 году после Ауэрштедта, французы на весь мир раззвонили ужасную для них новость. За пятнадцать лет секретной работы и баснословных гонораров матушка собрала в Дерпте весь цвет лютеранской математики (Дерптская школа по сей день почитается лучшей в мире) и химии. Только тогда и вышло наружу, что цвет латвийского офицерства "сгубил молодость" за пробирками и логарифмами в Дерпте, в отличие от наших русских сверстников. Нынешнее "немецкое засилье" в армии об®ясняется тем, что нашему брату не отшибли последние мозги в павловской казарме, - вот и вся разница. Сегодня, вспоминая о молодости, я вижу перед глазами огромные залы, брызжущие тысячами свечей, оркестр, гремящий вальсы, да мазурки, и разряженных веселых девиц, от которых так и разит духами, как от кокоток. Но по ночам мне грезятся иные миры. Темная укромная зала Дерпта. Два-три подсвечника не могут рассеять таинственный полумрак этой теплой и уютной комнаты. Где-то далеко плачет одинокая скрипка и я танцую печальный менуэт, или сарабанду с грустными дочками наших ученых. Мимо меня неслышными тенями скользят другие пары, в темноте взблескивают погоны и эполеты и, кроме плача скрипки - тишина... Только скрип наших сапог со снятыми шпорами и еле слышное шуршанье платьев наших дам, да затаенный шепоток и еле уловимые запахи цветов в темноте... Моя даль

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору