ругать вашего Фридриха, но своими указами против  нас  он
только лишь  радовал  простой люд!  Это  простые  немцы  требовали у  короля
"выжить  жидов", самому же ему сие было  --  без надобности. Поверь мне, - у
него  возникли  огромные  проблемы  с  финансами,  но  он  не  пошел  против
подданных...
     Глас Народа -- Глас Божий. И сей Глас единожды вынудил самого Железного
Фрица действовать во  вред себе и всей Пруссии.  Мать  твоя  тоже не  пойдет
поперек...
     Мы долго обсуждали сие с твоей матушкой и решили, что для всех нас (а в
особенности -- твоей Пруссии и  моей "лютеранской земли") будет лучше, ежели
мы с тобой -- никогда не поженимся..."
     Мне было  жаль бедную  девочку.  У нее был такой взгляд, - будто  земля
ушла у нее из-под ног.  Она  читала романы (в основном -- исторические) и  в
них  все понятно и просто. Вот  --  герой, а вот это -- злодеи и в конце все
получат то, что заслуживают.
     То,  что вот  она -- Наследница Прусского трона не может выйти замуж за
равного Принца из-за причин политических, за всю жизнь ни разу не  приходило
ей  в  голову.  Девушка  побледнела, медленно  выпустила меня,  а  потом,  с
каким-то отчаянием, не смотря мне в глаза, тихонько промямлила:
     - "Мы могли бы... Если бы  ты получил у жены  законный  развод,  мы  бы
могли с тобой жить, как частные лица... Мы уехали бы куда-нибудь в Парагвай,
иль -- Боливию и жили бы долго и счастливо. Я бы нарожала тебе кучу..."
     - "Нет. Не кучу. На мне -- "Проклятье фон Шеллингов". Ты же -- здоровая
женщина. У нас с тобой не  может быть много детей. Скорее  всего,  - у нас с
тобой вообще никогда не будет ни одного ребенка!"
     Мне показалось, что кузину как будто ударило. Она пошатнулась,  втянула
голову  в плечики. Она  закрыла глаза,  она что-то хотела сказать,  но голос
предал ее. Принцесса только лишь разводила руки в разные стороны и...
     Потом она вдруг опомнилась. Вокруг были фрейлины  и "не пристало девице
фон Гогенцоллерн показывать рабам свою слабость!"
     Это  было,  - как  будто  женщина  затягивает шнуровку на лифе.  Сперва
чуть-чуть, затем пошло и пошло...
     Кузина   выпрямилась,   до  крови   закусила  губу,  откуда-то  достала
микроскопически  малый  платок,  кончиком  его  промакнула  глаза,  пошла  к
высокому большому окну и замерла у него, точно статуя.
     Не знаю, сколько она там простояла. Затем она обернулась ко мне, и  все
слезы,  приметы отчаяния  совершенно изгладились  с  ее чела. Тихим  и  чуть
безразличным голосом она сухо осведомилась:
     - "Я  не  понимаю  одну только вещь. Моя  мать  -- урожденная  Шеллинг.
Почему у нее нет "Проклятия"? Ты знаешь -- ты умный, - объясни мне. Мне  сие
очень важно!"
     - "При браке  здорового человека с человеком с "Проклятием" у них может
быть  здоровый  ребенок.  Иль  --  ребенок  с "Проклятием". При  одном  лишь
условии. Для женщины это должна быть -- самая первая из беременностей. Самая
первая беременность приносит ребеночка. Долго объяснять -- почему.
     Твоя мать -- единственная дочь у твоих деда с бабкой. Дед был здоров, а
бабка  --  с Проклятием. Проклятие же  --  вещь относительная, - будь  людей
подобного  сорта  больше так называемых  "здоровых"  людей,  -  "проклятыми"
считали бы тех, кто нынче "здоров"...
     Король  Фридрих  боялся  влияния  "новой  родни"  на своего племянника.
Поэтому он и выбрал именно твою мать -- у нее не было ни сестер, ни братьев,
кои могли б повлиять на вашу политику.
     Так что...  В  известной  степени,  -  твоя мать -- Королева  благодаря
Родовому Проклятию!"
     Принцесса  опять  отвернулась  к  окну.  Алые пятна на щеках ее  горели
сильнее и ярче, как будто бы девушка  вышла  на сильный мороз. Может быть --
мысли передаются на расстоянии, а  может быть и впрямь  в доме фон Шеллингов
бытует гипноз с телепатией, но я вдруг осознал -- о чем она думает, и сам --
покраснел от... Ну, вы понимаете.
     Когда она повернулась опять, взгляд ее  был прям и... пожалуй,  что  --
откровенен. Она подошла ко мне, прижалась щекой к  моим медалям и  прусскому
ордену и еле слышно произнесла:
     - "Какая у тебя должность в свите моего жениха?"
     - "Я -- его личный Телохранитель и Начальник Охраны".
     - "А кто будет охранять... после свадьбы меня?"
     -  "Я же. Я буду числиться Вашим Телохранителем  и Начальником и  Вашей
Охраны..."
     Принцесса покойно вздохнула и с облегчением произнесла:
     - "Вот и решилось все... Я Тебе была пред  Богом Обещана, а Ты -- Давал
Слово мне... Сие -- Перст Божий".
     Я хотел  возразить, но  Шарлотта пальцем  закрыла  мне рот, а потом  --
по-сестрински поцеловала меня. Тут за моей спиной хлопнула дверь, и раздался
знакомый мне голос:
     - "А вот и я!"
     Я бережно опустил мою будущую Государыню на пол, обернулся и увидал Его
Высочество. В руках мой друг держал огромную груду цветов, и первое время он
не мог разглядеть, что происходит посреди комнаты. Когда же  он  осознал то,
что  видел, цветы медленно рассыпались по всему полу, принц сперва мертвенно
побледнел, затем сразу побагровел и схватился рукой за воротничок, как будто
бы тот придушил его.  Потом он провел рукой по лицу, будто  отгоняя какое-то
наваждение, и прохрипел:
     - "М-м-да..."
     Я щелкнул каблуками,  поклонился моей будущей Государыне и торжественно
произнес:
     - "Ваше Высочество - мой  кузен", - а затем обернулся  к моему будущему
Государю и  добавил, -  "Ваше Высочество - моя кузина", - после чего  закрыл
глаза и мысленно простился с жизнью.
     Не знаю,  какие бы громы и  молнии прогремели над моей головой, если бы
не  Ее Высочество. Думаю,  я  бы не смог  так быстро оправиться  от  чего-то
подобного. А она  вместо того, чтобы объясняться,  или оправдываться, кошкой
бросилась к Его Высочеству, шумно втянула воздух носом, и прошипела:
     - "Да Вы пьяны,  сударь! Да как Вы  смели?!" - и с сиими словами  пулей
вылетела из гостиной, пнув по пути несчастный букет.
     Вы не  поверите, - мы добрых два часа сидели с кузеном под ее дверью  и
на два голоса  уверяли, что мой друг - трезв, как стеклышко, а мимо нас, как
разъяренные фурии, носились ее фрейлины.
     За  эти-то  два часа  и  выяснилась причина  смешного недоразумения:  у
прусской  принцессы  был только  маленький медальон с изображением  Великого
Князя. Но никто не сказал ей,  что мы с Государем - кузены и потому схожи по
облику.
     Она знала о высоченном росте Его Высочества и его статях. Но  откуда ей
было знать, что из  всех друзей Высочества один  я  -  выше него  и крепче в
телосложении.
     Ей сказали, что  жених будет в форме  егерского  капитана, но откуда ей
знать,  что уже в дороге Высочество  осознал свое полное неведение армейской
рутины.  Глупо  бы  мы  смотрелись,  если  б  я,  как  "поручик",  советовал
"капитану" - что тому  делать! Поэтому-то  принц сам пожелал,  чтобы я  тоже
сменил  свой  мундир на  капитанский, после чего  отличить  меня от него мог
только тот, кто видел вживе обоих.
     Так что  весь  инцидент благополучно разрешился к всеобщему смеху. Был,
правда, один момент...
     Впрочем, мы  с Государыней поклялись перед Государем всеми мыслимыми  и
немыслимыми клятвами, что он  стал свидетелем невинного сестринского поцелуя
в щечку, а если ему что и привиделось, так... Бахус - могучий бог.
     Впрочем, Государь в той же степени,  как и мы, желал быть  убежденным в
том, что ему говорили. Принцесса  была воплощенная  Грация, а кроме того  --
без сего брака он не имел ни малейшего шанса на русский трон!
     Юные  ж  фрейлины быстро  смекнули,  с какой  стороны намазан маслом их
бутерброд, и помогали нам, как могли. Я присмотрел за тем, чтобы в известное
время они нашли хорошую партию, а Государыня позаботилась об их приданом.

     Прошло  двадцать  лет.  Брак  Государя  и  Государыни  никогда  не  был
счастлив.  Николай  не  скрывал,  что  женился из-за  чудовищного  приданого
прусской принцессы, а жена досталась ему...
     После 1837 года он часто говорил всем:
     - "Знаете, - жена моя мне досталась -- не девочкой! И кто  бы вы думали
был у ней  "Первым"?  Мой кузен --  Бенкендорф!  Я сего так не  оставил, - в
первую ж  ночь  спросил у нее --  с кем она  хороводилась? Так сия шлюшка не
желала  мне отвечать!  Мы  повздорили,  на  шум пришел  ее  хахаль,  коий  и
признался во всем...
     Вообразите,  - я женился на "порченой"! Так эта дрянь --  вместо  того,
чтоб  --  передо мной извиниться,  бросилась в ноги кузену,  обхватила их  и
стала плести какую-то чушь!
     Мол, - наговаривает он на себя! Нашла  -- дурака! А чего ж  мать-то его
выдала за ней такое приданое?! Ясно, что эта жидовка решила протащить своего
внука на Царство -- вот и заплатила за этот Брак!
     Так сей  наглец обнажил шпагу и сказал мне,  -  "Ежели  тебя что  -- не
устраивает, я дам тебе сатисфакцию. Я переспал с невестой твоей  -- убей  же
меня за сие!" Что мне было делать? Я сказал ему, что он -- не Царского Роду,
чтоб мне с ним биться. И вообще -- жиды не смеют требовать сатисфакций...
     Так и  живем, - он спит с ней, а она рожает  от  меня  цесаревичей.  От
него-то  она  могла  родить  только лишь  одного -- самого первого. Но вроде
бы...  Уезжал он, когда  мы  с ней  зачали  Сашку...  А впрочем -- черт  его
знает..."
     Так заговорил  теперь  Наш Государь.  В молодости же все свое свободное
время  (а  у  него  было  много  свободного  времени, ибо мы  с  Государыней
освободили его от почти всех важных дел) он проводил на парадах с маневрами,
да  под  юбками  многочисленных  фрейлин.  И  так  уж  все  вышло,  что  его
собственная жена  всегда поощряла его  и  ссужала  необходимыми деньгами  на
подвиги.
     Государыня  жила  затворницей  и  любящей  матерью. Она  ни на  шаг  не
отходила от "своих милых крошек" и не желала выходить в Свет. Кроме детей --
дела внешней политики больше всего занимали ее и на сем она очень сошлась  с
Нессельродами, -  в  первую очередь  с  Прекрасной  Элен,  коя  и  стала  ее
важнейшей наперсницей.
     Когда  Государь  (обычно  навеселе)  возвращался  домой  с   очередного
барахтанья  с новой  фрейлиной  и желал зайти на  половину  жены, обычно ему
объясняли, что "Государыня обсуждает шведский вопрос с графинею Нессельрод",
иль  "Элен  Нессельрод  делает очередной  доклад  Государыне  по  карпатской
проблеме" и Государь не упорствовал. Тем более, что в  первые годы весь двор
был  свидетелем  ужаснейших  сцен,  когда  еще  Великая  Княгиня кричала  на
Великого Князя, что от него "опять несет дешевым парфюмом", и  "когда-нибудь
ты заразишь меня сифилисом!"
     Сам  Государь  в сиих случаях признавался,  что "может пересчитать  все
близости с  женою  по  пальцам" и "от каждой  сей близости у меня  --  новый
отпрыск"!  Еще он говорил:  "Наверно, она -- фригидна, как  и все немки, ибо
делает сие -- чуть ли не по часам!"
     Так продолжалось более двадцати лет, пока в 1837 году не сгорел Зимний.
Царская семья  переехала  при  сием  в  другой  дом,  а там  покои  супругов
разделяла лишь тонкая дверца и однажды...

     Я не  знаю,  что  там  именно произошло, но Государь в  легком подпитии
попытался  приласкаться к жене, а она в очередной раз взбесилась и "все  ему
выложила". Вплоть до  того,  что "ты брал  меня, как дикий скот,  -  даже не
заботясь о том, чтобы я что-то чувствовала!" "А твой брат... я таяла в руках
твоего старшего брата!"
     "Ты думал, что я сижу с Элен Нессельрод, а я в это время спала с братом
твоим и -- ни разу не пожалела об этом!"
     "Я никогда не любила тебя, и вышла за тебя замуж лишь для того, чтоб ко
мне без помех мог прийти твой Начальник Охраны!"
     "Я люблю лишь его одного, и лишь одному ему была я Обещана! Перед Богом
и всеми людьми я стояла у алтаря и дала Господу Клятву... кою и выполнила!"
     "А  ты...  Ты так  желал  стать  Императором, что  даже  и не  удивился
состоянию Новобрачной! Тоже мне - Жеребец!"
     "Меня тошнит... Меня просто трясет от каждого прикосновения твоего... Я
не желаю ни видеть, ни слышать тебя, ни знать  о том -  существуешь ли ты на
белом свете!"
     Ну а  кроме  того,  - Государыня  в  лицах  передала Государю  весь наш
разговор во время посещения Кенигсберга.

     Я лежал тогда с первым инфарктом, вызванным срочным отъездом моего сына
-- барона фон Геккерна после той истории с Пушкиным. Государыня впоследствии
объяснила свое состояние тем, что целый месяц не могла общаться со мной. Она
знала,  что я  при смерти, и  с ужасом ждала самого худшего.  Когда  женщина
думает о возлюбленном и тут к ней пристают - возможна любая истерика.
     Итак,   лежал   я  в  постели,  вокруг  меня  собрались  мои  друзья  и
родственники, когда стало известно,  что сюда едет  сам Государь.  А  также,
разумеется, - с чем он едет...
     Я не успел даже что-то придумать, когда Царь уже вошел в мою спальню. Я
хотел отослать  всех,  но  брат  мой,  махнув рукой  с  горечью,  с каким-то
остервенением выдохнул:
     -  "Да,  ладно уж! У меня  теперь секретов ни от кого  нет!  Пусть  все
слушают! Вы и так -- шепотком-шепотком все  про нас знаете, а тут я хотел бы
-- вывернуть всю сию грязь...
     Столько лет... Столько лет... А стоило мне начистоту спросить моих слуг
и оказывается -- все все знали! Один я -- дурак! Рогоносец... Верно говорят,
- не делай другим того, что не хочешь чтоб тебе самому сделали... Господи, я
веселился с женами их, а они, небось, все тишком радовались -- "За нас  всех
-- тебе твой же брат мстит!""
     Гости  мои, родные и близкие  сидели, как соляные столпы -- молчаливыми
истуканами.  Видно  было, что человеку  надобно  выговориться...  А что  тут
сказать? Как объясниться?!
     Наконец,  Государь  понемногу  утих,  взял  предложенный  кем-то  стул,
развернул  его и уселся на нем  "верхом", положив свои руки на его спинку. Я
все это время  изучающе смотрел на него.  Когда я понял,  что брат, наконец,
успокоился, я тихо спросил:
     - "Что теперь будем делать? Стреляться? Изволь".
     Государь снял наконец свою фуражку со лба и утер пот:
     - "Глупо. О чем я пошлю тебе вызов? Если ты думаешь, что я признаю себя
рогоносцем -- ты заблуждаешься. Мой отец... Ну... В  смысле -- Павел не стал
стреляться с моим отцом. Он вообще  ничего не стал делать... И я  теперь его
понимаю...
     Нет. Дуэли не будет. Это -- исключено. Не было ничего. Ни-че-го.
     Я уже все обдумал. Мне теперь с нею не жить... Что ты сделаешь, ежели я
попытаюсь с ней развестись?
     Мы  --  культурные люди и  я хочу получить  у тебя развод с моею женой.
Только не делай-ка круглых глаз, - я могу получить его только лишь у тебя --
ты на словах только беден, а в реальности именно  ты  контролируешь все ваши
деньги в этой стране!
     Дай мне развод! Верни мне мой экземпляр брачного договора! Эта  бумага,
как мельничный жернов, всю жизнь тянула меня в вашу лисью нору!
     Я, со своей стороны..."
     - "Нет!"
     Он не ждал от меня такого ответа. Царь вскочил на ноги, приподнял  даже
стул, будто собираясь обрушить его на меня, но... одумался. Я же покойно ему
объяснил:
     - "У меня нет сих бумаг. С самого  первого дня у меня их и не было. Все
мы знаем -- в какой стране мы живем. Поэтому сей брачный договор хранится за
семью печатями  -- Бог знает где.  Может  в Китае... Иль -- Парагвае... Ищи,
если хочется...
     А вообще говоря... Я  тебя нарочно просил --  внимательно прочитать то,
что ты там подписывал. Я особо подчеркивал, что сие  -- твоя Цена за будущую
Корону.
     Ты обещал не одному  мне, прусской теще  твоей, иль моей милой матушке.
Ты  клялся  Бог  знает  чем  и  моим  --  и  английским,  и  голландским,  и
американским родственникам.  И вся  наша помощь  была не тебе, но  -- кузине
нашей фон Шеллинг.  Именно ее мы  возводили на Престол Государыней, но никак
не тебя! Ведь ты нам -- не Родственник! Никакого Развода. Это -- исключено".
     Государь  сделал пару  кругов  по комнате,  как  загнанный зверь, и все
окружающие  жались  от  него  к стенам. Наконец, он замер посреди комнаты и,
призывая всех нас в свидетели, закричал:
     - "Хорошо  же.  Господа, я хочу, чтоб  все вы судили нас.  Кто  из  нас
Больший Грешник?
     Нищий юноша, бастард, коего  обижали всю молодость,  а  потом заставили
жениться  непонятно на ком! Не любимой им,  и не любящей его женщине. Именно
-- женщине, ибо... Впрочем, вы и так уже поняли.
     Так вот, - он сделал сие -- ради чего? Ради  Трона, принадлежавшего ему
по Древнему Праву! Я  --  последний мужчина в доме  Романовых! И вы  все это
знаете! И ради того,  чтобы Кровь Романовых вернулась в свои Исконные Права,
я пошел на все это. Пошел ради Крови моей!
     Грешник ли я? Да, я -- Грешник! Но что вы скажете о брате моем?
     Человеке,  коий  отверг от  себя  любимую  им  и любящую его  женщину?!
Человеке, коий  выступал в роли -- фактически сутенера во всей этой истории?
Человеке,  коий Предал  Любовь  -- во имя политической  выгоды  и тем  самым
разрушил  жизнь  --  не  только свою, но  и многих из  здесь присутствующих!
Графиня... Маргит..."
     Жена моя, коя  все  это время  недвижно сидела  возле моих  ног,  молча
встала, подошла ко мне, чуть присела, поцеловала мои губы и лоб и сказала:
     - "Мне надобно  готовить твое лекарство. Не волнуйся, сейчас он уйдет и
все опять будет тихо... Я сейчас. Я принесу твои порошки".
     Государь  слышал  все  это, раскрыв рот. Когда же жена  моя  попыталась
пройти мимо него, он схватил ее за руку и спросил:
     -  "Как? Вы считаете, что  все  сие вас не  касается?! Он же -- Изменял
Вам! Он обманывал Вас!"
     Жена моя чуть пожала плечами и с видимым усилием (чтоб не расплакаться)
выговорила:
     - "Да -- Изменял. Да -- обманывал. Но по Крови он -- такой же  Жеребец,
как и  Вы -- Ваше  Величество,  а Кровь  --  она свое требует...  Все вы  --
Жеребцы одинаковы...
     Вы,  что, -  думаете, что не знала  я -- каковы  его отношения  с  Элен
Нессельрод? Они продолжаются... И  Элен дважды в неделю приходит в сей дом и
мы вместе пьем чай и судачим о глупостях.
     Когда в страну приезжает баронесса фон Ливен, она просто живет  в  доме
сием и я знаю, - чем они занимаются с Сашею, когда куда-нибудь выезжают...
     Я догадывалась и о вашей жене, и она знала, что я догадываюсь, но когда
наши дети одной большой кучей играли на ковре --  вон там,  - в гостиной, мы
разговаривали, как ни в чем ни бывало.
     Муж мой  ни разу  не  Изменил мне  -- здесь, в стенах нашего Дома и тем
самым -- ни разу не Обидел меня.
     Я -- Люблю его, а он --  меня и мы вместе  Любим наших с ним доченек. А
сейчас мой муж тяжко болен  и я просила бы  не отнимать  у него столь нужных
ему сил -- нравственных и физических.
     Я не знаю, - какие у вас с ним были Договора, да Контракты. Я знаю лишь
то, что каждую неделю у вас была новая  женщина. И женщина сия  оплачивалась
из  общего кошелька мужа моего и вашей жены.  Ежели вы не понимали, - за что
платят вам... Ну... Я не знаю...
     А ежели понимали, - так зачем теперь весь этот крик?"
     От  слов  сиих Государь был просто в шоке. Он  молча нахлобучил фуражку
свою и так же молча вышел из моей спальни...

     Ну вот,  -  вы и знаете одну из самых страшных  тайн сего царствованья.
Теперь вам ясно,  - за что Государь желает повесить мой труп -- якобы,  чтоб
примирить  себя с оппозицией. Пока же я жив, он терпит меня и  свое странное
семейное положение, - я держу его за самое Важное - Кошелек, а без денег  он
не  может  --   ни  обольстить  новых  пассий,  ни  --  выплатить  армии  ее
жалованье...
     Когда  ж  я  умру, -  первое,  что сделает он  -- разведется  с  женой,
постарается упрятать ее в монастырь, а там -- вдали от чужих глаз она должна
вскорости  умереть, - "поевши грибов", иль  "упав с крутой лестницы".  Я  не
преувеличиваю, - я  хорошо знаю кузена -- он никому  не прощает. Такой уж он
человек.
     Второе, -  он пост