ти его, пробраться сюда, в тюрьму, куда никого  не
пускали.
   ___________________________
   ? Б а и т ь - говорить.
   Сторож поторапливал. Марфа оставила Ивану узелок  с  харчами,  поцеловала
его в сухие, запекшиеся губы и шепнула:
   - Я тут в городе  буду.  К  тебе  каждую  неделю  стану  наведываться  по
воскресеньям...
   Жена ушла.  Иван  вернулся  в  камору.  По-братски  поделился  кормщик  с
узниками харчами, что принесла жена. На душе стало  тепло  и  тоскливо.  Еще
тоскливее, чем раньше. Так захотелось на волю,  домой,  в  свою  деревню,  в
родную избу! Так хотелось жить по-старому, по  привычному:  ходить  в  море,
возвращаться с добычей, париться в баньке, веселиться с друзьями-рыбаками за
столом, копаться на огороде, косить сено.
   Но все это было где-то далеко, далеко...
   Так и жили они целый год: Иван в заточении, в тюрьме, Марфа - и на  воле,
да в неволе. Она частенько навещала его,  приносила  еду,  теплую  одежду  к
зиме. Иногда удавалось свидеться. Но к весне свидания  прекратились  -  жена
истратила все деньги на подкуп охраны.
 
   5
 
   Взломало лед на Двине, и понесся он в Белое море по  полой  вешней  воде.
Весной 1702 года Прозоровский был отозван  царем  из  Архангельска.  На  его
место заступило новое начальство - стольник Василий Андреевич Ржевский.
   Тридцатого мая Архангельск громовым пушечным салютом и колокольным звоном
встречал царя Петра, посетившего берега Двины в третий раз.
   На двенадцати дощаных стругах с сыном  Алексеем  и  с  четырьмя  тысячами
солдат-гвардейцев Петр Первый прибыл на Север и, как и прежде, избрал местом
резиденции Мосеев остров.
   Сразу же по прибытии  царь  стал  интересоваться  подробностями  баталии,
случившейся на  Двине  почти  год  тому  назад.  Отметив  распорядительность
архиепископа Афанасия и стольника Иевлева, царь наградил их. И тут кто-то из
горожан поведал царю о том, что в застенке томится лоцман Иван Рябов.
   Царь  распорядился  немедля  доставить  его  в  воеводский  дом,  где  он
находился с приближенными.
 
   * * *
 
   Два солдата-гвардейца  вели  Ивана  Рябова,  дробно  стуча  каблуками  по
дощатым мосткам.
   Иван шел, пошатываясь от пьянящего весеннего воздуха, не ведая, куда  его
конвоируют, и не зная, радоваться или горевать перед новым испытанием.
   - Куда теперь, на виселицу? - спросил он у солдат.
   Молчали  солдаты.  Каменно  невыразительными  были  их  лица.  На  плечах
покачивались в такт шагам  мушкеты.  Вдали  над  церковными  куполами  тучей
вились галки, оглашая воздух суматошным криком.
   Посадские женки шли от  колодца  с  коромыслами  на  плечах,  придерживая
руками деревянные ведра с водой и опасливо  поглядывая  на  солдат,  ведущих
изможденного, обросшего мужика.
   Привели Рябова во двор воеводского дома. Приказали подняться на  крыльцо.
Тут по обе стороны стояли два солдата с ружьями и саблями. Иван  замешкался,
торопливо перекрестился и, шагнув в темный проем двери, услышал, как  позади
кто-то сказал: - Царь ноне весел! Проси милости у него...
   "К царю привели!" - сердце, Ивана обомлело. С трудом соображая, он следом
за Петровым денщиком вошел в просторную залу. За  длинным  столом,  покрытым
бархатной с золотым шитьем скатертью, сидело много людей. Петр  -  во  главе
застолья, откинувшись всем корпусом назад, смеялся.
   Денщик,  выждав,  когда  царь  обратит  внимание  на   Рябова,   доложил,
молодцевато прищелкнув каблуками:
   - Иван Рябов, кормщик, ваше величество!
   - А-а-а! Рябов! - Петр вышел из-за стола, направился к кормщику.
   У Ивана ноги стали будто деревянными. Мелькнула мысль: "Может,  стать  на
колени? Просить милости?" Но злость, накопившаяся за год сидения  в  тюрьме,
заставила кормщика гордо поднять голову.
   Сам удивившись неизвестно откуда взявшейся уверенности и звучности своего
и будто не своего голоса, Иван промолвил:
   - Кормщик Рябов, царь-батюшка... пред твои светлые очи.
   Царь подошел, крепко вцепился большой  рукой  в  его  плечо,  заглянул  в
глаза. Прочел в них затаенное недовольство, крякнул и выпустил плечо.
   - Ну, что скажешь, кормщик? - спросил, отойдя на шаг.
   - А -дозволь, царь-батюшка, вопрос тебе задать.
   - Валяй, - одобрительно кивнул Петр.
   - Пошто ноне так на Руси повелось:  людей,  которые,  не  жалея  живота?,
пасут ее от беды, порют плетьми да в тюрьму сажают?
   Царь выслушал вопрос, потемнел лицом. Вернулся на прежнее место за  стол,
обронил в наступившей тишине:
   - Дерзок. Дерзок, кормщик! Но понимаю, обидели тебя.
   Царь взял штоф, выбрал на столе чару  побольше,  наполнил  ее  до  краев,
потом налил себе:
   - Держи, кормщик. Выпьем с тобой за матушку-Россию!
   Иван подошел, дрожащей рукой взял чарку, подумал: "Авось пронесет.  Авось
не разгневается царь на крамольный вопрос! Пронеси господи!"  Перекрестился,
истово опрокинул чару, закусил куском мяса,  услужливо  поданным  кем-то  из
гостей.
   - Ну, рассказывай теперь, как шведов под пушки вел! - приказал царь.
   Иван рассказал все, как было, без утайки.  Царь  слушал  внимательно,  не
сводя с кормщика  пронзительных  глаз  с  желтыми  прожилками  в  белках,  а
дослушав до конца, сказал:
   - Добро, ежели так, кормщик. Молодец.  Хвалю!  И  верю  тебе.  Нельзя  не
верить поморским мужам: перевидали на  своем  веку  бед  немало,  много  раз
смотрели смерти в глаза прямо. Такие не подведут. И помни, кормщик:  не  мне
служишь - государству Российскому! Спасибо тебе!
   Гости одобрительно загудели, взялись за бокалы. Царь снова наполнил чарку
Ивана.
   - Пей, кормщик, чтобы на вторую ногу не хромать!
   Иван выпил еще и почувствовал, что пьянеет. Крепка царская анисовка. Да и
то сказать, забыл уж, когда в последний раз и пил. А от царских слов  голова
и вовсе закружилась. -  Дарю  тебе  кафтан  со  своего  плеча  и  еще  жалую
лоцманской одеждой, какая по форме  надлежит  двинским  лоцманам.  Деньжишек
получишь за верную службу. Велю освободить тебя, кормщик, от податей и тягла
на все время, сколько хватит жизни твоей...
   Обласканный царем, Иван опустился на колени. Петр засмеялся:
   - Э, кормщик! Негоже помору на коленях ползать, хотя бы  и  перед  царем.
Вставай! Ты свободен!
 
   * * *
 
   С тех пор много воды утекло в Северной Двине  в  море  Студеное  -  Белое
море.
   По-прежнему над ней кружат чайки, и  белой  кипенью  отливают  их  чистые
крылья.
   Все так же  ходят  отважные  и  мужественные  северяне-поморы  на  рыбные
промыслы, теперь уже на первоклассных современных кораблях-траулерах.
   На берегах Двины вырос красавец город, город-порт Архангельск.
   От старой Новодвинской  крепости  осталось  немногое.  Перед  временем  и
непогодами не
   _______________________
   ?Не жалеть живота - не жалеть жизни.
 
 
   устояли даже прочные стены некогда грозной цитадели.
   Но память народная до сих  пор  хранит  имена  лодейного  кормщика  Ивана
Рябова и всех тех, кто вместе с ним  не  отступил  перед  грозным  врагом  и
остался верным сыном своей Родины.