тье,  простоволосая,  торопливо  стала  помогать  снимать   мешок,
заглядывая сияющими глазами ему в лицо. А когда  освободила  мужа  от  ноши,
сказала степенно по-поморски:
   - С прибытием, Родя!
   Наверху на крыльце, вся подавшись вперед, ждала мать, когда  наступит  ее
черед обнять сына.
   3
   Панькин готовился к годовому отчету на  колхозном  собрании.  Бухгалтерия
снабдила его разными справками, выкладками, и с  помощью  их  за  неделю  он
соорудил  достаточно  внушительный  доклад.  Когда  окончательный  итог  был
сбалансирован, оказалось, что колхоз  получил  около  пятисот  тысяч  рублей
чистой прибыли. Сумма значительная, если учесть, что  рыбный  и  зверобойный
промыслы в полной  мере  все  же  не  удалось  развернуть  из-за  недостатка
плавбазы.
   Суда, суда! Строить их своими силами в Унде теперь не имело практического
смысла: парусный флот  ушел  в  прошлое,  уступив  место  моторному,  районы
промыслов все  расширялись.  Надо  было  иметь  корабли  с  гораздо  большим
водоизмещением, переходить к более совершенным способам лова рыбы.
   Моторно-рыболовная  станция   хорошо   помогала   рыболовецким   артелям,
предоставляя им в аренду суда, обучая промысловиков новым  способам  добычи.
Но Панькин мечтал о своих колхозных кораблях, которыми  правление  могло  бы
распорядиться свободнее, как того требовали интересы хозяйства.
   Побывав в Архангельске на судостроительной верфи, председатель  нацелился
на покупку четырех моторных ботов с двигателями по пятьдесят  лошадиных  сил
каждый. Правда,  эти  суда  не  назовешь  мощными,  крупнотоннажными,  но  в
сравнении со старым ряхинским ботом с мотором в двенадцать сил это уже  было
шагом вперед.
   Еще раз просматривая доклад, Панькин размышлял обо всем этом.
   Дорофею, который заглянул в кабинет председателя подписать  накладную  на
провиант для артели колхозных промысловиков, Панькин сказал:
   - Доклад у меня готов. Вечером соберем правление, Скажи,  что  нужно  для
того, чтобы увеличить добычу зверя, получить больший доход?
   Дорофей, подумав, ответил:
   - Зверя бить надо с судов, выходить подальше в море. Сейчас мы  привязаны
к лодкам. Дедовским  способом  добываем  тюленя.  Надо  приобретать  паровую
шхуну, либо судно с металлическим корпусом, пригодное для плавания во льдах.
   -  Где  возьмешь  такие  суда?  Остается  только  арендовать  ледокольный
пароход...
   - Аренда нам обойдется дорого.
   - А как иначе? Ладно, обсудим это дело  с  правленцами.  И  еще  вот  что
Будучи в Архангельске, я  присмотрел  на  верфи  новые  боты.  Они  бы  нам,
пожалуй, подошли для лова рыбы. Четыре бота можем купить!
   Дорофей, вынув баночку с табаком, стал вертеть самокрутку.
   - А не лучше ли вместо четырех деревянных ботов купить сейнер?  Прямо  на
заводе.
   - Лучше. Но ты знаешь, сколько он стоит? Такое приобретение нам  пока  не
по силам. Придется повременить, пока колхоз окрепнет да разбогатеет.  Ну,  а
для начала и боты неплохо. Надо расширять промыслы, пахать наше морское поле
глубже  и  дальше  от  берегов.  Вот  такое   предложение   хочу   высказать
колхозникам. Как думаешь, поддержат?
   - Поддержат, - уверенно сказал Дорофей. - Четыре бота - это уже небольшой
флот.
   - Как живет твой зять Родион? -  поинтересовался  Панькин.  -  Я  его  уж
давненько не видел.
   - Был я сегодня у него. Нож точил Родька, на  зверобойку  собирается.  От
Канина отдохнул маленько - и снова в поход.
   - Мать теперь не удерживает его?
   - Какое! Сам большой. Мужик! - Дорофей  отряхнул  пепел  с  самокрутки  и
вскользь заметил: - Кажется, быть мне дедом...
   - Дедом - это неплохо, - поднял Панькин голову от  бумаг.  -  Даже  очень
хорошо. Пусть множится поморское племя. Кстати, о Родионе. Объявлен набор на
курсы мотористов да рулевых. Послать разве парня? Пускай учится.
   - Пожалуй, надо послать.  Молодым  продолжать  наше  дело,  -  согласился
Дорофей.
   А в душе и сам был бы не прочь поехать  на  такие  курсы.  На  парусниках
отплавал, а с моторной тягой мало знаком. Дорофей хотел было сказать об этом
Панькину, да постеснялся: по возрасту любому курсанту подошел бы в отцы.
   - О чем задумался? - спросил Панькин, видя, что Дорофей уставился в  одну
точку.
   - Да так... Есть у меня мечта, - вздохнул Дорофей, - сходить  в  открытый
океан, к далеким островам, в места малоизведанные.
   - А почему бы нет? Колхоз - корабль большой. А большому кораблю, говорят,
большое и плавание. Начнем с ботов, а потом пересядем на тральщики. И  тогда
- хоть в Атлантику, - размечтался и Панькин.
   И оба унеслись в своих мечтах в далекие морские пути-дороги.
   "Море - наше поле" - исстари говорится на поморской стороне.
   Поле - обширное и горькое. Морская соль в нем перемешана со слезами  вдов
и сирот.
   Поле - суровое, озвученное иной раз крепким мужицким словцом или былинной
песней на паруснике.
   Поле - тихое и умиротворенное в час отлива  и  шумное  и  неукротимое  во
время наката воды с моря.
   Нет для поморской души ничего прекраснее этого поля.
   1 Утельга - самка тюленя.
   2 Юровщик - старший зверобойной артели на прибрежном тюленьем промысле  в
Белом море.

   1 попасть в унос - быть унесенным на льдине в открытый океан.
   1 - С о в и к - верхняя одежда из овчины или оленьей шкуры  с  двойным  -
наружу и вовнутрь - мехом,
   надеваемая через голову.

   1 Моржовец - остров в Мезенской губе Белого моря.

   1 Ярус - снасть для лова трески с наживкой мелкой рыбой - мойвой.

   1 Воронец - полка под потолком.
   2 Фок- нижний парус на  фок-мачте.  Грот-  нижний  парус  на  грот-мачте.
Фок-мачта  -  первая  мачта  от  носа,  грот  -  вторая.  Стаксель  -  косой
треугольный парус, расположенный впереди  фок-мачты,  крепится  к  бушприту.
Бушприт - горизонтальное или наклонное рангоутное дерево, выступающее с носа
судна.

   3 "М а к а р к и" - небольшие колесные пароходы на Двине  назывались  так
по имени архангельского купца и судовладельца Макарова.

   4 Пинагор - промысловая рыба Мезенской  губы  и  Двинского  залива  (сем.
пинагоровые).
   5 Клотик - точеный деревянный кружок с несколькими шкивами  для  снастей,
надеваемый на верхушку мачты.  Раньше  подростки-зуйки  при  возвращении  на
парусниках домой взбирались на клотик  и  вертелись  там  на  животе  Поморы
награждали зуйков за ловкость и храбрость, одаряя их калачами, карамелью.

   6 Р ю ж а - снасть для подледного лова наваги.
   7 Голомя- открытое море.
   8 0 ч е п  -  жердь,  вдетая  в  кольцо,  ввинченное  в  потолок.  К  ней
подвешивалась зыбка- детская люлька. Очеп играл роль пружины.
   9 ДУХМЯНЫЙ - запашистый.
   10 Норить - затягивать рюжи под лед.
   11 Шпигаты - отверстия в фальшборте для пропуска такелажа и стока воды  с
палубы.

   12 Тороватый - талантливый, удачливый, положительный во  всех  отношениях
человек (мести.).
   13 Продавать дрожки - дрожать от холода, зябнуть (местн.).
   14 Кам„тить - нелепо и  не  к  месту  шутить,  от  искаженного  "комедия"
(мести.).
   15 Юрок - связка тюленьих шкур.

   16 Брама - вспомогательная лодка-неводник при лове сельди с бота.
   17  Шпангоуты  -  поперечные  крепления  днища  судна;  бимсы  -  брусья,
поддерживающие палубу; кницы - деревянные  или  железные  детали  для  связи
бимсов с бортом судна,

   18  Дора  -  моторное  деревянное  судно  для  прибрежного  плаввания.  В
рыболовецких колхозах использовалась как транспортное средство.

   19 Хор - самец-олень, важенка - самка.
   20 Гакаборт - обрез кормы.
   21 3имно с ромшей - промысел тюленей со льдин винтовками в зимнее время

   22 Тоснуть - ныть, болеть
   23 Исподки - варежки.
   24 Матица - балка, поддерживающая потолок.
   25 Мокреть - сырой снег с дождем (мест.).
   26 В передвижных установках немого кино использовались электродвигатели с
ручным приводом.
   27 Матерая земля- материк.
   28 Перейма - расположение рюж поперек реки рядами. В  довоенные  годы  на
Чиже рыбацкими бригадами ставилось до полутора-двух сотен рюж.



   БОГДАНОВ Е.Ф.
   БЕРЕГ РОЗОВОЙ ЧАЙКИ (из трилогии "ПОМОРЫ")
   книга вторая

   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   1
   Холодное февральское солнце до рези слепило глаза.  В  небе  -  пустынная
неуютная синева. Если бы не лютый холод да не льды,  глядя  на  него,  можно
было подумать: лето, исход дня перед закатом, когда усталое солнце,  плавясь
от собственного усердия, клонится к горизонту.
   Родион  в  цейсовский  морской  бинокль  всматривался  во  льды.  Тяжелый
вахтенный тулуп оттягивал плечи, обындевевшая овчина  воротника  терла  шею,
космы шерсти с намерзшими от дыхания льдинками лезли в рот. Родион оглаживал
их, надевал рукавицу и снова подносил  к  глазам  бинокль.  Кругом  -  белая
безмолвная равнина. Кое-где на ней вспучивались торосы. У горизонта они были
затянуты белесоватой туманной пеленой, пронизанной розовым  светом.  Темнели
разводья, еле заметные из-за торосистых нагромождений.
   Вахта длилась  четыре  часа.  Отстояв  ее,  Родион  выбирался  из  бочки,
спускался вниз, торопился в кубрик греться чаем.
   Внизу на палубе матросы в ушанках и ватниках баграми обкалывали с  бортов
намерзший лед.  Корпус  ледокольного  парохода  чуть  вздрагивал  от  работы
двигателя. В чреве корабля, в машинном отделении,  кочегарам  было  жарко  у
огня - в одних тельняшках кидали широкими совковыми лопатами уголь в  топки.
В котле клокотал, буйствовал пар, приводя в действие шатуны,  маховики,  ось
гребного винта. Лошадиные силы железной махины яростно  боролись  со  льдом.
"Садко" то  отступал  задним  ходом,  то  снова  обрушивался  форштевнем  на
зеленоватые на изломе глыбы, обламывал, колол их многотонной тяжестью. Снова
пятился, снова наваливался на лед - и так  без  конца.  Из  трубы  выпыхивал
черный с сединой дым. За кормой ярилась под винтом  холодная  тяжелая  вода.
Вдоль бортов  скользили  отколотые  льдины,  оставались  позади,  замирая  и
смерзаясь.
   Лед впереди стал толстым. Даже "звездочкой" - ударами в кромку  в  разных
направлениях его одолеть не удалось. Штурман, высунувшись из  рубки,  поднял
кверху озабоченное лицо. Волосы из-под шапки волной на ухо:
   - Бочешни-и-ик! Давай разводье!
   Не сводя бинокля с чернеющей справа по курсу полыньи, Родион отозвался во
всю мочь. Пар от дыхания затуманил стекла бинокля:
   - Справа по курсу-у-у! Румбов пять.
   - Есть пять румбов справа по курсу! - донеслось снизу.
   Ледокольный пароход попятился, нос соскользнул с края неподатливой льдины
и стал медленно поворачиваться  вправо.  Снова  команда.  Лед  не  выдержал,
раскололся, раздался. "Садко" рванулся к  солнцу,  горевшему  впереди  белым
факелом.  Потом  все  повторилось  сначала.  Достигнув   разводья,   корабль
некоторое время шел свободно. Но вот на пути его опять встали  льды.  Родион
высмотрел полынью:
   - Лево руля четыре румба!
   Словно большое сильное  существо,  привычное  к  тяжелому  труду,  упрямо
продвигалось  судно  в  поисках  тюленьих  залежек,  без  авиаразведки,  без
радионаведения, с помощью одного только капитанского  опыта  да  штурманской
интуиции. За эти три недели не раз зверобои  спускались  на  лед  артелью  в
восемьдесят человек, с карабинами да зверобойными баграми. В трюмах  "Садко"
на колотом льду уже немало уложено тюленьих шкур  и  ободранных  тушек.  Еще
один удачный выход на лежбище, и пароход пойдет обратным курсом.
   Команда на  судне  постоянная,  северофлотовская.  Зверобои  -  колхозные
промысловики из Унды. Старшим у них Анисим Родионов, а помощником у  него  и
бочешником -  Родион  Мальгин.  Трижды  в  сутки  взбирался  он  по  жестким
обледенелым вантам на мачту и привычно занимал свой  наблюдательный  пост  в
пышущей морозом бочке.
   Родион опустил  бинокль  и,  сняв  рукавицу,  провел  теплой  ладонью  по
жесткому от мороза лицу. На "белесых бровях у него иней,  губы  потрескались
от ветров. Когда у Родиона родился сын, он отпустил усы,  и  они  щетинились
под носом, вызывая усмешки и шуточки друзей. На усах намерзали сосульки.
   В бочке имелся телефонный аппарат, но он пользовался  им  в  самую  лютую
непогоду, когда голоса на палубе не слышно.  Большей  частью  обходился  без
телефона, не любил прикладывать к уху холодную трубку.

   Месяц назад, расставшись с матерью, женой  Августой  и  двухлетним  сыном
Елеской, отправился Родион с  артелью  в  неблизкий  путь.  До  Архангельска
добирались малоезженым зимником через Кепину - двести с лишним верст.  Скарб
и продукты везли на санях  мохнатые  обындевелые  лошадки,  а  зверобои  шли
пешком.
   В Архангельске Родион навестил  брата  Тихона.  Он  в  этом  году  кончал
морской техникум.
   Три года - срок невелик,  но  как  изменился  брат!  Уезжал  он  из  села
маленьким, неприметным пареньком с фанерным чемоданом, который смастерил для
него Родион, в скромной одежде, а теперь  вымахал  из  щуплого  подростка  в
рослого моряка. Плечи у Тихона раздались, мускулы на груди, на руках выпукло
играют под тельняшкой. Родион одобрительно заметил:
   - Ишь силу набил! Видать, кормят хорошо!
   Тихон  улыбнулся  карими  материнскими  глазами,  вытащил  из-под   койки
гирю-двухпудовку.
   - Кормят хорошо. Но я вот еще чем занимаюсь. Попробуй-ка.
   Родион поднял гирю до плеча, осторожно задвинул ее обратно под койку.
   - Вон какую тяжесть поднимаешь! А я  человек  серьезный.  В  работе  силу
коплю. Ну, как живешь? Рассказывай.
   Тихон  говорил  спокойно,  неторопливо,  не  упуская  случая  лишний  раз
щегольнуть перед братом мудреными словечками из моряцкой науки.
   - Занятий у нас по шесть часов в день, да еще вечерами  в  библиотеке,  в
навигационном классе  сижу,  самостоятельно  штудирую...  Да  физкультура  в
спортзале, да политзанятия с лекциями про международную жизнь. Словом, забот
хватает, - Тихон улыбнулся открыто, радостно. Меж  припухлых,  алых,  как  у
девушки, губ блеснули чистые здоровые зубы. - Как маманя? Как племяш?
   - Маманя здорова. Племяшу два года стукнуло  перед  рождеством.  Тебе  от
всех большой привет. Маманя вот  гостинцев  послала,  -  Родион  положил  на
тумбочку узелок.
   - Спасибо.
   Родион любовался братом. Учеба пошла  ему  впрок.  Лицо  умное,  деловое,
серьезен, опрятен, вышколен. Закончит техникум и будет  плавать  на  морских
судах не на таких, как плавал Родион, не  на  шхунах  и  ботах.  Брата  ждут
океанские корабли! Родион чуточку даже позавидовал ему, но потом подумал: "У
каждого своя судьба. Времена теперь другие".
   - Девчата, наверное, жалуют вниманием вашего брата? - спросил он.
   - Еще бы! Мореходчики по всему Архангельску первые кавалеры. По  выходным
дням у нас в клубе танцульки, так от девчат отбоя нет.
   - Завел себе подружку?
   - Само собой.
   - Ишь ты... баская?
   - Красивая. Зовут Эллой.
   - Эллой? Что за имя такое, не поморское? Чья дочь?
   - Капитана. На траулере плавает. По три месяца дома не бывает.
   - Пока батьки нет, ты, значит, и крутишь любовь?
   - Она меня с отцом знакомила. Понравился он. Как кончу мореходку -  зовет
к себе на судно. Ну да наше дело  -  куда  пошлют.  Меня,  скорей  всего,  в
торговый флот. В загранплавание пойду.
   - Везет тебе. Молодец. Домой-то собираешься? -  ревниво  спросил  Родион,
подумав, что брат совсем забыл родное село.
   - Непременно. Сдам экзамены, получу диплом - и тогда в Унду в отпуск.
   Родион собрался на ледокол. Тихон надел шинель, фуражку-мичманку и совсем
стал похож на заправского морехода. Стройный, приглядный, он  шел  по  улице
чуть вразвалочку и говорил с Родионом бойко, по-городскому.
   - Ни пуха ни пера! - пожелал он на прощанье. -  Шесть  футов  под  килем.
Вернешься со зверобойки - заходи.
   - Зайду, - пообещал Родион.
   Постояли рядом. Обоим взгрустнулось. Тихон подумал: в трудный  рейс  идет
брат, во льды, в седое Белое море.  На  ледоколе,  конечно,  не  то  что  на
прибрежном выволочном промысле, риска меньше, но все же придется не  сладко.
Вспомнил об отце, которого унесло на льдине в океан в  такую  же  сумеречную
зимнюю пору...
   Тихон обнял Родиона, похлопал его по  плечу.  Тот  тоже  расчувствовался,
расцеловал брата.
   - До свиданья, - сказал Родион дрогнувшим  голосом.  -  Летом  встретимся
дома.
   - Обязательно встретимся. Ну, бывай!
   Тихон постоял, пока Родион,  проскрипев  по  снегу  подшитыми  валенками,
свернул в боковую улицу.
   Рассчитывали братья встретиться скоро, да не довелось...
   2
   Прошла ночь. Машина все работала, и ледокол упрямо проламывал себе дорогу
во льдах, оставляя за кормой смерзающееся крошево. В начале  утренней  вахты
Родион разглядел в бинокль лежбище тюленей километрах в полутора от корабля,
возле большой полыньи. Наметанным глазом прикинул -  штук  пятьсот.  Большое
стадо. Обрадованно заворочался  бочешник,  распахнул  полы  тулупа  -  жарко
стало. Еще раз посмотрел в свою оптику - не  ошибся  ли,  -  крутанул  ручку
телефона и, услышав в трубке спокойный басок капитана, доложил:
   - Справа по курсу лежбище. Расстояние -  версты  полторы.  Штук  примерно
полтыщи.
   Капитан - седой морж, полярник,  обрадованно  засопел  в  трубку,  однако
подпустил шпильку:
   - Все на версты кладешь, моряк? Когда на мили да  кабельтовы1  обучишься?
Справа по курсу, говоришь? Добро! Еще подойти можно?
   - С полверсты, не больше. А то вспугнем. Место открытое.
   - Подходы к лежке каковы?
   - Лед ровный. Торосы в стороне.
   - Добро. Скажешь, когда "стоп".
   - Есть, сказать "стоп", - повторил Родион  и,  повесив  трубку,  принялся
следить за зверем.
   Тюлени, словно камни-валуны, лежали спокойно. Родион опустил бинокль.
   - Стоп, хватит!
   "Садко" остановился. Палуба сразу  ожила.  Отовсюду,  изо  всех  люков  и
дверей выбегали зверобои, на ходу застегивая на себе куртки, ремни,  хватали
багры, вскидывали за спину зверобойные винтовки.
   Спустили трап. Родион  из  бочки  указывал  направление.  Плотные  ловкие
мужчины в ватниках, полушубках, брезентовых куртках, сойдя на  лед,  гуськом
направились к залежке. На ходу разделились на группы.
   Вперед выбежали стрелки. Три шеста-вешки с флажками - бригадные  знаки  -
остались стоять в разных местах. Вот уже ветер донес до корабля сухой  треск
винтовочных выстрелов.
   Сверху Родион видел, как, перебив самцов и утельг из  винтовок,  зверобои
взялись за багорики и стали забивать молодь. Рассыпавшись по льду, перебегая
с места на место, они то взмахивали баграми, то внаклонку ошкуривали  убитых
зверей. "Садко" тем временем подошел поближе к ним  и  остановился.  Команда
стала готовиться к приемке добычи: отворяли  люки  в  трюм,  добавляли  туда
колотого льда, разравнивали его. Вскоре ундяне подтащили к борту  свои  юрки
и, положив их тут остывать на снегу, пошли обратно.
   Навстречу им волокли добычу другие. Через недолгое время всю льдину возле
ледокола усеяли аккуратные связки тюленьих шкур и тушек. Позади, у  полыньи,
осталось опустевшее поле со снегом, изрытым мужицкими бахилами, забрызганным
тюленьей кровью.
   На корабле погромыхивала лебедка, поднимая со льдины  и  опуская  в  трюм
связки шкур и собранные в плетеные мешки тушки, бригадиры вели учет добытому
зверю. Часть ундян спустилась в трюм укладывать груз.
   К вечеру добычу погрузили, люки задраили, палубу вычистили, все привели в
порядок. Усталые люди ушли в жилые помещения. Родион сдал вахту и  спустился
в кубрик.
   Ночью  наблюдательная  бочка  не  пустовала:  дежурный   ледовый   лоцман
высматривал во мраке под звездным небом дорогу для  "Садко".  По  безмолвным
пустынным льдам  скользил  голубой  луч  прожектора.  Все  так  же  ритмично
работала паровая машина, и от ударов о лед вздрагивал корпус корабля.
   В жилых помещениях "Садко"  народу  -  густо.  Кроме  команды,  на  судне
находилось восемьдесят зверобоев. Даже красный  уголок  пришлось  занять  и,
когда показывали фильм, поморы аккуратно складывали в угол свои пожитки.
   Ледокольный  пар