удна,  оставлены  были
только входные для команды. Рулевые на корме почти ничего  не  видели  из-за
плотной стены дождя. Когда он усиливался,  ветер  ослабевал,  и  наоборот...
Паруса потемнели от воды, полотнища их набухли. Жесткая тяжелая парусина  не
слушалась матросских рук. На реи подниматься было опасно и скользко.
   В довершение всех бед несколько матросов заболело. Появилась  тропическая
лихорадка, а у некоторых - расстройство желудка.
   Больных уносили в корабельный лазарет.
   Лекарь ежечасно посещал больных,  давал  им  советы  и  лекарства,  запас
которых был очень скуден.
   Капитан запретил матросам ложиться на койки в мокрой одежде и приказал во
что бы то ни стало просушивать ее. Специальной сушилки на клипере не было, и
жилые помещения  были  увешаны  матросским  бельем.  Спали  раздетыми  почти
догола.
   От лихорадки  лечились  ромом,  но  он  тоже  плохо  помогал.  Специально
выделенные  из  команды  моряки  по  указанию  боцмана  окуривали  помещения
смоляными факелами, чтобы "прогнать болезнь" -  выкурить  микробов,  которые
завелись  в  сыром  спертом  воздухе.   На   дожде   приходилось   открывать
иллюминаторы, чтобы проветрить помещение, и от  того  в  матросском  кубрике
стало еще более сыро.
   Дождевая вода, просочившись в парусную кладовую, намочила парусину, и она
при высокой температуре стала преть. Это очень  обеспокоило  капитана.  Вода
проникала даже в каюты, и обитатели их не знали, где от нее спасаться.
 
   2
 
   Уже   почти   неделю   "Поймай   ветер",   словно   Летучий    Голландец,
корабль-призрак, проклятый богом и людьми, плыл без руля и  без  ветрил  под
проливным дождем. Капитан был зол и молчалив, он  почти  не  показывался  на
палубе. Боцман Ли в накинутом на плечи широком брезентовом плаще с капюшоном
подолгу неподвижно стоял  на  баке  и  словно  заклинал  Нептуна,  чтобы  он
утихомирил небеса, прекратил плящущий ливень и послал ветер. Двое  вахтенных
бесцельно бродили по палубе от кормы до носа и обратно.
   В душном  и  тесном  кубрике  команда  изнывала  от  спертого  воздуха  и
безделья. Взявшись за карты или кости, моряки тотчас бросали их, потому  что
это занятие уже наскучило до тошноты.  Они  стали  рассказывать  друг  другу
разные страшные истории, от которых мурашки пробегали по спине.
   Моряк  норвежец,  коренастый  рыжеватый  парень  с   пышными   баками   и
татуировкой на волосатой груди, усевшись посреди кубрика, говорил приятелям:
   - Ей богу, я видел Клабаутерманна6, как вот сейчас вижу вас! Было это лет
шесть назад. Я тогда плавал рулевым на  бриге  "Джон  Справедливый".  Шли  в
Северном море из Копенгагена в Ньюкасл. Стою у штурвала собачью вахту7. Тьма
тьмущая, ни черта не видно...  Волны  бьют  и  кидают  судно  из  стороны  в
сторону, а с неба сыплется мокрый и липкий снег. Ну вот, я смотрю вперед  по
курсу - и вижу: на шпиле сидит этакое невеликое существо с садового гнома. В
матросской робе, в зюйдвестке. Волосы и борода белые, а лицо красное...  Что
за чертовщина? Я протер глаза: думаю, померещилось.  Опять  гляжу  в  нос  -
сидит! И рукой мне влево показывает... У меня душа в пятки. А он все машет и
машет рукой влево. Ну, думаю,  уж  не  сбились  ли  мы  с  курса?  Видимости
никакой! Глянул на компас - так и есть. Заводит бриг вправо.  А  там  отмель
была, банка... Ну, я, конечно, сразу повернул  штурвал,  взял  левее  румбов
пять. Снова поглядел в нос - а его нет. Исчез!
   Матросы слушали норвежца и только головами качали да удивлялись.
   Лекарь совершал свой ежедневный обход, проверял, чисто  ли  в  кубрике  и
проветривается ли он.  Он  всеми  силами  старался  пресечь  распространение
болезни, давал морякам разные советы. Всем членам экипажа ежедневно выдавали
перед обедом порцию рома,  единственное,  по  мнению  боцмана  Ли,  надежное
средство против лихорадки.  Не  привыкший  к  спиртному,  Егор  не  верил  в
целительные свойства этого напитка и отдавал свою манерку Майклу. Тот охотно
принимал дар.
   Испанец не устоял против болезни. Уже несколько дней он метался в жару  и
бредил. В лазарете мест не было, и он лежал на своей койке в нижнем углу,  у
входа в кубрик. Майкл подходил к нему, садился  на  табурет  и  долго  сидел
молча,  ожидая,  когда  больной  очнется.  Странная  дружба  связывала  этих
моряков. Егору было непонятно, почему Майкл и испанец, которого звали Педро,
сильно повздорив и подравшись  тогда  в  Лондоне,  были  неразлучны,  словно
закадычные друзья.
   Когда Педро приходил в себя, Майкл давал  ему  воды,  заботливо  подтыкал
одеяло и спрашивал:
   - Ну как, тебе не стало легче?
   Испанец отрицательно поводил головой.  Он  осунулся,  продолговатое  лицо
стало еще более длинным,  подбородок  заострился,  глаза  горели  нездоровым
блеском.
   Сочувствуя испанцу, к койке больного подходил  и  Егор  и  спрашивал,  не
требуется ли его помощи. "Хоть бы он поправился поскорее!" - думал Егор.
   В минуту просветления испанец пожаловался:
   - Санта Мария! Неужели мне погибать у этих африканских берегов? Неужели я
не увижу больше свою родную Андалусию?
   - Успокойся, - сказал Майкл. - Не все погибают от лихорадки. Доктор  тебя
поставит на ноги.
   - Поставит! - слабо усмехнулся Педро. - Уже двух мертвецов поставили в...
море... Так будет и со мной.
   Испанец не преувеличивал. Двое матросов умерли от лихорадки, их  опустили
за борт, завернув в парусину и привязав к ногам чугунные ядра. -  Не  трусь.
Будь мужчиной! - советовал Майкл.
   Но испанец умер. С ним поступили так, как  он  и  предчувствовал.  Майкл,
Егор и еще два матроса вынесли его труп, завернутый в  старую  парусину,  на
палубу и положили  на  широкую  доску.  Майкл  привязал  к  ногам  покойника
чугунное ядро в сетке.  Один  конец  доски  положили  на  планширь8,  другой
тихонько приподняли, и тело моряка соскользнуло с доски в океан...
   Все постояли молча с непокрытыми головами и  так  же  молча  вернулись  в
кубрик.
   Майкл долго сидел, сгорбясь и опершись локтями  о  колени.  Егор  лег  на
койку, спрятав лицо в подушку. "Был человек, и нет его, - думал он. - И  кто
он такой, как жил, о чем мечтал, я ничего не знаю..."
   Ему вдруг стало холодно, и он с беспокойством  подумал:  "Уж  не  заболел
ли?" Тяжелым косматым медведем навалился на него страх...  Он  забрался  под
одеяло и долго не мог согреться, хотя в кубрике было жарко.
   Потом Егор уснул и проспал долго. А когда проснулся, то почувствовал себя
здоровым, и ему захотелось есть. "Слава богу, кажись, пронесло!"  -  подумал
он с облегчением.
   Утром на палубе раздались свистки боцманской дудки и команда:
   - Все наверх!
   Егор торопливо сошел с койки и бегом бросился на палубу.
   Дождь прекратился. На востоке среди лохматых, словно  оборванных  облаков
низко над горизонтом ослепительно блеснуло раннее солнце.  О  борта  клипера
непривычно весело плескались волны.  Ветер  развевал  вымпел  на  мачте.  На
мостике капитан Кинг радостно командовал:
   - Марсовые на марс, марсель ставить!  На  брамсель!  Отдавай!  Брам-шкоты
тянуть!
   Матросы с небывалым проворством  работали  с  парусами.  Через  несколько
минут клипер вступил под паруса  и,  направляемый  опытной  рукой  рулевого,
снова заскользил по гребням волн.
   В первых числах сентября, пройдя остров Сан-Паулу, пересекли экватор.
   Какими бы ни были  трудными  условия  плавания,  сколько  бы  корабль  ни
дрейфовал, сколько бы жары, дождей и гроз ни обрушивалось на него  с  небес,
широко раскинувшихся над неукротимым океаном,  ни  одно  судно,  переходящее
экватор, не могло отступить от древней традиции.
   "У иностранных мореплавателей есть  обыкновение  совершать  при  переходе
через экватор некоторый смешной обряд, издавна  введенный  и  по  сие  время
наблюдаемый на английских, французских и голландских судах, - писал в  своем
дневнике русский мореплаватель Василий Головнин. - Оный состоит в  том,  что
все те, которые в первый раз проходят  экватор,  должны  богу  морей  (коего
обыкновенное местопребывание полагать должно на самой  границе  северного  и
южного полушария) приносить некоторую дань, обмывшись прежде в морской воде.
   На английских военных кораблях обряд сей иногда  отправляется  с  большой
церемонией и парадом, к которому за несколько дней начинают приготовляться".
   "Поймай ветер" не  был  военным  кораблем,  но  разве  мог  капитан  Кинг
отступить от этой традиции!
   О церемонии на экваторе  Егор  слыхивал  от  Акиндина.  Тот  весьма  живо
рассказывал, как моряки встречали Нептуна, отвечали на его вопросы, а  потом
принимали обряд купания. Но рассказы рассказами, а  увидеть  своими  глазами
праздник Нептуна - дело другое.
   Когда клипер перед вечером приблизился к нулевой параллели,  все  матросы
высыпали на палубу.  Из  фор-люка  вышли  ряженые:  долгобородый  'Нептун  с
трезубцем  в  мишурной  блестящей  короне,  его  "супруга"   Амфитридита   с
распущенными льняными волосами,  тоже  в  короне,  в  длинной  белой  ночной
рубашке, из-под которой виднелись волосатые  сильные  икры  дюжего  матроса.
Вместе с ними взошел на  бак  их  "сын"  Тритон,  облаченный  в  зеленоватый
чешуйчатый  наряд.  Их   сопровождала   свита   из   нескольких   полуголых,
разрисованных татуировкой моряков.
   Егор,  усиленно  работая  локтями,  пробился  сквозь  толпу   поближе   к
процессии.
   На баке Нептун с завидной ловкостью, закинув бороду на плечо, спустился с
носа корабля по канату почти к самой воде и крикнул в рупор:
   - На корабле - хэлло!
   Капитан Кинг со шканцев звонко ответствовал:
   - По ответе - хэлло!
   - Какой корабль? - кричал Нептун.
   - Клипер "Поймай ветер" Британской  Ост-Индской  компании!  -  последовал
ответ.
   - Кто капитан!
   - Дэниэл Кинг!
   - Откуда идете?
   - Из Англии.
   - Куда идете?
   - В Тайваньский пролив!
   - Есть ли у вас такие, кто впервые проходит экватор?
   - Имеются!
   Нептун завопил: - Ложись в дрейф!
   Выполняя его приказ, капитан тотчас скомандовал:
   - Грот-марсель на стеньгу!
   Команду выполнять было не  обязательно.  Важно  соблюсти  ритуал.  Клипер
продолжал идти своим курсом.
   Нептун поднялся на бак, сел в  приготовленную  для  него  колесницу  и  в
окружении свиты покатил по шкафуту на шканцы.
   Матросы расступались перед ним.
   Колесницу  везли  четверо  полуголых  чудовищ  с  распущенными   космами,
разрисованных разными красками от головы до пояса. Небольшой  оркестр  игрой
на флейтах и английских рожках сопровождал шествие.
   На шканцах капитан подал Нептуну заранее приготовленный список  тех,  кто
впервые проходил экватор. Вся процессия направилась со шканцев  на  середину
палубы. Там царедворцы Нептуна  мигом  поставили  невесть  откуда  взявшуюся
широкую бочку с забортной водой и положили на  нее  доску.  Нептун,  огладив
бороду, начал выкликать по списку:
   - Сэр Дэвид Эванс!
   Перечень фамилий шел по рангам. Дэвид Эванс - старший помощник  капитана.
Он плавал по северным морям шесть лет, но  переходить  экватор  ему  еще  не
доводилось. Матросы, повернув головы, с любопытством ждали, что будет делать
Эванс, строгий, внушительного вида их начальник, которого они побаивались не
меньше капитана.
   За старшего помощника ответил боцман Ли:
   - Сэр Дэвид Эванс приветствует морского владыку и сообщает, что не  может
участвовать в церемонии по домашним обстоятельствам: у него жена родила двух
детей...
   Матросы грохнули хохотом. Нептун, насупив седые брови, ответствовал:
   - Причина не принимается во внимание. Надо было  миссис  -  Эванс  родить
сразу четырех детей. Сэр Дэвид Эванс, прошу Вас на бочку!
   Палуба сотрясалась от громкого смеха.
   Снова заговорил боцман Ли:
   - Сэр Дэвид Эванс шлет вам в качестве извинения бутылку джина!
   Боцман передал бутылку. Нептуну. Тот умиротворенно провозгласил:
   - Извинение сэра Эванса принимается. Следующий...
   Следующим был юнга - камбузник Фишер. Под смех и шутки его  вытолкали  из
толпы, и он стал перед "грозой морей".
   - Юнга Уильям Фишер, на бочку!
   - Я не могу на бочку... - пролепетал юнга.
   - Почему? - взревел Нептун, напуская на него страху.
   - У него на ягодице вскочил нарыв, который боится воды! -  с  готовностью
пояснили из толпы моряков. Опять раздался  дружный  смех.  Нептун  дал  знак
своим спутникам и те без лишних слов схватили Фишера, завязали ему  глаза  и
посадили на доску, положенную на края бочки. Один из свиты мигом намазал ему
подбородок смолой и стал "брить" его огромной  деревянной  бритвой.  Но  тут
кто-то ловко выбил доску из-под Фишера, и он провалился в воду.
   Едва юнга выкарабкался оттуда, как его со всех сторон  окатили  водой  из
ведер...
   - Готов! - крикнул "царедворец" Нептуна. - Кто следующий?
   - Джордж Пойндексер! - сказал Нептун.
   - Я проходил экватор! - решил схитрить Егор и попытался  было  спрятаться
за спины матросов.
   - Врет!
   - Давай его сюда! За вранье надо его хорошенько побрить.
   Егора схватили дюжие  руки,  завязали  ему  глаза,  усадили  на  доску  и
намазали подбородок и щеки пахучей смолой. Доска как бы сама собой  вылетела
из-под него, и он тоже провалился  в  соленую  воду.  Выкарабкался,  сдернул
повязку, стал было подтягивать мокрые штаны, но его опять окатили  водой  из
нескольких ведер сразу.
   - Хорош!
   Обижаться на такое бесцеремонное  обращение  не  приходилось.  Всем  было
весело, и Егору пришлось веселиться, мокрому с головы до ног,  с  вымазанным
смолой лицом.
   К нему протиснулся Майкл, положил широкую ручищу ему на плечо.
   - Поздравляю! - захохотал он. - Что же ты, не мог откупиться  от  Нептуна
бутылкой виски?
   - Да где ее взять-то? - рассмеялся Егор.
   - Ну, ничего, ничего, это полезно, - снисходительно сказал Майкл.
   Пройдя экватор, клипер взял направление строго на юг  и,  оставив  справа
Фернанду-ди-Норонья, что располагался в сотне с небольшим  миль  от  берегов
Бразилии, сравнительно благополучно миновал Конские широты9  и  повернул  на
юго-восток, к островам Тристан-да-Кунья. Обогнув эти острова с юга,  "Поймай
ветер" направился к мысу Доброй Надежды.
 
   3
 
   Расстояние от островов Тристан-да-Кунья до  мыса  Доброй  Надежды  клипер
прошел  за  четверо  суток.  Во  второй  половине  дня  10   октября   перед
мореплавателями предстала во всем своем великолепии гора с широкой и плоской
вершиной, напоминающей издали ровную поверхность стола.  Отсюда  и  название
горы - Столовая. Солнце  вовсю  сияло  с  чистого  синего  неба  и  рельефно
высвечивало все крутизны, небольшие возвышенности и неровности  на  вершинах
соседних гор. Тени были резкими, изломанными и глубокими.
   По имени горы западный берег мыса и залив назывались  тоже  Столовыми.  У
подножия плоской горы на отлогом берегу раскинулся город Капштадт10.
   Столовый залив был открыт прямо в океан всем ветрам  и  штормам.  Зимними
месяцами на мысе Доброй Надежды считаются вторая половина апреля, май, июнь,
июль, август, сентябрь или его половина. На море  в  это  время  преобладают
северо-западные ветра. Они приносят  шторма,  а  иногда  и  настоящие  бури.
Голландская Ост-Индская компания  запрещала  своим  кораблям  в  эти  месяцы
стоянку в Столовом заливе, и они переходили в Симансов  залив  на  восточной
стороне мыса.
   А летом здесь дули постоянные ветры с берега, с гор. Они были опасны  для
мачт и стеньг кораблей, стоявших в гавани. Иной раз ветры с вершины Столовой
горы срывали корабли с якорей и уносили их в море... Жители города закрывали
ставнями окна, обращенные к ветру, который гнал мелкие  камни  и  вырывал  с
корнями деревья.
   Капитан Кинг не стал заходить в Симансов залив, а решил,  положившись  на
прочность якорных цепей, поставить клипер в Столовой бухте.
   Отдать якорь у мыса Доброй Надежды Дэниэла Кинга вынуждала необходимость.
После плавания в тропиках под ливнями надо было привести корабль в  порядок,
просушить помещения, одежду, запасную  парусину,  пополнить  запасы  воды  и
продовольствия, а если представится возможность, нанять в  команду  матросов
взамен тех, кого в тропических широтах унесла лихорадка...
   Более двух месяцев пути от Лондона до мыса Доброй Надежды моряки были без
берега и стали, по выражению боцмана Ли, "дичать". Все очень устали,  многих
охватывало раздражение, а порой - беспричинная злобная вспыльчивость.
   Два дня экипаж занимался приборкой на корабле, просушкой  кают,  кубрика,
деков, одежды, коек  и  парусов.  Этому  способствовала  отличная  погода  и
южноафриканское щедрое солнце.
   Старший помощник капитана Эванс тем временем отправился к местным  купцам
договариваться о поставках продуктов, в особенности свежего мяса и зелени, а
капитан Кинг нанес визит губернатору.
   Когда все на корабле было приведено в  порядок,  капитан  отпустил  часть
команды на берег. Егор и Майкл пошли в Капштадт вместе.
   Улицы в городе были прямые и пересекались перпендикулярно. По сторонам их
были посажены дубы. Они теперь разрослись  и  давали  густую  широкую  тень.
Кое-где вдоль улиц прорыты каналы, но  сейчас  они  стояли  сухими.  Дома  в
Капштадте кирпичные, двух-трехэтажные, покрашены желтой, зеленой или  серой,
под  цвет  гранита,  краской.  Некоторые  ослепительно  сверкали   побелкой.
Смотреть на них было больно глазам.
   По краям плоских крыш установлены парапеты, по  углам  -  лепные  статуи,
вазы и прочие украшения.
   Аккуратные голландцы, служащие и  купцы  Ост-Индской  компании  содержали
свои особнячки и дворы  перед  ними  в  безукоризненной  чистоте.  С  лепных
балконов на шумные толпы проходивших мимо матросов с  любопытством  смотрели
горожане.  Среди  них  можно  было  приметить  и  миловидные  женские  лица,
затененные полями шляпок.
   Майкл сразу же хотел податься в кабачок или таверну, где  бы  можно  было
выпить. Егор стал его отговаривать:
   - Какой толк в вине? - говорил он на  смешанном  "архангельско-лондонском
диалекте". - Лучше походим по городу, поглядим, как тут живут.
   Майкл поморщился, повздыхал, но уступил просьбе  молодого  товарища.  Они
долго бродили по улицам, пока англичанину не  стало  муторно  от  вида  этих
аккуратных домов, редких прохожих и Столовой горы на заднем плане.
   - Все одно и то же, - сказал он ворчливо. - Дома чистенькие, прилизанные;
леди высовывают свои носики в окна, старухи с балконов тянут шеи...  Глазеют
на нас, как на каких-нибудь полинезийцев. Пошли в кабак, у меня  внутри  все
перегорело...
   Егор, скрепя сердце, согласился - они обещали друг другу  не  разлучаться
на берегу.
   В районе гавани на берегу залива стояли  магазины  Голландской  компании,
называемые  также  королевскими  магазинами.  В   них   хранились   казенное
снаряжение и съестные припасы.  Среди  построек  Майкл  безошибочным  чутьем
разыскал подходящее злачное  место  под  вывеской  "Веселый  отдых",  и  они
спустились по каменным ступеням в кабачок.
   Все столы были заняты подгулявшими матросами с клипера и других кораблей,
находившихся в гавани. Сизыми облаками плавал табачный дым, пахло  спиртным,
потом и еще какой-то прелью. Майкл нашел-таки место у столика в углу, и  они
пристроились к компании голландских матросов. Майкл сходил к стойке и принес
кувшин с ромом, два стакана и  большой  кусок  жареной  баранины.  Он  налил
напитка себе и Егору. Егор отпил глоток и поморщился.
   - Больше не хочу. Пей сам, - сказал он.
   Майкл с видимым удовольствием  осушил  свой  стакан  до  дна.  Они  стали
закусывать жареным мясом. Голландцы пытались с  ними  заговорить,  но  Майкл
только мычал и мотал головой: дескать,  не  понимаю,  отстаньте.  Голландцы,
степенные, спокойные на  вид  парни  в  одинаковых  матросских  блузах  и  с
одинаковыми зелеными шейными платками, оставили Майкла в покое и  продолжали
беседовать меж собой. Майкл впитывал ром, как воду  сухая  губка.  Он  хотел
было  еще  сходить  к  стойке  и  наполнить  кувшин,  но   Егор   решительно
в