лковник,  положите  карты! -  приказал  интендант.  Дюваль  мрачно
посмотрел на Лабуле и сказал:
  - Если бы вы были... офицером... Да-да, офицером, а не интендантом, вот
тогда бы я проучил вас как следует. А  так я  просто кликну прислугу, и  вас
мигом выставят из приличного заведения.
  Лабуле молчал. Дюваль откашлялся и строго добавил:
  - Молодой человек препятствует франко-русскому сближению.
  И Лабуле не оставалось ничего другого, как смириться. Мало того, он был
вынужден играть и проигрывать до тех пор, пока Дюваль не  посчитал, что рука
его устала. Сгребая  выигрыш  в  расстеленный  на столе доломан,  сержант...
простите, тогда еще полковник сказал, обращаясь к казаку:
  - Здесь не вино, мой друг, а  интендантские слезы. Если не против, то я
покажу тебе одно заведение...
  -  А  уж теперь  позвольте командовать мне! - перебил его хорунжий. - К
цыганам и только к цыганам! Ляля встретит нас как родных.
  Полковник из любопытства спорить не стал, и новые приятели едва ли не в
обнимку покинули гостеприимный погребок.
  Потом  они браво  шагали по  улицам  и оживленно беседовали, не обращая
внимания на рослых и коренастых  господ, глазевших на них из окон, а то  и с
дворцовых  балконов. Офицерам легкой кавалерии  было хорошо  и весело, что и
привело  приятелей  к цыганам, где веселья оказалось даже  с избытком, ну  а
потом...
  На рассвете, едва лишь  расставшись с хорунжим, Дюваль  задумал было...
Но нагрянувший патруль  арестовал его и как последнего злодея  препроводил в
штаб.
  И  вот уже Дюваль стоял перед начальником армейской разведки, известным
нам Оливье, тогда еще полковником. Но - всесильным полковником!
  -...И смеялись мне в лицо! - докладывал вчерашний лейтенант.
  - Довольно,  Лабуле,  довольно.  Я все понял!  - прервал  его Оливье  и
повернулся другим боком. Ординарец,  в  котором  Дюваль даже во сне так и не
признал Гаспара, продолжал чистить мундир своего командира. А тот говорил: -
Негодяй!  Ты  вырвал  из наших  рук секретный  русский  портфель!  -  Оливье
оттолкнул  Гаспара  и  вплотную подошел  к  Дювалю.-  Моли бога,  чтоб  тебе
даровали жизнь! - И он рванул с Дюваля эполеты.
  Полковничьи,   махровые!   Вначале  один,   потом   второй.  Эполет  не
поддавался. Тогда Оливье рванул посильнее...

  И Дюваль проснулся. Чико тряс его за плечо со словами:
  - Сержант! Березина!
  Было  раннее  утро.  В  сотне шагов  впереди виднелась река, а  за  ней
наведенная переправа. И  белые  ремни,  красные султаны, эполеты  - это рота
старой гвардии сохраняла временный  мост. Еще совсем недавно  один  лишь вид
гвардейцев заставлял неприязненно морщиться, ну а теперь...
  -  Вперед! Да здравствует Франция!  -  воскликнул сержант  и  пришпорил
лошадь.
  Обогнав медленно бредущих пехотинцев, отряд подъехал к переправе.
  -  Сержант  Дюваль,  седьмой  гусарский,-  доложил  Дюваль  подошедшему
офицеру и вытащил запечатанный  пакет.-  По поручению маршала. Император был
здесь?
  Офицер как-то странно посмотрел на сержанта... и ответил:
  - Проследовали два часа назад.
  -  Прекрасно! Поспеем к первому завтраку! За мной,  ребята! - И сержант
двинул лошадь к мосту. Но тут дорогу ему преградили гвардейцы.
  - Вы что, с ума посходили? - крикнул Дюваль,  поднимая Мари на дыбы.- У
меня поручение к императору! -  И  он направил лошадь  прямо на выставленные
штыки.
  - Успокойтесь, сержант, но таков наш  порядок! - сказал  офицер, хватая
Мари под  уздцы.-  Покидая  нас,  император  приказал  уничтожить переправу,
однако  наш  полковник,   добрейшая   душа,   решил  с  этим  делом  немного
повременить. Но!.. За щедрость  нужно платить. С  вас, к примеру, мы возьмем
экипаж,  лошадей...- Офицер заметил Мадам.- И женщину!  Всего лишь. - Дюваль
от негодования не мог вымолвить  ни слова.- Спешивайтесь, господа, и топайте
на тот берег. Франция ждет вас!
  - Негодяй! - И  Дюваль выхватил  саблю.  Гвардейцы  обступили маленький
отряд, и никто из солдат не посмел последовать примеру сержанта.
  - Забудьте эти манеры, сержант! - сказал офицер.- Вот лучше поучитесь у
пехоты.
  К мосту  подошли  те самые  солдаты, которых недавно обогнали  всадники
Дюваля. Гвардейцы бесцеремонно отобрали  у  пехотинцев  теплую одежду, и  те
ступили на шаткий мост.
  - Ну! - повысил голос офицер.- Не отдадите сами, отнимем силой!
  Дюваль поморщился. Сила действительно не на его стороне. А если так, то
нужно действовать по-другому и, главное, не спешить.
  -  Ну  хорошо,-  сказал  Дюваль.-  Я вас понимаю. Однако у  меня важное
поручение. И, я надеюсь, ваш полковник войдет в мое положение.
  - Возможно, возможно,- не стал спорить с ним офицер.
  - Где мне найти полковника? - спросил Дюваль, сходя с лошади.
  - Вон там, видишь избу? - показал офицер вдоль берега.
  Дюваль  посмотрел на избу,  на  гвардейцев... и едва ли не силой  помог
Мадам  сойти  с лошади. Сержант понимал, что  под руку  с  Мадам он выглядит
весьма комично, а потому быстрым шагом пошел прочь от реки.
  - Смотри, не потеряй свою красотку! - крикнул ему вдогонку офицер.
  Мадам  и Дюваль не оглянулись, а их маленький  отряд сбился в кучу и  с
опаской поглядывал на гвардейцев.
  - Эх, лучше б он не брал  ее  с собой,- вслух подумал Чико.- Теперь  не
миновать беды,-- и непритворно вздохнул.
  - С чего бы это? - удивился Курт.- Мадам нам ничего дурного не сделала.
  -  Подожди, еще  увидишь,- мрачно пообещал  Чико.- Ничуть не  удивлюсь,
если вместо полковника Мадам нашлет на нас сотни две казаков.
  - Белая Дама! Казаки! - возмутился Хосе.- Хватит болтать.
  -  Я не болтаю, я  знаю,-  голос  у Чико  был на  редкость серьезный  и
грустный.
  - А если знаешь, так скажи,- зло предложил Хосе.
  -  Еще чего! Она меня  везде найдет. Другое дело  вы. На вашем месте  я
бросил бы лошадей и бежал на тот берег, пока не поздно. Ну чего вы ждете?!
  Франц  испугался и  послушно  сошел  с лошади.  Остальные  нерешительно
переглядывались  -  дела ведь  и  действительно могли  приобрести  плачевный
оборот.  Францу было  неловко  да  и  боязно уходить  одному, и он  окликнул
кучера:
  - Гаспар!
  Однако тот не решился последовать примеру австрийца и робко сказал:
  -  Я остаюсь  при  карете.  Мне  так  приказано.  Остальные  продолжали
раздумывать.
  - Нет,- наконец сказал Курт. - Я  не пойду.  Мой отец был солдатом, дед
мой был солдатом.. Мой прадед предал восемь королей, но не изменил ни одному
сержанту. Ты забываешь, Чико, что Дюваль  наш  товарищ.  Другое  дело,  если
отказать напрямую.
  И солдаты согласно закивали - да, Курт прав. Франц поспешно  вернулся в
седло, а Чико лишь сокрушенно покачал головой и сказал:
  - Ну  что ж, я вас  предупреждал. И видит бог,  что  все мы  пойдем  за
Саидом.
  А в это время Дюваль и Мадам входили в избу.
  На  заставленном  бутылками   столе   тускло  мерцала  оплывшая  свеча.
Полковник в распахнутой шинели сидел на лавке, откинувшись к стене. Лицо его
было в тени.
  - Господин  полковник,-  сержант  учтиво лязгнул  шпорами,- я следую  с
поручением в ставку к императору. Вот пакет подписанный маршалом. Дело, как.
сами  видите,  государственной  важности,-  сержант  откашлялся.-   А  ваши,
простите   за   бранное   слово,  гвардейцы,  чинят  у  переправы  форменное
мародерство: отбирают лошадей, карету!
  Полковник нехотя потянулся, приоткрыл глаза и спроси.!
  - Вы откуда свалились?
  - Пятый гусарский, сержант Шарль...
  -  Неважно,- полковник устало вздохнул и стал объяснять:  - Дело в том,
что эта переправа моя, я сам ее по строил. Солдатам не хватало императорских
мостов,  и  я  решил  оказать им любезность.  Ну  а  за  любезность  принято
платить...
  - Позвольте...
  - Не позволю.  А посему карету, лошадей, валенки, золото, горячительные
напитки сдать моему офицеру. Император здесь  я!  -  И тут  полковник увидел
женщину. - Красотку тоже сдать.
  Мадам холодеющими  пальцами  впилась в  руку Дюваля, но не проронила ни
слова.
  - Я человек чести...- начал было Дюваль, но полковник перебил его:
  - Честь не валенки, можешь забрать с собой. А  красотку оставишь здесь.
И  убирайся, пока цел! -  Полковник  ударил  кулаком  по  столу,  и лицо его
показалось из тени.
  - Кого я вижу! - улыбнулся Дюваль.- Лейтенант Лабуле! Шпион, доверенная
крыса Оливье! Последний негодяй, но негодяй всесильный, Мадам!
  И, как пишут в изящных романах, наступила, томительная пауза.
  - ...Шарль Дюваль! - узнал наконец Лабуле.- Тильзит, карты...
  -  Вот  именно!  -  Дюваль  улыбнулся:  он  чувствовал   себя  хозяином
положения.-  Так может  сыграем?  По  маленькой   я  ставлю на кон лошадей и
валенки,  а вы свою жизнь. Итак,  первый ход!  - И  сержант выложил  на стол
пистолет.
  -  Какая ж тут игра, если у  вас  все  козыри на  руках,  -  Лабуле как
завороженный смотрел  на пистолет.  Точнее, на черную  бездонную  дырочку  в
стволе.
  Дюваль, зорко наблюдая за противником, потянулся к пистолету.
  - Ну, если вы пас, то я вынужден вистовать...
  - Нет-нет! - вмешалась Мадам.- Так это смахивает на убийство.
  Дюваль покосился на Мадам, но в это время полковник толкнул ногой стол,
и бутылки полетели в разные стороны. Свеча погасла...
  Мадам  на лету поймала  пистолет  и ткнула  им в лоб  вскочившему  было
Лабуле. Тот, так и  не успев прыгнуть, повалился на лавку.  И тут же на него
упал Дюваль...
  ...И  вот  уже  свеча вновь  горела на столе. Связанный Лабуле  кое-как
корябал записку офицеру - Мадам уговаривала сержанта не убивать шпиона.
  -  ...И   беспрепятственно   пропустить,-   диктовал  Дюваль,   угрожая
пистолетом. Лабуле усмехнулся.
  - Подскажу по старой дружбе,- сказал он.- Ну кто вам поверит, что я мог
такое написать? Оставьте что-нибудь.
  - Карету,- подсказала Мадам.
  - Ка-ре-ту,- вывел Лабуле и расписался.
  - Порядок, - и Дюваль,  передав Мадам пистолет,  сунул шпиону кляп. - А
это - чтоб вы не просили нас остаться. Прощайте, лейтенант!
  И, не удержавшись, он сорвал-таки с Лабуле эполеты, а уж потом  подошел
к двери. Мадам осталась у стола.
  -  Подождите  за дверью,  Шарль,-  сказала она.- Я...  я... в  суматохе
потеряла брошь.
  - Поищем вместе!
  - О нет, вы только затопчете. Здесь так неудобно.
  Сержант  пожал плечами и ушел. И  только за ним захлопнулась дверь, как
Мадам подошла к Лабуле, вытащила у него кляп и сказала:
  - Полковник,  мы действительно спешим. Поверьте,  мне нет никакого дела
до  ваших личных счетов с  сержантом,  тем  более,  что  наш любезный  майор
смертельно ранен.
  - Наш любезный майор? - переспросил Лабуле.
  -  А кто же  еще? -  обиделась  Мадам.- Наш  любезный  майор смертельно
ранен, и неутешные кузины...
  - Скорблю и сочувствую! - подхватил Лабуле.- Что просит генерал?
  -   Если   у   вас  случайно   сохранилась  копия   карты,-   и   Мадам
многозначительно замолчала.
  - Н-не понял,- замялся Лабуле.
  - Генерал ищет  копию карты того  самого места, где оставлены известные
ценности.
  Тут Лабуле не выдержал и улыбнулся.
  - А, так вот оно что! Итак, мадемуазель...
  - Мадам.
  - Итак,  Мадам,- полковник приосанился,- итак, да  будет  вам известно,
что "наш любезный майор смертельно  ранен" отменили еще две недели назад,  а
посему...
  Но Мадам не  дала ему досказать - наставив  на шпиона пистолет, она без
всякой любезности спросила:
  -  Где  московские  трофеи?  Карты,  планы,  ориентиры  местности.  Кто
выполнял приказ?!
  - Какие трофеи, Мадам? Я ничего не понимаю.
  - Если вы сейчас  же  не ответите, я пущу  вам пулю  в лоб.  А сержанту
скажу, что вы покушались на  мою честь. Поверьте я не шучу,- и Мадам, слегка
наклонившись, приставила пистолет ко лбу Лабуле.
  - Ну хорошо,-  побледнел Лабуле.- Я  постараюсь вспомнить. А  зачем вам
такая прорва золота?
  - Я жадная, очень жадная женщина. Если б вы только знали, сколько денег
уходит на одни наряды. Ну, говорите.
  -  Помилуйте, Мадам, я  не  менее  жаден. И  если б  только  узнал, где
спрятаны  сокровища  Кремля,  то  не  стал  бы  торчать  на  этой  проклятой
переправе.
  - Но там, где сокрыты трофеи, уже гарцуют русские казаки.
  - Ну и что! Я перешел бы в русскую службу.
  Мадам пристально посмотрела  на связанного полковника и насупилась так,
как  будто  собиралась перехитрить  не только Лабуле, но  и  всю французскую
разведку. Но... Мадам убрала пистолет и торопливо подошла к двери.
  -  Постойте!-окликнул ее Лабуле.-  Вы забыли про кляп.  А  что, если  я
вздумаю звать на помощь? Мадам открыла дверь, посмотрела на реку.
  - Теперь уже  поздно,- равнодушно сказала она.- Ваши солдаты  переходят
на ту сторону реки.  Сейчас  будут  ломать  переправу.  И  командует ими ваш
приятель Дюваль. Простите, я спешу! - И она поспешно вышла из избы.
  Сказать по правде, ничего такого не  случилось. Просто Мадам было чисто
по-женски  обидно,, и она  не  могла  расстаться  с Лабуле  не  отыгравшись.
Теперь-то он не  станет ухмыляться ей в спину, теперь он будет задыхаться от
гнева и проклинать неверных гвардейцев!
  Когда Мадам вышла на мороз, поджидавший ее Дюваль виновато спросил:
  - Ну что, не нашли?
  Мадам с улыбкой развела руками.
  - Это все я виноват,- сказал .Дюваль.- Но, бога ради, поспешим.
  Мадам  взяла сержанта под руку, и они быстрым шагом спустились  к реке.
Подойдя к переправе, Дюваль подал офицеру записку. Тот прочел ее и удивленно
спросил:
  - Только карету?
  -  Нет, - успокоил его сержант,- карету и двух лошадей. Мы их не  будем
выпрягать.
  - А!.. - И офицер нехотя отошел в сторону.
  Сержант вскочил в седло и  строго глянул на своих солдат.  Те  были уже
готовы, и даже безлошадный Гаспар успел пересесть на лошадь Сайда, Мадам...
  Сержант подал ей руку, но Мадам сказала:
  - Извините,  Шарль, но  вы  гусар,  легкая  кавалерия, а  пехоту  возят
драгуны, - и с этими словами она подошла к Курту.
  Тот не посмел отказаться, неловко подсадил Мадам, и  отряд двинулся  по
мосту.
  Скользили сбитые копыта,  разъезжались обледенелые бревна. Чико мельком
глянул на  Курта и тяжко  вздохнул - ведь каждому известно,  что если ведьма
садится  на  вороную лошадь,  то хорошего  не  жди.  А тут еще  Мадам что-то
шепнула  драгуну, и Курт помрачнел. Мадам отвернулась, а Курт  все мрачнел и
мрачнел с каждым шагом. Чико  с грустью подумал, что Курт настоящий и верный
товарищ, жалко славного Курта, но, видно, судьба.
  И он не ошибся. Когда река осталась позади, сержант оглянулся и увидел,
что офицер пошел к избе, к Лабуле. Дюваль осадил лошадь и сказал:
  - Ребята, мы все слыхали,  что император велел убрать переправу. Кто из
вас... - Но тут сержант вдруг замолчал и смущенно посмотрел на солдат.
  Солдаты также молча смотрели на быстрое течение реки.
  - Я  никому не  стану  приказывать,- сказал сержант.- Мы честно  бросим
жребий.  На  мост пойду  я  и  тот  из  вас,  кому не  повезет  двоих  будет
достаточно.
  Но тут Курт поспешно сошел с лошади и охрипшим голосом сказал:
  -  Не  нужно двоих, я  справлюсь один,  - и посмотрел  на  Мадам. Мадам
отвернулась.
  - Курт, что с тобой? - растерялся сержант.
  - Так надо.
  - Но почему?
  Курт с надеждой  посмотрел на  Мадам, но та молчала, и драгуну пришлось
объяснять самому:
  -  Это было еще под Смоленском, сержант. Проклятая зима ожесточила нас,
были голодны.
  - Так, - помрачнел сержант.- Что еще?
  Но  Курт  не ответил  он  выбежал на  середину моста и принялся  саблей
перерубать канаты, сплетавшие бревна.
  Сержант с надеждой посмотрел на солдат: быть может,  он  не так понял?!
Но Чико сказал:
  - Курт зарезал женщину. Женщина была маркитанткой..
  - Молчи!!!
  Чико пожал плечами и отвернулся.
  А Курт стоял на коленях и наотмашь рубил по канату. Руки дрожали, сабля
не слушалась, и тем не менее канат стал понемногу расползаться. Еще немного,
еще.. Услышав позади себя шорох, драгун обернулся: напротив него,  с  другой
стороны моста, на бревна вылез мокрый окоченевший бородач.
  -  Давай, жолнежа, давай! - скомандовал  он оторопевшему  Курту  и тоже
принялся рубить канаты, но только топором.
  Канаты лопнули,  течение на  стремнине развернуло бревна,  и  мост стал
расходиться.  Курт, спасаясь, схватился за бревно. Рядом  с ним отфыркивался
бородач. Их понесло к противоположному берегу, к Лабуле.
  Сержант отвернулся. Солдаты виновато  переглядывались. И в это время на
том берегу послышались  выстрелы.  Гвардейцы, отступая  перед невидимым  еще
противником, отходили к берегу реки, стреляли в сторону леса.
  - Бедный Курт,- вздохнул Франц.
  - Война  есть война, затем  мы сюда и пришли,- хмуро  сказал сержант  и
пришпорил лошадь. Отряд последовал за командиром.
  Артикул седьмой
  Вторая польская война
  Был человек  и  нет человека. Непривычные к  этому скорбят, поминают  в
молитвах, говорят об ушедшем только  хорошее. Привычные - стараются поскорее
забыть о случившемся. Они  ведь понимают, что  недалек и их черед  так зачем
же  тогда омрачать  свои, быть может, последние часы? Нет, лучше делать вид,
что ничего не случилось. Тем более, что наступило утро, и небо очистилось от
туч,  светило солнце. Отряд, растянувшись, ехал по  холмистому полю. Впереди
ехали сержант и  Мадам,  шагов на двадцать  от них отставали  Чико,  Хосе  и
Франц,  и уж  совсем  позади едва поспевал Гаспар, с  детства не  склонный к
верховой  езде.  Бывший кучер  со  слабой  надеждой  поглядывал по сторонам,
однако ни дороги, ни селения нигде  не было видно. Молчали уже пятую версту.
Наконец Чико не выдержал, вздохнул и сказал:
  - Если  б я  родился  в  России,  так  лежал бы сейчас  на печи, славил
доброго царя и грелся до седьмого пота.
  -  А  вы  знаете,-  вдруг оживился  Франц.-  В  Смоленске  меня научили
готовить настоящий  русский  квас. Когда тебе жарко, так жарко,  что  просто
нечем дышать...
  - Ну вот, опять начинается! - поежился вконец продрогший Хосе.
  Франц обиделся и замолчал.
  И снова поехали молча.  И каждый думал  о своем. На третьей сотне шагов
Чико вновь заговорил:
  -  Проклятая  дорога  она  сама не  знает,  куда  нас  ведет! Никто  не
отозвался. Чико поморщился и продолжал:
  - Еще  немного,  и все мы заболеем баварской  болезнью. Однако никто не
спросил, что это такое. Да только неаполитанцу  было уже все равно, он более
не мог сдерживать томившие его воспоминания.
  -  Баварская  болезнь,-  повторил он задумчиво,-  ужасное  зрелище. Это
было,- тут Чико перешел на шепот,- это было первое пришествие Белой Дамы.
  При  упоминании бесовского имени солдаты сдержанно заулыбались, но Чико
их уже не замечал  он неотрывно смотрел на ехавшую впереди Мадам и говорил:
  - Это было еще в октябре, при первых заморозках. На стоявших в Витебске
баварцев упала странная болезнь. Все они  ходили бледные, белые как  смерть.
Они уже ничего не хотели,  а были  сонные и злые как осенние мухи.  "Где тот
дом, в котором умирают?" -  спрашивали они один  у другого. Им  указывали на
белый дом с  белыми колоннами  и белым  крыльцом Они  входили туда, садились
рядом  со своими  мертвыми товарищами... которых кто-то складывал в отменном
порядке...  Не  смейтесь, это  истинная  правда!  Садились, курили  трубки и
умирали, а потом их кто-то складывал одного на другого. Как сухие дрова... И
когда в этот дом уже нельзя  было  войти, так много, там было умерших, тогда
шесть тысяч баварцев построились в походную колонну и с барабанным боем и  с
развернутыми  знаменами прошли по мосту через  Двину и свернули на виленскую
дорогу.  "Дезертиры!"  -  кричали  им. "Нет, мы идем  в Баварию",-  отвечали
солдаты. И  никто  не  решился их останавливать,  потому что они  уходили  с
оружием,  а лица у всех у них были белые, глаза безумные. Баварцы не боялись
смерти..
  (Да, странная была история.  Тот дом с колоннами стоит и по сей день, в
нем никто не живет.- майор Ив. Скрига).
  Чико молчал и смотрел на Мадам, Мадам смотрела на сержанта, а тот...
  - И все-таки война пошла мне на  пользу,- с грустной  улыбкой признался
Дюваль.- Когда  я  уходил служи