развития личности у средневекового россиянина.
     И все данные раскопок подтверждают как раз исключительную роль Новгорода как торгово-ремесленного центра.
     В том числе и данные, содержащиеся в берестяных грамотах. И в немецких источниках, ибо именно этот, "утонувший в болотах" Новгород был членом Ганзейского союза, и об этом есть многочисленные документы из архивов Любека, Бремена, Гамбурга, Дерпта...
     Или вот еще один перл. Авторы "сенсационной" книги готовы выдать за невероятное открытие результаты восстановления облика Тамерлана по черепу М. М. Герасимовым.
     На самом деле европеоидность Тамерлана никого не способна повергнуть в удивление, кроме самого последнего невежды. Всем известно, что в числе племен Центральной Азии было много европеоидных; а если даже Чингисхан и был ярко выраженным монголоидом, то после многих поколений женитьбы потомков на тюркских (европеоидных или почти европеоидных) принцессах пра-пра-правнук Чингисхана Тамерлан, естественно, и должен быть европеоидом.
     Кстати, одна из кличек Чингисхана звучит как "рыжебородый". Очень возможно, и он имел европеоидный облик, почему бы и нет? Носовский и Фоменко или сами этого не знают, или, попросту говоря, врут читателю. Предполагая при этом, что сам читатель об этом не имеет ни малейшего представления и поверит решительно чему угодно.
     Рассуждения об облике Тамерлана мимоходом вскрывают еще один пункт невежества Фоменко и Носовского. Они всерьез полагают, что существует некий индоевропейский облик. Но языковая группа, язык - это одно, а расовая принадлежность - совсем другое. Наука кое-что знает о существовании индоевропейских языков - но нет такой расы.
     На языках индоевропейской группы говорят и скандинавы, и жители Северной Индии.
     Без переводчика могут понимать друг друга ярко выраженные монголоиды - якуты и такие же ярко выраженные европеоиды - турки.
     Авторы приписывают профессиональным историкам, научному миру желание видеть Тамерлана непременно ярким монголоидом {30, с. 207}. Но это лишь один из многих случаев, когда они приписывают научному миру совсем не то, что на самом деле готовы отстаивать ученые.
     Кстати, при обсуждении европеоидности Тамерлана авторы вступают в дикое противоречие с самими собой. Только что, буквально несколькими страницами выше, у них слово "монгол" означало "великий", - так сказать, самоназвание для верхушки высосанной из пальца империи. Теперь же оказывается, что монгол должен иметь строго монголоидную внешность... Где логика?! Где следование своей собственной выдумке?!
     Еще раз повторюсь. Авторы или совершенно не владеют предметом (даже в пределах выпускника средней школы), или сознательно врут.
     У читателя может сложиться впечатление, что я сознательно вырвал самые нелепые, самые абсурдные утверждения авторов, невероятно преувеличил и раздул, а остальная часть книги выглядит несравненно приличнее. Но это не так. В том-то и дело, что я привожу вполне типичные примеры. Каждый может набрать свою пригоршню ничем не подтвержденного бреда.., я хотел сказать - гипотез...
     Я выбрал только то, что мне оказалось чуть-чуть интереснее остального. По личному вкусу.
     Не стану притворяться, будто мне так уж непонятна причина появления творений Носовского и Фоменко. Все духовные, все интеллектуальные революции сопровождались гротескными, нелепыми тенями. Ибо всякое новое знание позволяет двигаться и вверх, и вниз. Культурный взлет Рима в I веке по Р. X. породил не только Цезаря, Августа и Мецената, но и торговца рыбой, пытающегося прослыть философом и меценатом.
     Культ разума, создание в Англии Королевского научного общества сопровождалось появлением Ньютона и Левенгука, а заодно - паркетного шаркуна, смешного напудренного развратника, почувствовавшего себя свободным от пут придуманной попами морали.
     Интеллектуальная революция рубежа XIX и XX веков привела в мир станционного телеграфиста, разыгрывающего сверхчеловека перед уездными барышнями.
     Мы живем в эпоху научной и культурной революции.
     На глазах меняется представление о границах возможного и невозможного, мыслимого и немыслимого. Изменяется картина мира в целом. Казавшиеся бесспорными истины ставятся под сомнение. Раскопки Т. Хейердала, В. Массона, Дж. Мелларта, Н. Дженкинс, А. В. Арциховского изменяют наше отношение к прошлому.
     На этом фоне мелькают свои гротескные тени. Те, кто встает на цыпочки, пытаясь встать в ряды тех, кто способен совершить интеллектуальную революцию. Люди, из всего кипения научной жизни усвоившие одно - что никто ничего не знает, что каждый имеет право думать, как он хочет, и что путь к успеху - врать как можно более лихо. Но у поклонников Блаватской есть хотя бы свой священный авторитет - сама Блаватская. Авторы книги вынуждены быть сами себе таким авторитетом.
     Любимый аргумент воинствующего невежества - что научный мир не может с ним спорить. В определенной степени - и впрямь не может. Попробуйте вести полемику с психом, всерьез утверждающим, что земля плоская. Или что насекомые и мыши могут сами собой самозарождаться из грязи и пыли. Или что вся история человечества была историей борьбы классов. Тут главная трудность будет не в том, чтобы понять неверность и даже бредовость слов оппонента.
     Проблема в том, чтобы хоть как-то соотнести произносимое оппонентом и известное специалистам. Чтобы найти ту плоскость, в которой вы вообще можете о чем-то говорить и хоть как-то понимать друг друга.
     Перлы Носовского и Фоменко невероятно трудно рецензировать, и не потому, что их аргументация серьезна, а приводимые доказательства неопровержимы. Дело в другом...
     Во-первых, спор предполагает хотя бы сравнимые весовые категории. Владение хотя бы некоторыми общими знаниями. Спор профессора со студентом возможен все-таки, в основном в учебных целях. А тут такая бездна невежества, что и с семиклассником сравнить непросто.
     А как прикажете хоть что-то объяснять человеку, не владеющими самым элементарным материалом?! Ты ему скажешь: "На Ярославовом дворище было найдено..." А он выпучит глаза: "Так ведь Ярославова дворища нет?!".
     Во-вторых, ученые, как правило, люди занятые. Тратить время на споры с фоменками и носовскими им попросту не интересно. И я не стал бы тратить время, не будь нужды написать эту книгу.
     Но я прекрасно понимаю, что должно делаться в голове у неспециалиста. Мы ведь, увы, живем в мире специализации, и пока что специализация только растет. Все мы становимся специалистами все более глубокими, то есть знающими все больше все о меньшем.
     Однажды я принес книгу Носовского и Фоменко в один академический институт. Нет, это надо было видеть! Сотрудники института, профессиональные историки, буквально заходились, прямо-таки кисли от смеха.
     - Ну, удружил! - радостно вопили историки, стирая со щек слезы восторга. Лютые враги объединялись против общего противника. Примирялись поссорившиеся друзья и любовники. Профессор Н., двадцать лет не разговаривавший с академиком М, после выступления академика М, на ученом совете, почти улыбнулся ему после особенно ядовитой шутки в адрес Фоменко.
     А самое смешное в этом то, что книга свободно продавалась на книжном лотке в квартале от здания института.
     И никто ее не только не отрецензировал, но до моего появления с книгой никто ее даже не взял в руки. На мою же просьбу дать профессиональное заключение по книге народ ответил вполне откровенно:
     - Старик, на ерунду времени нет.
     И это очень напоминает мне историю времен полузабытого пионерского детства.
     Лет 35 назад некий пионер Коля написал в редакцию журнала "Костер", что научился очень хорошо играть в шахматы и всех в классе обыгрывает, только вот конем пока ходить не научился. А теперь он хочет найти какого-нибудь гроссмейстера, чтобы его победить. Редакция пообещала Коле найти ему соответствующего гроссмейстера, не умеющего ходить конем. Пусть побеждает...
     Возникает желание, чтобы Фоменко с Носовским рецензировали профессоры, считающие Тамерлана негром и ничего не слыхавшие о всемирно знаменитых, составивших эпоху в археологии раскопках Новгорода.
     Итак, позиция специалистов более-менее понятна: не связываться с неучами. Позиция логичная, нет слов!
     Но такая позиция коллег мне представляется не очень корректной по отношению к огромному числу неспециалистов. В конце концов, человек не виноват в том, что он - не менее узкий специалист, чем историк, но совершенно в другой области. А знать историю своего народа (и не только своего) хочется.
     Человек искренне хочет побольше узнать об истории...
     Берет новую для него книгу, и... Кого убеждает аргументация (человек же не знает, что она полуграмотная), кого привлекает сам факт смелого, на грани безумия, отторжения всего привычного и, казалось бы, устоявшегося. А кроме всего прочего, заползает в голову мысль: если уж люди так уверены в себе, так смелы, то, наверное, у них есть для этого причины?!
     И человек утверждается в самых черных подозрениях: а вдруг вся история, которой его учили со школы, не правильная?! Чаще всего он вовсе и не так уж уверен в правоте Фоменко, но некоторые сомнения заползают в душу, и человек начинает сомневаться во всем на свете: а была ли вообще античность? А существовал ли Древний Киев? А не был ли придуман заодно и Древний Новгород? А знают ли ученые точно, когда жил и как выглядел Чингисхан, или никто ничего не знает?
     Мне доводилось общаться с людьми неглупыми и неплохо образованными, с врачами, чиновниками, предпринимателями, которые или занимали ни к чему не обязывающую и довольно удобную позицию: "Почему бы и нет?", или же начинали сомневаться в любых исторических сведениях, сообщаемых на основании любых источников. Ведь все равно же никто ничего не знает!
     С другой стороны, находятся люди, знающие мировую историю и выдвигающие идеи, весьма далекие от устоявшихся, санкционированных официальной наукой. И, что самое удивительное, у этих бунтарских, новаторских идей есть свои корни и даже 600-летняя традиция.
     Исследователь такого рода появился в Красноярске: писатель Александр Александрович Бушков, "король русского детектива", выпустил в свет книгу "Россия, которой не было" {33}, вообще-то, ставшую отрадным явлением в море затопившего Россию окололитературного и околоисторического бреда (примеры я уже приводил). Она и достаточно корректна в большинстве случаев, и весьма, весьма информативна.
     Книга понравилась мне и разоблачением мифов, хотя, с точки зрения ученого, строго говоря, подвергаются анализу никакие не исторические мифы, а утвердившиеся в обществе дикие, предельно далекие от истины представления. Некоторые из них - просто невинный плод невежества. Той самой простоты, что много хуже воровства. А большая часть возникла не случайно и не стихийно: эти представления есть плод сознательной подтасовки фактов, трактовки документов в угоду надуманной схеме, подчинения истории политической злобе дня. Взять хотя бы превращение одного из самых бездарных и самых страшных монархов (Петра I) в главного российского просветителя и чуть ли не спасителя Отечества...
     Понравилось и стремление Александра Александровича взять на себя труд выступить в роли просветителя соотечественников. Позволю себе процитировать некоторые его размышления о том, как современный исследователь может рассматривать проблемы достоверности исторических документов и принятой в науке хронологии:
     "Сторонники короткой" хронологии, считающие, что часть так называемых античных" документов попросту фальсифицирована, а часть описывает раннесредневековые события, в результате ошибки историков перенесенные в глубокую древность, выдвигали спорные, но зачастую не поддающиеся опровержению в рамках традиционной" теории аргументы. Указывалось, что античные" рукописи вряд ли смогли бы сохраниться, пролежав якобы многие сотни лет в сырых, заброшенных подвалах. Подозрения вызывало и то, что оригиналов подавляющего большинства античных" трудов не сохранилось вообще, и появились они словно бы из ниоткуда уже в эпоху книгопечатания - причем и тогда оригиналов никто не предъявлял.
     Не менее сильные подозрения у многих исследователей вызывала и личность человека, по сути, в одиночку и заложившего основы нынешней длинной" хронологии. Жозеф Скалигер, ученый XVI в., уже тогда был уличен в подделке мнимоантичных трудов, а кроме этого в своей работе по глобальному уточнению исторических дат откровенно использовал так называемую числовую мистику. Что и неудивительно, поскольку Скалигер сначала был добрым другом и сотрудником Мишеля Нострадамуса, вместе с коим и решал" не имеющие решения задачи вроде пресловутой квадратуры круга". И лишь впоследствии, когда к ним обоим проявила интерес инквизиция, Скалигер в торопливых попытках реабилитироваться занялся богоугодным делом, сиречь созданием хронологии.
     Еще великий поэт Петрарка разоблачил иные труды, считавшиеся античными. В XVI столетии испанский ученый впервые выдвинул обоснованную теорию о том, что античность и даже раннее Средневековье, собственно говоря, придуманы в эпоху Возрождения, что масса документов была отброшена в далекое прошлое, и историческая ошибка, однажды возникнув, лишь укреплялась с течением времени.
     Подложность трудов Тацита (чуть ли не единственного источника по истории Древнего Рима) доказывали в разное время Вольтер, Лэнге и Ошар во Франции, Моммзен, Штар, "Леман, Сивере и Шиллер в Германии, Росс и Меривал в Англии. В России критически относились к исторической достоверности Тацита не только А. Амфитеатров и В. Драгоманов, но и А.С. Пушкин.
     Во второй половине XIX в, немецкие ученые, представители так называемого гиперкритицизма, пытались почистить" европейскую историю от наиболее легендарных эпизодов и личностей, но успеха не имели еще и оттого, что французы, например, усмотрели в этом покушение проклятых бошей" на славную французскую историю, пусть не подкрепленную документами, но романтическую и оттого великую, черт возьми!
     Только в начале XX века научный мир уговорился" считать отца истории" Геродота именно историком, а не древним беллетристом. До этого времени существовало мощное направление, весьма обоснованно полагавшее Геродота не более чем талантливым сказочником...
     Выдающийся ученый Н.А. Морозов, автор капитального восьмитомного труда Христос", внес свежую струю, доказывая, что описания астрономических явлений, рассыпанные в античной" литературе, при вдумчивом их изучении оказываются принадлежащими временам, стоящим к нам гораздо ближе, порой - Средневековью. По меткому замечанию одного из его сторонников, труды Морозова были отвергнуты, но не опровергнуты". Точно такая же судьба ждала книги американского исследователя И. Великовского. С ним не спорили. Он попросту был объявлен сумасшедшим, хотя некоторые положения, выдвинутые Великовским в 50-е годы нашего века, получили подтверждение после полетов американских космических аппаратов...
     Весьма небезынтересны, хотя во многом и уязвимы, книги московских математиков Носовского и Фоменко, четырехтомный труд отечественных исследователей Валянского и Калюжного. Уже в последние годы группа немецких историков из мюнхенского университета выдвинула версию, что Карл Великий - не более чем обобщенный, сказочный персонаж, нечто вроде былинного князя Владимира Красно Солнышко. И выдвигает в поддержку своей версии достаточно серьезные аргументы. Более того, даже некоторые геологи в последнее время выступили с еретическими теориями, согласно которым возраст Земли гораздо моложе, нежели было установлено в XVIII столетии чисто эмпирически..." Собственно, этот свой подход к истории А.А. Бушков аргументирование представил в книге "Россия, которой не было" в главе под названием "Об истории, историках и фактах":
     "Известный английский историк и философ Р.Дж. Коллингвуд оставил интереснейшую работу как раз по интересующему нас вопросу: как оценить степень достоверности тех или иных исторических фактов?
     Коллингвуд писал: Критерием истины, оправдывающим его (историка) утверждения, никогда не служит тот факт, что их содержание было дано ему источником". Считая, что, кроме механического восприятия запечатленных древним хронистом фактов, историк должен еще учитывать достоверность" в качестве пробного камня, с помощью которого мы решаем, являются ли эти факты истинными, Коллингвуд приводит пример: Светоний говорит мне, что Нерон одно время намеревался убрать римские легионы из Британии. Я отвергаю это свидетельство Светония не потому, что какой-нибудь более совершенный источник противоречит ему, ибо, конечно, у меня нет таких источников. Я отвергаю его, ибо, реконструируя политику Нерона по сочинениям Тацита, Я НЕ МОГУ СЧИТАТЬ, что Светоний прав.., я могу включить то, о чем поведал Тацит, в собственную связную и цельную картину событий и не могу этого сделать с рассказами Светония".
     Проще говоря, любой вдумчивый исследователь имеет право на построение собственной версии - при условии, что она не противоречит логике, здравому смыслу, тому, что нам в общих чертах известно о данной эпохе. Скажем, можно с большой степенью вероятности утверждать: человек, исповедующий христианство, никогда не прикажет казнить другого человека за отказ поклониться языческим богам. Однако в повествованиях о злых татаровьях" мы еще столкнемся с этим парадоксом: христианин-хан из Золотой Орды вдруг велит казнить русского князя-христианина за отказ поклониться языческому кумиру...
     Выводов здесь может быть только два: либо летописец напутал и хан - вовсе не христианин, либо эта история - выдумка...
     Но не будем забегать вперед, вернемся к Коллингвуду.
     ...любой источник может быть испорчен: этот автор предубежден, тот получил ложную информацию, эта надпись неверно прочтена плохим специалистом по эпиграфике, этот черепок смещен из своего временного слоя неопытным археологом, а тот - невинным кроликом. Критически мыслящий историк должен выявить и исправить все подобные искажения. И делает он это, только решая для себя, является ли картина прошлого, создаваемая на основе данного свидетельства, связной и непрерывной картиной, имеющей исторический смысл".
     В самом деле, мы порой с излишним почтением относимся к полуистлевшим летописям, забывая, что писали их люди. Обуреваемые всеми человеческими страстями - от желания написать лишнюю, высосанную из пальца гадость про нелюбимого боярина до умышленного искажения истины по приказу своего князя, с которым не больно-то и поспоришь. Предубеждения и ложная информация... Любопытно, что на родине Коллингвуда, в Англии, во время Первой мировой войны родился любопытный миф о полках регулярной русской армии, которые, высадившись где-то на севере Британии, походным маршем прошли к Ла-Маншу, спеша помочь союзникам, после чего переправились во Францию и ринулись в бой с проклятыми бошами".
     Никогда ничего подобного не было. Русские части попадали во Францию морем, без захода в Англию. И тем не менее британские писатели и журналисты не единожды сталкивались с очевидцами", своими глазами зрившими, как шагали с бодрой незнакомой песней русские усачи-союзники...
     А погибни в каком-нибудь катаклизме правдивые документы? И попади запись о проследовавших через Англию русских" к историку следующей цивилизации, веке в XXIII разбирающем жалкие остатки письмен предшественников? Ведь внесет в свой ученый труд - и академика, глядишь, получит...
     И наоборот. В Ипатьевской летописи, которой историки склонны доверять больше, чем некоторым другим, стоит краткая запись: В лето 6750 не бысть ничтоже" - то есть не было ничего". Меж тем лето 6750 - это 1242 год! Тот самый год, когда Александр Невский разбил на Чудском озере псов-рыцарей! Представьте, что из всех русских хроник до нас дошла бы одна, Ипатьевская... То-то.
     Вновь слово Коллингвуду: Мы уже знаем, чем не является свидетельство. Оно - не готовое историческое знание, которое должен поглотить и низвергнуть обратно ум историка. Свидетельством является все, что историк может использовать