ый  ремонт  и  --  это  уже  было  совсем
неожиданным  --  сумел  пополнить  экипаж.  Дело  в  том,  что  сюда  пришел
французский  фрегат, который прибыл в Макао на следующий день после отплытия
оттуда "Буссоли" и "Астролябии".
     Собственно  говоря,  в Макао пришли два французских фрегата, и один  из
них,  "Ле Субтиль", был послан командующим  отрядом адмиралом  д'Антркасто к
Лаперузу. По договоренности с командиром Лаперуз забрал себе двух офицеров и
восемь матросов.
     Д'Антркасто. Запомним это имя. Оно нам еще встретится.
     Из Манилы экспедиция направилась к берегам Сахалина и Камчатки.
     19. "Вышеименитая великая река Амур гористая и лесистая и в окиян впала
одним своим устьем, и против  того устья есть остров великий, а живут на том
острове  многие  иноземцы", --  писал  в  1678 году  русский  посол  Николай
Спафарий.  Собственно говоря, Спафарий лишь подтвердил то, что было известно
еще  со времен путешествия Пояркова, который  вместе со своими людьми в 1644
году первым вышел к низовьям Амура; о существовании этого острова знали и на
Западе.  Еще  в 1692 году в Амстердаме была  издана книга  географа Битсена,
который одно время жил в Москве.  В  ней  Битсен сообщил об острове, лежащем
против устья Амура.
     Но никто из западных географов толком не  представлял себе конфигурацию
этого  острова. И было  неизвестно, отделяется  ли он проливом от  японского
острова Иессо.
     Лаперуз  пристает  к сахалинскому берегу.  Ему  удается найти несколько
местных жителей. Они очень  понятливы и гостеприимны. Один из них, бородатый
старик  в  синей нанковой  куртке,  чертит  на  песке  остроконечной  палкой
извилистую береговую линию.
     Напротив нее, оставляя проход, он рисует остров, длинный и  вытянутый к
югу.  Чтобы не было  никаких сомнений,  он показывает пальцем на изображение
острова, а потом  обводит рукой горизонт  и указывает  на землю. Но Лаперуза
интересует, широк ли пролив. Вперед выступает  еще один житель, помоложе. Он
берет у стоящего рядом художника экспедиции лист  бумаги и карандаш и быстро
набрасывает  такой же чертеж, как  и старик, но добавляет  на противолежащем
берегу  реку  Амур,  устье  которой  он  помещает  немного  пониже  северной
оконечности  острова.  Знаками  он  показывает,  что  корабли  пройдут  этим
проливом.
     У южной  оконечности  Сахалина, очевидно,  тоже есть пролив,  во всяком
случае  свой  остров  он  отделяет  на  юге  от  какого-то  другого  острова
(вероятно, Иессо, догадывается Лаперуз) еще одним проливом.
     Французские   моряки  благодарят,  одаряют  своих  гидов   подарками  и
возвращаются на корабли. Они  поднимаются на  север  вдоль  западных берегов
Сахалина, открывают  несколько удобных  бухт, в том числе и бухту  Эстена, и
наносят на карту сахалинский берег, хотя и не совсем точно.
     ...Примерно  на \Grad{50} северной  широты  пролив начинает суживаться.
Лаперуз следит  за  лотом:  глубина  все уменьшается.  Как быть? Пройдут  ли
корабли? Дно все повышается. Двенадцать саженей, десять, девять... Видимость
скверная. Он бросает якорь и  отправляет  вперед две шлюпки. Те продвигаются
на шесть лье к северу, глубина -- не больше шести саженей.
     Невозможно  рисковать:  остров,  очевидно,  почти  сращен  с материком.
Пролив, вероятно, непроходим для  больших  судов. Но ведь местные  жители на
Сахалине утверждали, что корабли пройдут. Возможно, решает Лаперуз,  то, что
годится для их пирог, недостаточно для больших судов.
     20. "Буссоль" и "Астролябия" разворачиваются и идут на юг: море бушует,
на "Буссоли" серьезно ранены три  матроса, они пострадали при подъеме якоря.
За две недели до этого два человека умерли от дизентерии.
     К  вечеру  28  июня туман  рассеивается,  и,  кажется,  вовремя.  Перед
французскими моряками открывается великолепная бухта, нет,  целый залив.  От
океана он отгорожен четырьмя островами.
     И вновь, как и  на  всех предыдущих стоянках,  ученые тщательно изучают
природу этого  края,  описывают нравы и обычаи местного населения -- на этот
раз  орочей, отмечая  их  гостеприимство,  миролюбие, уважение к женщинам  и
старикам, собирают гербарий,  делают зарисовки. Своими наблюдениями заняты и
астрономы.
     В начале  августа "Буссоль" и "Астролябия" подходят к южной оконечности
Сахалина -- мысу  Крильон, так называл его Лаперуз. Молодой  островитянин на
Сахалине был прав: впереди в  дымке тумана  виден пролив, а за  ним остров с
одинокой горной вершиной.
     Склонившись над картами --  на многих из них Сахалин и Иессо составляют
одно  целое,  --  Лаперуз  долго размышляет,  пересматривает  свои записи  и
наконец твердым размашистым почерком заносит в дневник:
     "Остров  Сахалин  и есть остров, который  японцы называют Оку-Иессо,  а
остров Чича, отделенный от него каналом шириной двенадцать лье, а от  Японии
Сангарским  проливом,  --  остров  Иессо,  который  тянется  до  Сангарского
пролива. Курильская цель находится гораздо восточнее, она образует с Иессо и
Оку-Иессо  второе  море,  которое сообщается  с  Охотским. Попасть из  этого
второго  моря к берегам  Татарии  можно либо через  Сангарский  пролив, либо
через вновь обнаруженный пролив между Сахалином и Иессо".
     Этот пролив будет назван его именем.
     Экспедиция  продолжает свой путь.  Она  проходит Курильскую гряду между
островами "Черные  братья"  и  Симушир (проливом Буссоль).  Ветер  крепчает,
свинцовые  волны все чаще набегают на корабли. Из-за тумана приходится время
от времени звонить в корабельный колокол: корабли не видят друг друга.
     6 сентября 1787 года, через два  года после выхода из Бреста, "Буссоль"
и "Астролябия" входят в Авачинскую губу.
     21.  Петропавловск-Камчатский  в те  годы  представлял  собой небольшую
деревушку. Слева вход  в бухту  прикрывал гористый полуостров. Посередине --
коса Кошка, самой природой сооруженный волнолом.
     За  двенадцать  лет до Лаперуза  Петропавловск посетил Кук, совершавший
свое третье,  и  последнее, путешествие. В своих записках он посвятил немало
прочувствованных   слов  и  самой   гавани,  "которая  может  вместить  весь
английский и французский флот", и населению Петропавловска.
     Прием, оказанный Лаперузу, превзошел  все его  ожидания. "Я  уверен, --
писал он  в своем дневнике,  -- что нигде и никогда не было оказано большего
гостеприимства, чем нам".
     Французские  моряки  в   центре  внимания.  Их  поздравляют  с  удачным
плаванием, им помогают пополнить запасы  воды и дров, снабжают рыбой, дают в
честь  их  прибытия бал.  После  почти  беспрерывного  стопятидесятидневного
плавания наконец у них  под ногами прочная земля.  После промозглой сырости,
от которой  не спасали ни теплая одежда, ни жаровни, после качки  и  бешеных
порывов ветра неожиданная тишь, ясное голубое небо, солнце.
     В   Петропавловске  участники  экспедиции   получили  доставленные   из
Петербурга письма с родины. Лаперуз вскрывает пакет с официальными печатями.
Это от  морского  министра:  "Имею честь сообщить, что  Вам присвоено звание
командира эскадры". Гремят пушки: русские артиллеристы салютуют французскому
адмиралу. Лаперуз доволен  и растроган. "Я  буду помнить об этом всю жизнь",
-- запишет он в своем дневнике.
     По просьбе французских моряков им показывают могилу де ла Круаера -- их
соотечественника   и  русского  академика,  географа,  астронома,  участника
экспедиции  Беринга.  Лаперуз укрепляет на ней  медную  дощечку с эпитафией:
"Граф Лаперуз, командир фрегатов ``Буссоль'' и ``Астролябия'', назвал в 1786
году один из открытых им островов в честь покойного островом Круаер".
     Но   начинается  похолодание:   окрестные  поля,   которые  к   приходу
французских кораблей были еще зелеными, желтеют.
     30  сентября,  хорошо  отдохнув,  французские   моряки  отправляются  в
дальнейшее  плавание. "Наши корабли, -- писал  из  Петропавловска капитан де
Лангль, -- в хорошем состоянии, запасы продуктов в сохранности, наши экипажи
здоровы".
     Гремит  салют петропавловских орудий.  С  кораблей  доносится  ответный
салют.  У  причалов  собрались  все  жители  города.  Среди  них  и  молодой
Бартоломей Лессепс. Завтра  он тоже отправится  в путь, без малого год будет
добираться через бескрайние русские просторы до Петербурга и  еще через  год
привезет  в Париж дневник Лаперуза  и часть коллекций экспедиции.  Сейчас он
приветливо машет шляпой:  "До встречи на родине, друзья, до встречи". Ни он,
ни отъезжающие не знают, что встречи не будет.  Бартоломей Лессепс останется
единственным (если не считать  академика Монжа, высадившегося из-за  морской
болезни  еще  в  Тенерифе)  участником  экспедиции  Лаперуза, вернувшимся  в
Европу.
     Через сто лет  на склонах одной из петропавловских сопок, неподалеку от
места  высадки  французских  моряков,  был  установлен памятник  --  простой
железный крест. Прикрепленная  к нему табличка  напоминает о том, что в 1787
году здесь побывал Лаперуз.
     21. Два месяца спустя после отплытия из Петропавловска корабли Лаперуза
подходят к острову Маула (нынешнее название -- Мануа)  -- одному из островов
Самоа.  Они  бросают  якорь  в  миле  от  берега:  ближе  подойти  опасно --
коралловые рифы.  Им  навстречу устремляется  множество  пирог,  нагруженных
свиньями,  кокосовыми  орехами,  фруктами.  Это очень  кстати: еще в  начале
ноября, вскоре  после того как экспедиция в третий раз пересекла экватор, на
кораблях кончились свежие припасы.
     Но  стоянка выбрана не слишком  удачно.  Всю  ночь  суда раскачивает на
волнах, будто они находятся в открытом море.  Утром Лаперуз и де Лангль едут
на остров:  может быть,  удастся провести корабли  в одну из  многочисленных
бухт, разбросанных на берегу?
     Плодоносная  земля,  мягкий, теплый  климат, чистые,  прозрачные ручьи.
Жители настроены как будто  вполне миролюбиво. Внезапно Лаперуз слышит крик:
один из  островитян  пробрался  на  шлюпку,  на которой приехали французские
офицеры,  и,  схватив  лежавший  там  деревянный  молоток, пытается  удрать!
Завязывается потасовка.  К шлюпке начинают сбегаться  местные жители. И  тут
Лаперуз совершает промах: он приказывает четырем матросам выбросить буяна за
борт.  Четыре  против одного!  Невелика  победа.  Вдобавок, чтобы  отпугнуть
островитян, он приказывает застрелить трех  только  что  купленных  голубей.
Опять  промашка.  Островитяне  понимают  это  по-своему:  оружие  пришельцев
пригодно  только  для охоты  на птиц. Но пока событие локализовано.  Матросы
набирают свежей воды. К "Буссоли" и  "Астролябии" вновь подплывают пироги со
всякой живностью и снедью.
     Лаперуз  решает  не  задерживаться, тем более  что матросы  уже  успели
немного запастись водой и на корабли погружено около пятисот свиней.
     Но де  Лангль не  согласен.  Впервые  за время плавания  между друзьями
начинается спор. По мнению капитана  "Астролябии", нужно набрать свежую воду
во  все  бочки.  Ярый  последователь Кука,  он придерживается  точки  зрения
английского мореплавателя: свежая вода -- одно из лучших средств от цинги, а
у него на  корабле  несколько  человек с ясными признаками  этой болезни. Он
просит Лаперуза отложить отъезд, с тем чтобы завтра с утра набрать еще воды.
Ему удалось найти прелестную бухту, в которую впадает большой ручей, все это
займет совсем немного времени.
     Лаперуз колеблется, но  в конце  концов аргументы де Лангля кажутся ему
убедительными.  И  он соглашается. Обстоятельства, однако, складываются так,
что доставку воды откладывают еще на один день.
     11  декабря несколько  шлюпок  с "Буссоли" и  "Астролябии" подплывают к
найденной де  Ланглем  бухте.  Всего в экспедиции приняли участие шестьдесят
один человек. Они вооружены.  Лавируя между рифами, шлюпки легко скользят по
волнам. Все идет хорошо, очень  хорошо. Но,  проникнув в бухту, де Лангль, к
своему  удивлению, видит, что почти вся вода  ушла: отлив. Вернуться,  ждать
прилива? Жаль  времени.  Чуть  ли  не  волоком  моряки подтаскивают шлюпки к
берегу и принимаются за работу.
     Между  тем вокруг них собирается большая толпа, и воины  все прибывают.
По  приказанию   де   Лангля   солдаты  морской  пехоты  и   часть  матросов
выстраиваются в два  ряда, оставляя узкий коридор для тех, кто набирает воду
из  ручья. Но островитяне кольцом окружают этот живой коридор. В одном месте
начинается потасовка, правда ненадолго.
     Тем  временем в бухту одна за другой входят несколько  туземных  пирог:
плоскодонные, они легко держатся на воде, загораживая выход в море, и на них
много воинов.  Свистят в  воздухе  первые камни,  стрелы.  "Не  стрелять, --
кричит де Лангль,  -- не стрелять без приказания". Но где там!  Матросы дают
залп.  Большой  камень  попадает  в   Лангля.  Капитан  "Астролябии"  теряет
равновесие и падает  в море. Его добивают камнями и  ударами  дубинок. Залп,
еще залп. Туземцы отвечают градом  камней и стрел. На шлюпках многие ранены,
есть и убитые: физик Ламанон, лейтенант Тален, несколько матросов.
     На кораблях не видят  всех этих событий, не  слышат выстрелов:  слишком
большое расстояние, да  к тому же  вокруг настоящая  ярмарка.  Сотни пирог и
плотов окружили суда.
     И вот наконец вырвавшиеся из бухты шлюпки подходят к "Буссоли". Один из
офицеров  --  у него  сломана  рука  --  рассказывает Лаперузу  о  том,  что
произошло. Узнав о несчастье, пушкари "Буссоли"  подбегают к  своим орудиям.
Еще минута --  и  огненный  шквал  сметет лодки островитян,  погубит  тысячи
невинных  людей.  Этого Лаперуз  не может  допустить.  "Назад,  -- кричит он
матросам,  -- не  стрелять!" Не стрелять? Но  ведь на  палубе лежат двадцать
тяжело  раненных товарищей, двенадцать убитых  остались в бухте.  Лаперуз не
меняет  своего  решения:  он  не хочет  мстить.  Он ограничивается  тем, что
холостыми выстрелами отгоняет лодки от кораблей.
     Высадить  десант  на берег он  не  в  состоянии: не  хватает  шлюпок, а
подойти непосредственно к берегу  невозможно из-за кораллового пояса  рифов.
Волей-неволей приходится оставить тела погибших непохороненными.
     Два  дня спустя  корабли  снимаются  с  якоря и уходят  дальше, на  юг.
Плавание продолжается. Оно продолжается, несмотря ни на что.
     23. В середине января  корабли Лаперуза проходят около острова Норфолк.
Еще десять дней -- и вот она, долгожданная Австралия.
     Утром   26  января   "Буссоль",  а   за  ней  "Астролябия"  пристают  к
австралийскому берегу. В Ботанической бухте -- несколько английских судов, в
том числе и фрегат  "Сириус". Англичане прибыли сюда для организации колонии
-- это будущий Порт-Джексон (Сидней).
     Французские корабли нуждаются в ремонте, моряки -- в отдыхе.
     Примерно  два месяца  "Буссоль"  и "Астролябия" проводят в Ботанической
бухте. Не позже 15 марта они отправились в дальнейший путь.
     Где-то  к середине 1789  года экспедиция  должна была  возвратиться  на
родину.
     24. 22  января  1791  года. В церкви  святого Людовика  в Париже  полно
народу.  Решительные взгляды, энергичные лица. Почти все в черной,  скромной
одежде. Но  алтаря нет,  и  эти  люди  собрались сюда  не  для  того,  чтобы
молиться. Во Франции революция,  здесь  заседает  Национальное  собрание  --
высшее законодательное учреждение страны.
     Председательствующий  Мирабо   объявляет,  что  на   имя  Национального
собрания  поступило   письмо  от   Академии  наук  и  Французского  общества
естественной истории.  В  нем просьба послать корабль  на  поиски экспедиции
Лаперуза. Все  сроки ее возвращения на родину уже прошли, нужно  предпринять
реальные меры, чтобы постараться отыскать пропавших. И Национальное собрание
под аплодисменты многочисленных  зрителей принимает решение:  просить короля
(ведь  Франция еще пока конституционная  монархия и исполнительная власть  в
руках монарха) отправить  два  хорошо оборудованных  и  снаряженных фрегата,
обеспеченных всем необходимым  для дальнейшего плавания, на поиски пропавшей
экспедиции. Впрочем, они должны заняться и научными исследованиями.
     В  июне  Национальное собрание  единогласно  предоставляет  необходимые
средства --  один  миллион ливров. Одновременно оно устанавливает премию; ее
получит  тот,  кто  обнаружит корабли  Лаперуза или  по крайней  мере сможет
предоставить   в  распоряжение   французского  правительства  подтверждаемые
фактами сведения о судьбе экспедиции.
     Принимается еще одно решение: продолжать считать на службе всех моряков
"Буссоли" и "Астролябии". Жалованье выплачивать семьям.
     25.  Сентябрь  1791  года.  Два  фрегата  под  командованием   адмирала
д'Антркасто -- того самого  д'Антркасто, который четыре года  назад лишь  на
один день разминулся с экспедицией Лаперуза в Макао, -- выходят из Брестской
гавани. Один из них называется "Поиск", другой -- "Надежда".
     Восемнадцать месяцев подряд корабли кружат  в южных широтах, в основном
придерживаясь  предполагаемого  маршрута экспедиции Лаперуза,  но  не  могут
обнаружить ни  малейших ее следов. Впрочем, в конце апреля 1793 года,  когда
эскадра находилась в Новой Каледонии, к борту адмиральского корабля подходит
пирога. У нее треугольный  парус, и она напоминает те, что в ходу у  жителей
Новой Каледонии,  но  одновременно чем-то  и отличается от  них. К тому же у
тех, кто  прибыл в  пироге, необычный  цвет  кожи: не  черный, как у жителей
Новой Каледонии, а скорее медный. И волосы у них не такие густые.
     Натуралисту  Бийардеру все это бросается  в  глаза. Он знает всего лишь
несколько  десятков  слов  на  языке  маори,  но  небогатого  запаса  вполне
достаточно,  чтобы  понять: аборигены  прибыли с  острова,  находящегося  на
расстоянии  одного  дня, если  идти  под  парусами. Называется остров  Аувса
(вероятно, современный Увса, самый северный в группе островов Согласия).
     В  разговоре  выясняется  и  еще   одно  любопытное  обстоятельство  --
островитяне  знакомы с  железом.  Но  следовательно, они видели  европейцев!
Каких же? Кук во всяком случае на островке никогда не был.
     Обращает внимание Бийардер и на такую деталь: в пироге явно европейской
работы доска!
     "Откуда она  у вас?"  -- спрашивает  ученый.  Но  ответа  не  получает.
Островитяне отплывают от корабля, и вскоре их лодка исчезает на горизонте.
     Бийардер заносит рассказ о всем происшедшем в дневник.
     Запись забывается.
     А  три  недели спустя,  19 мая 1793 года,  в 6 часов  утра, на  пути  к
островам  Санта-Крус,  справа  по  борту,  с  кораблей д'Антркасто  замечают
маленький  остров.  "Этот остров,  -- запишет  в своем дневнике адмирал, - -
расположен чуть западнее открытых Картеретом островов, на 32-м градусе южной
широты". В  вахтенном  журнале  было  добавлено: "Примерные  его координаты:
около   \Grad{11}\Sec{40}  южной  широты   и  \Grad{164}\Sec{25}   восточной
долготы".
     Море  было  бурным,  ветер  неблагоприятным,  обстановка  на   кораблях
неблагополучная,  болен и сам д'Антркасто. Корабли прошли  мимо острова.  Но
название ему адмирал дал: "Поиск".
     Какая ирония  судьбы! Подойди он к острову, он  мог  бы прекратить свой
поиск. Но об этом никто на кораблях не догадывается. И вообще все это станет
ясным лишь несколько десятилетий спустя.
     Пока же корабли продолжают поход, они идут к острову Ява.
     Умирает д'Антркасто. Теперь экспедицию возглавляют его помощник Орибо и
капитан Россель.
     В Сурабайе французских моряков ждет сюрприз: их интернируют. Ко времени
прихода   кораблей  на   Яву   революционная  Франция,   отражавшая   натиск
интервенционистских   войск,   вступила   в  войну  с  Голландией.  Впрочем,
голландские власти  на Яве лишь выполнили  просьбу Орибо.  Реакционер и ярый
монархист,  он  смертельно  испугался  возникших  на  кораблях  политических
распрей: моряки узнали о провозглашении Франции республикой и о казни короля
Людовика XVI.
     Французская Республика оценила этот шаг Орибо как прямое пред