сотрясаясь,  как бы отталкивала  его от себя.  Оно
отступало: на  песке  лежало много  морских  животных. С другой стороны  (со
стороны  Везувия. --  \textit{А.  В.}) в  черной, страшной  туче  там и  сям
вспыхивали  и перебегали  огненные  зигзаги,  и она  раскалывалась  длинными
полосами  пламени,  похожими  на  молнии,  но  большими...  Туча  эта  стала
опускаться на  землю, покрыла море, опоясала Капреи (остров Капри)  и скрыла
их... Стал падать пепел, пока еще  редкий; оглянувшись, я увидел, как на нас
надвигается густой мрак -- не такой,  как в безлунную  или облачную ночь,  а
такой, какой бывает в закрытом помещении,  когда огни  потушены. Слышны были
женские вопли, детский писк и крики мужчин: одни звали  родителей, другие --
детей, третьи  --  жен или  мужей, силясь узнать их по раздававшимся  зовам;
одни оплакивали свою гибель, другие -- гибель своих; некоторые в ужасе перед
смертью молили о смерти... Чуть-чуть посветлело; это был, однако, не дневной
свет, к нам  приближался огонь. Он остановился вдали; вновь настали потемки;
пепел посыпался тяжелым дождем. Мы все время вставали, стряхивали его, иначе
нас раздавило бы под его тяжестью..."
     Катастрофа была неслыханной.
     Долгие годы из  поколения в поколение передавались страшные подробности
трагической гибели цветущих городов.
     Потом все забылось.
     2. На средневековых картах можно было, однако, увидеть оба этих города.
Объяснялось  это просто: картографы пользовались устаревшими картами Римской
империи.
     Городов  не  было  уже  давно.  В  этом  ничего  не   стоило  убедиться
собственными глазами.
     Письма упомянутого нами очевидца,  знаменитого ученого Плиния  Младшего
сохранились.  Опубликованные во  времена Возрождения, они напомнили  людям о
судьбе Геркуланума и Помпеи.
     Тем  не  менее  никто  не изъявил желания  заняться  поисками  погибших
городов.
     Означало  ли это, что сбывается меланхолическое  пророчество еще одного
современника,  римского поэта Стация:  "Поверят ли грядущие поколения, когда
эта пустыня вновь зазеленеет, что под ней скрываются города и люди?"
     Она действительно зазеленела. И на почве, образовавшейся из смеси пепла
и  вулканического  шлака,  давным-давно  стояли  поверх умерщвленных городов
дома.
     Так во всяком  случае обстояло дело в Геркулануме. Там, где  находились
некогда Помпеи, поселения не было.
     3. Между тем Везувий, который примерно раз в столетие напоминал людям о
том,  что он вовсе  не мертвый вулкан, в 1631 году вновь проявил беспокойную
активность.  Утром 16 декабря из  его  чрева взметнулся ввысь огромный столб
дыма, послышались громовые раскаты. А дальше все пошло почти так же, как и в
тот злосчастный день,  когда погибли Геркуланум, Помпеи и Стабия. Взлетали в
воздух, словно шрапнель из жерла невиданной мощи пушки, маленькие, величиной
от  горошины  до  грецкого ореха, и  побольше, с добрый кулак, вулканические
бомбы, стлался по  земле зловещий  черный  пепел,  мчались со склона вулкана
грязевые потоки.
     У  Везувия даже  сорвало макушку, что  с удивлением  увидели охваченные
ужасом местные жители.
     Потери  и убытки  были,  пожалуй, еще более  тяжелыми,  чем  в 79 году.
Погибло  около четырех  тысяч  людей. Наводнение и лава  разрушили множество
деревушек,  главным образом к  востоку и  западу  от вулкана.  На  девяносто
километров  в  окружности  разлетелись камни,  выброшенные силой  взрыва.  В
Неаполе пепел покрыл город слоем толщиной тридцать сантиметров.
     Деревушке,  находившейся   на   месте  Геркуланума,  повезло:  хотя  ее
окрестности  и  оказались погребенными  под  лавовым  потоком толщиной  пять
метров, сама она не погибла.  А холм, под которым были  скрыты руины Помпеи,
лава вообще обошла, точнее сказать, обтекла.
     Вторично заставить закаменеть жизнь здесь Везувию не было дано.
     И  это, быть может, в конце концов несколько упростило розыски погибших
городов.
     4.  Еще  за  тридцать  девять лет  до  этого извержения,  в  1592 году,
губернатор Кампании граф Муциус Туттавила решил  построить водопровод, чтобы
подвести  воды  Сарна  к  городку Торре-Аннунциато,  жители  которого  давно
жаловались  на сушь. Туттавила  обратился к знаменитому римскому архитектору
Доменико Фонтана, и тот составил проект.
     По мысли Фонтана, канал (а  он собирался вести его напрямую) должен был
среди  прочих пересечь и холм,  давно известный  местным жителям  под именем
Чивита. Никто против этого не возражал, и архитектор приступил к делу.
     Под холмом  Чивита и  были скрыты Помпеи. Но  этого  тогда не  знали. И
когда  однажды рабочие наткнулись на остатки стены, никто, в том числе и сам
Фонтана,  не  придал   ей  особого  значения,   впрочем,  как  и  монетам  с
изображением  императора  Нерона.  Найденная  мраморная  плита,  на  которой
сохранилось какое-то упоминание о Помпеях, тоже в общем прошла незамеченной:
решили, что речь идет об известном сопернике Цезаря Помпее.
     Траншею  рыли не  очень  глубокую,  а  город лежал  под  восьмиметровой
толщей. И этими находками, собственно, все и завершилось.
     5. Одним из первых, если не самым первым, кто отождествил холм Чивита с
Помпеями,  был  некто  Лука Гольстениус.  В 1637 году он посетил  Неаполь  и
прилегающую округу. Он долго  осматривал холм и в своей вышедшей годом позже
книге заявил, что Помпеи следует искать именно здесь.
     "Нет,  --  возражали  ему,  --  Чивита стоит на месте  другого городка,
Стабии, тоже чуть не полностью уничтоженного в 79 году".
     В 1689 году неподалеку от Чивиты  при рытье колодца были  найдены  кое-
какая  утварь и  камень  с надписью: "Помпеи". Но и  на этот раз решили, что
речь идет о Помпее.
     Странно? Но  так  оно  и  было. Очевидное  отнюдь не всегда  становится
общепризнанным.
     6.  Случаю было угодно, чтобы  первыми перед восхищенными взорами людей
XVIII  века предстали не Помпеи, а Геркуланум. В деревушке Резина, возникшей
на месте древнего города, в 1710 году  некий  крестьянин решил углубить свой
колодец.  Он  неспешно  орудовал  лопатой,  когда  внезапно  увидел  обломки
мраморной  плиты.  Выбрав  те,  которые показались  ему  получше, крестьянин
продал их каменотесам в Неаполе.
     Находка не осталась  незамеченной. Заинтересовавшись обломками, местный
военачальник князь Эльбеф -- он  в это время был занят отделкой своей  виллы
-- откупил  весь участок и приступил к раскопкам. Несколько дней спустя были
найдены  две  скульптуры: одна,  как  предположили, Геркулеса, а  другая  --
Клеопатры.
     Сам того не ведая, Эльбеф наткнулся на театр  в Геркулануме.  Но в этом
он  не сумел разобраться.  Зато он понял  другое: найденные сокровища  могут
помочь  ему  добиться  благорасположения  дальнего  родственника, известного
военачальника принца Евгения Савойского, возглавлявшего  в Австрии (а многие
земли Италии  в  ту  пору  находились под  властью Австрии)  Государственный
совет. И потому отправленные Эльбефом в Вену  несколько найденных скульптур,
хотя их посылка и сопровождалась письмом, в котором было немало восторженных
фраз по  поводу того,  что  скульптуры попадут  в руки  "отличного знатока и
ценителя искусств", можно совершенно спокойно рассматривать  как тривиальную
взятку.  В  конечном  итоге  выгадал от  всей  этой  истории Венский  музей.
Скульптуры  и  нынче  находятся  там,  свидетели  первых,  еще робких  начал
открытия Геркуланума.
     За  первыми успехами, однако, последовали  неудачи, в том  смысле,  что
кладов (а ведь именно это  только и интересовало Эльбефа) больше  не  стало.
Как только прекратились находки статуй и мраморных плит, а пошли все  больше
какие-то  стены  и лестницы,  Эльбеф покончил с  поиском. А некоторое  время
спустя продал свою  виллу с  собранными в  ней  древними  статуями, продал и
участок.
     Но начало все же было  положено. В октябре 1738 года по повелению Карла
IV,  короля обеих Сицилии, раскопки были продолжены: король хотел  разыскать
античные  статуи  для  своей  супруги. Взяв за  отправной  пункт все тот  же
использованный   Эльбефом  колодец,   рабочие   --  землекопы   и   солдаты,
находившиеся под командованием Рокко Алькубиерри, -- натолкнулись на остатки
бронзовых коней необычайной величины и какие- то статуи. За ними последовали
обломки  каменных плит, снова статуи. 11 декабря 1738  года  все стало ясно:
была  найдена  надпись, из которой  явствовало,  что  некий  Люций Анний Руф
оказал денежную поддержку строительству "театра Геркуланума".
     А в марте 1748  года Алькубиерри начал зондаж по соседству с Чивитой. И
сразу напал на  след.  Двенадцать его каторжников (по королевскому повелению
их использовали в качестве землекопов) работали довольно усердно  и 1 апреля
натолкнулись на какие-то руины.  Как выяснилось  позже,  Алькубиерри попал в
самый  центр  Помпеи,  очутившись  примерно  в  двухстах  метрах   от  храма
Августа...
     7. Сейчас Помпеи в основном уже давно раскопаны.  По расчищенным улицам
мертвого   города  день-деньской   бродят  толпы  туристов,  с  любопытством
взирающих на древности. Это и в самом  деле не  лишено интереса: перенестись
на двадцать с лишним веков назад, увидеть своими глазами римский город.
     Все сохранилось  неприкосновенным:  и  дома,  и виллы, и храм  Изиды, и
фрески. Жизнь в  городе замерла,  и так и  остались  на своих местах посуда,
утварь, мебель. В мастерских лежали брошенные впопыхах  орудия и изделия,  в
канцеляриях -- таблички. В одной из таверн на столе остались деньги:  прежде
чем выскочить на улицу, их оставил кто-то из посетителей...
     8. Помпеи  давно уже  стали именем  нарицательным.  Но  очень  немногие
знают, что  сравнительно  недалеко от Помпеи и  Геркуланума,  всего  лишь  в
каких-нибудь  двадцати километрах, находятся еще  одни "Помпеи",  на сей раз
захороненные на морском дне.
     9. Городок  Бая,  что располагается на  берегу Неаполитанского  залива,
чуть западнее Неаполя,  нынче  ничем особенным не  знаменит. Его приземистые
домики,  его маленький порт, его сонное  спокойствие  вряд ли могут  навести
человека,  попавшего   сюда   впервые,   на  мысль,  что  некогда  тут   был
прославленный город-курорт,  в  котором проводил  время "весь Рим",  город с
красивыми прямыми магистралями, город императорских дворцов и богатых вилл.
     "...Ничто  не сравнится со взморьем милой Баи", --  писал Гораций. И он
был  прав: здесь чудесный мягкий климат, много солнца, лес, море и  ко всему
этому еще и редкостной красоты вид на голубые воды залива.
     Римляне  умели ценить красоту.  Но не  в  меньшей  степени  они  ценили
удобства и  покой. Курорт Бая был издревле знаменит: там на берегу и  даже в
море   находилось   множество  источников  минеральной  воды,   солоноватой,
щелочной,  сернистой, содержащей  известь воды, подчас  такой горячей, что в
ней можно было сварить яйца.
     Говорили,  что  источники  эти  помогают  при  многих недугах.  Римские
патриции  и  богачи  приезжали  сюда  лечить  ревматизм,  ишиас,  подагру  и
желудочные болезни, головные боли, переломы, вывихи. И просто отдыхать.
     Так  Бая стала  модным курортом.  Сановники  воздвигали себе  виллы  не
только  на берегу,  но  даже и в  самом море --  на сваях, на молах, дома  с
колоннами, с резервуарами для воды, со спортивными залами, купальнями. Здесь
состязались в том, кто построит самый невиданный, самый оригинальный дворец.
Одним из самых богатых был дворец  Цезаря:  словно крепость возвышался он на
одном из прибрежных холмов, и прекрасный вид открывался с его террасы.
     Год  от  года  множилось  здесь  число роскошных  особняков  с  залами,
расписанными художниками, со скульптурами, обширными  дворами, с галереями и
садами; в  прохладных  тенистых  двориках журчали  фонтаны  и  радовали глаз
бассейны с экзотическими рыбками.
     Прежде  чем  украсить  тот  или  иной  дворец,  порой  целыми  месяцами
совершали  путешествия на спинах верблюдов или  в трюмах кораблей эбеновое и
красное  дерево,  бесценной работы  шелка, гобелены, равно  как  и ароматные
масла, духи, пряности.
     Со  всех  уголков Средиземноморья,  из  Греции,  Малой  Азии,  Северной
Африки, Италии доставляли лучшие сорта мрамора, драгоценные породы деревьев,
слоновую  кость,  чеканные серебряные  вазы,  статуэтки, сосуды, драгоценную
утварь, золотые и серебряные ювелирные изделия.
     Янтарь,  греческие  вазы,  египетские  благовония  --  все  было  самое
дорогое, самое роскошное, самое модное.
     Из  Нумидии привозили  цесарок,  из Франции -- соус к рыбным  блюдам  и
жареных дроздов, из Германии -- мед. Устриц поставляли местные рыбаки.
     10.  От  древней  Баи  в  нынешнем  городишке,  расположенном  в  бухте
Поццуоли, мало  что осталось: древняя Бая, --  она под  землей. Впрочем,  не
вся.  Значительная часть площади,  которую в свое время  занимал  знаменитый
курорт, ныне находится под волнами Тирренского моря.
     Рыбаки,  да и не только  рыбаки, давно уже  рассказывали  о том, что  в
ясную погоду в море видны стены, колонны и улицы. В 1930 году  этими слухами
заинтересовались  ученые.   На  дно  бухты   спустились   водолазы.   И  они
действительно   обнаружили  и  здания   и   улицы  и  подняли  наверх  много
беломраморных и бронзовых статуй.
     Работать тут было труднее. Мало того, что водолазы в те годы спускались
под  воду в  тяжелых доспехах,  больно мутной была здесь  вода: подчас  и  в
полуметре невозможно было что-либо рассмотреть.
     11.  Прошло  двадцать восемь  лет.  В  1958 году  некто Раймондо Бухер,
аквалангист  из Неаполя,  вновь  напомнил о  затонувшем  городе, опубликовав
репортаж и несколько фотографий. В принципе Бухер не  сообщил ничего нового.
И все же  его репортаж принес известную пользу: древней Баей  и  историей ее
гибели заинтересовался профессор Нино Ламболья, который восьмью годами ранее
организовал   экспедицию  по  обследованию  затонувшего  у  берегов  Лигурии
римского корабля  II  -- начала I века до  нашей эры (поднято было более 700
амфор), а теперь возглавлял экспериментальный центр подводных исследований.
     В сентябре  1959 года в воды  Поццуоли  вошел  корвет  "Дайна". С  него
временно  были  сняты   пушки  и  пулеметы,  а  их  место  заняли  воздушный
компрессор, помпы и прочее снаряжение.
     Все оказалось верным. Перед взором удивленных аквалангистов предстали и
стены  зданий,  и  колонны,  и галереи,  и  бывшие залы, и  каналы,  некогда
отводившие  воду из терм, и таверны, и мраморные и мозаичные полы, и фрески,
и обломки разнообразной и дорогой посуды, и руины храмов, и даже алтарь.
     Два тысячелетия назад здесь слышалась латинская речь, улицы и  площади,
игорные дома и  пляжи были  полны народа, в праздничных  шествиях участвовал
чуть ли не весь город.
     Теперь в давно пустых помещениях обитали лишь рыбы.
     12. ...На протяжении более полутора веков гремела слава  Баи. В августе
79  года земля пошла ходуном. С ужасом смотрели вышедшие на  улицы люди, как
над  Везувием к  заоблачным  высям  поднялся похожий на огромный кедр  столб
дыма.
     Баю миновала судьба Помпеи, Геркуланума и Стабии.  Здесь не было  ливня
из  лапили, грязевых потоков и  потоков лавы, вулканического пепла, не  было
стелющихся по-над улицами, заползающих во все щели ядовитых серных паров, не
было страшных толчков и тех трагических  сцен,  которыми изобиловала история
гибели этих городов.
     Но  в конечном итоге  Бая  тоже стала в  какой-то  мере  жертвой  этого
извержения,   точнее,  жертвой  катаклизмов,  связанных,  как  полагают,   с
тектонико-вулканологическими процессами, в силу коих и пришел  в неистовство
Везувий.
     13.  Мы не очень хорошо осведомлены о том, что именно  произошло в Бае,
тем более что все это случилось не вдруг, а растянулось на года.
     Известно,  однако,  что  вначале  море  на какое-то  время отступило от
берегов,  а  суша поднялась.  Впоследствии  начался  обратный  процесс: море
вернулось, а суша принялась медленно опускаться.
     Менялась конфигурация  берега.  Все ближе  подбиралось море к  пляжам и
площадям города, все выше поднимались волны, пока наконец воды не сомкнулись
над большей частью Баи.
     14.  Профессору  Ламболье и его помощникам удалось  составить  довольно
точный план подводного городка.
     Конечно,  многие стены здесь повреждены,  немало зданий  превратилось в
руины.  Повсюду  много ила. Его слои  покрывают драгоценные мозаичные полы в
виллах, местами даже и сами дома.
     Но  к  тщательным  раскопкам исследователи так и  не сумели приступить:
нужны большие средства. На  поверхность надо поднять десятки тысяч тонн ила,
и это тоже не просто.
     Короче, изыскания пока что приостановлены, и работы не ведутся.
     Но  быть может, когда-нибудь настанет  все-таки черед  Баи, как  в свое
время  настал  через  Геркуланума  и  Помпеи  или  как  настал черед некогда
знаменитого этрусского города и крупнейшего порта Спины.
     15.  О том,  что он некогда существовал, этот значительнейший этрусский
порт  на Адриатике (в ту пору  Рим был еще никому  не известной деревушкой),
ученые знали давно. И, судя по свидетельствам, это был действительно крупный
порт. Ведь  он  был  едва  ли не  главным портом  античной  Этрурии, мощного
государства,  которое охватывало не  только Тоскану, но  и  некоторые районы
Умбрии и весь северный Лациум -- территорию в двести километров с  севера на
юг и примерно сто пятьдесят километров с запада на  восток, между Тирренским
морем, рекой Арно и Тибром. Она была в свое время знаменита, Этрурия.
     В  противоборстве с греками,  умбрами,  лигурами,  сабинами  и  другими
племенами, населявшими нынешнюю Италию, постепенно наращивала она свою мощь.
И к середине V  века до  нашей эры разве что  только Карфаген да материковая
Греция --  страны,  лежавшие  далеко от ее границ, --  оставались  реальными
соперниками Этрурии. В периоды мира со  многими государствами  вели обширную
торговлю многочисленные и мощные этрусские города.
     В Спину товары стекались едва  ли не со всех концов тогдашнего мира:  с
Балтийского  моря  доставляли столь высокочтимый древними народами янтарь, с
Востока  --  античные  вазы,   ткани,  домашнюю   утварь,  оливковое  масло,
египетское  дерево, благовония. Тесными узами была связана Спина  с Афинами;
утверждают,  что  и  основали Спину выходцы из Греции.  Через Спину вывозила
Этрурия и вино, и хлеб, и свои знаменитые железные и бронзовые изделия.
     В древности порт  был расположен в трех  километрах от моря,  с которым
его соединял канал.
     Так было в V--IV  веках до  нашей эры.  А  потом город  постепенно стал
угасать. Песчаные  наносы и отложения ила заставили отступить море. В I веке
нашей эры  деревушка,  расположенная на  месте Спины (сам город давно исчез,
затянутый   болотами,  занесенный  илом  и  водой),  находилась  примерно  в
восемнадцати километрах от моря.
     16. Века сменялись веками, и  там, где некогда бороздили море груженные
ценными  товарами   суда,  все  больше   становилось  болот.   А  затем  тут
образовалось лагунное  озеро Валлиди-Комаккьо. Дельта По тоже не раз за  эти
столетия меняла свой рельеф.
     ...Мокрая серая пустыня: грязь,  болотные  озерца воды, кое-где заросли
тростника, низкие редкие кустики, низкое,  даже в солнечную погоду мутное от
вечных испарений небо, стелющийся по-над болотами туман -- так выглядит ныне
долина Комаккьо,  в  которой  погребен  древнейший этрусский порт.  Надо  ли
говорить, с каким вожделением уже давно взирали на эти места ученые!
     Подумать только: здесь должны находиться своего рода этрусские Помпеи!
     Но эти Помпеи надо было найти. А поди узнай, где находится  Спина, ведь
тут менялось  все: и конфигурация берега  моря, и русло  По, и  зеркало воды
озера Комаккьо, и даже высота здешних  мест  (когда-то часть этой  местности
поднималась над водами лагуны). Сейчас вся долина ниже уровня моря.