пешат и девы, не знавшие брака,
        Их на глазах у отцов унес огонь погребальный.
        Мертвых не счесть, как листьев в лесу, что в холод осенний
 310 Падают наземь с дерев, иль как птиц, что с просторов пучины,
        Сбившись в стаи, летят к берегам, когда зимняя стужа
        Гонит их за моря, в края, согретые солнцем.
        Все умоляли, чтоб их переправил первыми старец,
        Руки тянули, стремясь оказаться скорей за рекою.
 315 Лодочник мрачный с собой то одних, то других забирает,
        Иль прогоняет иных, на песок им ступить не давая.
        Молвил Сивилле Эней, смятенью теней удивляясь:
        "Дева, ответь мне, чего толпа над рекою желает?
        Души стремятся куда? Почему одни покидают
 320 Берег, меж тем как по серым волнам отплывают другие?"
        Жрица старая так отвечала кратко Энею:
        "Истинный отпрыск богов, Анхиза сын! Пред тобою
        Ширь Стигийских болот и Коцита глубокие воды.
        Ими поклявшийся бог не осмелится клятву нарушить.
 325 Эти, что жалкой толпой здесь стоят,– землей не покрыты.
        Лодочник этот – Харон; перевозит он лишь погребенных.
        На берег мрачный нельзя переплыть через шумные волны
        Прежде тенями, чем покой обретут в могиле останки.
        Здесь блуждают они и сто лет над берегом реют,–
 330 Только потом к желанной реке их вновь допускают".
        Шаг Эней задержал, погружен в глубокую думу,
        Жребий несчастных ему наполнил жалостью душу.
        Видит; меж тех, кто лишен последних почестей, грустно
        Флота ликийского вождь Оронт стоит и Левкаспид.
 335 Вместе плыли они из Трои, вместе погибли
        В день, когда ветры, напав, и корабль и мужей потопили.

                Тут же бродил Палинур, что держал лишь недавно кормило,
        Бег направляя судов, из ливийского города плывших;
        В море упал он с кормы, наблюдая ночные светила.
 340 Чуть лишь во мраке густом узнав печального друга,
        Первым к нему обратился Эней: "О, кто из всевышних
        Отнял тебя у нас, Палинур, и бросил в пучину?
        Все расскажи! Ибо только в одном Аполлон, обманул нас,
        Хоть и доселе во лжи уличен он не был ни разу:
 345 Он предрекал мне, что ты невредимо в край Авзонийский
        Через моря проплывешь. Таковы богов обещанья!"
        Но Палинур отвечал: "Правдив был Феба треножник:
        Я от руки божества не погиб в пучине глубокой.
        В воду внезапно упав, я с силой вырвал кормило,–
 350 Ибо при нем неотлучно стоял, корабль направляя,–
        И за собою увлек. Клянусь тебе морем суровым,
        Я не так за себя, как за твой корабль испугался:
        Что, если он, потеряв и кормило, и кормчего сразу,
        Справиться с натиском волн, все сильней вскипавших, не сможет?
 355 Нот свирепый меня три долгих ночи ненастных
        Гнал по безбрежным морям. На рассвете четвертого утра
        С гребня волны увидал я вдали Италии берег.
        Медленно плыл я к земле, и прибой уже не грозил мне,
        Но на меня напало с мечом, на добычу надеясь,
 360 Дикое племя, когда, отягченный мокрой одеждой,
        Стал на скалу карабкаться я, за вершину цепляясь.
        Ныне катают меня у берега ветер и волны.
        Сладостным светом дневным и небом тебя заклинаю,
        Памятью старца-отца и надеждой отрока Юла,–
 365 Мне избавление дай: отыщи Велийскую гавань,
        Тело мое схорони – ибо все ты можешь, великий,–
        Или же, если тебе всеблагая мать указала
        Путь (ибо думаю я, что не против воли всевышних
        Ты собираешься плыть по широким Стигийским болотам),
 370 Руку несчастному дай и меня переправь через волны,
        Чтобы мирный приют я обрел хотя бы по смерти".
        Так он сказал, и ему отвечала вещая жрица:
        "Как ты посмел, Палинур, нечестивой жаждой гонимый,
        Непогребенным прийти к стигийским водам суровым,
 375 Как воротиться дерзнул к реке Эвменид самовольно!
        И не надейся мольбой изменить решенья всевышних!
        Но запомни слова, что тебе я скажу в утешенье:
        Явлены будут с небес городам и народам окрестным
        Знаменья, чтобы они искупили вину и воздвигли
 380 Холм над тобой и жертвы тебе на холме приносили;
        Место же это навек Палинура имя получит".
        Девы слова изгнали печаль из скорбного сердца,
        Рад Палинур, что будет земля его именем зваться.

                Путь продолжали они и к реке подходили все ближе.
 385 Издали, с лодки своей перевозчик старый увидел,
        Как они шли меж безмолвных дерев, поспешая на берег.
        Первым окликнул он их, прокричав пришельцам сердито:
        "Ты, человек, что к нашей реке с оружьем спустился!
        Стой и скажи, зачем ты пришел! И дальше ни шагу!
 390 Место здесь только теням и ночи, сон приносящей.
        В этом стигийском челне возить живых я не вправе;
        Был я не рад, когда взял на эту лодку Алкида
        Или на берег на тот перевез Пирифоя с Тесеем,
        Хоть от богов рождены и могучи были герои.
 395 Этот схватил и связал преисподней трехглавого стража
        Прямо у царских дверей и дрожащего вывел на землю,
        Те госпожу увести из покоев Дита хотели".
        Так отвечала ему Амфризийская вещая дева:
        "Козней таких мы не строим, старик, оставь опасенья!
 400 Не для насилья наш меч обнажен; пусть чудовищный сторож
        Вечно лаем своим бескровные тени пугает,
        Пусть блюдет в чистоте Прозерпина ложе Плутона.
        Видишь: троянец Эней, благочестьем и мужеством славный,
        К теням Эреба сошел, чтобы вновь родителя встретить.
 405 Если не тронет тебя такая преданность сына,–
        Эту узнаешь ты ветвь!" И под платьем скрытую ветку
        Вынула жрица и гнев укротила в сердце Харона,
        Больше ни слова ему не сказав; и старец, любуясь
        Блеском листвы роковой, давно не виданным даром,
 410 К берегу лодку подвел вперед кормой потемневшей.
        Души умерших прогнав, что на длинных лавках сидели,
        Освободил он настил и могучего принял Энея
        В лодку. Утлый челнок застонал под тяжестью мужа,
        Много болотной воды набрал сквозь широкие щели;
 415 Но через темный поток невредимо героя и жрицу
        Бог перевез и ссадил в камышах на илистый берег.

                Лежа в пещере своей, в три глотки лаял огромный
        Цербер, и лай громовой оглашал молчаливое царство.
        Видя, как шеи у пса ощетинились змеями грозно,
 420 Сладкую тотчас ему лепешку с травою снотворной
        Бросила жрица, и он, разинув голодные пасти,
        Дар поймал на лету. На загривках змеи поникли,
        Всю пещеру заняв, разлегся Цербер огромный.
        Сторож уснул, и Эней поспешил по дороге свободной
 425 Прочь от реки, по которой никто назад не вернулся.
        Тут же у первых дверей он плач протяжный услышал:
        Горько плакали здесь младенцев души, которых
        От материнской груди на рассвете сладостной жизни
        Рок печальный унес во мрак могилы до срока.
 430 Рядом – обители тех, кто погиб от лживых наветов.
        Но без решенья суда не получат пристанища души;
        Суд возглавляет Минос: он из урны жребии тянет,
        Всех пред собраньем теней вопрошает о прожитой жизни.
        Дальше – унылый приют для тех, кто своею рукою
 435 Предал смерти себя без вины и, мир ненавидя,
        Сбросил бремя души. О, как они бы хотели
        К свету вернуться опять и терпеть труды и лишенья!
        Но не велит нерушимый закон, и держит в плену их
        Девятиструйный поток и болота унылые Стикса.
 440 Краткий пройден был путь – перед взором Энея простерлась
        Ширь бескрайних равнин, что "полями скорби" зовутся:
        Всех, кого извела любви жестокая язва,
        Прячет миртовый лес, укрывают тайные тропы,
        Ибо и смерть не избавила их от мук и тревоги.
 445 Федру увидел он здесь, и Прокриду, и с ней Эрифилу,–
        Раны зияли на ней, нанесенные сыном свирепым;
        Здесь и Эвадна была, Лаодамия и Пасифая,
        С ними бродил и Кеней, превращенный из юноши в деву,
        Ибо по смерти судьба ему прежний облик вернула.
 450 Тут же Дидона меж них, от недавней раны страдая,
        Тенью блуждала в лесу. Герой троянский поближе
        К ней подошел – и узнал в полумраке образ неясный:
        Так на небо глядит в новолунье путник, не зная,
        Виден ли месяц ему или только мнится за тучей.
 455 Слез Эней не сдержал и с любовью ласково молвил:
        "Значит, правдива была та весть, что до нас долетела?
        Бедной Дидоны уж нет, от меча ее жизнь оборвалась?
        Я ли причиною был кончины твоей? Но клянусь я
        Всеми огнями небес, всем, что в царстве подземном священно,–
 460 Я не по воле своей покинул твой берег, царица!
        Те же веленья богов, что теперь меня заставляют
        Здесь во тьме средь теней брести дорогой неторной,
        Дальше тогда погнали меня. И не мог я поверить,
        Чтобы разлука со мной принесла тебе столько страданий!
 465 Стой! От кого ты бежишь? Дай еще на тебя поглядеть мне!
        Рок в последний ведь раз говорить мне с тобой дозволяет".
        Речью такой Эней царице, гневно глядевшей,
        Душу старался смягчить и вызвать ответные слезы.
        Но отвернулась она и глаза потупила в землю,
 470 Будто не внемля ему, и стояла, в лице не меняясь,
        Твердая, словно кремень иль холодный мрамор марпесский.
        И наконец убежала стремглав, не простив, не смирившись,
        Скрылась в тенистом лесу, где по-прежнему жаркой любовью
        Муж ее первый, Сихей, на любовь отвечает царице.
 475 Долго Эней, потрясенный ее судьбою жестокой,
        Вслед уходящей смотрел, и жалостью полнилось сердце.

                Снова пустился он в путь, назначенный труд продолжая,
        Края равнины достиг, где приют воителей славных.
        Здесь повстречались ему Тидей, прославленный в битвах,
 480 Партенопей и бледная тень владыки Адраста,
        Здесь же дарданцы, по ком на земле так долго рыдали,
        Павшие в битвах; Эней застонал, когда длинной чредою
        Тевкры прошли перед ним: Полифет, посвященный Церере,
        Антенориды, Идей,– он и тут колесницею правит,
 485 Держит и тут он копье – и Медонт, и Главк с Терсилохом.
        Тени со всех сторон обступили с криком Энея,
        Мало им раз взглянуть на него: всем хочется дольше
        Рядом побыть и спросить, для чего он спустился к усопшим.
        Рати данайской вожди, Агамемнона воинов тени,
 490 Вдруг увидав, как во мраке горят героя доспехи
        В страхе дрожат перед ним: одни бросаются в бегство,–
        Так же, как раньше они к кораблям убегали; другие
        Еле слышно кричат, ибо голос нейдет из гортани.

                Вдруг Деифоб Приамид предстал перед взором Энея:
 495 Весь изувечен, лицо истерзано пыткой жестокой,
        Обе руки в крови, и оба отрезаны уха,
        Раны на месте ноздрей безобразно зияют. Несчастный
        Страшные эти следы прикрывал рукою дрожащей;
        Друга с трудом лишь узнал Эней и окликнул печально:
 500 "Славный в боях Деифоб, благородный Тевкра потомок!
        Кто решился тебе отомстить так жестоко и гнусно?
        Так над тобою кому надругаться дозволено было?
        Мне донесла молва, что в последнюю ночь ты немало
        Греков сразил и упал, изнемогший, на груду убитых.
 505 Холм над могилой пустой у прибрежий Ретейских воздвиг я,
        Трижды к манам твоим над гробницей воззвал громогласно.
        Имя твое и доспех пребывают там; но не мог я,
        Друг, увидеть тебя и землей родною засыпать".
        Молвил в ответ Деифоб: "Все, что должно, ты свято исполнил:
 510 Пред Деифобом ты чист, перед тенью убитого друга.
        Только роком моим и спартанки злодейством погублен
        Я,– такую она по себе оставила память!
        Как последнюю ночь в ликованье обманчивом все мы
        Встретили,– знаешь ты сам: слишком памятно все, что свершилось.
 515 Только лишь конь роковой на крутые склоны Пергама
        Поднят был и принес врагов и оружье во чреве,
        Тотчас она повела, как бы оргию Вакха справляя,
        Жен хороводом вокруг; выступая сама между ними
        С факелом ярким в руках, с высоты призывала данайцев.
 520 Я же, устав от забот, с отягченным дремотою взором,
        В брачный злосчастный покой ушел и забылся на ложе
        Сладким, глубоким сном, безболезненной смерти подобным.
        Славная эта жена между тем уносит оружье
        Из дому всё – даже верный мой меч, что висел в изголовье,–
 525 В дом Менелая зовет, растворяет настежь все двери.
        Думала, видно, она угодить любимому мужу,
        Тем заставив молву о былых преступленьях умолкнуть.
        Что же еще? Ворвался Эолид, подстрекатель убийства,
        Вместе с Атридом ко мне... О боги, если о мести
 530 К вам взывать не грешно – за бесчестье грекам воздайте!
        Но и ты мне ответь, тебя, живого, какие
        Бедствия к нам привели? Заблудился ль ты, в море скитаясь,
        Боги ль прислали тебя? Какая судьба тебя гонит
        В мрачный край, в унылый приют, где солнце не всходит?"

535         Долго беседа их шла; между тем на алой четверке
        Мира срединную ось миновала в эфире Аврора.
        Мог бы Эней весь отпущенный срок в разговорах растратить,
        Если б Сивилла ему не напомнила речью короткой:
        "Близится ночь, пролетают часы в бесполезных стенаньях!
 540 Две дороги, Эней, расходятся с этого места:
        Путь направо ведет к стенам великого Дита,–
        Этим путем мы в Элизий пойдем; а левой дорогой
        Злые идут на казнь, в нечестивый спускаются Тартар".
        Ей отвечал Деифоб: "Не сердись, могучая жрица,
 545 Я ухожу обратно в толпу и во мрак возвращаюсь!
        Ты, наша гордость, иди! Пусть судьба твоя будет счастливей!"
        Так он сказал и прочь отошел с напутствием этим.

                Влево Эней поглядел: там, внизу, под кручей скалистой
        Город раскинулся вширь, обведенный тройною стеною.
 550 Огненный бурный поток вкруг твердыни Тартара мчится,
        Мощной струёй флегетон увлекает гремучие камни.
        Рядом ворота стоят на столпах адамантовых прочных:
        Створы их сокрушить ни людская сила не может,
        Ни оружье богов. На железной башне высокой
 555 Днем и ночью сидит Тизифона в одежде кровавой,
        Глаз не смыкая, она стережет преддверия Дита.
        Слышится стон из-за стен и свист плетей беспощадных,
        Лязг влекомых цепей и пронзительный скрежет железа.
        Замер на месте Эней и прислушался к шуму в испуге.
 560 "Дева, скажи, каковы обличья злодейства? Какие
        Казни свершаются там? Что за гул долетает оттуда?"
        Жрица в ответ начала: "О вождь прославленный тевкров,
        Чистому боги вступать на преступный порог запрещают.
        Но Геката, отдав мне под власть Авернские рощи,
 565 Всюду водила меня и возмездья богов показала.
        Кносский судья Радамант суровой правит державой;
        Всех он казнит, заставляет он всех в преступленьях сознаться,
        Тайно содеянных там, наверху, где злодеи напрасно
        Рады тому, что придет лишь по смерти срок искупленья.
 570 Мстительным гневом полна, Тизифона с насмешкою злобной
        Хлещет виновных бичом, и подносит левой рукою
        Гнусных гадов к лицу, и свирепых сестер созывает.
        Только потом, скрежеща, на скрипучих шипах распахнутся
        Створы священных ворот. Посмотри,– ты видишь обличье
 575 Той, что на страже стоит и порог изнутри охраняет?
        Гидра огромная там, пятьдесят разинувши пастей,
        Первый чертог сторожит. В глубину уходит настолько
        Тартара темный провал, что вдвое до дна его дальше,
        Чем от земли до небес, до высот эфирных Олимпа.
 580 Там рожденных Землей титанов древнее племя
        Корчится в муках на дне, низвергнуто молнией в бездну.
        Видела там я и двух сыновей Алоэя огромных,
        Что посягнули взломать руками небесные своды,
        Тщась громовержца изгнать и лишить высокого царства.
 585 Видела, как Салмоней несет жестокую кару,–
        Тот, кто громам подражал и Юпитера молниям жгучим.
        Ездил торжественно он на четверке коней, потрясая
        Факелом ярким, у всех на глазах по столице Элиды,
        Требовал, чтобы народ ему поклонялся, как богу.
 590 То, что нельзя повторить,– грозу и грома раскаты,–
        Грохотом меди хотел и стуком копыт он подделать,
        Но всемогущий Отец из туч густых огневую
        Бросил в безумца стрелу – не дымящий факел сосновый, –
        И с колесницы низверг, и спалил его в пламенном вихре.
 595 Видеть мне было дано и Земли всеродящей питомца
        Тития: телом своим распластанным занял он девять
        Югеров; коршун ему терзает бессмертную печень
        Клювом-крючком и в утробе, для мук исцеляемой снова,
        Роется, пищи ища, и гнездится под грудью высокой,
 600 И ни на миг не дает отрастающей плоти покоя.
        Надо ль лапифов назвать, Иксиона и Пирифоя?
        Камень черный висит над тенями и держится еле,
        Будто вот-вот упадет. Золотые ложа, как в праздник,
        Застланы пышно, и пир приготовлен с роскошью царской,
 605 Яства у самого рта,– но из фурий страшнейшая тут же
        То за столом возлежит, не давая к еде прикоснуться,
        То встает и, громко крича, поднимает свой факел.
        Те, кто при жизни враждой родных преследовал братьев,
        Кто ударил отца, или был бесчестен с клиентом,
 610 Или, богатства нажив, для себя лишь берёг их и близким
        Не уделял ничего (здесь таких бессчетные толпы),
        Или убит был за то, что бесчестил брачное ложе,
        Или восстать на царя дерзнул, изменяя присяге,
        Казни здесь ждут. Но казни какой – узнать не пытайся,
 615 Не вопрошай об участи их и о видах мучений.
        Катят камни одни, у других распятое тело
        К спицам прибито колес. На скале Тесей горемычный
        Вечно будет сидеть. Повторяя одно непрестанно,
        Громко взывая к теням, возглашает Флегий злосчастный:
 620 "Не презирайте богов и учитесь блюсти справедливость!"
        Этот над родиной власть за золото продал тирану
        Или законы за мзду отменял и менял произвольно,
        Тот на дочь посягнул, осквернив ее ложе преступно,–
        Все дерзнули свершить и свершили дерзко злодейство.
 625 Если бы сто языков и столько же уст я имела,
        Если бы голос мой был из железа,– я и тогда бы
        Все преступленья назвать не могла и кары исчислить!"
        Долгий окончив рассказ, престарелая Фебова жрица
        Молвила: "Дальше ступай, заверши нелегкий свой подвиг.
 630 В путь поспешим: уж стены видны, что в циклоповых горнах
        Кованы; вижу я там под высоким сводом ворота:
        Нам возле них оставить дары велят наставленья".
        Молвила так – и они, шагая рядом во мраке,
        Быстро прошли оставшийся путь и приблизились к стенам.
 635 Там за порогом Эней окропляет свежей водою
        Тело себе и к дверям прибивает ветвь золотую.

                Сделав это и долг пред богиней умерших исполнив,
        В радостный край вступили они, где взору отрадна
        Зелень счастливых дубрав, где приют блаженный таится.
 640 Здесь над полями высок эфир, и светом багряным
        Солнце сияет свое, и свои загораются звезды.
        Тело себе упражняют одни в травянистых палестрах
        И, состязаясь, борьбу на песке золотом затевают,
        В танце бьют круговом стопой о землю другие,
 645 Песни поют, и фракийский пророк в одеянии длинном
        Мерным движениям их семизвучными вторит ладами,
        Пальцами бьет по струнам или плектром из кости слоновой.
        Здесь и старинный род потомков Тевкра прекрасных,
        Славных героев сонм, рожденных в лучшие годы:
 650 Ил, Ассарак и Дардан, основатель Трои могучей.
        Храбрый дивится Эней: вот копья воткнуты в